А для питья никуда не годится – нет в ней солей. Безвкусная, и после года такой воды кости становятся ломкими. В столовой доктор Виктор Михайлович Трошин щедро раздает какие-то желтые шарики и лепешки. Глотают. Кажется, помогают – никто еще не сломал ни руку, ни ногу.
По нужде ходим в необычайно красивую пещеру. Она вся обросла белыми сталактитами. Но ходят туда с опаской. Если кому и суждено поломать ноги, это случится в самой прозаической обстановке.
В доме с опаской живешь первых три дня. Потом привыкаешь. Вот только вода с потолка. Для нее мало уже и бочки. И неизвестно, что будет завтра. Наш сосед радиотехник Лёнька Шалыт заходит вчера после дежурства вздремнуть. Батюшки мои, в жилище полметра воды! Туфли двумя кораблями плавают под столом. Захлебнулись четыре важных прибора. Вода с потолка хлещет, как в хорошем фонтане. Пришлось объявить всеобщий аврал.
«Аврал!» Сильное, властное слово. Заставляет все бросить, поторопиться наверх.
И вот все уже в сборе – с лопатами, ломами, веревками. Закипела работа. Все уравнялись – ученые, бульдозеристы, повар, синоптик, корреспондент. В две минуты рождается метод: плотный снег лучше всего пилой полотнить на бруски и дружно спихивать бульдозерам на ножи. Вот уже появился неприметный до этого человек – у него лучше всех получается. Он, сам того не сознавая, как в атаке, становится командиром.
– Раз, два – взяли…
Все радостно подчиняются. Дело идет. И вот другой такой появился. У него еще лучше выходит.
– Эй вы, на той стороне, слабаки, дайте-ка нам пилу!
– А хрена ты не хотел?!
– Раз, два – взяли!..
Даже ленивый тут обливается потом, не хочет отстать. И вот уже лопаты стукнулись о железную крышу. Оглянулись.
– Братцы, неужели это мы маханули?!
На неделю, казалось, работы – смахнули за три часа. Вот что значит артель, вот что значит «аврал»!
– Братцы, а кто же фильм выбирает?
Общий галдеж. Была объявлена самая высокая в Антарктиде награда: фильм на сегодняшний вечер выбирает тот, кто больше всех отличился. Великодушно решают:
– Пусть выбирают летчики. Они так старались, что пила – пополам.
Хохот. Летчики идут выбирать фильм. А начальство прикидывает: так вот авралом можно, пожалуй, и все дома помаленьку очистить.
Но слово «аврал» – особое слово. Оно действует, когда в самом деле аврал, когда дальше податься некуда. А стали авралы по графику проводить – все кончилось. Я с чистой совестью сажусь писать репортаж – редакция требует. Геофизики говорят: «У нас срок», – это значит время идти к приборам. У повара выпечка хлеба. Человек десять ковыряют лопатами. Но разве это работа! Самое нехорошее: случись теперь в самом деле неотложное дело – не сразу поднимешь людей.
В Мирном бушует пурга. Утром по радио передали: «Внимание! Штормовое предупреждение. Ветер до тридцати метров в секунду. Будьте осторожны». Последние десять дней в Мирном стояла штилевая, солнечная погода. Носы от солнца шелушились, как молодая картошка. Губы надо было мазать помадой. Лица почернели, и только около глаз от темных очков остались белые пятна.
Новичкам и корреспондентам, много слышавшим об антарктических бурях, уже приелась невозмутимая синева далей и светлый круглосуточный день. Сейчас в Мирном шутят: «Пурга по заявкам корреспондентов». «Миряне» эту пургу за пургу не считают. Однако отменены все полеты. Легкие самолеты тросами притянуты к якорям, к тракторам и бульдозерам. С тяжелыми Илами ветру не справиться.
Сегодня один из Илов должен был лететь в самую глубь Антарктиды. Но полет отменен. А в последнюю минуту отменен полет и на станцию Молодежная, где с нетерпением ожидают строителей, прибывших из Москвы. Какие полеты, если до столовой пешком едва добираемся! Вылезаем на свет божий через люки над головой. А белого света не видно. Ветер швыряет, валит, залепляет очки. Белая мгла. Идешь – как в шарике от пинг-понга. Все достали из мешков штормовую одежду. Закутаны с головы до ног в меха и непродуваемые ткани. Но пурга находит все-таки щели, моментально наполняет снегом карманы. Идем, взявшись по двое за руки. Лишь на мгновение мелькнет в свистящем молоке яркий свет маяка над столовой и высокая мачта с антенной. Люди идут как тени. В столовой новички говорят: «Да-а…» А старожилы довольно смеются: «Антарктида не Крым. Но разве это пурга!» И начинают рассказывать историю о «настоящей пурге».
