Я видел дивные, тучные поля из драгоценностей, расположенных по отдельности или целыми гроздьями, иногда сверкавших и блестевших, иногда отливавших роскошным приглушенным сиянием. Затем они взрывались перед моим взором какими-то подобными цветам формами, а потом как бы обращались в ярких бабочек или в неисчислимые складки крылышек каких-то чудесных насекомых, крылышек, прозрачные волокна которых переливались всеми цветами радуги… Возникали какие-то чудовищные формы, сказочные пейзажи и т.п… Нам представляется, что любую схему, которая детально определяла бы тип видений в соответствии с последовательными стадиями действия мескалина, следует рассматривать как крайне условную. Единственное, что типично в отношении последовательности, – это то, что за самыми элементарными видениями следуют видения более сложного характера. / Там же. р. 9/
Мескалин привел экспериментаторов еще к одному химическому агенту “искусственного рая”, более мощному, чем конопля или опий. Описания мескалиновых состояний не могли, не привлечь внимания сюрреалистов и психологов, которые также разделили очарованность образами, скрытыми в глубинах заново определяемого бессознательного. Д-р Курт Берингер, ученик Левина, знакомый с Германом Гессе и Карлом Юнгом, стал отцом психоделической психиатрии. Его феноменологическим подходом отмечены описания внутренних видений. Он провел сотни экспериментов с мескалином на людях. Описания, приводимые его испытуемыми, просто замечательны.
Затем снова темное помещение. Видения фантастической архитектуры вновь захватили меня, бесконечные переходы в стиле Мура, движущиеся, словно волны, перемежались с удивительными образами каких-то причудливых фигур. Так или иначе, в неиссякаемом многообразии чрезвычайно часто присутствовало изображение креста. Основные линии светились орнаментом, змейками сползая к краям или распускаясь язычками, но всегда прямолинейно. Вновь и вновь появлялись кристаллы, меняя форму, цвет и скорость возникновения перед моим взором. Затем изображения стали более устойчивыми, и мало-помалу возникли две огромные космические системы, разделенные какой-то чертой на верхнюю и нижнюю половину. Сияя собственным светом, они появились в безграничном пространстве. Внутри них показались новые лучи более ярких тонов и, постепенно изменяясь, приняли форму удлиненных призм. В то же время они задвигались. Системы, приближаясь одна к другой, притягивались и отталкивались. / Там же. р. 7/
В 1927 году Берингер опубликовал свой “магнум опус” “Мескалиновое опьянение”, переведенный затем на испанский, но ни разу на английский. Это весьма впечатляющая работа, она создала научную платформу для исследовательской фармакологии.
На следующий год появилась публикация на английском языке книги Генриха Клювера “Мескаль, божественное растение и его психологические эффекты”. Клювер, работа которого строилась на наблюдениях Уэйра Митчелла и Хэвлока Эллиса, вновь познакомил англоязычный мир с понятием фармакологических видений. Особенно важен тот факт, что Клювер принимал содержание наблюдаемых переживаний всерьез и первый попытался дать феноменологическое описание психоделического переживания.
Облака слева направо по всему оптическому полю. Хвост фазана (в центре поля) превращается в ярко-желтую звезду, звезда – в искры. Движущийся искрящийся винт, сотни винтов. Последовательность быстро вращающихся объектов приятных тонов. Вращающееся колесо (диаметром около 1 см.) в центре серебристого участка. Внезапно в колесе образ Бога, как его представляют в старохристианских изображениях. Намерение увидеть гомогенное, однородное темное поле зрения: возникают красная и зеленая туфли. Большинство феноменов гораздо ближе дистанции, необходимой для чтения. / Heinrich Kluver. Mescal, the Divine Plant and Its Psychological Effects (London: Kegan Paul. 1928). p. 28/
СОВРЕМЕННЫЙ РЕНЕССАНС
Исследование галлюциногенных индолов датируется двадцатыми годами нашего столетия. Подлинный ренессанс психофармакологии имеет место в Германии. В этой атмосфере Левин и другие заинтересовались гармином – индолом, единственным источником которого считалась Banisteriopsis caapi , древесная лиана, с которой столкнулся Ричард Спрус почти за 80 лет до этого. Конечно же, последняя опубликованная работа Левина “Банистериа каапи – новый, вызывающий опьянение яд и лечебное средство” отражает его зачарованность этим растением. Она вышла в 1929 году. Волнение Левина и его коллег было понятным: этнографы и среди них немец Теодор Кох-Грюнберг вернулись с Амазонки с сообщениями о том, что некоторые племена используют вызывающие телепатию растительные средства для определения верного пути своего общества. В 1929 году химики Э. Перро и М. Раймонд-Гаме выделили активный агент из Banisteriopsis caapi и назвали его телепатином. Спустя десятилетия, в 1957 году, исследователи пришли к выводу, что телепатин тождественен гармалину, извлеченному из Peganum harmala , и в официальном употреблении утвердилось название гармин.
