Альфонс таскал у отчима деньги и гулял с такими же, как он, шалопаями-приятелями в кабаках, затевал потасовки, ходил к проституткам. За ним числилось несколько мелких краж, а также подозрение в совершении изнасилования и убийства четырнадцатилетней девочки. Правда, за последнее из перечисленных злодеяний был казнен признавшийся во время допроса с применением пыток местный дурачок и бродяга Пепе, однако же многие искоса поглядывали на Альфонса, предполагая его прямую причастность к преступлению, хоть и не доказанную. И вот теперь наказание неотвратимо настигло шалопая. Отчим, как-то рано вернувшись домой из школы, застал приемного сына и двух его приятелей за пьяной оргией в компании сомнительных девиц. Рассердившись, Жан Мерлен разогнал молодежь, после чего потребовал у Альфонса прекратить вести себя таким непотребным образом. Альфонс же, находясь в сильном подпитии, недолго думая, избил отчима, причем продолжал пинать его даже после того, как старенький директор школы упал на пол. На крик прибежали соседи, которые оттащили Альфонса от Мерлена и передали его в руки подоспевшим жандармам. Директор же, проболев неделю, скончался.
Когда судейский чиновник, стоя на эшафоте, огласил состав преступления Альфонса Мерлена, публика возмущенно заулюлюкала. Подобная неблагодарность никогда не вызывала у людей сочувствия.
– Жан Альфонс Мерлен приговаривается главным уголовным судом провинции Бордо к повешению! – торжественным тоном объявил чиновник, захлопнул потертую папку с приговором и еще раз поправил парик.
Однако же, объявив приговор, он не собирался покидать эшафот. Вышедший ему на смену палач тоже не торопился ставить табурет, а вместо этого указал двум своим молодым помощникам на приговоренного. Помощники мигом поставили Альфонса на колени прямо напротив интенданта Бордо. Публика затаила дыхание, предчувствуя какую-то интригу. В задних рядах раздались громкие шлепки по рукам. Там составлялись пари, помилует ли маркиз преступника или просто смягчит наказание. Де Ланж наклонился к старому судье и шепнул ему что-то в ухо. Судья заулыбался, подобострастно кланяясь. Когда Жорж прошептал то же самое в ухо сидевшего от него с другой стороны епископа, тот встал и, сняв с руки перчатку нежного сукна, торжественно перекрестил Альфонса. Огромный рубин на перстне епископского пальца кроваво-красными искрами заиграл на солнце. Публика затрепетала от волнения и любопытства. Волны нетерпения окатили спину Антуана, сидевшего подле отца в первом ряду.
Судья подозвал чиновника, быстро распорядился и тут же подписал необходимую бумагу о помиловании преступника.
– Величайшим повелением, – громким голосом сказал судейский чиновник, вернувшись на эшафот, – именем Его величества Людовика Шестнадцатого, коего представляет в славной провинции Бордо интендант маркиз де Ланж, в связи с днем рождения Его величества приговоренный к повешению Жан Альфонс Мерлен милуется.
Антуан разочарованно посмотрел на отца. Как мог тот подумать, что его сына, будущего маркиза де Ланжа, потомка славных родов Мортиньяков и Медичи, могло заинтересовать такое будничное и вульгарное действо, как помилование какого-то безродного простолюдина. В толпе также явно разочаровались, а некоторые даже начали выражать недовольство несправедливым решением по отношению к отцеубийце.
– Казнь отменяется и заменяется наказанием, – продолжил между тем чиновник. – Двадцать ударов железным прутом!
Сильнейшее волнение охватило публику. Многие аплодировали, показным образом славя милосердие интенданта. На самом деле толпа была возбуждена, услыхав о давно не проводимом в провинции жесточайшем наказании.
– Чему вы радуетесь! – отчаянным голосом закричал Альфонс, на котором помощники уже успели к тому времени разорвать рубаху. – Я не выдержу двадцати ударов! Ваше сиятельство! – обратился он к маркизу. – Помилуйте!
– Я уже помиловал тебя, – равнодушным тоном заявил де Ланж. – Казни не будет. Приступай, – приказал он палачу.