Часты ли бури? Синоптик Геннадий Бардин достает из кармана маленький календарь: «Вот смотри. Когда штиль, я ставлю на числе крестик, когда умеренный ветер – штрихую, в бурю ставлю черные пятна». Почти весь календарь у синоптика в черных пятнах.
Эта пурга началась с легких стремительных облаков, упрятавших солнце в пуховую шаль. Метеорологи сообщили: от южных берегов Африки идет циклон. Встретившись с холодом Антарктиды, циклон набрал силу. Валит с ног. Но пожалуй, только пилоты могут сидеть на кроватях, пришивать к курткам пуговицы, читать потрепанные книжки и вспоминать, где и когда так же вот не летали. Все остальные спешат на работу. В разных местах поселка над снегом и под снегом стоят десятки приборов и целые лаборатории ученых. Наблюдения лишь тогда имеют ценность, когда проводятся аккуратно, день за днем, час за часом. Поэтому геофизики из отряда Петра Астахова кроме обычных приборов уносят сегодня из дому лопаты. Часа два уйдет на откапывание входа, прежде чем человек сможет взглянуть на приборы.
Много хлопот в пургу у аэрологов и синоптиков. Три раза в день из их будки в синее небо уходили наполненные водородом шары. Радиопередатчик с большой высоты слал на землю сигналы о скорости ветра, температуре, давлении, о космических излучениях. Сегодня особенно важно знать, что там, над пургой. Аэрологи Иван Филиппович, Иван Вибрик и Бояревич Володя готовят аппаратуру, готовят водород для шаров. Не простое дело – запуски шара-зонда в пургу. Мы долго смеялись, узнав, как Бояревич лишился роскошной антарктической бороды. Шесть раз подряд пытались запустить шар. И все неудачно – пурга прижимает его к земле, подбрасывает и бьет о сугроб тонкие приборы радиопередатчика. В секунду рушится пятичасовая подготовка каждого запуска. Шесть раз подряд. У седьмого шара измученный Бояревич мрачно пообещал: «Если запустим правую половину бороды отдаю». Шар улетел. Друзья заставили выполнить обещание.
Сегодня аэрологи не давали обетов. Только что позвонили: шар с первого раза благополучно ушел. Уже обработаны сигналы приборов. В ближайшие сутки пурга не ослабнет.
Прогноза из Мирного ожидают в Москве, ожидают на антарктических станциях Восток, Молодежная, Комсомольская и Новолазаревская. Особенно важны предсказания погоды морякам.
Пурга продолжается. Наготове отряд спасателей во главе с опытным полярником Виталием Кузьмичом Бабарыкиным. Мало ли что может случиться с человеком в такую метель! Наружные работы отменены, но под снегом идет обычная жизнь. Я позвонил в ремонтную мастерскую: «Что делает сегодня отряд транспортников?» – «Ремонтируем тракторы и бульдозеры. Готовимся к выгрузке кораблей».
Корабли «Обь» и «Эстония» идут в Антарктиду. Уже прошли Бискайский залив и вышли в Атлантику. Они везут груз и зимовщиков новой антарктической экспедиции. В Мирном корабли будут встречать 7–11 января.
Люди как люди…
Внешне люди все тут как-то похожи – обветренные, загорелые, бородатые. Одежда, как в армии, тоже создает сходство. Общие тяготы, монотонность работ делают свое дело. Ершистый быстро тут понимает, что может сделаться нетерпимым. Честолюбивый волей-неволей идет вместе со всеми. А робкого обстановка подтягивает, заставляет перебороть робость. Тут все на виду друг у друга. Все показное, ненастоящее, вся шелуха облетает в первый же месяц. Зато все хорошее и сильное прорастает.