В 30– х годах энтузиазм по отношению к алкалоидам гармалы в общем-то поубавился, равно как и интерес к этнофармакологии. Но были и исключения. Среди интересующихся оказался австрийский эмигрант Блас Пабло Реко, урожденный Блазиус Пауль Реко, живущий в Мексике.
Реко был личностью с широким кругом интересов. Бродячая жизнь привела его в США, в Эквадор и наконец в мексиканский штат Оахака. Там он увлекся этноботаникой и тем, что сегодня называется археоастрономией – изучением наблюдения мира звезд древними культурами и их отношения к нему. Блас Пабло Реко был внимательным наблюдателем использования растений местными племенами, среди которых ему довелось жить. В 1919 году в своем опровержении на статью Уильяма Сэффорда Реко заявил, что для вызова видений шаманы народов микстеков и масатеков все еще используют по традиции не пейот, а галлюциногенный гриб. / Ср.: Victor A. Reko, Magische Gife, Rausch'und Betaubungsmittel der neuen Welt (Berlin: Express Edition. 1987)/ В 1937 году Реко послал шведскому антропологу и куратору этнографического музея в Готенбурге Генри Вассену пакетик с образцами двух растений, которые находил особенно интересными. Одним из образцов были семена пиуле , визионерского вьюнка ipomoea violacea , содержащего галлюциногенные индолы, родственные ЛСД.
Другим образцом – к сожалению, слишком распавшимся, чтобы можно было идентифицировать вид, – был фрагмент теонанакатля , первый образчик содержащего псилоцибин гриба, предложенный научному вниманию. Таким образом, Реко начал изучение индольных галлюциногенов Мексики и заложил основы двух направлений исследований и последующих открытий, которые будут в конце концов объединены, когда швейцарский химик-фармацевт Альберт Хофман определит характеристики обоих соединений в своей лаборатории.
ШЕПОТОК О КАКОМ-ТО ГРИБЕ НОВОГО СВЕТА
Реко получил свой образец гриба от РобертоВейтландера, европейского инженера, работающего в Мексике. На следующий год небольшая группа вместе с дочерью Вейтландера и антропологом Жаном Бассе Джонсоном стали первыми белыми, принявшими участие во всенощной грибной церемонии – веладе .
Вассен переслал в конце концов образцы Реко в Гарвард, где они привлекли внимание молодого этноботаника Ричарда Эванса Шульца. Шульц был студентом-медиком, пока не столкнулся с работой Клювера о мескалине. Шульц счел, что гриб Реко мог быть таинственным теонанакатлем , описанным испанскими историками. Вместе со студентом-антропологом из Йелльского университета Вестоном ла Барром он опубликовал подборку доказательств того, что теонанакатль - это какой-то психоактивный гриб.
На следующий год Шульц сопровождает Реко в селение Уатла де Хименес в нагорье Сьерра Масатека. Были собраны и отправлены в Гарвард образцы психоактивных грибов. Но в конце 30-х годов наступают силы более значительные; как и во многих областях, исследования в этноботанике приостанавливаются, а затем и совсем прекращаются с началом Второй мировой войны. Реко уезжает, а когда японцы закрепляют свое положение на каучуковых плантациях в Малайе, Шульц принимает приглашение изучать в бассейне Амазонки экстракции каучука для учрежденного на время войны правительством США Управления стратегических служб. Но до того, в 1939 году, он публикует работу “Идентификация теонанакатля, наркотического базидиомицита ацтеков” . / Richard Evans Schultes. “Plantae Mexicanae. II: The Identification of Teonanacati, a Narcotic Basidiomycete of the Aztec amp;”, Botanical Museum Leaf lets of Harvard University (1939) 7:37-54/ В ней он без всякого шума предлагает разгадку тайны, которая в то время казалась не более чем предметом ученых дебатов среди специалистов по Центральной Америке.
