Мясник достал из-за пазухи охотничий рожок и загудел в него. И тотчас же вдали раздался жуткий многоголосый вой. Марат, пробежавший уже треть дорожки, оглянулся. Огромные бесшумные тени выскочили из сарая и устремились вслед за ним.
– Волки! – крикнул где-то поблизости Антуан.
Марат тонко взвизгнул и побежал что есть силы.
Стая собак ужасающей внешности стремительно настигала его. Он успел пробежать еще двадцать метров, прежде чем передняя собака прыгнула ему на спину и повалила на дорожку. На балконе раздался торжествующий рев. Это Филипп, Нуаре, Мясник и Ежевика приветствовали кровавый финал постановки. Собаки набросились на Одноглазого Марата, орущего от боли и страха, и принялись разрывать его на куски. Внезапно прямо над собачьими мордами возникло красивое лицо юного маркиза. Антуан втянул в себя воздух, насыщенный кровавыми флюидами, вырвал с лица обезумевшего пленника кусочек мяса, проглотил его и восхищенно сказал:
– Ах, как прав был прадедушка! Вкус врага поистине восхитителен!
Он спокойно перешагнул через облепленного и разрываемого стаей Одноглазого Марата и, удовлетворенный и насытившийся, направился обратно в замок, на балконе которого торжествующие гости чокались и пили вино. Собаки, торопливо поедая живую добычу, недовольно и испуганно покосились на этого страшного маленького человека в волчьей шкуре, вызывавшего у них подсознательный ужас и желание немедленно подчиниться его воле. За спиной юного маркиза раздались хлопки взорвавшегося фейерверка, и небо озарилось всеми цветами радуги.
Глава шестая
ЕГО ОХОТА
На следующее утро прекрасная карета, запряженная четверкой красивых лошадей, выехала из ворот замка Мортиньяков и покатила в сторону Парижа. Сидевший на облучке Люка по прозвищу Мясник, отъехав на порядочное расстояние, взял в руку большой мешок, размахнулся и забросил его подальше от дороги в овраг. Мешок упал, покатился на дно, приминая васильки, упал, раскрылся, и из него вывалились оголенные кости.
Карета же, не останавливаясь, умчалась дальше, увозя маркиза в новую столицу Франции, Париж. Оставленный в замке старый охотник за трюфелями мсье Франсуа Нуаре получил на прощание заверенную нотариусом доверенность на родовое гнездо Мортиньяков. Теперь, когда Антуан точно понял, кто он такой, он более не считал уже себя одним из Мортиньяков, он считал себя Медичи, а посему без сожаления расстался с замком, решив, что дядюшка Франсуа окажет ему услугу, если продаст замок, избавив тем самым Антуана от необходимости задерживаться в Бордо.
Приехав в Париж, Антуан остановился на некоторое время в гостинице, подыскивая себе более удобное и достойное его имени жилище. Естественно, первым делом он стал узнавать, куплен ли дворец, ранее принадлежавший главному хранителю королевского парика, отцу покойной Анны. Оказалось, что сначала дворец был конфискован коммуной, затем ею же продан известному банкиру и миллионеру Вотрену, который подарил его своей любовнице, популярной парижской куртизанке Дельфине Моро. Ныне же дворец стоит пустой, так как Дельфина недавно умерла от лихорадки. Так что если поторговаться, то его можно приобрести через нотариуса Бабье, душеприказчика покойной.
Обрадованный столь удачным поворотом событий, Антуан отправился в нотариальную контору Бабье, расположенную на улице Шануанес. Уже подъезжая к конторе, он недовольно сморщил нос, пряча его от ударившего со стороны Сены тошнотворного запаха стоялой воды и тины.
– А Париж все тот же, – сообщил он Мяснику, соскочившему на мостовую и почтительно открывшему дверцу кареты, как некогда делал он это перед отцом маркиза.
Сделка состоялась быстро. Антуан не стал торговаться с нотариусом, запросившим довольно высокую цену за дворец, так как маркизу очень хотелось его иметь. Господин Бабье спешно оформил необходимые документы на владение дворцом и прилегающей к нему землей с парком, садом и хозяйственными строениями, боясь упустить богатого клиента. Уже через час после посещения нотариуса Антуан стал полноправным владельцем дворца. Он тут же отправился в Сен-Жерменское предместье осматривать свое приобретение. Дворец за время последнего отсутствия Антуана изменился. Банкир, перед тем как подарить его Дельфине Моро, заново покрасил фасад, привел в порядок крышу, обновил колонны и расчистил заросший парк, в общем, позаботился о том, чтобы подарок выглядел более респектабельным, чем когда он был куплен.