Антуан во все глаза следил за происходящим. Помощники накинули петлю на ноги несчастного и подвесили его вниз головой на перекладину. Палач, опытный в деле пытки и казни, уже более тридцати лет прослуживший на своей должности и сейчас передающий опыт помощникам, двум своим сыновьям, бережно вытащил из чехла длинный тонкий прут железа и повертел им в руках. Гибкий прут издал характерный свист, рассекая воздух. Альфонс, вися вниз головой, сделал страшные глаза и заплакал. Антуан почувствовал его страх и напрягся в ожидании наказания. По его телу пробежали мурашки, как это обычно бывает, когда ждешь чего-то очень приятного. Палач взмахнул прутом и несильно ударил по спине Альфонса. Тот вскрикнул, а на спине появился глубокий красный порез. Прут рассек кожу, которая раздвинулась, обнажая мясо.
– Знаешь, почему его подвесили вниз головой? – наклонившись к сыну, спросил отец.
– Да, – ответил Антуан. – Чтобы кровь не оттекала от головы и он преждевременно не умер от болевого шока.
Де Ланж с удивлением посмотрел на сына, улыбнулся и удовлетворенно кивнул головой.
Палач продолжал наносить удары. Теперь они стали более сильными. Судейскому чиновнику, который отсчитывал количество ударов, отлетевший от тела ошметок мяса попал прямо на сюртук. В толпе раздался нервный смех. Прут раздирал кожу, вырывал мясо, ломал и дробил кости. Несчастный кричал от невыносимой боли.
Антуан внимательно следил за действиями палача. При этом он, по своему обыкновению, анализировал вкусовые ощущения, возникшие у него сразу при появлении в воздухе первых кровяных флюидов. Теперь же флюиды были смешаны со вкусом человеческого мяса. И этот вкус был пьянящим. Видимо, в молодом Альфонсе все еще продолжали играть гормоны созревания.
– Двадцать! – объявил чиновник.
Помощники палача осторожно сняли несчастного и передали его в руки подошедшего лекаря. Маркиз поднялся и вместе с сыном покинул площадь.
На следующий день Антуан достал из коробки своих оловянных солдатиков и расставил их в том же порядке, в каком строится караул на главной площади во время проведения казни. Затем вывел пером на бумаге короткий текст приговора и сунул его кукле с пышной шевелюрой, отдаленно напоминавшей парик судейского чиновника. Поставив в центр квадрата, образуемого караулом, крышку из-под коробки и решив про себя, что это эшафот, Антуан разложил перед ней кубики и поставил на них оловянных офицеров. Среди игрушек у него имелся даже священник, который занял почетное место рядом с самым красивым офицером, раскрашенным белой и красной красками и считавшимся Антуаном во всех его играх самым главным. Надувая щеки и озвучивая барабанную дробь, мальчик подкатил к импровизированному эшафоту карету, которую изображала старая корзина из ивовых прутьев, и вынул оттуда деревянного солдатика с облупившимися красками и совершенно без лица. Солдат этот во всех играх был противником, или, как иногда называл его за непрезентабельный вид Антуан, голытьбой. Импровизированный преступник предстал перед судьей, священником и главным офицером.
– Приговаривается к наказанию двадцатью ударами, – торжественно зачитал короткий приговор судья и наклонился к оловянному офицеру, который был в два раза его меньше.
– Исполняйте, – разрешил офицер голосом Антуана.
Священник кивнул в знак согласия церкви с приговором. Антуан частенько замечал, что епископ, всегда сидевший справа от отца, рядом с ним, делал так же.
Кукла-судья теперь изображала палача, так как она была выше всех игрушек. Антуан подвел ее к деревянному преступнику и накинул ему на ноги петлю от веревки, привязанной к спинке кровати. Палач подтянул веревку и закрепил ее, как только деревянный солдатик перестал соприкасаться головой с полом спальни.
– Не надо, не надо, – запищал Антуан, изображая просящий голос Альфонса.
Он взял в руку ветку и стал размеренно наносить игрушке удары.
– А, о, ой, ай, – тихо причитал преступник.
Неожиданно Антуан повернулся. В дверях спальни стоял учитель Пьер.
– Что здесь происходит? – строгим тоном спросил он, глядя прямо в глаза ученику.
– Я играю, – коротко ответил Антуан.