При отборе сюда глядят не в анкету. Тут нужны здоровые, умелые, пытливые люди. Небезразлично, умеешь ли ты смеяться, играть на гитаре, терпим ли ты к недостаткам соседа. Простой случай: твой сосед в маленькой комнате ночью храпит. На зимовках, бывало, люди становились врагами из-за этого пустяка. Целый год люди до последней морщинки характера на виду друг у друга. Уравновешенность. Доброта. Справедливость. Верность мужскому слову. Стремление всегда идти навстречу другому. Без этих качеств в Антарктиде человеку зимовать трудно, да и быть с таким рядом несладко. Руководителю экспедиции перед отправкой сюда нужно проделать уйму работы. Надо не забыть и гвозди, и редкий прибор для ученого, и витамины, и запасную часть к самолетам, и банный веник, и еще бог знает сколько вещей серьезных и столь же серьезных мелочей. Забыл – в Антарктиде не купишь. Но люди – все-таки самое сложное. Бывают, конечно, ошибки в отборе. Ехал человек заработать деньги на «волгу». Оказалось, Антарктида зря денег не платит. Такой человек обуза. А куда денешь? Прежде чем пароход прокричит прощальным гудком, начальник экспедиции еще и еще раз смотрит, тот ли человек едет. Как правило, едут уже испытанные: зимовавшие в Арктике, уже видавшие Антарктиду или служившие в армии. Поэтому люди в этом краю собираются крепкие, настоящие. В конце зимовки от избытка нерастраченной энергии они становятся немного сентиментальными. Зовут друг друга Витюша, Ванечка… Появляется и раздражительность. Каждый горазд пошутить, но иногда пустячная шутка выводит человека из равновесия. К концу зимовки один становится молчаливым, другой – разговорчивым до болтливости. Но все это не болезненные сдвиги человеческой психики. Американцы специально изучают влияние Антарктиды на человека. Болезненных случаев больше всего на базе у австралийцев: каждый год кто-нибудь на время теряет рассудок. Австралийцам, выросшим в теплом районе Земли, труднее даются тяготы Антарктиды.
Сегодня опять пурга. Все сидят в доме. Наперебой зовут в гости…
– Зашел бы…
Думаю: в чем дело? Радисты мне объяснили. После заметок в газете сюда моментально идут радиограммы: «Толя, читали про тебя. Бабушка даже плакала». Такую телеграмму приятно получить каждому, вот и зовут – вдруг упомянешь. Эта человеческая слабость тут, в Антарктиде, вполне извинительна. Тут почти каждый заслужил, чтобы о нем написали. Не думайте, однако, что в домике человек будет выставлять себя напоказ. Как раз наоборот. Шутки. Просьба рассказать что-нибудь.
Существует у полярников шутливый иронический взгляд на себя. Называют друг друга забавной кличкой – Парамон.
Откуда такое прозвище? Объясняют: «На пароходе, который вез четвертую экспедицию, был повар по имени Парамон. Очень понравилось имя…» Слово «землепроходцы» тут перекроили применительно к Антарктиде: «льдопроходимцы». Но это домашняя шутка людей, знающих себе цену. Тут есть свои песни.
Ну что сказать тебе, мой друг,
Ты только не таи обиду:
Хороших много мест вокруг.
Зачем ты едешь в Антарктиду?..
Я не слышал об Антарктиде восторженных слов. «Лучше всего ее видеть с кормы корабля, который уходит на Родину…», «Самый тяжелый день, когда „Обь“ уходит от берегов а ты остаешься. Гудки, гудки… А ты остался. Неделю ходишь как очумелый. Потом ничего. Вот говорите – тяготы: мороз пурга, трещины. Это все ничего. А вот как представишь пятнадцать тысяч верст от дома, так аж в Бога хочется верить. Никто к тебе не придет, не приедет…»
Американец Берд назвал Антарктиду самым холодным, самым враждебным человеку углом Земли. Наши ребята придумали для нее много мужских неласковых слов. И все-таки едут. Начальник станции Восток Василий Сидоров зимует четвертый раз. Радисты – по третьему разу. Бульдозерист Ильяс Абушаев – четвертый раз. Больше половины людей знают Антарктиду не первый год. Давали слово не приезжать. Едут! Англичанин Шеклтон несколько раз бывал на краю гибели. Но всякий раз снаряжал новую экспедицию. Что влечет сюда человека? На этот вопрос много ответов. Долг перед Родиной. Жажда новых открытий. Честолюбие, поиски приключений. Суровая красота этой земли. Деньги. Есть и еще одна сила, влекущая сюда человека снова и снова. Наверно, это хорошо бы могли объяснить альпинисты. Обывателю никогда не понять, почему альпинисты лезут на гору. Всегда рискуют жизнью. Зачем? Побыть на вершине минуту и снова спуститься… И только сам альпинист знает, зачем идет на ледяную вершину. Он чувствует торжество духа, он празднует победу над самим собой. Один раз испытав торжество, доступное только смелым, человек всегда будет стремиться к вершинам, всегда будет стремиться еще и еще раз испытать радость сильного духом. Вот почему человек в четвертый и в пятый раз собирается в Антарктиду.