Располагая огромным богатством, Антуан, едва войдя во дворец, приказал тут же выкинуть из него всю мебель, портьеры и ткани, которыми были обиты стены, найдя вкус глупого счетовода-банкиришки и его подруги-куртизанки ничтожнейшим и пустым, а стало быть, недостойным маркиза де Ланжа, потомка знаменитых герцогов Медичи. Для восстановления прежнего убранства дворца, столь милого сердцу Антуана, был приглашен новомодный декоратор, молодой человек, в совершенстве познавший запросы и вкусы нынешней знати Парижа и не столько ей потакавший, сколько формировавший новые веяния и моду на убранство домов. Когда маркиз объяснил молодому человеку, в какой комнате что должно быть, декоратор был удивлен тонкости вкуса и изысканности потребностей и запросов своего клиента. Антуану же декоратор был нужен лишь для того, чтобы самому не носиться по Парижу, выискивая нужные детали убранства дворца для финальной части задуманного им еще во Флоренции спектакля.
Спустя неделю дворец был готов. Антуан с довольным видом расхаживал по залам, комнатам и спальням, придирчиво оглядывая убранство. Все здесь было, как в те времена, когда он, счастливый и влюбленный, приезжал во дворец, дабы встретиться со своей Анной. Зайдя в последний зал, маркиз де Ланж остановился в дверях, увидев тот же камин и те же лежащие перед ним подушечки для сиденья, которые были в тот вечер, когда они прощались с возлюбленной. И хотя Антуан все так и задумал, ему все же не удалось сдержать грусти, навеянной внезапно нахлынувшими воспоминаниями.
Растопив камин, маркиз уселся на одну из подушечек и уставился на огонь. Так просидел он до самого вечера, пока верный Люка не нашел его и не сообщил, что уже почти девять часов.
Вечером у Антуана была назначена встреча с одним из членов Парижской масонской ложи, доктором Наккаром. Маркиз тщательно оделся, не упуская в своем скромном, но от того не менее шикарном туалете ни одной детали, и отправился в квартал Руль на улицу Фортюне, где проживал масон.
Антуан познакомился с доктором Наккаром через общего знакомого бордосца, тоже масона, однако же не знавшего более в Парижской ложе никого, кроме доктора, а потому написавшего, за определенное вознаграждение разумеется, рекомендательное письмо, снабженное печатью с оттиском перекрещенных угольника и циркуля, символов масонства.
Доктор принял маркиза в своем кабинете, весьма бедно обставленном и крайне скудно освещенном единственной масляной лампой, висевшей под потолком. Он пригласил юношу присесть на продавленный стул, а сам стал читать письмо соратника из Бордо. Наккар вступил в Ложу исключительно из корыстных соображений. Он считал, что Ложа поможет ему набрать приличную клиентуру. Постепенно эта иллюзия была развеяна, и, хотя Наккар продолжал состоять в ней, на собрания масонов он уже являлся не так часто и просиживал там с большой неохотой. Взгляды масонов претили молодому буржуа, интересовавшемуся лишь денежными вопросами.
Чем дольше читал Наккар письмо своего знакомого из провинции, тем ярче перед его мысленным взором вставали блестящие перспективы, открывавшиеся с помощью юного маркиза, сидевшего напротив него и осматривающего своими красивыми синими глазами кабинет. Доктор видел себя старшим товарищем начинающего масона, ведущим его за руку по иерархической лестнице Ложи, которую, как и всякое другое, можно было купить за деньги. За деньги маркиза, который, судя по огромному бриллианту на галстучной булавке, единственному его украшению, был богат, как Крез. Таким образом, маркиз поднимался, а вместе с ним поднимался и сам Наккар, пробираясь на высшие ступени Парижской ложи.
«Необходимо срочно ввести его в члены Ложи, – подумал доктор. – Тем более что он, как это видно из письма, ищет возможность стать масоном».
