Стало тоскливо и одиноко. «Видимо, я сделал ошибку, что связался с доктором Шубовым. Не лучше ли было играть в домино, оглушать себя роком, листать пустые книжонки?..»
— Хотя хороших книг мало, — вдруг сказал Иосиф. — А все выдуманные истории — ничто в сравнении с подлинной жизнью.
Заместитель магистра взглянул с усмешкой. Иосиф понял, что невольно высказал вслух свои мысли.
— Наука утверждает, что здоровье человека на 45 процентов зависит от избранного образа жизни, 25 процентов приходится на состояние окружающей среды, причем эта цифра постоянно растет, 20 процентов — это наследственность, а все остальное — польза и вред медицины… Как выглядят цифры применительно к «подземному контингенту»?
— Данных нет, но я вам скажу: главное в выживаемости — природное здоровье и приспособляемость к новой роли.
— В качестве раба?
— Пожалуй.
Иосиф потерял интерес к допросу. Правда, на бесстрастном прежде лице полковника появилось новое выражение.
— У вас есть вопросы?
— Пусть пояснит о методах контроля над личным составом армии. Я слышу об этом впервые.
Заместитель магистра вздохнул.
— Пусть отметят в протоколе допроса, что я подчиняюсь насилию.
— Насилие мы еще не применяли, — нахмурился полковник. — Но я намерен использовать какое-либо из орудий, обнаруженных нами в камерах для послеоперационных больных.
— Рано или поздно все наши соперники терпят поражение, — сказал заместитель магистра. — Рано или поздно восстанавливается высшая воля…
— Молчать! — оборвал полковник. — Не то я приведу в исполнение свою угрозу! Что-то ты значил прежде, мошенник, но теперь ты ноль!.. Кстати, именно так ты сказал мне, когда я впервые попал в твои лапы. Не думай, что все, которым ты ампутировал мозги, позабыли об этом.
Негодяй втянул голову в плечи. Он был нагл, поскольку был лжив и труслив. Как только его раскусили, он превратился в жалкое ничтожество.
— Итак?
— Мы управляли «контингентом» с помощью радиопередатчиков, а также с помощью агентов.
— Можно ли сейчас отыскать этих агентов?
— Не знаю. Для них предназначены особые радиостанции, особые компьютерные программы и особые каналы связи.
— Куда стекалась информация?
— Не знаю.
— Что известно о действиях агентов в чрезвычайных обстоятельствах?
— Не знаю. Но думаю, они способны парализовать власть любых узурпаторов…
Негодяя отправили в камеру. Полковник молчал, кусая губы.
— Кем вы были прежде?
— Прежде я командовал войсками этой страны. Я был любимцем короля. Я видел опасность и мог устранить ее. Но мои противники втерлись в окружение королевы и скомпрометировали меня. Заговорщики умеют делать это тем успешней, чем честнее и талантливей человек.
Он покачал головой.
— В таком случае трон окружали ничтожества?
— Увы, с этого начинаются все перевороты… Я должен был забыть о своем прошлом. «Клиника» полностью «стирает» личность — ее опыт, чувства, страсти, привязанности… Была стерта и моя душа… Удивительно, однако — вспомнилось… Спасибо вам, повелитель. Что-то вы сделали такое, что оживило меня… Оказывается, и у меня есть прошлое, где были родина, мать и отец, семья, дети… Боже, неужели можно вернуться к естественной, настоящей жизни?..
Иосифу стало жаль этого человека. Кажется, он пробуждался от спячки. Но что значил один, когда вокруг «спали» тысячи людей?
— Возможно, ваши новые чувства объясняются тем, что осиное гнездо перестало контролировать вас… Это мы выясним. Меня беспокоят сейчас агенты, рассеянные по армии.
— Уже приняты меры… Я немного бы стоил, если бы не понимал, что все это значит… Чем более зловеща и действенна система контроля, тем проще ее обезвредить, этого не знают наши высокомерные и самонадеянные враги… Мы уже установили, что агентуру обслуживает отдельный компьютер в командном центре. Можно вывести его из строя и выловить агентов по отдельности. Но я поступил иначе…
— Вы хотите собрать агентов в одном месте?
— Именно. Задача непростая.
Зазвонил телефон. Полковник жестом попросил разрешения снять трубку.
