Раньше он был руководителем организации коммунистической молодежи района Луары-Атлантики, затем секретарем профсоюза кораблестроителей и металлургов, так что он Довольно просто использовал прикрытие профсоюзного деятеля для сбора разведданных. В то время советский шпионаж был уже хорошо организован. Работу агентов Москвы значительно облегчило установление дипломатических отношений между Францией и СССР. При наличии посольства больше не было нужды прибегать к услугам спецкурьеров для передачи информации в СССР.
Новый резидент, называвший себя Бернштейном, занимался живописью. Его жена работала в посольстве и в советском торгпредстве. Так что у него были веские основания часто там появляться. Бернштейн, истинная фамилия которого Ужданский-Еленский, в свои 45 лет был ветераном секретных служб. За год до его прибытия в Париж польское правительство выдворило его из Варшавы. Он выехал в Вену, в Австрию, и оттуда контролировал разведоперации на Балканах.
С его прибытием во Францию деятельность советских разведслужб приняла почти научный характер, напоминавший методы, использовавшиеся впоследствии КГБ и ГРУ. Через литовского «студента» Стефана Гродницкого Бернштейн передал руководимому Креме французскому подпольному аппарату настоящий план по сбору информации (как мы увидим, в наши дни такой план получает каждый резидент), разработанный в Москве инженерами и экспертами советской военной промышленности. План был составлен в форме очень конкретных вопросов, на которые нужно было дать ответы: каковы новые методы производства пороха, тактико-технические данные о танках, пушках, снарядах, сведения о противогазах, самолетах, верфях, передвижениях войск и т.д. По терминологии того времени это называлось «вопросником».
Жан Креме с помощью своей организации заполнил «вопросник». Все было сделано оперативно, но не очень надежно. Для ответа на технические вопросы подпольная организация была вынуждена прибегать к консультациям экспертов, главным образом профсоюзных деятелей в каждой отрасли промышленности. В конечном счете в курсе дела оказалось слишком много людей. Уже в октябре 1925 года начались утечки сведений.
Механик, служивший в арсенале Версаля и бывший секретарем коммунистического профсоюза этого города, к которому обратился помощник Креме, был удивлен, что от него требуют подробности, не имеющие ничего общего с профсоюзным движением, хотя его собеседник утверждал, что действует в «интересах трудящихся». Механик передал разговор руководству арсенала, которое предупредило полицию. Благодаря этому военная контрразведка получила возможность в течение нескольких месяцев передавать ложную информацию Советскому Союзу через сеть Креме.
В феврале 1927 года полиция решила нанести решающий удар советской разведке во Франции. Она арестовала около 100 человек, в том числе Бернштейна и его помощника Гродницкого, которых приговорили соответственно к трем и пяти годам тюремного заключения. Жану Креме со своей подругой и сообщницей Луизой Кларак удалось избежать правосудия и укрыться в Москве. Его приговорили заочно к пяти годам тюрьмы и пяти тысячам франков штрафа, но во Франции он так больше и не появился.
Как и его предшественника Томмази, Креме ждал трагический конец. Официально он работал в «кооперативном секторе» Коминтерна, но продолжал служить во французском отделе военной разведки вплоть до его ликвидации в 1929 году. Его отправили в секретную командировку на Дальний Восток, где он таинственно исчез, как говорят, упав через борт корабля.
Его подруга Луиза Кларак уехала из Москвы в 1934 году. Она долго подпольно жила во Франции. После второй мировой войны некоторые члены их сети, например Пьер Прово, вновь заняли важные посты в советском аппарате.
«Генерал» Мюрай
Человек, сменивший Бернштейна в качестве главы сети советского шпионажа во Франции, также был профессиональным разведчиком. Поль Мюрай (иногда называвший себя Анри, Альбере или Буассона), большевик старой ленинской гвардии, до революции ссылался в Сибирь, несколько лет жил в Швейцарии. После 1917 года по заданию нового коммунистического правительства выполнил несколько секретных миссий, в частности в Китае. Во время польско-советской войны в 1920 году был политкомиссаром, затем перешел на службу в военную разведку. Дабы вызвать к себе больше уважения и доверия, он выдавал себя за генерала, хотя такого звания в то время в Красной Армии не существовало. Он много раз бывал во Франции и говорил по-французски бегло с легким южным акцентом.