Именно на подобный ход мысли и рассчитывал Антуан. Наккар закончил чтение письма и выступил перед ним с длинной высокопарной речью о сущности масонства и его важнейших постулатах, главным из которых, по мнению доктора, являлась помощь ближнему, разумеется материальная. Выслушав речь, Антуан в свою очередь сообщил Наккару, что прекрасно понимает его возвышенные чувства и сам придерживается тех же взглядов, а оттого желает как можно скорее вступить в Ложу и стать одним из членов великого братства. При этом он упомянул, что обладает значительным состоянием, оставшимся ему в наследство от умерших родителей.
Услышав, что гость еще и круглый сирота, Наккар тут же стал говорить с Антуаном в отеческом тоне, хотя и был старше его всего на десяток лет.
– К тому же я – аристократ, – дополнил свой портрет Антуан. – Поэтому не поймите меня превратно, я целиком и полностью разделяю взгляды на равенство между людьми, но мне бы хотелось знать, буду ли я находить в Ложе общество, достойное себя.
– Конечно! – вскричал доктор. – Наши уважаемые мастера почти все дворяне. Правда, один из них неизвестно кто. – Наккар на секунду задумался. – Хотя по повадкам он вроде бы как и аристократ, привык приказывать, но стиль его совершенно невозможен. Вы меня понимаете? Манера одеваться и говорить и все такое. – Доктор аккуратно поправил свой шейный платок, явно очень дорогой.
– Кто же этот удивительный человек? – с интересом спросил Антуан, чувствуя себя, словно гончая, взявшая след зайца и поспешившая по нему.
– Говорят, он делал революцию вместе с Лафайетом, – сообщил полушепотом Наккар. – А потом перешел в лагерь якобинцев и стал правой рукой самого Робеспьера. А еще говорят, что это он был идеологом революционного террора и организовал Комитет общественного спасения.
– Как же зовут этого славного человека? – с излишним жаром спросил Антуан.
– Пьер Мору а.
Ни один мускул не дрогнул на лице Антуана, однако же он испытал сильнейшее разочарование, не услышав фамилию своего бывшего учителя Пьера Сантена. Поразмыслив некоторое время, маркиз решил подробнее расспросить доктора об этом человеке.
– Каков он собой?
Наккар встал из-за стола и принялся вышагивать по маленькому кабинету, где он обычно принимал своих немногочисленных пациентов. Ему страстно хотелось показаться новоявленному подопечному этаким умудренным жизнью опытным человеком, от чьего внимания не ускользает ни один штрих, ни одна деталь.
– Что сказать вам о внешности нашего мастера Пьера? Ну, во-первых, он, как и многие гениальные люди, немного неряшлив, особенно в еде. Это потому, что гении постоянно летают в эмпиреях и не интересуются такими ничтожно малыми проблемами, как кремовое пятно на галстучном узле. У него всегда перепачканы чернилами пальцы, но это оттого, что он часто и много пишет. Мастер Пьер ведет переписку с другими Ложами, расположенными в Амстердаме, Женеве, Лондоне, Риме и Санкт-Петербурге. О его внешности я могу сказать, что он некрасив, но его лицо не отталкивает. В нем виден ум и ясность мысли. Волосы у мастера Пьера отсутствуют.
– То есть как отсутствуют? – удивился Антуан.
– Вообще. Их просто нет. Надо вам сказать, что мастер Пьер обрит наголо и почти каждое утро бреет голову. И еще. У него имеется одна удивительная, немного странная черта. Мастер Пьер очень увлекается литературными трудами маркиза де Сада. Как вы знаете, Альфонс де Сад состоял членом нашей Ложи, из которой он был исключен за некоторые, так сказать, недостойные поступки.
Антуан опять ничем не выдал своего волнения. Теперь уже сомнений быть не могло. Под именем Пьера Моруа скрывался его бывший учитель Пьер Сантен.
– Удивительный человек! – без ложного притворства восхищенно сказал он. – Я бы хотел побеседовать с этим человеком. Не могли бы вы оказать мне такую любезность и организовать нашу встречу.
Желая уберечь доктора от ненужных сомнений, Антуан добавил:
– Я бы хотел убедиться во время встречи в правильности своих намерений. Я вижу, что сомнения мои может разрешить такая неординарная личность, как мастер Пьер. А в знак признательности прошу вас принять сей скромный дар для развития столь нужного нашему общему делу блага, как врачевание.