— Слушаю… Блокирующее устройство?.. Еще часов двадцать? Нет, это не устраивает, мы не знаем, что может произойти через пять минут… Ищите новые подходы. Привлечь весь персонал электронной разведки.
Полковник положил трубку.
— Пытаясь «восстановить положение», агенты могут пойти на уничтожение подземных сооружений. Либо применить отравляющие вещества…
— Я профессионал, повелитель. Мой штаб в состоянии просчитывать варианты куда более сложных ситуаций. Все наличные силы разведки выявляют предполагаемые места подрыва или выброса отравляющих веществ. Обследуются все помещения, все вентиляционные шахты.
Запищал другой телефонный аппарат.
Выслушав сообщение, полковник сказал:
— Ну вот, нащупана первая нить… После прекращения радиопрограмм для агентов в частях появились солдаты и офицеры, испытывающие недомогание, но пытающиеся скрыть свое состояние. Все они взяты под контроль… И еще: из разных подразделений в армейскую агитационную библиотеку пробрались два солдата. Оба пытались проникнуть в книгохранилище через читальный зал…
В полночь выявились замыслы агентов противника. Оказалось, все они действовали автономно, снабженные средствами опознания друг друга в чрезвычайной обстановке. Их целью было пустить в подземные сооружения усыпляющий газ долговременного действия, после чего уничтожить «организаторов переворота». Выяснилось также, что существовал план полного разрушения подземных коммуникаций путем подрыва зарядов огромной мощности, расположенных в секретных камерах книгохранилища…
Остаток ночи Иосиф провел в мучительных раздумьях: что делать дальше?
Допустим, он выведет армию из подземелья? Будет ли она сражаться за свободу народа? Да и сам народ — как истолкует внезапное появление армии? Не спровоцирует ли это кровопролитную гражданскую войну?
В то же время никак нельзя было передоверять власти над армией.
Оставался единственный выход: самому идти на разведку, устанавливать связи с людьми.
Утром после завтрака Иосиф вызвал полковника.
— Я высоко ценю ваши выдающиеся способности и весьма сочувствую вашей личной беде, — сказал он. — Думаю, мы добьемся правды… Но для этого я должен на некоторое время покинуть вас. Извольте вывести меня на поверхность и дайте совет, как вернуться назад.
— Пока вы владеете золотым мундиром, мы примем вас через любой наблюдательный пост.
— Неужели и дальше вы будете подчиняться мундиру, а не здравому смыслу?
Полковник пожал плечами.
— Система, которая действует, всесильна. Моего понимания мало. Нужны изменения в системе.
«Может, вовсе отказаться от своих замыслов? Столько риска и такие ничтожные шансы…»
— Выполняйте приказ!..
Иосифа доставили в огромный зал, предназначенный для сосредоточения войск перед выходом на поверхность.
В одном из ворот была открыта стальная дверь. В нее вошли полковник, Иосиф, два сопровождающих офицера и — попали в пустой склад.
На минуту Иосиф замер, опьяненный свежестью воздуха, который как бы отмывал его от затхлой атмосферы подземелья. Голова кружилась, хотелось дышать и дышать — наслаждаться этим великим счастьем жизни.
Непонятное творилось и с полковником. Он вдыхал воздух, зажмурив глаза, молитвенно сложив руки…
В помещении склада гулял ветер. Окна вверху были выбиты, там, хлопая крыльями, летали голуби, светил иной свет — живой, живительный свет солнца.
— Вот граница нашей территории, — сказал полковник. — За этими стенами ходят уже полицейские патрули. Они ничего не знают о нас, мы почти ничего не знаем о них.
Один из сопровождающих офицеров, приблизившись, протянул Иосифу серую клеенчатую сумку.
— Что это?
— Обычное снаряжение агентов, которых время от времени направляла на поверхность «клиника», занимаясь какими-то своими делами. Здесь традиционный костюм жителя этих мест, десятизарядный пистолет взамен того, что вы оставили у себя в кабинете, кошелек с некоторой суммой денег и пропуск…
— Пользоваться им, однако, не советую, — добавил полковник. — Конечно, враги подняли уже на ноги свои службы, вы тотчас попадете под наблюдение. Лучше всего подкупить охрану. Одного «деруна» будет довольно. Это половина скублона.