Как настоящий авантюрист, Поль Мюрай считал, что История делается на поле битвы или при помощи подрывной деятельности, но, уж во всяком случае, не законными путями. Будучи сторонником нелегальной борьбы, он достиг совершенства в искусстве работы в подполье. Его несколько лет разыскивала французская полиция, но ему долго удавалось ускользать от нее. И арестовали его в 1931 году, как и в случае с организацией Креме, только благодаря предательству французского коммуниста, оказавшегося скорее патриотом, чем интернационалистом.
После разгрома сети Креме из Москвы поступили категорические указания: Французскую коммунистическую партию не следует больше впутывать в нелегальные операции. Тем не менее Мюрай создал новую организацию, в которой все же использовал для сбора информации коммунистических профсоюзных деятелей. В те годы СССР интересовали сведения об авиационной промышленности и французских военно-воздушных силах, о последних моделях пулеметов и автоматического оружия и, наконец, о военно-морском флоте (через своих информаторов в портах Марселя, Тулона, Сен-Назера Мюрай получал информацию о торпедах и подводных лодках).
В Лионе его агентам удалось выкрасть чертежи нового самолета, которые они затем вернули на место, сняв с них копию. После обнаружения кражи был арестован всего один член организации. Для сбора информации Мюрай разместил своих агентов в некоторых портовых городах. В Нант он направил рабочего из Парижа Луи Моннето, снабдив его необходимой суммой для открытия рыбного магазина. Над входом в новую лавку красовалась вывеска «Прямые поставки». Для закупки рыбы Моннето разъезжал по портовым городам Северного моря. Возвращался оттуда с новыми сведениями.
На суде, где он получил три года тюрьмы, Поль Мюрай утверждал, что собирал информацию для написания книги о Франции. Чтобы скрыть некоторые подробности, ссылался на причины «личного характера». Он отсидел свой срок в тюрьме Пуасси и после освобождения в 1934 году был выслан из Франции. Вернувшись в СССР, он исчез. По свидетельству некоторых французских коммунистов, в 1938 году, в разгар сталинских чисток, он потерял рассудок. По другим источникам, он симулировал сумасшествие, чтобы избежать ликвидации.
«Рабкоры»
В 1929 году Мюраю пришла в голову мысль использовать ФКП, параллельно со своей собственной организацией и несмотря на запрет Москвы, для целей советской разведки. Он развернул сеть «рабочих корреспондентов», по коммунистической терминологии – «рабкоров». Официально «рабкоры» должны были информировать «Юманите» о социальных битвах во Франции и оказывать помощь в разоблачении подготовки войны «капитала против родины социализма», то есть СССР. Партийный орган призывал всех активистов присылать со своих предприятий сведения об организации производства, перемещении штатов или же о соотношении сил между предпринимателями и профсоюзами. Многие члены партии стали «рабочими корреспондентами», испытывая гордость, что тем самым они принимают участие в подготовке материалов для газеты. Они не знали, что на самом деле были информаторами советских разведслужб.
В «Юманите» обобщением этих многочисленных добровольных корреспонденции занимался специальный отдел, отбиравший материалы, достойные опубликования. Однако главной задачей этого отдела было выявление информации, которая могла заинтересовать СССР. При необходимости кто-то из товарищей ехал на место, чтобы получить от «корреспондента» дополнительные сведения. Командировался обычно специалист по разведдеятельности, чаще всего имевший при себе знаменитый вопросник, использовавшийся еще во времена Креме.
Работой «рабкоров» руководил некто Филипп, бывший рабочий из департамента Луара, автор романа под названием «Сталь», которого па самом деле звали Клод Лиожье. В прямом контакте с Филиппом находился Исайя Бир, поляк по происхождению, осуществлявший под кличкой Фантомас связь между ФКП и советским военным атташе. Однако настоящим патроном «рабкоров» с 1931 года стал Жак Дюкло.
Человек, который впоследствии станет вторым номером в партии и ее самой популярной личностью, принял тогда руководство подпольным аппаратом ФКП, после того как в начале 30-х годов впал в немилость Анри Барбе. Начав работать на Коминтерн с 1928 или 1929 года, Жак Дюкло никогда не прекращал, до самой своей смерти в 1975 году, поддерживать прямые связи с Москвой, курируя в интересах СССР всю нелегальную деятельность партии. Его роль прослеживается во всех случаях шпионажа, в которых после второй мировой войны замешана ФКП.