Антуан достал из кармана и положил на стол перед оторопевшим Наккаром огромный изумруд.
Камень светился томным зеленым светом, разбрасывая вокруг себя по убогой комнате снопы чистых искр столь приятного глазу успокаивающего цвета. Увидев перед собой целое состояние, Наккар не смог удержать пальцы, которые жадно подхватили изумруд и тотчас спрятали его в жилетный карман, поближе к сердцу.
«Вот они, свобода, равенство и братство», – с презрением подумал маркиз де Ланж, глядя на это доказательство равенства в жадности среди всех слоев общества.
– Пригласите его как-нибудь пообедать у меня, скажем, завтра в шесть. Вот мой адрес.
Антуан подал доктору свою визитку, на которой был указан дворец хранителя королевского парика, а вместо настоящего имени де Ланжа указан некий виконт де Трай. Поклонившись и распрощавшись с Наккаром, Антуан вышел вон из кабинета, сел в карету, ожидавшую его у дверей дома, и укатил в предместье. Оставшись один, доктор еще долго любовался драгоценным камнем, подаренным ему за ничтожную услугу. Взор его ласкал изумруд, как не всякий любовник может обласкать женщину. Ему виделась прекрасная карьера в Ложе, открытые двери в высшее парижское общество, в которое, вне всякого сомнения, вхож его протеже.
Драгоценный камень, столь дорогой по стоимости, был подарен Антуаном, заранее все продумавшим и предусмотревшим все детали своего плана мести, с тайным умыслом. Не всякий мог отказаться от такого прекрасного подарка, поэтому маркиз де Ланж, желавший действовать наверняка, заранее знал, что доктор обязательно отработает подаренный камень и познакомит его с мастером Пьером. С другой стороны, изумруд такой величины довольно сложно было сразу продать, тем более человеку, незнакомому с дорогими ростовщиками. Поэтому можно было не опасаться, что он тут же начнет швыряться большими деньгами, как это обычно бывает у людей бедных, долгое время голодавших, а потому неспособных удержаться от соблазна промотать богатство как можно быстрее. Подобное поведение вызвало бы живейший интерес общества, и ниточка в руках любопытных непременно бы привела к Антуану, желавшему покуда сохранять инкогнито.
Тем же вечером Мясник отправился в свой любимый бульвар Порока. Там, поплутав некоторое время, он нашел старый притон. В притоне собирались самые отъявленные курильщики опиума. Притон был известен тем, что в нем можно было достать любой товар для получения удовольствия особого сорта. Поторговавшись для приличия с китайцем, Люка купил у него два шарика гашиша и немного опиума.
Следующим утром от доктора пришло письмо. Мальчишка, сын хозяйки дома, у которой Наккар снимал квартиру, принесший письмо, видимо, впервые попал в столь шикарный дворец. Он озирался кругом с глупой улыбкой на лице, ожидая в приемной кабинета, пока Антуан прочтет благодарность от доктора и его заверения в сегодняшнем визите с мастером Парижской ложи и напишет ответ. Люка, с интересом наблюдавший за мальчишкой, спросил, как его зовут.
– Николя, – представился юный посланник. – А живу я в том же доме, что и господин Наккар, только не на втором, а на первом этаже. А ваш господин, он что, тоже доктор?
В этот момент из кабинета вышел Антуан, на ходу складывая письмо.
– Вот тебе, – он подал конверт и монету в один су мальчишке. – Отдай письмо мсье Наккару.
К вечеру все было готово к встрече дорогого гостя. В большом зале стоял стол, накрытый на три персоны. Антуан лично расставил тарелки лучшего немецкого фарфора, серебряные ножи и вилки с гнутыми, как у пистолетов, ручками, бокалы тонкого богемского хрусталя. В углах горели во множестве восковые свечи, освещая и придавая праздничность готовящемуся позднему обеду.
Ровно в шесть часов вечера на улице, где располагался дворец, показалась коляска. В ней сидели двое мужчин. Один из них, уже знакомый Антуану доктор Наккар, с любопытством озирался по сторонам. Второй же, одетый во все черное господин, со спокойным и даже несколько равнодушным видом сидел, вперив взор в серебряный набалдашник своей трости, отлитый в виде головы грифона. Антуан, стоя в дальней комнате верхнего этажа, наблюдал за приближением коляски, внимательно разглядывая сидящих в ней мужчин в подзорную трубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Волки! – крикнул где-то поблизости Антуан.