ОТКРЫТИЕ ЛСД
Несмотря на то что светила науки покидали Европу, здесь все же произошел фундаментальной прорыв. В 1938 году Альберт Хофман занимался, как обычно, своими привычными фармацевтическими исследованиями в Базельской лаборатории фирмы “Сандоз” в Швейцарии. Он надеялся создать новые средства для облегчения потуг (родовых схваток) и деторождения. Работая с сосудосужающими веществами, извлеченными из спорыньи, Хофман первый синтезировал тартрат диэтиламида d-лизергиновой кислоты – ЛСД-25. Будучи человеком скромным, он зафиксировал завершение синтеза, и неизвестное доселе соединение было занесено в каталог и помещено в хранилище. Там оно и оставалось в условиях нацистской Европы еще пять самых бурных лет человеческой истории. Страшно вообразить возможные последствия, стань открытие Хофмана известно хотя бы немного раньше.
Альфред Джерри, возможно, выразил свое предчувствие этого знаменательного события и аллегорически изобразил его в написанной им в 1894 году книге “Страсть, считавшаяся увлечением высокогорными велосипедными гонками”. / Alfred Jarry, Selected Works of Alfred Sorry, Roger Shattuck and Simon Watson Taylor, eds. (New York: Grove Press. 1965)/ Фактически дадаисты и сюрреалисты и их предшественники, сгруппировавшиеся вокруг Джерри и его “Школы патафизического”, многое сделали для изучения применения гашиша и мескалина в качестве усилителей творческого выражения. Они создали культурную платформу для поистине сюрреалистического распространения информации об ЛСД среди общественности. Любому энтузиасту
ЛСД известна история, как 16 апреля 1943 года, чувствуя приближение предвыходной суеты и еще не зная, что получил дозу ЛСД, когда соприкасался с веществом без перчаток, химик и почти уже герой контркультуры Альберт Хофман рано закончил работу и отправился на велосипеде по улицам Базеля.
Я вынужден был прервать работу в лаборатории после обеда и отправиться домой, побуждаемый заметным чувством беспокойства в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в подобное сну состояние какого-то не лишенного приятности опьянения, характеризующегося крайне стимулированным воображением. В этом состоянии с закрытыми глазами (дневной свет казался неприятно слепящим) я наблюдал непрерывный поток фантастических картин, экстраординарных образов с интенсивной калейдоскопической игрой цвета. Где-то часа через два это состояние прошло. / Albert Hofmann. LSD, My Problem Child (Los Angeles: Tarcher. 1983). p. 15/
ЯЩИК ПАНДОРЫ ОТКРЫТ
В 1947 году в научной литературе наконец появились сообщения о необычайном открытии Хофманом метагаллюциногена, активного на уровне микрограмм. Как показали события 50-х годов, ящик Пандоры был открыт.
Олдос Хаксли написал в 1954 году “Двери восприятия” – блестящую зарисовку схватки европейских мужей-интеллектуалов, сражающихся с осознанием подлинных измерений сознания и Космоса, а равно и изумленных ими.