В 1931 году Дюкло избрали в Политбюро и Секретариат ФКП, где он занимался оргвопросами. По его поручению и под его политическую ответственность Бир, он же Фантомас, направил агентов в провинцию. Они занялись опросом «рабочих корреспондентов», которыми заинтересовались советские разведслужбы. «Рабкоры», которых опять же разоблачил патриотически настроенный активист компартии, вынуждены были законсервироваться после ареста в 1932 году Фантомаса, Филиппа и некоторых ответственных работников ФКП, таких, как Морис Гандуэн и Андре Куату. У самого Бира и у него дома полиция обнаружила секретные документы, заинтересовавшие контрразведку. 5 декабря 1932 года Фантомаса приговорили к трем годам тюрьмы.
Жак Дюкло, которого во время следствия заподозрили в причастности к делу, избежал правосудия, отправившись в Берлин, где несколько месяцев под псевдонимом Лауэр работал со знаменитым Димитровым в Бюро Западной Европы Коминтерна. Оправданный судом 4 ноября 1932 года за отсутствием состава преступления, он вернулся во Францию и прежде всего занялся «охотой за предателями», иными словами, устранением членов ФКП, заподозренных в антисталинизме. Надо думать, он очень хорошо справился с поставленной перед ним задачей, поскольку именно на него была возложена – по приказу Москвы – чреватая опасностью честь руководить партией в подполье во время оккупации. Ведь официальный генеральный секретарь Морис Торез выехал в Москву.
В 20-х годах Франция была главной мишенью советского шпионажа, от Томмази до «рабкоров». Москва преследовала двоякую цель: собирать информацию о политике величайшей страны на континенте (Франция вышла из первой мировой войны мощной европейской державой) и получать сведения о новых технологиях французской военной промышленности, занимавшей в то время самые передовые позиции.
С 1933-1934 годов Москва стала больше интересоваться немецким и американским оружием. Франция потеряла приоритет. К тому же в то время агентов НКВД (так с 1934 года стало называться ГПУ) больше занимало устранение противников Сталина, чем раскрытие французских военных секретов, как об этом свидетельствует похищение в центре Парижа генерала Миллера (бывшего белого генерала), убийство Дмитрия Навачина (белого русского банкира) и странная смерть сына Троцкого в клинике 16-го округа Парижа. Убийство в Лозанне в 1937 году перебежчика ГПУ Игнатия Рейсса также было делом рук двух советских агентов, прибывших из Франции. Когда швейцарская служба безопасности опознала виновных, она с удивлением обнаружила, что французское правительство сознательно позволило им бежать. Париж был в первую очередь озабочен подъемом нацизма и предпочитал закрывать глаза на деятельность советских агентов: не следовало портить отношения с советским союзником.
В ФКП также происходило изменение курса. VII конгресс Коминтерна, состоявшийся в Москве в июле-августе 1935 года, выступил за стратегию союза левых сил с компартиями. Французские коммунисты сразу же стали сторонниками объединения с социалистами. Приход к власти в 1936 году Народного фронта вынудил ФКП затушевать свои отношения с советскими агентами, чтобы не потерять политические выгоды поддержки правительства. Стало строго соблюдаться рекомендованное Троцким разделение нелегальной и легальной работы. С этого времени становится трудно доказать, что ФКП является одним из главных столпов советской разведки во Франции. Приходится ждать конца второй мировой войны, чтобы вновь увидеть партию замешанной в нескольких делах. В те годы ее влияние на политическую жизнь обеспечивало ей почти полную безнаказанность.
Проникновение и внедрение
Во второй половине дня 14 ноября 1947 года создатель и неоспоримый лидер УОТ Роже Вибо собрал целую небольшую армию: 400 солдат республиканских рот безопасности и моторизованных жандармов, 60 транспортных машин, два танка «ФТ Рено». Письменный приказ министра обороны Пьера Анри Тетжана давал ему полную свободу действий, включая использование при необходимости огнестрельного оружия.
Решение о блокировании лагеря «Борегар» было принято несколько часов назад на заседании Совета Министров. Контрразведке удалось наконец найти предлог для решительных действий. В донесении службы прослушивания говорилось о присутствии в этом лагере трех девочек, Марии, Зенобии и Ольги, украденных у отца, который добился права на их воспитание после развода. Эта заурядная семейная драма и послужила фоном первого за послевоенные годы серьезного дипломатического кризиса между Парижем и Москвой.
Отец детей, Дмитрий Спечинский, русский по происхождению, эмигрировавший во Францию в 1922 году, подал в установленном порядке жалобу в суд по делу о «похищении детей». Его бывшая жена, София Субботина, также русская, исчезла с тремя дочерьми б октября. Несколько дней спустя все четверо объявились в советском эшелоне на пограничном посту в Сарбурге. Субботину не пропустили, но полиция потеряла ее из виду и вновь напала на след только 12 ноября в «Борегаре».