Марат тонко взвизгнул и побежал что есть силы.
Стая собак ужасающей внешности стремительно настигала его. Он успел пробежать еще двадцать метров, прежде чем передняя собака прыгнула ему на спину и повалила на дорожку. На балконе раздался торжествующий рев. Это Филипп, Нуаре, Мясник и Ежевика приветствовали кровавый финал постановки. Собаки набросились на Одноглазого Марата, орущего от боли и страха, и принялись разрывать его на куски. Внезапно прямо над собачьими мордами возникло красивое лицо юного маркиза. Антуан втянул в себя воздух, насыщенный кровавыми флюидами, вырвал с лица обезумевшего пленника кусочек мяса, проглотил его и восхищенно сказал:
– Ах, как прав был прадедушка! Вкус врага поистине восхитителен!
Он спокойно перешагнул через облепленного и разрываемого стаей Одноглазого Марата и, удовлетворенный и насытившийся, направился обратно в замок, на балконе которого торжествующие гости чокались и пили вино. Собаки, торопливо поедая живую добычу, недовольно и испуганно покосились на этого страшного маленького человека в волчьей шкуре, вызывавшего у них подсознательный ужас и желание немедленно подчиниться его воле. За спиной юного маркиза раздались хлопки взорвавшегося фейерверка, и небо озарилось всеми цветами радуги.
Глава шестая
ЕГО ОХОТА
На следующее утро прекрасная карета, запряженная четверкой красивых лошадей, выехала из ворот замка Мортиньяков и покатила в сторону Парижа. Сидевший на облучке Люка по прозвищу Мясник, отъехав на порядочное расстояние, взял в руку большой мешок, размахнулся и забросил его подальше от дороги в овраг. Мешок упал, покатился на дно, приминая васильки, упал, раскрылся, и из него вывалились оголенные кости.
Карета же, не останавливаясь, умчалась дальше, увозя маркиза в новую столицу Франции, Париж. Оставленный в замке старый охотник за трюфелями мсье Франсуа Нуаре получил на прощание заверенную нотариусом доверенность на родовое гнездо Мортиньяков. Теперь, когда Антуан точно понял, кто он такой, он более не считал уже себя одним из Мортиньяков, он считал себя Медичи, а посему без сожаления расстался с замком, решив, что дядюшка Франсуа окажет ему услугу, если продаст замок, избавив тем самым Антуана от необходимости задерживаться в Бордо.
Приехав в Париж, Антуан остановился на некоторое время в гостинице, подыскивая себе более удобное и достойное его имени жилище. Естественно, первым делом он стал узнавать, куплен ли дворец, ранее принадлежавший главному хранителю королевского парика, отцу покойной Анны. Оказалось, что сначала дворец был конфискован коммуной, затем ею же продан известному банкиру и миллионеру Вотрену, который подарил его своей любовнице, популярной парижской куртизанке Дельфине Моро. Ныне же дворец стоит пустой, так как Дельфина недавно умерла от лихорадки. Так что если поторговаться, то его можно приобрести через нотариуса Бабье, душеприказчика покойной.
Обрадованный столь удачным поворотом событий, Антуан отправился в нотариальную контору Бабье, расположенную на улице Шануанес. Уже подъезжая к конторе, он недовольно сморщил нос, пряча его от ударившего со стороны Сены тошнотворного запаха стоялой воды и тины.
– А Париж все тот же, – сообщил он Мяснику, соскочившему на мостовую и почтительно открывшему дверцу кареты, как некогда делал он это перед отцом маркиза.
Сделка состоялась быстро. Антуан не стал торговаться с нотариусом, запросившим довольно высокую цену за дворец, так как маркизу очень хотелось его иметь. Господин Бабье спешно оформил необходимые документы на владение дворцом и прилегающей к нему землей с парком, садом и хозяйственными строениями, боясь упустить богатого клиента. Уже через час после посещения нотариуса Антуан стал полноправным владельцем дворца. Он тут же отправился в Сен-Жерменское предместье осматривать свое приобретение. Дворец за время последнего отсутствия Антуана изменился. Банкир, перед тем как подарить его Дельфине Моро, заново покрасил фасад, привел в порядок крышу, обновил колонны и расчистил заросший парк, в общем, позаботился о том, чтобы подарок выглядел более респектабельным, чем когда он был куплен.