— И все же, если не вернусь… Действуйте на свой страх и риск… Помните, вы должны народу. Нет выше долга…
Иосиф снял мундир, сунул его в сумку, положил сверху пистолет, надел штаны из темного пластика и куртку из мешковины.
— Здесь, возле двери склада, будет ежедневно дежурить наш человек. Подойдя к двери, нужно три раза стукнуть и сказать: «Пастух вернулся к овцам». Это пароль. Желаю успеха!
Козырнув, полковник повернулся и пошел прочь.
«Вот плоды дрессировки: моя судьба ему уже безразлична… Если я вовсе лишусь этого проклятого мундира, он расстреляет меня без малейшего чувства жалости».
Иосиф вышел из складского помещения.
Окутало море света. На глаза невольно навернулись слезы: «Грязно и гадко живет человек в таком прекрасном мире…»
Не сразу, но все же Иосиф узнал местность: это был край той же самой пустыни, которой он шел несколько дней назад.
Унылые песчаные холмы, пучки светлых колючек, вдали — забор и кое-как сколоченная проходная, откуда Иосиф прямиком угодил в тюрьму.
8
Иосиф шел проселочной дорогой. Вокруг была тишина и безлюдное пространство. Изредка попадались поля. Издалека они казались ровными и хорошо возделанными.
Он шел и думал о том, что за дни скитаний узнал многое о стране, но не узнал ничего такого, что помогло бы сблизиться с ее жителями. Как и в первый день, они повсюду сторонились его, общаться с ними можно было только через советников, подвизавшихся в каждом учреждении, в каждой деревне.
Люди называли свою страну Прогрессиния. Это было новое название, прежнего никто не помнил или боялся вспомнить: за прежнее название четвертовали.
Иосифа поражало, что люди как бы совершенно не обращали внимания на свою жалкую долю.
— Это понятно, — сказал ему за чаепитием сельский советник, которому он представился инспектором налогового управления, показав купленный документ. — Аборигены вымирают и перед смертью, понятно, переживают некоторое безразличие.
— Вы слишком неосторожны, коллега, — упрекнул Иосиф, — это цинизм.
— Это же между нами, — усмехнулся советник. — Не бойтесь, они уже не возродятся, они сломлены: не хотят ни свободы, ни благосостояния. И в моей деревне, например, даже не помышляют о борьбе. Я ввел такую философию: что ни случается, все к лучшему. И они утешились.
Разговор шел в сельской чайной, где чай выдавался по талонам. Иосиф подозвал человека, который мыл пол:
— Как называется народ Прогрессинии?
— Не знаю. Не интересуюсь. Слава королю, мы себя уже и за народ не считаем, преодолели предрассудки каменного века. Мы готовы слиться с любым племенем, о котором нам скажут: «Вот ваши братья…»
Сельский советник выслушал ответ с явным удовольствием.
— Спросите его насчет культуры. Это один из самых сознательных пролетариев.
Иосиф повернулся к человеку.
— А была ли прежде у вас культура?
— Прежде никакой культуры не было. Нигде не было. Культура зародилась с началом деятельности советников!
— Н-да… А вот книги, песни, сказки? Это как?
— Придумано участниками кружков художественной самодеятельности. Но после советников!
— Выдержанный член нашего потребительского кооператива, — похвалил советник. — В моем округе все — выдержанные. Ради выдержанности не пожалеют ни отца, ни матери. Большой порыв. Правда, когда напиваются, колошматят друг друга чем попало — наносят нежелательный ущерб качеству рабочей силы.
— А чего они хотят?
— Сытной еды и справедливости распорядителя работ. Это их мечта… Еще любят страдать. Я не возбраняю: ведь что-то и любить надо… Они много чего любят. Дождь любят — пьют дождевую воду. Сладкая, говорят. Кино любят. Построишь их в колонну по два и ведешь на фильм «Про невидимок». Или на этот — «Про чертей». Знают оба фильма наизусть.
— А что, у вас других фильмов не крутят?
— Зачем? Аборигенам неизвестно, что существуют другие фильмы…
Такие вот странности встречались повсюду, где побывал Иосиф.
В другой деревне сельский советник похвалился:
— Мы близки к идеалу: люди у нас заняты постоянно или производительным трудом, или написанием соображений о производительном труде. Мы даже публикуем рукописный журнал «Вестник вдохновенного труда».
— Каждый может написать что хочет?
— Нет, конечно. Только что-нибудь правильное.