Какое везение! Французские власти уже давно интересовались этим лагерем, занимавшим несколько гектаров и располагавшимся между Вокрессоном и Сель-Сен-Клу в департаменте Сена и Уаза. Там в наскоро построенных бараках с залитыми смолой крышами ютились советские граждане, желавшие «вернуться на родину». Такова была версия советского посольства в Париже.
Лагерь был передан в распоряжение Советской Армии в 1944 году. С наступлением мира он превратился в «репатриационный лагерь» без статуса дипломатической экстерриториальности. Но у французских властей не было над ним никакого контроля. «Борегар» стал настоящим маленьким советским анклавом во Франции, в котором происходили странные вещи. Год назад, в сентябре 1946 года, около 60 французов, находившихся в лагере, оказались отправленными в СССР без ведома Парижа.
Советская миссия по репатриации строго выполняла указание Сталина: вернуть, в случае необходимости силой, советских граждан, оказавшихся в конце войны во Франции то ли потому, что они попали в плен к немцам, то ли потому, что служили в армии Власова (генерала Красной Армии, воевавшего на стороне Германии). Некоторые репатрианты были русскими эмигрантами, сбежавшими из России после Октябрьской революции и получившими французское гражданство. Нет нужды напоминать, что никого из них не встречали как героя. Большинство пополнили ряды бесчисленной армии зеков, населявших Гулаг.
Французское правительство долго закрывало глаза в надежде на взаимность. Среди договоров, подписанных де Голлем в 1944 году в Москве, было соглашение об установлении в СССР миссии по репатриации французских граждан, которых война занесла на советскую территорию (в частности, против их воли). Очень быстро стало ясно, что работа миссии наталкивается на сопротивление со стороны Советского Союза. На родину вернулось очень мало французов, как показал Пьер Ригуло в недавно вышедшей книге (Pierre Rigoulot. Des Franсais au Goulag. Fayard, 1984).
У французской контрразведки, кроме того, появилась уверенность, что «Борегар» служит базой для офицеров разведки НКВД. В лагере, правда, был французский офицер, отвечавший за связь с представителями СССР, но как член ФКП он не информировал УОТ о том, что там происходит.
«Блокируйте „Борегар“, вскройте нарыв!» – приказал председатель Совета Министров Поль Рамадье, когда Роже Вибо представил ему доказательства, что там находятся трое детей – граждан Франции. С точки зрения закона операция была совершенно безупречной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Новый резидент, называвший себя Бернштейном, занимался живописью. Его жена работала в посольстве и в советском торгпредстве. Так что у него были веские основания часто там появляться. Бернштейн, истинная фамилия которого Ужданский-Еленский, в свои 45 лет был ветераном секретных служб. За год до его прибытия в Париж польское правительство выдворило его из Варшавы. Он выехал в Вену, в Австрию, и оттуда контролировал разведоперации на Балканах.
С его прибытием во Францию деятельность советских разведслужб приняла почти научный характер, напоминавший методы, использовавшиеся впоследствии КГБ и ГРУ. Через литовского «студента» Стефана Гродницкого Бернштейн передал руководимому Креме французскому подпольному аппарату настоящий план по сбору информации (как мы увидим, в наши дни такой план получает каждый резидент), разработанный в Москве инженерами и экспертами советской военной промышленности. План был составлен в форме очень конкретных вопросов, на которые нужно было дать ответы: каковы новые методы производства пороха, тактико-технические данные о танках, пушках, снарядах, сведения о противогазах, самолетах, верфях, передвижениях войск и т.д. По терминологии того времени это называлось «вопросником».
Жан Креме с помощью своей организации заполнил «вопросник». Все было сделано оперативно, но не очень надежно. Для ответа на технические вопросы подпольная организация была вынуждена прибегать к консультациям экспертов, главным образом профсоюзных деятелей в каждой отрасли промышленности. В конечном счете в курсе дела оказалось слишком много людей. Уже в октябре 1925 года начались утечки сведений.
Механик, служивший в арсенале Версаля и бывший секретарем коммунистического профсоюза этого города, к которому обратился помощник Креме, был удивлен, что от него требуют подробности, не имеющие ничего общего с профсоюзным движением, хотя его собеседник утверждал, что действует в «интересах трудящихся». Механик передал разговор руководству арсенала, которое предупредило полицию. Благодаря этому военная контрразведка получила возможность в течение нескольких месяцев передавать ложную информацию Советскому Союзу через сеть Креме.