Располагая огромным богатством, Антуан, едва войдя во дворец, приказал тут же выкинуть из него всю мебель, портьеры и ткани, которыми были обиты стены, найдя вкус глупого счетовода-банкиришки и его подруги-куртизанки ничтожнейшим и пустым, а стало быть, недостойным маркиза де Ланжа, потомка знаменитых герцогов Медичи. Для восстановления прежнего убранства дворца, столь милого сердцу Антуана, был приглашен новомодный декоратор, молодой человек, в совершенстве познавший запросы и вкусы нынешней знати Парижа и не столько ей потакавший, сколько формировавший новые веяния и моду на убранство домов. Когда маркиз объяснил молодому человеку, в какой комнате что должно быть, декоратор был удивлен тонкости вкуса и изысканности потребностей и запросов своего клиента. Антуану же декоратор был нужен лишь для того, чтобы самому не носиться по Парижу, выискивая нужные детали убранства дворца для финальной части задуманного им еще во Флоренции спектакля.
Спустя неделю дворец был готов. Антуан с довольным видом расхаживал по залам, комнатам и спальням, придирчиво оглядывая убранство. Все здесь было, как в те времена, когда он, счастливый и влюбленный, приезжал во дворец, дабы встретиться со своей Анной. Зайдя в последний зал, маркиз де Ланж остановился в дверях, увидев тот же камин и те же лежащие перед ним подушечки для сиденья, которые были в тот вечер, когда они прощались с возлюбленной. И хотя Антуан все так и задумал, ему все же не удалось сдержать грусти, навеянной внезапно нахлынувшими воспоминаниями.
Растопив камин, маркиз уселся на одну из подушечек и уставился на огонь. Так просидел он до самого вечера, пока верный Люка не нашел его и не сообщил, что уже почти девять часов.
Вечером у Антуана была назначена встреча с одним из членов Парижской масонской ложи, доктором Наккаром. Маркиз тщательно оделся, не упуская в своем скромном, но от того не менее шикарном туалете ни одной детали, и отправился в квартал Руль на улицу Фортюне, где проживал масон.
Антуан познакомился с доктором Наккаром через общего знакомого бордосца, тоже масона, однако же не знавшего более в Парижской ложе никого, кроме доктора, а потому написавшего, за определенное вознаграждение разумеется, рекомендательное письмо, снабженное печатью с оттиском перекрещенных угольника и циркуля, символов масонства.
Доктор принял маркиза в своем кабинете, весьма бедно обставленном и крайне скудно освещенном единственной масляной лампой, висевшей под потолком. Он пригласил юношу присесть на продавленный стул, а сам стал читать письмо соратника из Бордо. Наккар вступил в Ложу исключительно из корыстных соображений. Он считал, что Ложа поможет ему набрать приличную клиентуру. Постепенно эта иллюзия была развеяна, и, хотя Наккар продолжал состоять в ней, на собрания масонов он уже являлся не так часто и просиживал там с большой неохотой. Взгляды масонов претили молодому буржуа, интересовавшемуся лишь денежными вопросами.
Чем дольше читал Наккар письмо своего знакомого из провинции, тем ярче перед его мысленным взором вставали блестящие перспективы, открывавшиеся с помощью юного маркиза, сидевшего напротив него и осматривающего своими красивыми синими глазами кабинет. Доктор видел себя старшим товарищем начинающего масона, ведущим его за руку по иерархической лестнице Ложи, которую, как и всякое другое, можно было купить за деньги. За деньги маркиза, который, судя по огромному бриллианту на галстучной булавке, единственному его украшению, был богат, как Крез. Таким образом, маркиз поднимался, а вместе с ним поднимался и сам Наккар, пробираясь на высшие ступени Парижской ложи.
«Необходимо срочно ввести его в члены Ложи, – подумал доктор. – Тем более что он, как это видно из письма, ищет возможность стать масоном».