– Вот ты, Валентин, почему в Антарктиду поехал?
Статный парень медлит с ответом. Снимает перчатки – начинает откручивать мелкие гайки. Мороз. На гайках остается кожа от пальцев. Парень снимает жестяной футляр. Вижу зеркало размером с автомобильное колесо. Все небо и даже верхушка айсберга отражаются в круглом стекле. Рядом еще такое же зеркало. Под зеркалом – кинокамера-автомат. Снимает круглые сутки. Валентин чистит зеркало тряпочкой, смоченной в спирте, надевает футляр.
– Да, поработали эти глазки… Всё! Через месяц сдаю. Вам пурга, конечно, не нравится?.. Мне тоже не нравится. А я, случалось, молил, чтоб суток на трое понесло…
Спускаемся в домик. Садимся на кровать. Валентин по-детски калачиком подбирает под себя ноги. Я редко встречал таких рассказчиков. Он то говорит, то вдруг, забыв обо мне, долго молчит, вспоминает, то мы говорим вместе…
«Полярной ночью солнце – как гость на минутку. Прокатится шаром по айсбергам, и все. Горит окраина неба огненно-красным закатом. А потом только звезды. Колючие, как мелко поколотый лед. Потом над островом появляется бледно-желтая занавеска. Занавеска дрожит, как будто кто-то дышит на нее в темноте. Все ярче и ярче, и вот уже не желтая, а пурпурная, с ярко-зеленым оттенком. Снег, айсберги, шерсть у белой собаки повторяют переливы холодного, странного света. Ни секунды покоя. Моргнешь – огромный, вполнеба, занавес изменил уже форму, появились новые пурпурные складки. И так всю ночь.
Иногда занавес повисает на светлых столбах. Потом снова невидимый ветер шевелит пурпурные и зеленые складки. Занавес движется и вдруг застывает, в точности повторяя линию берега. Я хватал карту – точь-в-точь берег… Зеленый свет опускался временами так низко, что казалось: кинь шапку – и закачается занавес. Но я-то знаю: ниже ста километров не опускается…»
Июнь. Дома, под Ленинградом, стоят белые ночи. Растет трава. Лягушки квакают. А тут беспрерывная звездная ночь. Рвется лед от мороза. Зеленой чешуей сверкают на айсберге трещины. Трется о ногу собака. Один на всей земле. Крикни – никто не услышит. Иногда на небе зажигалась корона. Это совсем редкое зрелище. «Я бежал к телефону будить ребят… Вылезали сонные из-под снега. Говорили: „Да-а…“ Минут десять стояли. А потом скорее в постели. А мне нельзя, у меня служба: сияние наблюдать». На этой службе каждые пятнадцать минут надо вылезать из-под снега с блокнотом и делать «объективные записи»: какой формы и сколько баллов сияние. Камеры с зеркалами тоже свою работу ведут. Надо только вовремя заряжать пленку. В Москве ученые положат рядом записки и пленки. Положат рядом записки и пленки другого парня, не спавшего полярные ночи на льдине в Северном Ледовитом. И сделают ученые мудрые выводы о том, что происходит над нашей Землей. «Мое дело – накопить материал. Каждые пятнадцать минут надо вылезать на мороз. Карандаш еле держится в пальцах. Глаза слипаются. Вот почему и молил, чтоб пурга денька на три. Можно поспать и даже сходить в кино».
Сейчас сплошной день. Магнитные бури ловят антенны локаторов. А у этого парня есть еще одна должность: он следит за блужданием магнитного полюса. Не все знают, что даже за сутки магнитный полюс меняет место. За долгое время он может уклониться настолько, что самолеты и корабли начнут сбиваться с дороги. Надо изучать характер магнитного полюса.
Большая комната, полная точных приборов. Настолько точных и тонких, что под снегом держат строго постоянную температуру. И упаси Бог какие-нибудь толчки! Чтобы не забрел кто-нибудь посторонний, на дверях «магнитного цеха» Валентин повесил картинку – две кости и череп.
«Валя, а какие пути привели в Антарктиду?» Мой собеседник шевелит ладонью соломенный чуб, ищет что-то на карте, потом достает телеграмму. «С братом вчера обменялись. Штурман на рыболовецком судне. Я тоже штурман… Как начиналось? О, это долгая песня… У нас вся родня моряки. Дядя – адмирал. Пять орденов Красного Знамени получил». В роду Ивановых есть и матросы и боцман. Двоюродные братья Валентин и Олег с пеленок примеряли старые бескозырки и фуражки с «крабами», листали пожелтевшие морские книги и карты. Крутили глобус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
По нужде ходим в необычайно красивую пещеру. Она вся обросла белыми сталактитами. Но ходят туда с опаской. Если кому и суждено поломать ноги, это случится в самой прозаической обстановке.