– Это не игра, – заявил Сантен. – Сейчас же прекрати, и чтобы больше подобного не было.
Учитель напряженным взором проследил, как Антуан сложил обратно в коробку игрушки, и только тогда вышел из спальни.
Вечером того же дня Антуан, заново перечитывая украденную книгу, подумал о том, что Сантен специально скрывает в себе те желания, которые так увлекают маркиза де Сада и его отца, потому что Сантену запрещает наслаждаться насилием Парижская масонская ложа.
Книжица разбудила в Антуане сексуальный интерес. Он решил подробнее узнать о строении женского тела. В то время Антуан иногда играл с детьми садовника, мальчиком четырех лет и девочкой, своей одногодкой. Девочку звали Мари. Дети садовника, видимо наученные отцом, беспрекословно слушались маленького хозяина. Антуан решил изучить строение тела девочек на примере Мари. Через несколько дней после того, как Сантен застукал его за имитацией казни, Антуан вышел в сад, раскинувшийся перед замком, нашел детей садовника и предложил им поиграть в прятки. Дети принялись считаться, кому водить. Обычно выпадало маленькому сыну садовника, но на этот раз Антуан постарался, чтобы выпало ему. Пока он, закрыв глаза, считал известную всем детям Франции еще со времен Короля-Солнца считалку, дети садовника спрятались в зарослях огромного ухоженного парка, являвшегося точной копией Версальского королевского парка.
– Я иду искать! – громко выкрикнул Антуан и пошел именно в ту сторону, в которую убежала Мари. Ведь он подглядел, куда она убежала прятаться, так как это входило в его план, составленный накануне.
Углубившись в лабиринт, сотворенный садовником из кустов азалии, Антуан недолго блуждал в поисках предмета своего исследования. Мари пряталась в тупике, сидя на корточках и положив ладошки на свои загорелые коленки. Она доверчиво взглянула на подошедшего Антуана и улыбнулась ему. Антуан сел рядом с Мари и обворожительно улыбнулся в ответ. Он уже знал силу своего обаяния, а потому постарался окутать им девочку, дабы добиться своего.
– Давай играть в мужа и жену, – предложил он доверчивой Мари.
Та согласно кивнула, млея от счастья.
– Теперь мы муж и жена, а мой братик будет нашим сыночком, – заявила Мари. – Ты будешь охотиться, а я – стряпать тебе пироги.
Девочка тут же собрала в пригоршню пыль с дорожки и принялась делать песочные пирамидки.
– Иди на охоту, – будничным тоном обратилась она к новообращенному мужу.
Но подобная идиллия не входила в план Антуана. Он потребовал, чтобы Мари показала ему свой секрет.
– Ведь мы теперь муж и жена.
Дочь садовника густо покраснела и хотела было убежать, но ей так импонировала мысль о том, что она теперь жена маленького хозяина, что девочка закрыла глаза, встала перед Антуаном и, задрав юбочку, приспустила панталончики.
– Что здесь происходит! – вдруг раздался грозный голос учителя Сантена.
Мари вскрикнула и бросилась бежать вон. Антуан же неторопливо поднялся с колен, стряхнул пыль и высокомерно посмотрел на учителя.
– Мы играли, – небрежным тоном сказал он.
– Антуан, это плохие игры! Они недостойны человека разумного, коим ты являешься. Я вынужден все рассказать твоим родителям.
– Зря, – изрек маленький Антуан и бросился бежать в замок.
Глава шестая
ЕГО ИДИЛЛИЯ
Пьер Сантен не мог и предположить такого поворота событий. Еще меньше он мог предположить, каким коварным окажется его очаровательный ученик. Когда Сантен вошел в зал, где обычно сидела за послеобеденным вышиванием маркиза, то подле Летиции он увидел Антуана. Тот с победным видом встретил противника, давая понять, что сопротивление бесполезно. И все же учитель-масон решил принять бой.
– Госпожа маркиза, – демократичным тоном обратился он к Летиции. – Я бы хотел поговорить с вами наедине.
Тут Сантен осекся, так как взгляд его упал на колени маркизы, где обычно лежало шитье. Вместо него учитель увидел на коленях Летиции раскрытую книгу. Она демонстративно раскрыла ее на титульном листе. Губы Антуана растянулись в милой улыбке детского проказника. На титульном листе стояла надпись: «Маркиз де Сад. Беседы в будуаре. Женева. 1786».