Именно на подобный ход мысли и рассчитывал Антуан. Наккар закончил чтение письма и выступил перед ним с длинной высокопарной речью о сущности масонства и его важнейших постулатах, главным из которых, по мнению доктора, являлась помощь ближнему, разумеется материальная. Выслушав речь, Антуан в свою очередь сообщил Наккару, что прекрасно понимает его возвышенные чувства и сам придерживается тех же взглядов, а оттого желает как можно скорее вступить в Ложу и стать одним из членов великого братства. При этом он упомянул, что обладает значительным состоянием, оставшимся ему в наследство от умерших родителей.
Услышав, что гость еще и круглый сирота, Наккар тут же стал говорить с Антуаном в отеческом тоне, хотя и был старше его всего на десяток лет.
– К тому же я – аристократ, – дополнил свой портрет Антуан. – Поэтому не поймите меня превратно, я целиком и полностью разделяю взгляды на равенство между людьми, но мне бы хотелось знать, буду ли я находить в Ложе общество, достойное себя.
– Конечно! – вскричал доктор. – Наши уважаемые мастера почти все дворяне. Правда, один из них неизвестно кто. – Наккар на секунду задумался. – Хотя по повадкам он вроде бы как и аристократ, привык приказывать, но стиль его совершенно невозможен. Вы меня понимаете? Манера одеваться и говорить и все такое. – Доктор аккуратно поправил свой шейный платок, явно очень дорогой.
– Кто же этот удивительный человек? – с интересом спросил Антуан, чувствуя себя, словно гончая, взявшая след зайца и поспешившая по нему.
– Говорят, он делал революцию вместе с Лафайетом, – сообщил полушепотом Наккар. – А потом перешел в лагерь якобинцев и стал правой рукой самого Робеспьера. А еще говорят, что это он был идеологом революционного террора и организовал Комитет общественного спасения.
– Как же зовут этого славного человека? – с излишним жаром спросил Антуан.
– Пьер Мору а.
Ни один мускул не дрогнул на лице Антуана, однако же он испытал сильнейшее разочарование, не услышав фамилию своего бывшего учителя Пьера Сантена. Поразмыслив некоторое время, маркиз решил подробнее расспросить доктора об этом человеке.
– Каков он собой?
Наккар встал из-за стола и принялся вышагивать по маленькому кабинету, где он обычно принимал своих немногочисленных пациентов. Ему страстно хотелось показаться новоявленному подопечному этаким умудренным жизнью опытным человеком, от чьего внимания не ускользает ни один штрих, ни одна деталь.
– Что сказать вам о внешности нашего мастера Пьера? Ну, во-первых, он, как и многие гениальные люди, немного неряшлив, особенно в еде. Это потому, что гении постоянно летают в эмпиреях и не интересуются такими ничтожно малыми проблемами, как кремовое пятно на галстучном узле. У него всегда перепачканы чернилами пальцы, но это оттого, что он часто и много пишет. Мастер Пьер ведет переписку с другими Ложами, расположенными в Амстердаме, Женеве, Лондоне, Риме и Санкт-Петербурге. О его внешности я могу сказать, что он некрасив, но его лицо не отталкивает. В нем виден ум и ясность мысли. Волосы у мастера Пьера отсутствуют.
– То есть как отсутствуют? – удивился Антуан.
– Вообще. Их просто нет. Надо вам сказать, что мастер Пьер обрит наголо и почти каждое утро бреет голову. И еще. У него имеется одна удивительная, немного странная черта. Мастер Пьер очень увлекается литературными трудами маркиза де Сада. Как вы знаете, Альфонс де Сад состоял членом нашей Ложи, из которой он был исключен за некоторые, так сказать, недостойные поступки.
Антуан опять ничем не выдал своего волнения. Теперь уже сомнений быть не могло. Под именем Пьера Моруа скрывался его бывший учитель Пьер Сантен.
– Удивительный человек! – без ложного притворства восхищенно сказал он. – Я бы хотел побеседовать с этим человеком. Не могли бы вы оказать мне такую любезность и организовать нашу встречу.
Желая уберечь доктора от ненужных сомнений, Антуан добавил:
– Я бы хотел убедиться во время встречи в правильности своих намерений. Я вижу, что сомнения мои может разрешить такая неординарная личность, как мастер Пьер. А в знак признательности прошу вас принять сей скромный дар для развития столь нужного нашему общему делу блага, как врачевание.
Антуан достал из кармана и положил на стол перед оторопевшим Наккаром огромный изумруд.
