— Госпожа, я быстро вернусь к своему прежнему облику… Насколько я знаю, вы получили право на три желания. Одно исполнено, остались еще два.
— Эти два желания — два последних шага к моей смерти. Зачем ты торопишь их?
Иосиф оглянулся, не подслушивает ли кто, и прошептал:
— Клянусь честью, госпожа, я придумаю желание, которое освободит вас.
— Что же, — сказала Анна, тряхнув длинными волосами. — Я готова вручить судьбу человеку, который освободит меня.
Кровь ударила в голову. «Неужели она может снизойти до дружбы со слугой? Нет-нет, она никогда не снизойдет… А если узнает, что я вовсе не слуга?..»
И он решился. Сопровождая Анну на прогулке в дворцовом саду, окруженном стенами, на которых день и ночь ходили стражники, он поведал ей историю своей жизни. Графиня слушала внимательно, не перебивая, и только печально улыбалась: видимо, посчитала рассказ выдумкой больной души. Он почувствовал это, но не посмел спросить, взволнованный пожатием ее руки.
— Я давно догадывалась, что ты не простой слуга, — сказала она, — что твое предназначение — совсем иное. Я верю твоим словам. Однако обстоятельства нашей жизни таковы, что нужно тщательно позаботиться о физических и духовных силах, — кто знает, какие испытания предстоят?
— Мы спасемся, мы непременно спасемся! — горячо воскликнул Иосиф. — Чтобы придумать наиболее верный план спасения, нужно разузнать о всех замыслах негодяев. Я слышал, что испанский король уже дважды посылал военные корабли, чтобы раздавить гнездо негодяев и сжечь их суда, однако испанцам не удалось настигнуть пиратов: они где-то спрятались. Где?..
Шли дни. Эмир-самозванец дал знать графине, что выполнил ее первое желание и настаивает на скорейшем исполнении оставшихся.
Анна и Иосиф ломали голову, боясь, что непродуманной просьбой только осложнят положение.
Однажды Анна заметила слезы на глазах своей новой служанки, дочери шотландского шкипера, попавшей в руки пиратов вместе со своим отцом и братом.
— Что с тобою? Отчего ты плачешь?
— Ах, госпожа моя, — на ломаном испанском языке ответила служанка. — Вы же знаете, что за всю нашу семью родственники прислали выкуп. Но суммы не хватило, и пираты назначили наше освобождение через три года рабства. Завтра истекает срок, но отец мой заболел, а брат попал в скверную историю.
— Что же случилось?
— Брат перенял от отца его искусство и служит лоцманом — проводит суда в заливе, примыкающем к дворцовой крепости. Какой-то пиратский капитан не последовал его совету, и корабль с ценным грузом напоролся на скалы. Теперь брату угрожает смертная казнь…
Служанка горько зарыдала, а сердобольная Анна, позвав дворецкого, попросила немедленно передать эмиру свое второе желание: освободить шотландца-лоцмана, оказать помощь его больному отцу и точно в назначенный срок отпустить всю семью на родину.
Узнав о новом желании Анны, Иосиф расстроился: оно показалось ему излишней щедростью.
Однако брат служанки, обрадованный неожиданным спасением, принес известие, которому поистине не было цены.
Увидев Иосифа, он сказал:
— Ваша прекрасная госпожа может выбраться на волю, если испросит разрешение на прогулки по заливу на парусной лодке. При хорошем попутном ветре вы выйдете в море и за полчаса достигнете острова, на котором испанцы когда-то построили отличную крепость. Гарнизон крепости до сих пор с успехом отражает атаки пиратов. Если вам удастся добраться до острова, считайте, что вы спасены… Пираты распускают слухи, что давно захватили крепость, но мне точно известно, что она в руках испанцев и что испанцы недавно приняли корабли, доставившие провиант и порох… В самом Алжире тоже неспокойно: народ поднимет восстание против пиратов тотчас, едва испанская эскадра войдет в порт…
Иосиф от всей души поблагодарил доброго человека, передал его слова графине, а та изложила просьбу о прогулках на парусной лодке как свое третье, последнее желание.
В тот же день графиню навестил сам Барбаросса.
Самодовольный, разряженный, как петух, он не обратил ни малейшего внимания на слугу госпожи, читавшего ей книгу, — самозванца умилило, что графиня, слушая, вышивала.