То, что все остальные видят только под воздействием мескалина, художник, по природе своей, с рождения видит постоянно. Его восприятие не ограничено тем, что полезно биологически или социально. Частичка знания, принадлежащая Всемирному Разуму, просачивается помимо ограничительного клапана мозга и “эго” художника в его сознание. Это знание о внутренней ценности всего сущего. Для художника, как и для принимающего мескалин, ткани – это живые иероглифы, которые неким необычайно выразительным образом символизируют непостижимую тайну бытия. Даже более, чем кресло, хотя, вероятно, и менее, чем те вовсе сверхъестественные цвета в вазе и складки на серых фланелевых брюках, они наполнены этой “естьностыо”. Чему они обязаны своим привилегированным положением, я сказать не берусь. / Aldous Huxley, The Doors of Perception (New York: Harper, 1954). p. 33 (цит. русский перевод. С.23)/
В 1956 году чешский химик Стивен Жара синтезировал ДМТ – диметилтриптамин. ДМТ остается самым сильным из всех галлюциногенов и одним из самых краткодействующих из известных соединений этого рода. Когда ДМТ курят, опьянение достигает пика где-то за две минуты, а затем еще в течение примерно 10 минут ослабевает. Инъекции обычно действуют дольше. Вот описание самого первооткрывателя.
На третьей-четвертой минуте после инъекции появились вегетативные симптомы, как то: ощущения покалывания, дрожи, легкой тошноты, расширение зрачков, повышение кровяного давления и учащение пульса. В то же время появились эйдетические феномены, оптические иллюзии, псевдогаллюцинации, а затем позднее – и настоящие галлюцинации. Галлюцинации состояли из движущихся, ослепительно окрашенных восточных мотивов; потом я увидел чудесные, быстро сменяющиеся сцены, картинки. / Steven Szara in Psychotropic Drugs. S. Garattim and V. Qhetti, eds… (Amsterdam: Elsevier. 1957). p. 460/
Год спустя, в мае 1957 года, Валентина и Гордон Уоссоны опубликовали свою знаменитую статью в журнале “Лайф” , возвещающую об открытии псилоцибинового грибного комплекса. Статья эта, как и многие другие краткие публикации по данному предмету, привнесла в массовое сознание понимание того, что растения могут вызывать экзотические, а быть может, и параноидальные видения. Нью-йоркский специалист по банковским вкладам Уоссон был хорошо знаком с движущими силами и возмутителями истеблишмента. А потому, естественно, он обратился к издателю “Лайфа” своему другу Генри Люсу, когда ему понадобился всенародный форум/чтоб возвестить о своих открытиях. Тон статьи в журнале резко контрастирует с той истерией и тем ажиотажем, которые раздуют впоследствии американские средства массовой информации. Статья корректна и обстоятельна, непредубежденна и научна.
Свободные концы Уоссоновых химических открытий связал Альберт Хофман, который во второй раз вспыхнул в истории фармакологии психоделиков ярким светом, химически изолировав псилоцибин и определив его структуру в 1958 году.
За краткий срок в недавнем прошлом – с 1947 по 1960 год – были охарактеризованы, очищены и исследованы главные индольные галлюциногены. И не случайно, что последующее десятилетие было самым бурным в Америке за последние сто лет.
ЛСД И ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ ШЕСТИДЕСЯТЫЕ
Чтобы понять роль психоделиков в 60-х годах, мы должны припомнить уроки предыстории и ту важность, которую древние люди придавали растворению границ в групповом ритуале, основанном на потреблении галлюциногенных растений. Эффект этих соединений главным образом психологический и лишь отчасти обусловлен культурой: фактически соединения эти действуют как растворяющие, снимающие культурную обусловленность любого рода. Они форсируют разрушающий процесс реформирования общественных ценностей. Подобные соединения следует признать агентами, способствующими снятию обусловленности; раскрывая относительность общепринятых ценностей, они становятся мощными силами в политической борьбе за направление эволюции социальных образов.
Внезапное внедрение такого мощного агента снятия обусловленности, как ЛСД, имело эффект создания массового отступничества от общепринятых ценностей, в особенности основанных на иерархии владычества, приуроченной к подавлению сознания и осознавания.