— А неправильное?
— Такого автора мы направляем к психиатру, это наш человек. Он накладывает дополнительный налог и повышает его, пока автор упорствует. Таким образом все подготавливаются для демократического восприятия демократического порядка. Каждый абориген должен приучиться к мысли, что без демократии он не способен ни жить, ни дышать, ни помнить…
Иосиф выразил притворный восторг остроумным изобретением.
— Я практикую и другие существенные методы, — оживился советник. — Поощряю в населенцах разноязычие и диалекты. Тогда они чувствуют не одинаково, а различно. И конфликтуют. Очень удобно. Какие-нибудь азуги идут войной на зуганов, трезоры — на полканов… В первые годы культурной революции, когда мы не владели еще всеми руководящими должностями, мы заставляли оценивать ум в зависимости от должности. Теперь мы управляем талонами. На покупку крупы. На посещение душевой. Чуть что, грозим: «Отнимем!» Ну, они все в дрожи. Каждый хочет, чтобы ему дали талон, а это в наших руках. Отсюда непререкаемый авторитет… Стыда уже ни в ком не осталось, а где нет стыда, не бывает такой опасной ереси, как совесть. Из бессовестных же можно вить любые веревки…
— Чтобы добиться этих целей, нужен план, — Иосиф продолжал играть свою роль.
— Разумеется, — кивнул сельский советник. — Мы и действуем строго по единому плану. Не отступаем от него. Управление массами — хитрая наука… Чем больше хаоса и беспорядка, тем сильнее уповает население на защиту власти, тем предрасположеннее оно к железной диктатуре. Вы же знаете: демократия — это когда есть хороший кнут. Для жирной рыбы нужен острый маринад… Ну, а вообще идеальным было бы, если бы мы могли подключать на ночь мозги каждого аборигена к специальной аналитической сети. Представляете, машина контролирует, выдает ордеры на арест. Да это население через два поколения полностью утратит бесполезный для него разум, произойдет величайшая победа просвещения! Даже свобода плакать — все-таки свобода. А вот когда мы запретим даже это — будем бить и не позволим плакать, — тогда мы получим самый перспективный биологический материал! Тогда ты их насилуй, а они просят прощения, ты их жги, а они требуют огня посильнее, — вот оно, идеальное для нас мироустройство!..
«Неужели негодяи уже убили этот несчастный народ?..»
Иосиф знал, что не отступит, не бросит в беде людей, которые не могли уже отвечать за собственные пороки.
«Посмотрим-посмотрим», — упрямо повторял он, удивляясь, что все так пустынно вокруг.
Но вот он услыхал стук топоров: одна из пальм впереди рухнула, перегородив дорогу.
Иосиф приблизился к срубленной пальме. Там толпились уже худые, загорелые крестьяне. В поломанных стеблях мелькнули зеленые кокосовые орехи.
— Зачем же вы погубили пальму? — удивился Иосиф. — Столько плодов! Столько необходимой пищи! Да и заработки… Час назад я спросил в придорожной лавке, мне сказали, что весь урожай кокосовых орехов пошел на экспорт.
— Возможно, ты прав, — нахмурясь, ответил один из крестьян, по-видимому, старший группы. — Но у нас есть указание расчистить дорогу ради ее расширения в завтрашний день.
— Зачем же расширять дорогу, которой пока никто не пользуется?
— Ею будут пользоваться. Может быть, даже иностранные туристы, — выкрикнул какой-то мальчуган, кожа да кости, но в руке — топор.
Старший группы глянул на него строго, и тот умолк.
— Да, это правда, пока нет ни щебня, ни асфальта. Но все будет. Если приказали рубить пальмы и расширять дорогу, все будет. Не при нас, так при наших внуках… Нельзя даже допустить, чтобы от людей, называющих себя мудрыми, исходили глупые предложения…
Иосиф покачал головой, вздохнул и, поклонившись толпе, пошел дальше. Но грубый голос тотчас окликнул его.
— Эй ты, по какому праву отвлекаешь людей? Да и сам шатаешься в страдное время? Покажи-ка разрешение на передвижение!
Это был, верно, распорядитель работ, потому что при его появлении люди молча разошлись в стороны и, подняв топоры, обступили следующую пальму.
— Я спросил о том, любезный, скоро ли будут строить дорогу, если уничтожают прекрасные деревья?