В доме с опаской живешь первых три дня. Потом привыкаешь. Вот только вода с потолка. Для нее мало уже и бочки. И неизвестно, что будет завтра. Наш сосед радиотехник Лёнька Шалыт заходит вчера после дежурства вздремнуть. Батюшки мои, в жилище полметра воды! Туфли двумя кораблями плавают под столом. Захлебнулись четыре важных прибора. Вода с потолка хлещет, как в хорошем фонтане. Пришлось объявить всеобщий аврал.
«Аврал!» Сильное, властное слово. Заставляет все бросить, поторопиться наверх.
И вот все уже в сборе – с лопатами, ломами, веревками. Закипела работа. Все уравнялись – ученые, бульдозеристы, повар, синоптик, корреспондент. В две минуты рождается метод: плотный снег лучше всего пилой полотнить на бруски и дружно спихивать бульдозерам на ножи. Вот уже появился неприметный до этого человек – у него лучше всех получается. Он, сам того не сознавая, как в атаке, становится командиром.
– Раз, два – взяли…
Все радостно подчиняются. Дело идет. И вот другой такой появился. У него еще лучше выходит.
– Эй вы, на той стороне, слабаки, дайте-ка нам пилу!
– А хрена ты не хотел?!
– Раз, два – взяли!..
Даже ленивый тут обливается потом, не хочет отстать. И вот уже лопаты стукнулись о железную крышу. Оглянулись.
– Братцы, неужели это мы маханули?!
На неделю, казалось, работы – смахнули за три часа. Вот что значит артель, вот что значит «аврал»!
– Братцы, а кто же фильм выбирает?
Общий галдеж. Была объявлена самая высокая в Антарктиде награда: фильм на сегодняшний вечер выбирает тот, кто больше всех отличился. Великодушно решают:
– Пусть выбирают летчики. Они так старались, что пила – пополам.
Хохот. Летчики идут выбирать фильм. А начальство прикидывает: так вот авралом можно, пожалуй, и все дома помаленьку очистить.
Но слово «аврал» – особое слово. Оно действует, когда в самом деле аврал, когда дальше податься некуда. А стали авралы по графику проводить – все кончилось. Я с чистой совестью сажусь писать репортаж – редакция требует. Геофизики говорят: «У нас срок», – это значит время идти к приборам. У повара выпечка хлеба. Человек десять ковыряют лопатами. Но разве это работа! Самое нехорошее: случись теперь в самом деле неотложное дело – не сразу поднимешь людей.
В Мирном бушует пурга. Утром по радио передали: «Внимание! Штормовое предупреждение. Ветер до тридцати метров в секунду. Будьте осторожны». Последние десять дней в Мирном стояла штилевая, солнечная погода. Носы от солнца шелушились, как молодая картошка. Губы надо было мазать помадой. Лица почернели, и только около глаз от темных очков остались белые пятна.
Новичкам и корреспондентам, много слышавшим об антарктических бурях, уже приелась невозмутимая синева далей и светлый круглосуточный день. Сейчас в Мирном шутят: «Пурга по заявкам корреспондентов». «Миряне» эту пургу за пургу не считают. Однако отменены все полеты. Легкие самолеты тросами притянуты к якорям, к тракторам и бульдозерам. С тяжелыми Илами ветру не справиться.
Сегодня один из Илов должен был лететь в самую глубь Антарктиды. Но полет отменен. А в последнюю минуту отменен полет и на станцию Молодежная, где с нетерпением ожидают строителей, прибывших из Москвы. Какие полеты, если до столовой пешком едва добираемся! Вылезаем на свет божий через люки над головой. А белого света не видно. Ветер швыряет, валит, залепляет очки. Белая мгла. Идешь – как в шарике от пинг-понга. Все достали из мешков штормовую одежду. Закутаны с головы до ног в меха и непродуваемые ткани. Но пурга находит все-таки щели, моментально наполняет снегом карманы. Идем, взявшись по двое за руки. Лишь на мгновение мелькнет в свистящем молоке яркий свет маяка над столовой и высокая мачта с антенной. Люди идут как тени. В столовой новички говорят: «Да-а…» А старожилы довольно смеются: «Антарктида не Крым. Но разве это пурга!» И начинают рассказывать историю о «настоящей пурге».