ЛСД – уникальное по силе действия средство среди психоактивных веществ. Действие ЛСД на человека обнаруживается в дозе 50 микрограмм, или 5/100000 грамма. О соединениях, которые могли бы вызвать подобный эффект в меньшем количестве, слышать не приходилось. Значит, теоретически можно получить 10 тысяч доз по 100 микрограмм из всего одного грамма. Этот ошеломляющий коэффициент физической массы к рыночной цене, более всякого иного аспекта объясняет стремительный взлет потребления ЛСД и ее последующее запрещение. ЛСД не имеет ни цвета, ни запаха, ее можно смешать с жидкостью; сотни доз можно скрыть под почтовой маркой. Для ЛСД не были барьером ни стены тюрьмы, ни национальные границы. Ее можно произвести в любом месте с необходимой технологией и тут же транспортировать куда угодно. Миллионы доз ЛСД могут производиться и производились очень небольшим числом людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Мескалин привел экспериментаторов еще к одному химическому агенту “искусственного рая”, более мощному, чем конопля или опий. Описания мескалиновых состояний не могли, не привлечь внимания сюрреалистов и психологов, которые также разделили очарованность образами, скрытыми в глубинах заново определяемого бессознательного. Д-р Курт Берингер, ученик Левина, знакомый с Германом Гессе и Карлом Юнгом, стал отцом психоделической психиатрии. Его феноменологическим подходом отмечены описания внутренних видений. Он провел сотни экспериментов с мескалином на людях. Описания, приводимые его испытуемыми, просто замечательны.
Затем снова темное помещение. Видения фантастической архитектуры вновь захватили меня, бесконечные переходы в стиле Мура, движущиеся, словно волны, перемежались с удивительными образами каких-то причудливых фигур. Так или иначе, в неиссякаемом многообразии чрезвычайно часто присутствовало изображение креста. Основные линии светились орнаментом, змейками сползая к краям или распускаясь язычками, но всегда прямолинейно. Вновь и вновь появлялись кристаллы, меняя форму, цвет и скорость возникновения перед моим взором. Затем изображения стали более устойчивыми, и мало-помалу возникли две огромные космические системы, разделенные какой-то чертой на верхнюю и нижнюю половину. Сияя собственным светом, они появились в безграничном пространстве. Внутри них показались новые лучи более ярких тонов и, постепенно изменяясь, приняли форму удлиненных призм. В то же время они задвигались. Системы, приближаясь одна к другой, притягивались и отталкивались. / Там же. р. 7/
В 1927 году Берингер опубликовал свой “магнум опус” “Мескалиновое опьянение”, переведенный затем на испанский, но ни разу на английский. Это весьма впечатляющая работа, она создала научную платформу для исследовательской фармакологии.
На следующий год появилась публикация на английском языке книги Генриха Клювера “Мескаль, божественное растение и его психологические эффекты”. Клювер, работа которого строилась на наблюдениях Уэйра Митчелла и Хэвлока Эллиса, вновь познакомил англоязычный мир с понятием фармакологических видений. Особенно важен тот факт, что Клювер принимал содержание наблюдаемых переживаний всерьез и первый попытался дать феноменологическое описание психоделического переживания.
Облака слева направо по всему оптическому полю. Хвост фазана (в центре поля) превращается в ярко-желтую звезду, звезда – в искры. Движущийся искрящийся винт, сотни винтов. Последовательность быстро вращающихся объектов приятных тонов. Вращающееся колесо (диаметром около 1 см.) в центре серебристого участка. Внезапно в колесе образ Бога, как его представляют в старохристианских изображениях. Намерение увидеть гомогенное, однородное темное поле зрения: возникают красная и зеленая туфли. Большинство феноменов гораздо ближе дистанции, необходимой для чтения. / Heinrich Kluver. Mescal, the Divine Plant and Its Psychological Effects (London: Kegan Paul. 1928). p. 28/
СОВРЕМЕННЫЙ РЕНЕССАНС
Исследование галлюциногенных индолов датируется двадцатыми годами нашего столетия. Подлинный ренессанс психофармакологии имеет место в Германии. В этой атмосфере Левин и другие заинтересовались гармином – индолом, единственным источником которого считалась Banisteriopsis caapi , древесная лиана, с которой столкнулся Ричард Спрус почти за 80 лет до этого. Конечно же, последняя опубликованная работа Левина “Банистериа каапи – новый, вызывающий опьянение яд и лечебное средство” отражает его зачарованность этим растением. Она вышла в 1929 году. Волнение Левина и его коллег было понятным: этнографы и среди них немец Теодор Кох-Грюнберг вернулись с Амазонки с сообщениями о том, что некоторые племена используют вызывающие телепатию растительные средства для определения верного пути своего общества. В 1929 году химики Э. Перро и М. Раймонд-Гаме выделили активный агент из Banisteriopsis caapi и назвали его телепатином. Спустя десятилетия, в 1957 году, исследователи пришли к выводу, что телепатин тождественен гармалину, извлеченному из Peganum harmala , и в официальном употреблении утвердилось название гармин.