Распорядитель глядел с подозрением.
— Не нашего ума дело, когда будут строить. Может, это королевская тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Хотя хороших книг мало, — вдруг сказал Иосиф. — А все выдуманные истории — ничто в сравнении с подлинной жизнью.
Заместитель магистра взглянул с усмешкой. Иосиф понял, что невольно высказал вслух свои мысли.
— Наука утверждает, что здоровье человека на 45 процентов зависит от избранного образа жизни, 25 процентов приходится на состояние окружающей среды, причем эта цифра постоянно растет, 20 процентов — это наследственность, а все остальное — польза и вред медицины… Как выглядят цифры применительно к «подземному контингенту»?
— Данных нет, но я вам скажу: главное в выживаемости — природное здоровье и приспособляемость к новой роли.
— В качестве раба?
— Пожалуй.
Иосиф потерял интерес к допросу. Правда, на бесстрастном прежде лице полковника появилось новое выражение.
— У вас есть вопросы?
— Пусть пояснит о методах контроля над личным составом армии. Я слышу об этом впервые.
Заместитель магистра вздохнул.
— Пусть отметят в протоколе допроса, что я подчиняюсь насилию.
— Насилие мы еще не применяли, — нахмурился полковник. — Но я намерен использовать какое-либо из орудий, обнаруженных нами в камерах для послеоперационных больных.
— Рано или поздно все наши соперники терпят поражение, — сказал заместитель магистра. — Рано или поздно восстанавливается высшая воля…
— Молчать! — оборвал полковник. — Не то я приведу в исполнение свою угрозу! Что-то ты значил прежде, мошенник, но теперь ты ноль!.. Кстати, именно так ты сказал мне, когда я впервые попал в твои лапы. Не думай, что все, которым ты ампутировал мозги, позабыли об этом.
Негодяй втянул голову в плечи. Он был нагл, поскольку был лжив и труслив. Как только его раскусили, он превратился в жалкое ничтожество.
— Итак?
— Мы управляли «контингентом» с помощью радиопередатчиков, а также с помощью агентов.
— Можно ли сейчас отыскать этих агентов?
— Не знаю. Для них предназначены особые радиостанции, особые компьютерные программы и особые каналы связи.
— Куда стекалась информация?
— Не знаю.
— Что известно о действиях агентов в чрезвычайных обстоятельствах?
— Не знаю. Но думаю, они способны парализовать власть любых узурпаторов…
Негодяя отправили в камеру. Полковник молчал, кусая губы.
— Кем вы были прежде?
— Прежде я командовал войсками этой страны. Я был любимцем короля. Я видел опасность и мог устранить ее. Но мои противники втерлись в окружение королевы и скомпрометировали меня. Заговорщики умеют делать это тем успешней, чем честнее и талантливей человек.
Он покачал головой.
— В таком случае трон окружали ничтожества?
— Увы, с этого начинаются все перевороты… Я должен был забыть о своем прошлом. «Клиника» полностью «стирает» личность — ее опыт, чувства, страсти, привязанности… Была стерта и моя душа… Удивительно, однако — вспомнилось… Спасибо вам, повелитель. Что-то вы сделали такое, что оживило меня… Оказывается, и у меня есть прошлое, где были родина, мать и отец, семья, дети… Боже, неужели можно вернуться к естественной, настоящей жизни?..
Иосифу стало жаль этого человека. Кажется, он пробуждался от спячки. Но что значил один, когда вокруг «спали» тысячи людей?
— Возможно, ваши новые чувства объясняются тем, что осиное гнездо перестало контролировать вас… Это мы выясним. Меня беспокоят сейчас агенты, рассеянные по армии.
— Уже приняты меры… Я немного бы стоил, если бы не понимал, что все это значит… Чем более зловеща и действенна система контроля, тем проще ее обезвредить, этого не знают наши высокомерные и самонадеянные враги… Мы уже установили, что агентуру обслуживает отдельный компьютер в командном центре. Можно вывести его из строя и выловить агентов по отдельности. Но я поступил иначе…
— Вы хотите собрать агентов в одном месте?
— Именно. Задача непростая.
Зазвонил телефон. Полковник жестом попросил разрешения снять трубку.
— Слушаю… Блокирующее устройство?.. Еще часов двадцать? Нет, это не устраивает, мы не знаем, что может произойти через пять минут… Ищите новые подходы. Привлечь весь персонал электронной разведки.