Часты ли бури? Синоптик Геннадий Бардин достает из кармана маленький календарь: «Вот смотри. Когда штиль, я ставлю на числе крестик, когда умеренный ветер – штрихую, в бурю ставлю черные пятна». Почти весь календарь у синоптика в черных пятнах.
Эта пурга началась с легких стремительных облаков, упрятавших солнце в пуховую шаль. Метеорологи сообщили: от южных берегов Африки идет циклон. Встретившись с холодом Антарктиды, циклон набрал силу. Валит с ног. Но пожалуй, только пилоты могут сидеть на кроватях, пришивать к курткам пуговицы, читать потрепанные книжки и вспоминать, где и когда так же вот не летали. Все остальные спешат на работу. В разных местах поселка над снегом и под снегом стоят десятки приборов и целые лаборатории ученых. Наблюдения лишь тогда имеют ценность, когда проводятся аккуратно, день за днем, час за часом. Поэтому геофизики из отряда Петра Астахова кроме обычных приборов уносят сегодня из дому лопаты. Часа два уйдет на откапывание входа, прежде чем человек сможет взглянуть на приборы.
Много хлопот в пургу у аэрологов и синоптиков. Три раза в день из их будки в синее небо уходили наполненные водородом шары. Радиопередатчик с большой высоты слал на землю сигналы о скорости ветра, температуре, давлении, о космических излучениях. Сегодня особенно важно знать, что там, над пургой. Аэрологи Иван Филиппович, Иван Вибрик и Бояревич Володя готовят аппаратуру, готовят водород для шаров. Не простое дело – запуски шара-зонда в пургу. Мы долго смеялись, узнав, как Бояревич лишился роскошной антарктической бороды. Шесть раз подряд пытались запустить шар. И все неудачно – пурга прижимает его к земле, подбрасывает и бьет о сугроб тонкие приборы радиопередатчика. В секунду рушится пятичасовая подготовка каждого запуска. Шесть раз подряд. У седьмого шара измученный Бояревич мрачно пообещал: «Если запустим правую половину бороды отдаю». Шар улетел. Друзья заставили выполнить обещание.
Сегодня аэрологи не давали обетов. Только что позвонили: шар с первого раза благополучно ушел. Уже обработаны сигналы приборов. В ближайшие сутки пурга не ослабнет.
Прогноза из Мирного ожидают в Москве, ожидают на антарктических станциях Восток, Молодежная, Комсомольская и Новолазаревская. Особенно важны предсказания погоды морякам.
Пурга продолжается. Наготове отряд спасателей во главе с опытным полярником Виталием Кузьмичом Бабарыкиным. Мало ли что может случиться с человеком в такую метель! Наружные работы отменены, но под снегом идет обычная жизнь. Я позвонил в ремонтную мастерскую: «Что делает сегодня отряд транспортников?» – «Ремонтируем тракторы и бульдозеры. Готовимся к выгрузке кораблей».
Корабли «Обь» и «Эстония» идут в Антарктиду. Уже прошли Бискайский залив и вышли в Атлантику. Они везут груз и зимовщиков новой антарктической экспедиции. В Мирном корабли будут встречать 7–11 января.
Люди как люди…
Внешне люди все тут как-то похожи – обветренные, загорелые, бородатые. Одежда, как в армии, тоже создает сходство. Общие тяготы, монотонность работ делают свое дело. Ершистый быстро тут понимает, что может сделаться нетерпимым. Честолюбивый волей-неволей идет вместе со всеми. А робкого обстановка подтягивает, заставляет перебороть робость. Тут все на виду друг у друга. Все показное, ненастоящее, вся шелуха облетает в первый же месяц. Зато все хорошее и сильное прорастает.