В 30– х годах энтузиазм по отношению к алкалоидам гармалы в общем-то поубавился, равно как и интерес к этнофармакологии. Но были и исключения. Среди интересующихся оказался австрийский эмигрант Блас Пабло Реко, урожденный Блазиус Пауль Реко, живущий в Мексике.
Реко был личностью с широким кругом интересов. Бродячая жизнь привела его в США, в Эквадор и наконец в мексиканский штат Оахака. Там он увлекся этноботаникой и тем, что сегодня называется археоастрономией – изучением наблюдения мира звезд древними культурами и их отношения к нему. Блас Пабло Реко был внимательным наблюдателем использования растений местными племенами, среди которых ему довелось жить. В 1919 году в своем опровержении на статью Уильяма Сэффорда Реко заявил, что для вызова видений шаманы народов микстеков и масатеков все еще используют по традиции не пейот, а галлюциногенный гриб. / Ср.: Victor A. Reko, Magische Gife, Rausch'und Betaubungsmittel der neuen Welt (Berlin: Express Edition. 1987)/ В 1937 году Реко послал шведскому антропологу и куратору этнографического музея в Готенбурге Генри Вассену пакетик с образцами двух растений, которые находил особенно интересными. Одним из образцов были семена пиуле , визионерского вьюнка ipomoea violacea , содержащего галлюциногенные индолы, родственные ЛСД.
Другим образцом – к сожалению, слишком распавшимся, чтобы можно было идентифицировать вид, – был фрагмент теонанакатля , первый образчик содержащего псилоцибин гриба, предложенный научному вниманию. Таким образом, Реко начал изучение индольных галлюциногенов Мексики и заложил основы двух направлений исследований и последующих открытий, которые будут в конце концов объединены, когда швейцарский химик-фармацевт Альберт Хофман определит характеристики обоих соединений в своей лаборатории.
ШЕПОТОК О КАКОМ-ТО ГРИБЕ НОВОГО СВЕТА
Реко получил свой образец гриба от РобертоВейтландера, европейского инженера, работающего в Мексике. На следующий год небольшая группа вместе с дочерью Вейтландера и антропологом Жаном Бассе Джонсоном стали первыми белыми, принявшими участие во всенощной грибной церемонии – веладе .
Вассен переслал в конце концов образцы Реко в Гарвард, где они привлекли внимание молодого этноботаника Ричарда Эванса Шульца. Шульц был студентом-медиком, пока не столкнулся с работой Клювера о мескалине. Шульц счел, что гриб Реко мог быть таинственным теонанакатлем , описанным испанскими историками. Вместе со студентом-антропологом из Йелльского университета Вестоном ла Барром он опубликовал подборку доказательств того, что теонанакатль - это какой-то психоактивный гриб.
На следующий год Шульц сопровождает Реко в селение Уатла де Хименес в нагорье Сьерра Масатека. Были собраны и отправлены в Гарвард образцы психоактивных грибов. Но в конце 30-х годов наступают силы более значительные; как и во многих областях, исследования в этноботанике приостанавливаются, а затем и совсем прекращаются с началом Второй мировой войны. Реко уезжает, а когда японцы закрепляют свое положение на каучуковых плантациях в Малайе, Шульц принимает приглашение изучать в бассейне Амазонки экстракции каучука для учрежденного на время войны правительством США Управления стратегических служб. Но до того, в 1939 году, он публикует работу “Идентификация теонанакатля, наркотического базидиомицита ацтеков” . / Richard Evans Schultes. “Plantae Mexicanae. II: The Identification of Teonanacati, a Narcotic Basidiomycete of the Aztec amp;”, Botanical Museum Leaf lets of Harvard University (1939) 7:37-54/ В ней он без всякого шума предлагает разгадку тайны, которая в то время казалась не более чем предметом ученых дебатов среди специалистов по Центральной Америке.