Полковник положил трубку.
— Пытаясь «восстановить положение», агенты могут пойти на уничтожение подземных сооружений. Либо применить отравляющие вещества…
— Я профессионал, повелитель. Мой штаб в состоянии просчитывать варианты куда более сложных ситуаций. Все наличные силы разведки выявляют предполагаемые места подрыва или выброса отравляющих веществ. Обследуются все помещения, все вентиляционные шахты.
Запищал другой телефонный аппарат.
Выслушав сообщение, полковник сказал:
— Ну вот, нащупана первая нить… После прекращения радиопрограмм для агентов в частях появились солдаты и офицеры, испытывающие недомогание, но пытающиеся скрыть свое состояние. Все они взяты под контроль… И еще: из разных подразделений в армейскую агитационную библиотеку пробрались два солдата. Оба пытались проникнуть в книгохранилище через читальный зал…
В полночь выявились замыслы агентов противника. Оказалось, все они действовали автономно, снабженные средствами опознания друг друга в чрезвычайной обстановке. Их целью было пустить в подземные сооружения усыпляющий газ долговременного действия, после чего уничтожить «организаторов переворота». Выяснилось также, что существовал план полного разрушения подземных коммуникаций путем подрыва зарядов огромной мощности, расположенных в секретных камерах книгохранилища…
Остаток ночи Иосиф провел в мучительных раздумьях: что делать дальше?
Допустим, он выведет армию из подземелья? Будет ли она сражаться за свободу народа? Да и сам народ — как истолкует внезапное появление армии? Не спровоцирует ли это кровопролитную гражданскую войну?
В то же время никак нельзя было передоверять власти над армией.
Оставался единственный выход: самому идти на разведку, устанавливать связи с людьми.
Утром после завтрака Иосиф вызвал полковника.
— Я высоко ценю ваши выдающиеся способности и весьма сочувствую вашей личной беде, — сказал он. — Думаю, мы добьемся правды… Но для этого я должен на некоторое время покинуть вас. Извольте вывести меня на поверхность и дайте совет, как вернуться назад.
— Пока вы владеете золотым мундиром, мы примем вас через любой наблюдательный пост.
— Неужели и дальше вы будете подчиняться мундиру, а не здравому смыслу?
Полковник пожал плечами.
— Система, которая действует, всесильна. Моего понимания мало. Нужны изменения в системе.
«Может, вовсе отказаться от своих замыслов? Столько риска и такие ничтожные шансы…»
— Выполняйте приказ!..
Иосифа доставили в огромный зал, предназначенный для сосредоточения войск перед выходом на поверхность.
В одном из ворот была открыта стальная дверь. В нее вошли полковник, Иосиф, два сопровождающих офицера и — попали в пустой склад.
На минуту Иосиф замер, опьяненный свежестью воздуха, который как бы отмывал его от затхлой атмосферы подземелья. Голова кружилась, хотелось дышать и дышать — наслаждаться этим великим счастьем жизни.
Непонятное творилось и с полковником. Он вдыхал воздух, зажмурив глаза, молитвенно сложив руки…
В помещении склада гулял ветер. Окна вверху были выбиты, там, хлопая крыльями, летали голуби, светил иной свет — живой, живительный свет солнца.
— Вот граница нашей территории, — сказал полковник. — За этими стенами ходят уже полицейские патрули. Они ничего не знают о нас, мы почти ничего не знаем о них.
Один из сопровождающих офицеров, приблизившись, протянул Иосифу серую клеенчатую сумку.
— Что это?
— Обычное снаряжение агентов, которых время от времени направляла на поверхность «клиника», занимаясь какими-то своими делами. Здесь традиционный костюм жителя этих мест, десятизарядный пистолет взамен того, что вы оставили у себя в кабинете, кошелек с некоторой суммой денег и пропуск…
— Пользоваться им, однако, не советую, — добавил полковник. — Конечно, враги подняли уже на ноги свои службы, вы тотчас попадете под наблюдение. Лучше всего подкупить охрану. Одного «деруна» будет довольно. Это половина скублона.
— И все же, если не вернусь… Действуйте на свой страх и риск… Помните, вы должны народу. Нет выше долга…
Иосиф снял мундир, сунул его в сумку, положил сверху пистолет, надел штаны из темного пластика и куртку из мешковины.