При отборе сюда глядят не в анкету. Тут нужны здоровые, умелые, пытливые люди. Небезразлично, умеешь ли ты смеяться, играть на гитаре, терпим ли ты к недостаткам соседа. Простой случай: твой сосед в маленькой комнате ночью храпит. На зимовках, бывало, люди становились врагами из-за этого пустяка. Целый год люди до последней морщинки характера на виду друг у друга. Уравновешенность. Доброта. Справедливость. Верность мужскому слову. Стремление всегда идти навстречу другому. Без этих качеств в Антарктиде человеку зимовать трудно, да и быть с таким рядом несладко. Руководителю экспедиции перед отправкой сюда нужно проделать уйму работы. Надо не забыть и гвозди, и редкий прибор для ученого, и витамины, и запасную часть к самолетам, и банный веник, и еще бог знает сколько вещей серьезных и столь же серьезных мелочей. Забыл – в Антарктиде не купишь. Но люди – все-таки самое сложное. Бывают, конечно, ошибки в отборе. Ехал человек заработать деньги на «волгу». Оказалось, Антарктида зря денег не платит. Такой человек обуза. А куда денешь? Прежде чем пароход прокричит прощальным гудком, начальник экспедиции еще и еще раз смотрит, тот ли человек едет. Как правило, едут уже испытанные: зимовавшие в Арктике, уже видавшие Антарктиду или служившие в армии. Поэтому люди в этом краю собираются крепкие, настоящие. В конце зимовки от избытка нерастраченной энергии они становятся немного сентиментальными. Зовут друг друга Витюша, Ванечка… Появляется и раздражительность. Каждый горазд пошутить, но иногда пустячная шутка выводит человека из равновесия. К концу зимовки один становится молчаливым, другой – разговорчивым до болтливости. Но все это не болезненные сдвиги человеческой психики. Американцы специально изучают влияние Антарктиды на человека. Болезненных случаев больше всего на базе у австралийцев: каждый год кто-нибудь на время теряет рассудок. Австралийцам, выросшим в теплом районе Земли, труднее даются тяготы Антарктиды.
Сегодня опять пурга. Все сидят в доме. Наперебой зовут в гости…
– Зашел бы…
Думаю: в чем дело? Радисты мне объяснили. После заметок в газете сюда моментально идут радиограммы: «Толя, читали про тебя. Бабушка даже плакала». Такую телеграмму приятно получить каждому, вот и зовут – вдруг упомянешь. Эта человеческая слабость тут, в Антарктиде, вполне извинительна. Тут почти каждый заслужил, чтобы о нем написали. Не думайте, однако, что в домике человек будет выставлять себя напоказ. Как раз наоборот. Шутки. Просьба рассказать что-нибудь.
Существует у полярников шутливый иронический взгляд на себя. Называют друг друга забавной кличкой – Парамон.
Откуда такое прозвище? Объясняют: «На пароходе, который вез четвертую экспедицию, был повар по имени Парамон. Очень понравилось имя…» Слово «землепроходцы» тут перекроили применительно к Антарктиде: «льдопроходимцы». Но это домашняя шутка людей, знающих себе цену. Тут есть свои песни.
Ну что сказать тебе, мой друг,
Ты только не таи обиду:
Хороших много мест вокруг.
Зачем ты едешь в Антарктиду?..
Я не слышал об Антарктиде восторженных слов. «Лучше всего ее видеть с кормы корабля, который уходит на Родину…», «Самый тяжелый день, когда „Обь“ уходит от берегов а ты остаешься. Гудки, гудки… А ты остался. Неделю ходишь как очумелый. Потом ничего. Вот говорите – тяготы: мороз пурга, трещины. Это все ничего. А вот как представишь пятнадцать тысяч верст от дома, так аж в Бога хочется верить. Никто к тебе не придет, не приедет…»
Американец Берд назвал Антарктиду самым холодным, самым враждебным человеку углом Земли. Наши ребята придумали для нее много мужских неласковых слов. И все-таки едут. Начальник станции Восток Василий Сидоров зимует четвертый раз. Радисты – по третьему разу. Бульдозерист Ильяс Абушаев – четвертый раз. Больше половины людей знают Антарктиду не первый год. Давали слово не приезжать. Едут! Англичанин Шеклтон несколько раз бывал на краю гибели. Но всякий раз снаряжал новую экспедицию. Что влечет сюда человека? На этот вопрос много ответов. Долг перед Родиной. Жажда новых открытий. Честолюбие, поиски приключений. Суровая красота этой земли. Деньги. Есть и еще одна сила, влекущая сюда человека снова и снова. Наверно, это хорошо бы могли объяснить альпинисты. Обывателю никогда не понять, почему альпинисты лезут на гору. Всегда рискуют жизнью. Зачем? Побыть на вершине минуту и снова спуститься… И только сам альпинист знает, зачем идет на ледяную вершину. Он чувствует торжество духа, он празднует победу над самим собой. Один раз испытав торжество, доступное только смелым, человек всегда будет стремиться к вершинам, всегда будет стремиться еще и еще раз испытать радость сильного духом. Вот почему человек в четвертый и в пятый раз собирается в Антарктиду.
– Вот ты, Валентин, почему в Антарктиду поехал?