ОТКРЫТИЕ ЛСД
Несмотря на то что светила науки покидали Европу, здесь все же произошел фундаментальной прорыв. В 1938 году Альберт Хофман занимался, как обычно, своими привычными фармацевтическими исследованиями в Базельской лаборатории фирмы “Сандоз” в Швейцарии. Он надеялся создать новые средства для облегчения потуг (родовых схваток) и деторождения. Работая с сосудосужающими веществами, извлеченными из спорыньи, Хофман первый синтезировал тартрат диэтиламида d-лизергиновой кислоты – ЛСД-25. Будучи человеком скромным, он зафиксировал завершение синтеза, и неизвестное доселе соединение было занесено в каталог и помещено в хранилище. Там оно и оставалось в условиях нацистской Европы еще пять самых бурных лет человеческой истории. Страшно вообразить возможные последствия, стань открытие Хофмана известно хотя бы немного раньше.
Альфред Джерри, возможно, выразил свое предчувствие этого знаменательного события и аллегорически изобразил его в написанной им в 1894 году книге “Страсть, считавшаяся увлечением высокогорными велосипедными гонками”. / Alfred Jarry, Selected Works of Alfred Sorry, Roger Shattuck and Simon Watson Taylor, eds. (New York: Grove Press. 1965)/ Фактически дадаисты и сюрреалисты и их предшественники, сгруппировавшиеся вокруг Джерри и его “Школы патафизического”, многое сделали для изучения применения гашиша и мескалина в качестве усилителей творческого выражения. Они создали культурную платформу для поистине сюрреалистического распространения информации об ЛСД среди общественности. Любому энтузиасту
ЛСД известна история, как 16 апреля 1943 года, чувствуя приближение предвыходной суеты и еще не зная, что получил дозу ЛСД, когда соприкасался с веществом без перчаток, химик и почти уже герой контркультуры Альберт Хофман рано закончил работу и отправился на велосипеде по улицам Базеля.
Я вынужден был прервать работу в лаборатории после обеда и отправиться домой, побуждаемый заметным чувством беспокойства в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в подобное сну состояние какого-то не лишенного приятности опьянения, характеризующегося крайне стимулированным воображением. В этом состоянии с закрытыми глазами (дневной свет казался неприятно слепящим) я наблюдал непрерывный поток фантастических картин, экстраординарных образов с интенсивной калейдоскопической игрой цвета. Где-то часа через два это состояние прошло. / Albert Hofmann. LSD, My Problem Child (Los Angeles: Tarcher. 1983). p. 15/
ЯЩИК ПАНДОРЫ ОТКРЫТ
В 1947 году в научной литературе наконец появились сообщения о необычайном открытии Хофманом метагаллюциногена, активного на уровне микрограмм. Как показали события 50-х годов, ящик Пандоры был открыт.
Олдос Хаксли написал в 1954 году “Двери восприятия” – блестящую зарисовку схватки европейских мужей-интеллектуалов, сражающихся с осознанием подлинных измерений сознания и Космоса, а равно и изумленных ими.
То, что все остальные видят только под воздействием мескалина, художник, по природе своей, с рождения видит постоянно. Его восприятие не ограничено тем, что полезно биологически или социально. Частичка знания, принадлежащая Всемирному Разуму, просачивается помимо ограничительного клапана мозга и “эго” художника в его сознание. Это знание о внутренней ценности всего сущего. Для художника, как и для принимающего мескалин, ткани – это живые иероглифы, которые неким необычайно выразительным образом символизируют непостижимую тайну бытия. Даже более, чем кресло, хотя, вероятно, и менее, чем те вовсе сверхъестественные цвета в вазе и складки на серых фланелевых брюках, они наполнены этой “естьностыо”. Чему они обязаны своим привилегированным положением, я сказать не берусь. / Aldous Huxley, The Doors of Perception (New York: Harper, 1954). p. 33 (цит. русский перевод. С.23)/
В 1956 году чешский химик Стивен Жара синтезировал ДМТ – диметилтриптамин. ДМТ остается самым сильным из всех галлюциногенов и одним из самых краткодействующих из известных соединений этого рода. Когда ДМТ курят, опьянение достигает пика где-то за две минуты, а затем еще в течение примерно 10 минут ослабевает. Инъекции обычно действуют дольше. Вот описание самого первооткрывателя.