— Здесь, возле двери склада, будет ежедневно дежурить наш человек. Подойдя к двери, нужно три раза стукнуть и сказать: «Пастух вернулся к овцам». Это пароль. Желаю успеха!
Козырнув, полковник повернулся и пошел прочь.
«Вот плоды дрессировки: моя судьба ему уже безразлична… Если я вовсе лишусь этого проклятого мундира, он расстреляет меня без малейшего чувства жалости».
Иосиф вышел из складского помещения.
Окутало море света. На глаза невольно навернулись слезы: «Грязно и гадко живет человек в таком прекрасном мире…»
Не сразу, но все же Иосиф узнал местность: это был край той же самой пустыни, которой он шел несколько дней назад.
Унылые песчаные холмы, пучки светлых колючек, вдали — забор и кое-как сколоченная проходная, откуда Иосиф прямиком угодил в тюрьму.
8
Иосиф шел проселочной дорогой. Вокруг была тишина и безлюдное пространство. Изредка попадались поля. Издалека они казались ровными и хорошо возделанными.
Он шел и думал о том, что за дни скитаний узнал многое о стране, но не узнал ничего такого, что помогло бы сблизиться с ее жителями. Как и в первый день, они повсюду сторонились его, общаться с ними можно было только через советников, подвизавшихся в каждом учреждении, в каждой деревне.
Люди называли свою страну Прогрессиния. Это было новое название, прежнего никто не помнил или боялся вспомнить: за прежнее название четвертовали.
Иосифа поражало, что люди как бы совершенно не обращали внимания на свою жалкую долю.
— Это понятно, — сказал ему за чаепитием сельский советник, которому он представился инспектором налогового управления, показав купленный документ. — Аборигены вымирают и перед смертью, понятно, переживают некоторое безразличие.
— Вы слишком неосторожны, коллега, — упрекнул Иосиф, — это цинизм.
— Это же между нами, — усмехнулся советник. — Не бойтесь, они уже не возродятся, они сломлены: не хотят ни свободы, ни благосостояния. И в моей деревне, например, даже не помышляют о борьбе. Я ввел такую философию: что ни случается, все к лучшему. И они утешились.
Разговор шел в сельской чайной, где чай выдавался по талонам. Иосиф подозвал человека, который мыл пол:
— Как называется народ Прогрессинии?
— Не знаю. Не интересуюсь. Слава королю, мы себя уже и за народ не считаем, преодолели предрассудки каменного века. Мы готовы слиться с любым племенем, о котором нам скажут: «Вот ваши братья…»
Сельский советник выслушал ответ с явным удовольствием.
— Спросите его насчет культуры. Это один из самых сознательных пролетариев.
Иосиф повернулся к человеку.
— А была ли прежде у вас культура?
— Прежде никакой культуры не было. Нигде не было. Культура зародилась с началом деятельности советников!
— Н-да… А вот книги, песни, сказки? Это как?
— Придумано участниками кружков художественной самодеятельности. Но после советников!
— Выдержанный член нашего потребительского кооператива, — похвалил советник. — В моем округе все — выдержанные. Ради выдержанности не пожалеют ни отца, ни матери. Большой порыв. Правда, когда напиваются, колошматят друг друга чем попало — наносят нежелательный ущерб качеству рабочей силы.
— А чего они хотят?
— Сытной еды и справедливости распорядителя работ. Это их мечта… Еще любят страдать. Я не возбраняю: ведь что-то и любить надо… Они много чего любят. Дождь любят — пьют дождевую воду. Сладкая, говорят. Кино любят. Построишь их в колонну по два и ведешь на фильм «Про невидимок». Или на этот — «Про чертей». Знают оба фильма наизусть.
— А что, у вас других фильмов не крутят?
— Зачем? Аборигенам неизвестно, что существуют другие фильмы…
Такие вот странности встречались повсюду, где побывал Иосиф.
В другой деревне сельский советник похвалился:
— Мы близки к идеалу: люди у нас заняты постоянно или производительным трудом, или написанием соображений о производительном труде. Мы даже публикуем рукописный журнал «Вестник вдохновенного труда».
— Каждый может написать что хочет?
— Нет, конечно. Только что-нибудь правильное.
— А неправильное?