Статный парень медлит с ответом. Снимает перчатки – начинает откручивать мелкие гайки. Мороз. На гайках остается кожа от пальцев. Парень снимает жестяной футляр. Вижу зеркало размером с автомобильное колесо. Все небо и даже верхушка айсберга отражаются в круглом стекле. Рядом еще такое же зеркало. Под зеркалом – кинокамера-автомат. Снимает круглые сутки. Валентин чистит зеркало тряпочкой, смоченной в спирте, надевает футляр.
– Да, поработали эти глазки… Всё! Через месяц сдаю. Вам пурга, конечно, не нравится?.. Мне тоже не нравится. А я, случалось, молил, чтоб суток на трое понесло…
Спускаемся в домик. Садимся на кровать. Валентин по-детски калачиком подбирает под себя ноги. Я редко встречал таких рассказчиков. Он то говорит, то вдруг, забыв обо мне, долго молчит, вспоминает, то мы говорим вместе…
«Полярной ночью солнце – как гость на минутку. Прокатится шаром по айсбергам, и все. Горит окраина неба огненно-красным закатом. А потом только звезды. Колючие, как мелко поколотый лед. Потом над островом появляется бледно-желтая занавеска. Занавеска дрожит, как будто кто-то дышит на нее в темноте. Все ярче и ярче, и вот уже не желтая, а пурпурная, с ярко-зеленым оттенком. Снег, айсберги, шерсть у белой собаки повторяют переливы холодного, странного света. Ни секунды покоя. Моргнешь – огромный, вполнеба, занавес изменил уже форму, появились новые пурпурные складки. И так всю ночь.
Иногда занавес повисает на светлых столбах. Потом снова невидимый ветер шевелит пурпурные и зеленые складки. Занавес движется и вдруг застывает, в точности повторяя линию берега. Я хватал карту – точь-в-точь берег… Зеленый свет опускался временами так низко, что казалось: кинь шапку – и закачается занавес. Но я-то знаю: ниже ста километров не опускается…»
Июнь. Дома, под Ленинградом, стоят белые ночи. Растет трава. Лягушки квакают. А тут беспрерывная звездная ночь. Рвется лед от мороза. Зеленой чешуей сверкают на айсберге трещины. Трется о ногу собака. Один на всей земле. Крикни – никто не услышит. Иногда на небе зажигалась корона. Это совсем редкое зрелище. «Я бежал к телефону будить ребят… Вылезали сонные из-под снега. Говорили: „Да-а…“ Минут десять стояли. А потом скорее в постели. А мне нельзя, у меня служба: сияние наблюдать». На этой службе каждые пятнадцать минут надо вылезать из-под снега с блокнотом и делать «объективные записи»: какой формы и сколько баллов сияние. Камеры с зеркалами тоже свою работу ведут. Надо только вовремя заряжать пленку. В Москве ученые положат рядом записки и пленки. Положат рядом записки и пленки другого парня, не спавшего полярные ночи на льдине в Северном Ледовитом. И сделают ученые мудрые выводы о том, что происходит над нашей Землей. «Мое дело – накопить материал. Каждые пятнадцать минут надо вылезать на мороз. Карандаш еле держится в пальцах. Глаза слипаются. Вот почему и молил, чтоб пурга денька на три. Можно поспать и даже сходить в кино».
Сейчас сплошной день. Магнитные бури ловят антенны локаторов. А у этого парня есть еще одна должность: он следит за блужданием магнитного полюса. Не все знают, что даже за сутки магнитный полюс меняет место. За долгое время он может уклониться настолько, что самолеты и корабли начнут сбиваться с дороги. Надо изучать характер магнитного полюса.
Большая комната, полная точных приборов. Настолько точных и тонких, что под снегом держат строго постоянную температуру. И упаси Бог какие-нибудь толчки! Чтобы не забрел кто-нибудь посторонний, на дверях «магнитного цеха» Валентин повесил картинку – две кости и череп.
«Валя, а какие пути привели в Антарктиду?» Мой собеседник шевелит ладонью соломенный чуб, ищет что-то на карте, потом достает телеграмму. «С братом вчера обменялись. Штурман на рыболовецком судне. Я тоже штурман… Как начиналось? О, это долгая песня… У нас вся родня моряки. Дядя – адмирал. Пять орденов Красного Знамени получил». В роду Ивановых есть и матросы и боцман. Двоюродные братья Валентин и Олег с пеленок примеряли старые бескозырки и фуражки с «крабами», листали пожелтевшие морские книги и карты. Крутили глобус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14