– Это ваша книга? – строгим тоном спросила Летиция. – Ваша, не отрекайтесь.
– Я и не думал отрекаться, – гордо сказал учитель.
– Вы держите подобного рода книги, запрещенные к изданию во Франции, рядом с учебниками, по которым учите моего сына? Как вы посмели привезти в мой дом эту книгу? Я вас спрашиваю.
Пьер Сантен выразительно посмотрел на мать, а затем перевел взгляд на стоящего подле нее сына. Он хотел было спросить у него, как книга попала в руки Летиции, но осекся. В глазах Антуана Сантен прочитал свой приговор. На лице его не было ни малейшего намека на детские проказы.
Напротив, Пьер ощутил внутри себя страх и по возникшему блеску в глазах юного ученика понял, что тот чувствует его страх и даже питается им, как иной гурман питается деликатесами.
– Мадам, – с трудом переводя застывающее дыхание, проговорил учитель. – Ваш сын – чудовище! Он – зло…
– Я знаю, – беспечно отмахнулась от слов Сантена Летиция. – Он – истинный Медичи, а это главное.
– Мадам, вы все знаете и тем не менее потакаете подобному поведению? – изумился Пьер Сантен.
Маркиза брезгливым жестом сбросила с колен на пол книжицу.
– Сударь, вы уволены. Соблаговолите немедленно собрать ваши вещи и покинуть мой дом. Никаких рекомендательных писем. Хотя они вам, как я понимаю, не понадобятся, ведь вы, сударь, масон, стало быть, ваша Ложа подготовит вам новые рекомендации. Прощайте.
Пьер Сантен учтиво поклонился, подобрал с пола книжицу и направился к себе в спальню. Собрав вещи, он уже через час покинул замок Мортиньяков.
«Маркиза даже не соблаговолила предоставить мне хоть какой-нибудь транспорт для доставки в город», – думал Пьер, одиноко бредя по дороге.
Меж тем несчастья продолжали преследовать учителя-масона. Если бы он, выходя из замка, обернулся и посмотрел на окна, то в одном из них непременно бы увидел своего противника, который внимательно проследил, куда направился его бывший учитель. Как только Антуан убедился, что Сантен пошел по дороге, ведущей в город, то тотчас вызвал одного из слуг и приказал, чтобы тот немедленно оседлал коня, отправился в деревушку, нашел там Мясника, уехавшего еще утром проверять продажу контрабандной соли, и срочно привел его в замок. Не прошло и часа, как Люка предстал перед маленьким господином. Тот без лишних предисловий объявил, что матушка только что уволила учителя Сантена, но наказать при этом забыла, а так как отец в данный момент находится в Версале, то он, Антуан де Ланж, приказывает Мяснику догнать идущего по дороге в сторону города бывшего учителя Пьера Сантена и наказать его подобающим образом. Все это было сказано тоном, не допускающим возражений. Люка почтительно склонился перед сыном маркиза, подивившись про себя, как быстро тот научился пользоваться своим влиянием на людей, и выбежал из зала исполнять приказание. За этой сценой из-за портьеры наблюдала маркиза, которая также подивилась умению сына обращаться со слугами, но более Летицию удивило, насколько Антуан мстителен, совсем как его предки Медичи, не допускавшие простой видимой победы над противником.
Пьер Сантен прошел лишь треть пути, как услышал позади стук копыт. Обернувшись, он узнал во всаднике телохранителя маркиза Люку по кличке Мясник. Мясник, поравнявшись с Сантеном, остановил каурую кобылу и ухмыльнулся, приветствуя учителя. Было в его ухмылке нечто неприятное, явно не предвещавшее Пьеру ничего хорошего.
– В город? – спросил Люка.
Сантен кивнул головой.
– А успеешь до захода солнца? Давай я тебе помогу, – неожиданно предложил Мясник.
Сантен обрадовался такому повороту событий и только хотел поблагодарить телохранителя маркиза, как тот вынул из голенища сапога длинный хлыст и со всего маху ударил бывшего учителя.
– А ну побежал!