— Такого автора мы направляем к психиатру, это наш человек. Он накладывает дополнительный налог и повышает его, пока автор упорствует. Таким образом все подготавливаются для демократического восприятия демократического порядка. Каждый абориген должен приучиться к мысли, что без демократии он не способен ни жить, ни дышать, ни помнить…
Иосиф выразил притворный восторг остроумным изобретением.
— Я практикую и другие существенные методы, — оживился советник. — Поощряю в населенцах разноязычие и диалекты. Тогда они чувствуют не одинаково, а различно. И конфликтуют. Очень удобно. Какие-нибудь азуги идут войной на зуганов, трезоры — на полканов… В первые годы культурной революции, когда мы не владели еще всеми руководящими должностями, мы заставляли оценивать ум в зависимости от должности. Теперь мы управляем талонами. На покупку крупы. На посещение душевой. Чуть что, грозим: «Отнимем!» Ну, они все в дрожи. Каждый хочет, чтобы ему дали талон, а это в наших руках. Отсюда непререкаемый авторитет… Стыда уже ни в ком не осталось, а где нет стыда, не бывает такой опасной ереси, как совесть. Из бессовестных же можно вить любые веревки…
— Чтобы добиться этих целей, нужен план, — Иосиф продолжал играть свою роль.
— Разумеется, — кивнул сельский советник. — Мы и действуем строго по единому плану. Не отступаем от него. Управление массами — хитрая наука… Чем больше хаоса и беспорядка, тем сильнее уповает население на защиту власти, тем предрасположеннее оно к железной диктатуре. Вы же знаете: демократия — это когда есть хороший кнут. Для жирной рыбы нужен острый маринад… Ну, а вообще идеальным было бы, если бы мы могли подключать на ночь мозги каждого аборигена к специальной аналитической сети. Представляете, машина контролирует, выдает ордеры на арест. Да это население через два поколения полностью утратит бесполезный для него разум, произойдет величайшая победа просвещения! Даже свобода плакать — все-таки свобода. А вот когда мы запретим даже это — будем бить и не позволим плакать, — тогда мы получим самый перспективный биологический материал! Тогда ты их насилуй, а они просят прощения, ты их жги, а они требуют огня посильнее, — вот оно, идеальное для нас мироустройство!..
«Неужели негодяи уже убили этот несчастный народ?..»
Иосиф знал, что не отступит, не бросит в беде людей, которые не могли уже отвечать за собственные пороки.
«Посмотрим-посмотрим», — упрямо повторял он, удивляясь, что все так пустынно вокруг.
Но вот он услыхал стук топоров: одна из пальм впереди рухнула, перегородив дорогу.
Иосиф приблизился к срубленной пальме. Там толпились уже худые, загорелые крестьяне. В поломанных стеблях мелькнули зеленые кокосовые орехи.
— Зачем же вы погубили пальму? — удивился Иосиф. — Столько плодов! Столько необходимой пищи! Да и заработки… Час назад я спросил в придорожной лавке, мне сказали, что весь урожай кокосовых орехов пошел на экспорт.
— Возможно, ты прав, — нахмурясь, ответил один из крестьян, по-видимому, старший группы. — Но у нас есть указание расчистить дорогу ради ее расширения в завтрашний день.
— Зачем же расширять дорогу, которой пока никто не пользуется?
— Ею будут пользоваться. Может быть, даже иностранные туристы, — выкрикнул какой-то мальчуган, кожа да кости, но в руке — топор.
Старший группы глянул на него строго, и тот умолк.
— Да, это правда, пока нет ни щебня, ни асфальта. Но все будет. Если приказали рубить пальмы и расширять дорогу, все будет. Не при нас, так при наших внуках… Нельзя даже допустить, чтобы от людей, называющих себя мудрыми, исходили глупые предложения…
Иосиф покачал головой, вздохнул и, поклонившись толпе, пошел дальше. Но грубый голос тотчас окликнул его.
— Эй ты, по какому праву отвлекаешь людей? Да и сам шатаешься в страдное время? Покажи-ка разрешение на передвижение!
Это был, верно, распорядитель работ, потому что при его появлении люди молча разошлись в стороны и, подняв топоры, обступили следующую пальму.
— Я спросил о том, любезный, скоро ли будут строить дорогу, если уничтожают прекрасные деревья?
Распорядитель глядел с подозрением.
— Не нашего ума дело, когда будут строить. Может, это королевская тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27