На третьей-четвертой минуте после инъекции появились вегетативные симптомы, как то: ощущения покалывания, дрожи, легкой тошноты, расширение зрачков, повышение кровяного давления и учащение пульса. В то же время появились эйдетические феномены, оптические иллюзии, псевдогаллюцинации, а затем позднее – и настоящие галлюцинации. Галлюцинации состояли из движущихся, ослепительно окрашенных восточных мотивов; потом я увидел чудесные, быстро сменяющиеся сцены, картинки. / Steven Szara in Psychotropic Drugs. S. Garattim and V. Qhetti, eds… (Amsterdam: Elsevier. 1957). p. 460/
Год спустя, в мае 1957 года, Валентина и Гордон Уоссоны опубликовали свою знаменитую статью в журнале “Лайф” , возвещающую об открытии псилоцибинового грибного комплекса. Статья эта, как и многие другие краткие публикации по данному предмету, привнесла в массовое сознание понимание того, что растения могут вызывать экзотические, а быть может, и параноидальные видения. Нью-йоркский специалист по банковским вкладам Уоссон был хорошо знаком с движущими силами и возмутителями истеблишмента. А потому, естественно, он обратился к издателю “Лайфа” своему другу Генри Люсу, когда ему понадобился всенародный форум/чтоб возвестить о своих открытиях. Тон статьи в журнале резко контрастирует с той истерией и тем ажиотажем, которые раздуют впоследствии американские средства массовой информации. Статья корректна и обстоятельна, непредубежденна и научна.
Свободные концы Уоссоновых химических открытий связал Альберт Хофман, который во второй раз вспыхнул в истории фармакологии психоделиков ярким светом, химически изолировав псилоцибин и определив его структуру в 1958 году.
За краткий срок в недавнем прошлом – с 1947 по 1960 год – были охарактеризованы, очищены и исследованы главные индольные галлюциногены. И не случайно, что последующее десятилетие было самым бурным в Америке за последние сто лет.
ЛСД И ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ ШЕСТИДЕСЯТЫЕ
Чтобы понять роль психоделиков в 60-х годах, мы должны припомнить уроки предыстории и ту важность, которую древние люди придавали растворению границ в групповом ритуале, основанном на потреблении галлюциногенных растений. Эффект этих соединений главным образом психологический и лишь отчасти обусловлен культурой: фактически соединения эти действуют как растворяющие, снимающие культурную обусловленность любого рода. Они форсируют разрушающий процесс реформирования общественных ценностей. Подобные соединения следует признать агентами, способствующими снятию обусловленности; раскрывая относительность общепринятых ценностей, они становятся мощными силами в политической борьбе за направление эволюции социальных образов.
Внезапное внедрение такого мощного агента снятия обусловленности, как ЛСД, имело эффект создания массового отступничества от общепринятых ценностей, в особенности основанных на иерархии владычества, приуроченной к подавлению сознания и осознавания.
ЛСД – уникальное по силе действия средство среди психоактивных веществ. Действие ЛСД на человека обнаруживается в дозе 50 микрограмм, или 5/100000 грамма. О соединениях, которые могли бы вызвать подобный эффект в меньшем количестве, слышать не приходилось. Значит, теоретически можно получить 10 тысяч доз по 100 микрограмм из всего одного грамма. Этот ошеломляющий коэффициент физической массы к рыночной цене, более всякого иного аспекта объясняет стремительный взлет потребления ЛСД и ее последующее запрещение. ЛСД не имеет ни цвета, ни запаха, ее можно смешать с жидкостью; сотни доз можно скрыть под почтовой маркой. Для ЛСД не были барьером ни стены тюрьмы, ни национальные границы. Ее можно произвести в любом месте с необходимой технологией и тут же транспортировать куда угодно. Миллионы доз ЛСД могут производиться и производились очень небольшим числом людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37