И Сантен побежал по дороге. Люка Мясник преследовал его, хлеща изо всех сил по спине и постоянно подгоняя. Пробежав так более часа, измученный Сантен упал прямо в дорожную пыль. Его сюртук с вышитой на лацкане серебряной звездой Давида лопнул, из рваных лоскутьев сочилась кровь. Мясник неторопливо подъехал к поверженному масону и смачно выругался. Затем хлестнул напоследок несчастного, стараясь попасть по голове, и поскакал обратно в замок, довольный тем, что выполнил поручение своего маленького господина.
В сельской жизни Антуана наступила настоящая идиллия. Теперь никто не мешал ему следовать своим природным наклонностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Когда судейский чиновник, стоя на эшафоте, огласил состав преступления Альфонса Мерлена, публика возмущенно заулюлюкала. Подобная неблагодарность никогда не вызывала у людей сочувствия.
– Жан Альфонс Мерлен приговаривается главным уголовным судом провинции Бордо к повешению! – торжественным тоном объявил чиновник, захлопнул потертую папку с приговором и еще раз поправил парик.
Однако же, объявив приговор, он не собирался покидать эшафот. Вышедший ему на смену палач тоже не торопился ставить табурет, а вместо этого указал двум своим молодым помощникам на приговоренного. Помощники мигом поставили Альфонса на колени прямо напротив интенданта Бордо. Публика затаила дыхание, предчувствуя какую-то интригу. В задних рядах раздались громкие шлепки по рукам. Там составлялись пари, помилует ли маркиз преступника или просто смягчит наказание. Де Ланж наклонился к старому судье и шепнул ему что-то в ухо. Судья заулыбался, подобострастно кланяясь. Когда Жорж прошептал то же самое в ухо сидевшего от него с другой стороны епископа, тот встал и, сняв с руки перчатку нежного сукна, торжественно перекрестил Альфонса. Огромный рубин на перстне епископского пальца кроваво-красными искрами заиграл на солнце. Публика затрепетала от волнения и любопытства. Волны нетерпения окатили спину Антуана, сидевшего подле отца в первом ряду.
Судья подозвал чиновника, быстро распорядился и тут же подписал необходимую бумагу о помиловании преступника.
– Величайшим повелением, – громким голосом сказал судейский чиновник, вернувшись на эшафот, – именем Его величества Людовика Шестнадцатого, коего представляет в славной провинции Бордо интендант маркиз де Ланж, в связи с днем рождения Его величества приговоренный к повешению Жан Альфонс Мерлен милуется.
Антуан разочарованно посмотрел на отца. Как мог тот подумать, что его сына, будущего маркиза де Ланжа, потомка славных родов Мортиньяков и Медичи, могло заинтересовать такое будничное и вульгарное действо, как помилование какого-то безродного простолюдина. В толпе также явно разочаровались, а некоторые даже начали выражать недовольство несправедливым решением по отношению к отцеубийце.
– Казнь отменяется и заменяется наказанием, – продолжил между тем чиновник. – Двадцать ударов железным прутом!
Сильнейшее волнение охватило публику. Многие аплодировали, показным образом славя милосердие интенданта. На самом деле толпа была возбуждена, услыхав о давно не проводимом в провинции жесточайшем наказании.
– Чему вы радуетесь! – отчаянным голосом закричал Альфонс, на котором помощники уже успели к тому времени разорвать рубаху. – Я не выдержу двадцати ударов! Ваше сиятельство! – обратился он к маркизу. – Помилуйте!
– Я уже помиловал тебя, – равнодушным тоном заявил де Ланж. – Казни не будет. Приступай, – приказал он палачу.
Антуан во все глаза следил за происходящим. Помощники накинули петлю на ноги несчастного и подвесили его вниз головой на перекладину. Палач, опытный в деле пытки и казни, уже более тридцати лет прослуживший на своей должности и сейчас передающий опыт помощникам, двум своим сыновьям, бережно вытащил из чехла длинный тонкий прут железа и повертел им в руках. Гибкий прут издал характерный свист, рассекая воздух. Альфонс, вися вниз головой, сделал страшные глаза и заплакал. Антуан почувствовал его страх и напрягся в ожидании наказания. По его телу пробежали мурашки, как это обычно бывает, когда ждешь чего-то очень приятного. Палач взмахнул прутом и несильно ударил по спине Альфонса. Тот вскрикнул, а на спине появился глубокий красный порез. Прут рассек кожу, которая раздвинулась, обнажая мясо.