— Графиня, — с порога заорал Барбаросса, — пораженный вашей кротостью, я бы хотел приобрести эту вышивку за три горсти золота!
— Я не хотела бы опустошать вашу сокровищницу, — отвечала, не поднимая глаз, Анна. — Сколько бы вы ни грабили людей по всему миру, разнузданный образ жизни и беспрерывная война требуют средств, которых у вас нет… Я подарю вышивку, едва окончу ее.
Барбаросса истолковал слова как намек на примирение, и жадное его сердце запело от радости.
— Я узнал о вашем третьем желании, графиня, и явился, чтобы сказать: я принимаю его. К вашим услугам хорошая парусная лодка и матрос, который прекрасно управляется с парусами.
— Я не выношу незнакомых людей. Распорядитесь, чтобы на прогулки я могла брать с собой своего старого слугу.
— Конечно, конечно, но только и мой матрос — непременно. Вокруг неспокойно, всегда лучше переусердствовать, нежели недоусердствовать, как выразился один из пророков, кажется, Даниил.
— Вы демонстрируете набожность, — усмехнувшись, сказала Анна. — Между тем известно, что вы нарочно приняли чужую веру и тайно поклоняетесь прежней.
Барбаросса громко захохотал. Он был в превосходном настроении.
— Когда очень хочешь жареного барашка, в костер можно бросить и гладильную доску!
— Особенно чужую, — добавила Анна, вызвав еще больший хохот самозванца.
Иосиф впервые вблизи наблюдал эмира. Пиратский главарь был среднего роста, пузат, рыж, кучеряв, с оттопыренными ушами. Косые глаза выдавали жадность, злобу и безграничное самомнение.
— Вы упрекаете меня в том, что я граблю людей. Но если вдуматься, я граблю грабителей.
— Не совсем так, — тихо возразила Анна. — Вернее, совсем не так.
— Я повторяю, мои заработки столь же чисты, как заработки любого купца: он грабит покупателей, продавая им товар подороже, и грабит производителей, покупая у них товар подешевле. Но эти грабители наживаются для себя, а я хочу построить царство свободы. Для тех людей, которых лишили родины или для которых она стала невыносимой… Мы не сможем устоять в этом мире, если не позаботимся о богатствах. Богатство создает власть. Когда наши богатства станут несметны, мир преклонится перед нами, потому что необозримой и бесспорной станет и наша власть.
— Чья же это власть? Власть народа? Власть благородного сословия? Власть законных наследников?
«Напрасно она дразнит негодяя, — подумал Иосиф. — Все авантюристы вспыльчивы и коварны: способны тотчас отнять то, что только что дали…»
— Я утверждаю власть племени пиратов, — горделиво сказал Барбаросса. — Если вы назовете их бандой разбойников и убийц, что ж, я не стану протестовать: в гнусном мире разбоя и насилия нельзя утвердиться иначе.
— Для праведного добро мира — опора, для неправедного зло его — оправдание.
Графиня, конечно, рисковала. Но она сбивала с самозванца спесь, заставляя его лишний раз убедиться в мерзости своей рожи. Наивная, как всякий, принявший чужую веру за истинный свет своей правды, она надеялась, видно, посеять сомнение в душе негодяя.
— Пираты ничего не созидают, только разрушают. Повсюду несут ненависть и бессердечие, разврат и наживу любой ценой, — продолжала она кротко. — Даже говорить об их царстве смешно. Царства возникают по воле бога…
— Или по воле сатаны! — раздраженно перебил Барбаросса. — Я не просто разбойник, я великий разбойник — разбойник из принципа! Я мститель, не знающий пощады!
— Разве это что-либо меняет?
— Я бы никогда не занимался пиратством, если бы мог достичь своих целей иным путем!
— Но они постыдны, ваши цели, если не могут быть достигнуты иначе.
— Да, пока эти цели не могут быть достигнуты иначе: мир не хочет покориться авторитету наиболее мудрых и просвещенных, созданных для того, чтобы управлять, осуждая одних и поощряя других… Знайте, мои пираты непобедимы, потому что во главе их стоят самые выдающиеся люди мира!
— И вы — среди них?
— Да, я среди них!.. Мы хотим объединить весь пиратствующий сброд на морях и всех разбойников на суше, дать им свою власть и утвердить самый справедливый, самый демократический принцип: власть и богатства повсюду должны принадлежать не тем, кто присвоил себе громкие титулы, власть и богатства должны принадлежать самым мудрым! Знания и ум — вот настоящие короны! Все умные люди кругом разделяют наши смелые призывы!