Камень светился томным зеленым светом, разбрасывая вокруг себя по убогой комнате снопы чистых искр столь приятного глазу успокаивающего цвета. Увидев перед собой целое состояние, Наккар не смог удержать пальцы, которые жадно подхватили изумруд и тотчас спрятали его в жилетный карман, поближе к сердцу.
«Вот они, свобода, равенство и братство», – с презрением подумал маркиз де Ланж, глядя на это доказательство равенства в жадности среди всех слоев общества.
– Пригласите его как-нибудь пообедать у меня, скажем, завтра в шесть. Вот мой адрес.
Антуан подал доктору свою визитку, на которой был указан дворец хранителя королевского парика, а вместо настоящего имени де Ланжа указан некий виконт де Трай. Поклонившись и распрощавшись с Наккаром, Антуан вышел вон из кабинета, сел в карету, ожидавшую его у дверей дома, и укатил в предместье. Оставшись один, доктор еще долго любовался драгоценным камнем, подаренным ему за ничтожную услугу. Взор его ласкал изумруд, как не всякий любовник может обласкать женщину. Ему виделась прекрасная карьера в Ложе, открытые двери в высшее парижское общество, в которое, вне всякого сомнения, вхож его протеже.
Драгоценный камень, столь дорогой по стоимости, был подарен Антуаном, заранее все продумавшим и предусмотревшим все детали своего плана мести, с тайным умыслом. Не всякий мог отказаться от такого прекрасного подарка, поэтому маркиз де Ланж, желавший действовать наверняка, заранее знал, что доктор обязательно отработает подаренный камень и познакомит его с мастером Пьером. С другой стороны, изумруд такой величины довольно сложно было сразу продать, тем более человеку, незнакомому с дорогими ростовщиками. Поэтому можно было не опасаться, что он тут же начнет швыряться большими деньгами, как это обычно бывает у людей бедных, долгое время голодавших, а потому неспособных удержаться от соблазна промотать богатство как можно быстрее. Подобное поведение вызвало бы живейший интерес общества, и ниточка в руках любопытных непременно бы привела к Антуану, желавшему покуда сохранять инкогнито.
Тем же вечером Мясник отправился в свой любимый бульвар Порока. Там, поплутав некоторое время, он нашел старый притон. В притоне собирались самые отъявленные курильщики опиума. Притон был известен тем, что в нем можно было достать любой товар для получения удовольствия особого сорта. Поторговавшись для приличия с китайцем, Люка купил у него два шарика гашиша и немного опиума.
Следующим утром от доктора пришло письмо. Мальчишка, сын хозяйки дома, у которой Наккар снимал квартиру, принесший письмо, видимо, впервые попал в столь шикарный дворец. Он озирался кругом с глупой улыбкой на лице, ожидая в приемной кабинета, пока Антуан прочтет благодарность от доктора и его заверения в сегодняшнем визите с мастером Парижской ложи и напишет ответ. Люка, с интересом наблюдавший за мальчишкой, спросил, как его зовут.
– Николя, – представился юный посланник. – А живу я в том же доме, что и господин Наккар, только не на втором, а на первом этаже. А ваш господин, он что, тоже доктор?
В этот момент из кабинета вышел Антуан, на ходу складывая письмо.
– Вот тебе, – он подал конверт и монету в один су мальчишке. – Отдай письмо мсье Наккару.
К вечеру все было готово к встрече дорогого гостя. В большом зале стоял стол, накрытый на три персоны. Антуан лично расставил тарелки лучшего немецкого фарфора, серебряные ножи и вилки с гнутыми, как у пистолетов, ручками, бокалы тонкого богемского хрусталя. В углах горели во множестве восковые свечи, освещая и придавая праздничность готовящемуся позднему обеду.
Ровно в шесть часов вечера на улице, где располагался дворец, показалась коляска. В ней сидели двое мужчин. Один из них, уже знакомый Антуану доктор Наккар, с любопытством озирался по сторонам. Второй же, одетый во все черное господин, со спокойным и даже несколько равнодушным видом сидел, вперив взор в серебряный набалдашник своей трости, отлитый в виде головы грифона. Антуан, стоя в дальней комнате верхнего этажа, наблюдал за приближением коляски, внимательно разглядывая сидящих в ней мужчин в подзорную трубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26