– Знаешь, почему его подвесили вниз головой? – наклонившись к сыну, спросил отец.
– Да, – ответил Антуан. – Чтобы кровь не оттекала от головы и он преждевременно не умер от болевого шока.
Де Ланж с удивлением посмотрел на сына, улыбнулся и удовлетворенно кивнул головой.
Палач продолжал наносить удары. Теперь они стали более сильными. Судейскому чиновнику, который отсчитывал количество ударов, отлетевший от тела ошметок мяса попал прямо на сюртук. В толпе раздался нервный смех. Прут раздирал кожу, вырывал мясо, ломал и дробил кости. Несчастный кричал от невыносимой боли.
Антуан внимательно следил за действиями палача. При этом он, по своему обыкновению, анализировал вкусовые ощущения, возникшие у него сразу при появлении в воздухе первых кровяных флюидов. Теперь же флюиды были смешаны со вкусом человеческого мяса. И этот вкус был пьянящим. Видимо, в молодом Альфонсе все еще продолжали играть гормоны созревания.
– Двадцать! – объявил чиновник.
Помощники палача осторожно сняли несчастного и передали его в руки подошедшего лекаря. Маркиз поднялся и вместе с сыном покинул площадь.
На следующий день Антуан достал из коробки своих оловянных солдатиков и расставил их в том же порядке, в каком строится караул на главной площади во время проведения казни. Затем вывел пером на бумаге короткий текст приговора и сунул его кукле с пышной шевелюрой, отдаленно напоминавшей парик судейского чиновника. Поставив в центр квадрата, образуемого караулом, крышку из-под коробки и решив про себя, что это эшафот, Антуан разложил перед ней кубики и поставил на них оловянных офицеров. Среди игрушек у него имелся даже священник, который занял почетное место рядом с самым красивым офицером, раскрашенным белой и красной красками и считавшимся Антуаном во всех его играх самым главным. Надувая щеки и озвучивая барабанную дробь, мальчик подкатил к импровизированному эшафоту карету, которую изображала старая корзина из ивовых прутьев, и вынул оттуда деревянного солдатика с облупившимися красками и совершенно без лица. Солдат этот во всех играх был противником, или, как иногда называл его за непрезентабельный вид Антуан, голытьбой. Импровизированный преступник предстал перед судьей, священником и главным офицером.
– Приговаривается к наказанию двадцатью ударами, – торжественно зачитал короткий приговор судья и наклонился к оловянному офицеру, который был в два раза его меньше.
– Исполняйте, – разрешил офицер голосом Антуана.
Священник кивнул в знак согласия церкви с приговором. Антуан частенько замечал, что епископ, всегда сидевший справа от отца, рядом с ним, делал так же.
Кукла-судья теперь изображала палача, так как она была выше всех игрушек. Антуан подвел ее к деревянному преступнику и накинул ему на ноги петлю от веревки, привязанной к спинке кровати. Палач подтянул веревку и закрепил ее, как только деревянный солдатик перестал соприкасаться головой с полом спальни.
– Не надо, не надо, – запищал Антуан, изображая просящий голос Альфонса.
Он взял в руку ветку и стал размеренно наносить игрушке удары.
– А, о, ой, ай, – тихо причитал преступник.
Неожиданно Антуан повернулся. В дверях спальни стоял учитель Пьер.
– Что здесь происходит? – строгим тоном спросил он, глядя прямо в глаза ученику.
– Я играю, – коротко ответил Антуан.
– Это не игра, – заявил Сантен. – Сейчас же прекрати, и чтобы больше подобного не было.
Учитель напряженным взором проследил, как Антуан сложил обратно в коробку игрушки, и только тогда вышел из спальни.
Вечером того же дня Антуан, заново перечитывая украденную книгу, подумал о том, что Сантен специально скрывает в себе те желания, которые так увлекают маркиза де Сада и его отца, потому что Сантену запрещает наслаждаться насилием Парижская масонская ложа.