— Они заблуждаются, — молвила Анна, не отрываясь от рукоделия. — Они, верно, обманулись. Вы и ваши сторонники, используя энергию бездельников и негодяев, хотите лишить власти тех, кто достиг привилегий в течение столетий благодаря беззаветному служению трону, и при этом совершенно не принимаете во внимание, что именно эти люди наиболее образованны и умны. Они родились и выросли среди своего народа, знают, что стоят на его спинах, и потому никогда не допустят его разорения, между тем как пришельцы…
— Все титулованные лица — грабители! — злобно заорал эмир, уже не владея собой. Оттопыренные уши его покраснели, как петушиный гребень. — Они не признают нашей власти!
— Но тогда грабители и те, кто желает занять место старинной знати. Какая разница между тем, кого объявляют королем, или тем, кого провозглашают великим умником? В любом случае народ не имеет к этому никакого отношения…
«Негодяй сел в калошу… Ни ссылками на благородство происхождения, ни ссылками на особое предназначение нельзя оправдать привилегии… Самое справедливое — вовсе без привилегий. Богатства и власть должны принадлежать поровну всем трудящимся, иначе говоря, созидаться ими и исходить непосредственно от них. Как в общине, которую я видел… Любая привилегия — насилие, несправедливость, потому что преимущества одних перед другими пока достигаются только за счет использования преимуществ. Разве все ученики моего класса имеют отдельные комнаты, хорошее питание, блат среди преподавателей?..»
Между тем наглому самозванцу показалось, будто он победил в споре, самодовольный, он пошел напролом к своей главной цели.
— Ну вот, теперь, когда я исполнил третье ваше желание, графиня, ничто уже не может помешать тому, чтобы вы стали моей женой! Ваше сопротивление только распаляет меня, о прекраснейшая из прекраснейших женщин!
— Не торопитесь, — сухо сказала Анна. — Искренность ваших комплиментов еще требует доказательств. Третье желание только обещано, но не исполнено. Кроме того, мне известно, что вы содержите уже не один десяток так называемых жен.
— Да, мусульманский закон, который я принял, это не возбраняет.
— Но христианский закон, которому я верна, считает это мерзостью. Если вы будете добиваться моей руки, вам необходимо будет упразднить нынешний гарем…
И самозванцу пришлось сбросить маску. Речь его стала грубой и вызывающей:
— Но вы же не царского рода, графиня. Зачем ломаться? В конце концов, мы можем обойтись без празднеств и священников!..
В эту минуту в комнату стремительно вошел один из придворных и, приблизившись к эмиру, пошептал ему на ухо.
Тот поковырял в ухе пальцем и сказал:
— Если будете упрямиться, графиня, я перепродам вас как свою собственность одному из мужей, которые образуют сердцевину моего государства.
И — подал знак пригласить своих высоких покровителей.
У Иосифа, сидевшего на корточках возле кресла госпожи, перехватило дыхание, он быстро надвинул чалму на самые глаза — в покои вошли знакомые ему лица: рыжебородый, захвативший корабль, и юркий, черноволосый господинчик в куцей шапчонке — «князь тьмы».
Эмир-самозванец вскочил с кресла, сделал рукой приглашающий жест.
— Женщина, о которой мне говорили, и впрямь прекрасна, потомство от нее было бы способно обновить нашу кровь и укрепить наш род, — сказал «князь тьмы», бывший, видимо, одним из главных наставников эмира. — Но я чувствую здесь могучую постороннюю волю. Пожалуй, самым разумным было бы лишить эту женщину жизни. Даже в рабыни она не годится: волны ее влияния возбуждают непокорность.
Рыжебородый переглянулся с самозванцем. Иосиф вдруг приметил, как похожи эти люди. Впрочем, их родство тут же и подтвердилось.
— Брат мой, — сказал эмир, обращаясь к рыжебородому, — велю тебе обдумать слова великого учителя и через неделю дать мне добрый совет.
Все трое повернулись и вышли из покоев.
— Все пропало, — горько воскликнул Иосиф. — Милая госпожа, я виноват в том, что навлек на вас ненависть этих людей! Мне хорошо знакомы оба негодяя, особенно черноволосый. Я давно уже веду с ним борьбу не на жизнь, а на смерть!