Книжица разбудила в Антуане сексуальный интерес. Он решил подробнее узнать о строении женского тела. В то время Антуан иногда играл с детьми садовника, мальчиком четырех лет и девочкой, своей одногодкой. Девочку звали Мари. Дети садовника, видимо наученные отцом, беспрекословно слушались маленького хозяина. Антуан решил изучить строение тела девочек на примере Мари. Через несколько дней после того, как Сантен застукал его за имитацией казни, Антуан вышел в сад, раскинувшийся перед замком, нашел детей садовника и предложил им поиграть в прятки. Дети принялись считаться, кому водить. Обычно выпадало маленькому сыну садовника, но на этот раз Антуан постарался, чтобы выпало ему. Пока он, закрыв глаза, считал известную всем детям Франции еще со времен Короля-Солнца считалку, дети садовника спрятались в зарослях огромного ухоженного парка, являвшегося точной копией Версальского королевского парка.
– Я иду искать! – громко выкрикнул Антуан и пошел именно в ту сторону, в которую убежала Мари. Ведь он подглядел, куда она убежала прятаться, так как это входило в его план, составленный накануне.
Углубившись в лабиринт, сотворенный садовником из кустов азалии, Антуан недолго блуждал в поисках предмета своего исследования. Мари пряталась в тупике, сидя на корточках и положив ладошки на свои загорелые коленки. Она доверчиво взглянула на подошедшего Антуана и улыбнулась ему. Антуан сел рядом с Мари и обворожительно улыбнулся в ответ. Он уже знал силу своего обаяния, а потому постарался окутать им девочку, дабы добиться своего.
– Давай играть в мужа и жену, – предложил он доверчивой Мари.
Та согласно кивнула, млея от счастья.
– Теперь мы муж и жена, а мой братик будет нашим сыночком, – заявила Мари. – Ты будешь охотиться, а я – стряпать тебе пироги.
Девочка тут же собрала в пригоршню пыль с дорожки и принялась делать песочные пирамидки.
– Иди на охоту, – будничным тоном обратилась она к новообращенному мужу.
Но подобная идиллия не входила в план Антуана. Он потребовал, чтобы Мари показала ему свой секрет.
– Ведь мы теперь муж и жена.
Дочь садовника густо покраснела и хотела было убежать, но ей так импонировала мысль о том, что она теперь жена маленького хозяина, что девочка закрыла глаза, встала перед Антуаном и, задрав юбочку, приспустила панталончики.
– Что здесь происходит! – вдруг раздался грозный голос учителя Сантена.
Мари вскрикнула и бросилась бежать вон. Антуан же неторопливо поднялся с колен, стряхнул пыль и высокомерно посмотрел на учителя.
– Мы играли, – небрежным тоном сказал он.
– Антуан, это плохие игры! Они недостойны человека разумного, коим ты являешься. Я вынужден все рассказать твоим родителям.
– Зря, – изрек маленький Антуан и бросился бежать в замок.
Глава шестая
ЕГО ИДИЛЛИЯ
Пьер Сантен не мог и предположить такого поворота событий. Еще меньше он мог предположить, каким коварным окажется его очаровательный ученик. Когда Сантен вошел в зал, где обычно сидела за послеобеденным вышиванием маркиза, то подле Летиции он увидел Антуана. Тот с победным видом встретил противника, давая понять, что сопротивление бесполезно. И все же учитель-масон решил принять бой.
– Госпожа маркиза, – демократичным тоном обратился он к Летиции. – Я бы хотел поговорить с вами наедине.
Тут Сантен осекся, так как взгляд его упал на колени маркизы, где обычно лежало шитье. Вместо него учитель увидел на коленях Летиции раскрытую книгу. Она демонстративно раскрыла ее на титульном листе. Губы Антуана растянулись в милой улыбке детского проказника. На титульном листе стояла надпись: «Маркиз де Сад. Беседы в будуаре. Женева. 1786».
– Это ваша книга? – строгим тоном спросила Летиция. – Ваша, не отрекайтесь.
– Я и не думал отрекаться, – гордо сказал учитель.
– Вы держите подобного рода книги, запрещенные к изданию во Франции, рядом с учебниками, по которым учите моего сына? Как вы посмели привезти в мой дом эту книгу? Я вас спрашиваю.
Пьер Сантен выразительно посмотрел на мать, а затем перевел взгляд на стоящего подле нее сына. Он хотел было спросить у него, как книга попала в руки Летиции, но осекся. В глазах Антуана Сантен прочитал свой приговор. На лице его не было ни малейшего намека на детские проказы.
Напротив, Пьер ощутил внутри себя страх и по возникшему блеску в глазах юного ученика понял, что тот чувствует его страх и даже питается им, как иной гурман питается деликатесами.
– Мадам, – с трудом переводя застывающее дыхание, проговорил учитель. – Ваш сын – чудовище! Он – зло…
– Я знаю, – беспечно отмахнулась от слов Сантена Летиция. – Он – истинный Медичи, а это главное.
– Мадам, вы все знаете и тем не менее потакаете подобному поведению? – изумился Пьер Сантен.
Маркиза брезгливым жестом сбросила с колен на пол книжицу.
– Сударь, вы уволены. Соблаговолите немедленно собрать ваши вещи и покинуть мой дом. Никаких рекомендательных писем. Хотя они вам, как я понимаю, не понадобятся, ведь вы, сударь, масон, стало быть, ваша Ложа подготовит вам новые рекомендации. Прощайте.
Пьер Сантен учтиво поклонился, подобрал с пола книжицу и направился к себе в спальню. Собрав вещи, он уже через час покинул замок Мортиньяков.
«Маркиза даже не соблаговолила предоставить мне хоть какой-нибудь транспорт для доставки в город», – думал Пьер, одиноко бредя по дороге.
Меж тем несчастья продолжали преследовать учителя-масона. Если бы он, выходя из замка, обернулся и посмотрел на окна, то в одном из них непременно бы увидел своего противника, который внимательно проследил, куда направился его бывший учитель. Как только Антуан убедился, что Сантен пошел по дороге, ведущей в город, то тотчас вызвал одного из слуг и приказал, чтобы тот немедленно оседлал коня, отправился в деревушку, нашел там Мясника, уехавшего еще утром проверять продажу контрабандной соли, и срочно привел его в замок. Не прошло и часа, как Люка предстал перед маленьким господином. Тот без лишних предисловий объявил, что матушка только что уволила учителя Сантена, но наказать при этом забыла, а так как отец в данный момент находится в Версале, то он, Антуан де Ланж, приказывает Мяснику догнать идущего по дороге в сторону города бывшего учителя Пьера Сантена и наказать его подобающим образом. Все это было сказано тоном, не допускающим возражений. Люка почтительно склонился перед сыном маркиза, подивившись про себя, как быстро тот научился пользоваться своим влиянием на людей, и выбежал из зала исполнять приказание. За этой сценой из-за портьеры наблюдала маркиза, которая также подивилась умению сына обращаться со слугами, но более Летицию удивило, насколько Антуан мстителен, совсем как его предки Медичи, не допускавшие простой видимой победы над противником.
Пьер Сантен прошел лишь треть пути, как услышал позади стук копыт. Обернувшись, он узнал во всаднике телохранителя маркиза Люку по кличке Мясник. Мясник, поравнявшись с Сантеном, остановил каурую кобылу и ухмыльнулся, приветствуя учителя. Было в его ухмылке нечто неприятное, явно не предвещавшее Пьеру ничего хорошего.
– В город? – спросил Люка.
Сантен кивнул головой.
– А успеешь до захода солнца? Давай я тебе помогу, – неожиданно предложил Мясник.
Сантен обрадовался такому повороту событий и только хотел поблагодарить телохранителя маркиза, как тот вынул из голенища сапога длинный хлыст и со всего маху ударил бывшего учителя.
– А ну побежал!
И Сантен побежал по дороге. Люка Мясник преследовал его, хлеща изо всех сил по спине и постоянно подгоняя. Пробежав так более часа, измученный Сантен упал прямо в дорожную пыль. Его сюртук с вышитой на лацкане серебряной звездой Давида лопнул, из рваных лоскутьев сочилась кровь. Мясник неторопливо подъехал к поверженному масону и смачно выругался. Затем хлестнул напоследок несчастного, стараясь попасть по голове, и поскакал обратно в замок, довольный тем, что выполнил поручение своего маленького господина.
В сельской жизни Антуана наступила настоящая идиллия. Теперь никто не мешал ему следовать своим природным наклонностям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26