Бледная графиня положила руку на плечо Иосифа. Она не поняла его порыва, поняла только, что он сочувствует ей и любит ее.
— Ничего не бойся. Теперь вполне прояснился день нашей жизни. Если несколько минут назад я еще колебалась, колебаний больше нет. Бежать, только бежать, чем бы ни кончилось… Для себя я решила твердо: лучше смерть, чем прислуживание шайке негодяев…
На следующий день к вечеру слуга привел графиню и Иосифа на берег озера в дворцовом парке. На берегу поджидал дюжий матрос с превосходной парусной лодкой.
Они сели, и матрос взялся за весла.
Лодка подошла к огромным железным воротам в крепостной стене, железные ворота медленно поднялись, пропустив лодку в залив.
В заливе матрос поднял парус и, ловко маневрируя, повел лодку к скалам, ограждавшим часть залива, тогда как другая его часть была закрыта огромной цепью, перекинутой от одной сторожевой башни, служившей маяком, до другой.
— Смотри, кругом стража, — прошептала графиня. — Однако же выхода нет, учись управлять парусами…
Конечно, матрос был приставлен, чтобы следить за госпожой. Он мог быть опытным шпионом, но Иосиф вскоре установил, что матрос слабо говорит по-испански и вовсе не понимает, когда графиня переходит на итальянский.
Хотя матрос усердно исполнял порученное дело, все же он был достаточно общителен. Попросив воды для графини, Иосиф убедил его в том, что прогуливаться в заливе, не имея на борту ни кувшина пресной воды, никак не годится.
— Запасы пресной воды и пищи запрещены, — признался матрос. — Однако, я думаю, мои начальники позволят брать хотя бы немного воды. В самом деле, я тоже испытываю жажду, а ведь сегодня еще не так жарко, как вчера…
Это было великолепным отдыхом — скользить по спокойным водам залива, любуясь старинным дворцом. Он был окружен высокими зубчатыми стенами, по которым, говорят, легко проезжала четверка запряженных лошадей.
Город поднимался на холмы, утопая в садах, — так, по крайней мере, казалось.
В оранжевых лучах заката зрелище свободной жизни навевало тоску и надежду.
Графиня глядела по сторонам, Иосиф следил за действиями матроса, но, чтобы не возбуждать подозрений, не просил никаких объяснений…
Прогулки совершались ежедневно. Возвращаясь во дворец, графиня всякий раз благодарила матроса и всякий раз дарила ему какую-либо безделушку.
Скорее всего, матрос сообщал о подарках, но могло быть и так, что он утаивал их для себя. Однако подарки не расхолаживали матроса, он вел себя ровно и сдержанно, как и в первый день знакомства.
В последнюю перед побегом ночь Иосиф не спал. Увы, он не достиг еще той степени совершенства, когда человек вовсе не беспокоится о том, что произойдет, потому что заранее делает все возможное, чтобы будущие события сложились наиболее благоприятно.
Иосиф научился неплохо управлять собою (спасибо доктору Шубову!) и, конечно, заставил бы себя уснуть, чтобы освежить к утру силы, но его угнетала неясность многих обстоятельств. Разве можно было получить подлинную свободу, убежав от пиратов?
Вспомнились слова рыжебородого о том, что «люди не умнеют и никогда не поумнеют, над ними стояла и стоять будет иная воля», стало быть, воля шайки, сплотившейся ради узурпации власти над людьми, ради их эксплуатации и духовной кабалы.
«Лжешь, лжешь, — возмущенно шептал Иосиф, следя за огромной луной, заглядывавшей в крошечное оконце его жалкой конуры. — Дело не в уме, — дело в любви к родине, в совести, в нравственной высоте мысли и чувства. Ум, стремящийся не к истине, а к выгоде, бесполезен или вреден. Вся сила человека — в том, чтобы усвоить как можно больше опыта предков, опыт не передается по наследству и, увы, до сих пор не наращивается ни школьным, ни институтским образованием. Странное дело, самое важное, самое главное для человека остается в стороне: как сберечь здоровье народа, как лучше всего развить его созидательные силы, как разумнее жить среди людей, к чему стремиться, что ценить… Насильники и эксплуататоры столетиями мешают людям овладеть горьким опытом своей жизни, понять, какие роковые ошибки допустили их предшественники, чтобы не повторять ошибок в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27