В феврале 1927 года полиция решила нанести решающий удар советской разведке во Франции. Она арестовала около 100 человек, в том числе Бернштейна и его помощника Гродницкого, которых приговорили соответственно к трем и пяти годам тюремного заключения. Жану Креме со своей подругой и сообщницей Луизой Кларак удалось избежать правосудия и укрыться в Москве. Его приговорили заочно к пяти годам тюрьмы и пяти тысячам франков штрафа, но во Франции он так больше и не появился.
Как и его предшественника Томмази, Креме ждал трагический конец. Официально он работал в «кооперативном секторе» Коминтерна, но продолжал служить во французском отделе военной разведки вплоть до его ликвидации в 1929 году. Его отправили в секретную командировку на Дальний Восток, где он таинственно исчез, как говорят, упав через борт корабля.
Его подруга Луиза Кларак уехала из Москвы в 1934 году. Она долго подпольно жила во Франции. После второй мировой войны некоторые члены их сети, например Пьер Прово, вновь заняли важные посты в советском аппарате.
«Генерал» Мюрай
Человек, сменивший Бернштейна в качестве главы сети советского шпионажа во Франции, также был профессиональным разведчиком. Поль Мюрай (иногда называвший себя Анри, Альбере или Буассона), большевик старой ленинской гвардии, до революции ссылался в Сибирь, несколько лет жил в Швейцарии. После 1917 года по заданию нового коммунистического правительства выполнил несколько секретных миссий, в частности в Китае. Во время польско-советской войны в 1920 году был политкомиссаром, затем перешел на службу в военную разведку. Дабы вызвать к себе больше уважения и доверия, он выдавал себя за генерала, хотя такого звания в то время в Красной Армии не существовало. Он много раз бывал во Франции и говорил по-французски бегло с легким южным акцентом.
Как настоящий авантюрист, Поль Мюрай считал, что История делается на поле битвы или при помощи подрывной деятельности, но, уж во всяком случае, не законными путями. Будучи сторонником нелегальной борьбы, он достиг совершенства в искусстве работы в подполье. Его несколько лет разыскивала французская полиция, но ему долго удавалось ускользать от нее. И арестовали его в 1931 году, как и в случае с организацией Креме, только благодаря предательству французского коммуниста, оказавшегося скорее патриотом, чем интернационалистом.
После разгрома сети Креме из Москвы поступили категорические указания: Французскую коммунистическую партию не следует больше впутывать в нелегальные операции. Тем не менее Мюрай создал новую организацию, в которой все же использовал для сбора информации коммунистических профсоюзных деятелей. В те годы СССР интересовали сведения об авиационной промышленности и французских военно-воздушных силах, о последних моделях пулеметов и автоматического оружия и, наконец, о военно-морском флоте (через своих информаторов в портах Марселя, Тулона, Сен-Назера Мюрай получал информацию о торпедах и подводных лодках).
В Лионе его агентам удалось выкрасть чертежи нового самолета, которые они затем вернули на место, сняв с них копию. После обнаружения кражи был арестован всего один член организации. Для сбора информации Мюрай разместил своих агентов в некоторых портовых городах. В Нант он направил рабочего из Парижа Луи Моннето, снабдив его необходимой суммой для открытия рыбного магазина. Над входом в новую лавку красовалась вывеска «Прямые поставки». Для закупки рыбы Моннето разъезжал по портовым городам Северного моря. Возвращался оттуда с новыми сведениями.
На суде, где он получил три года тюрьмы, Поль Мюрай утверждал, что собирал информацию для написания книги о Франции. Чтобы скрыть некоторые подробности, ссылался на причины «личного характера». Он отсидел свой срок в тюрьме Пуасси и после освобождения в 1934 году был выслан из Франции. Вернувшись в СССР, он исчез. По свидетельству некоторых французских коммунистов, в 1938 году, в разгар сталинских чисток, он потерял рассудок. По другим источникам, он симулировал сумасшествие, чтобы избежать ликвидации.
«Рабкоры»
В 1929 году Мюраю пришла в голову мысль использовать ФКП, параллельно со своей собственной организацией и несмотря на запрет Москвы, для целей советской разведки. Он развернул сеть «рабочих корреспондентов», по коммунистической терминологии – «рабкоров». Официально «рабкоры» должны были информировать «Юманите» о социальных битвах во Франции и оказывать помощь в разоблачении подготовки войны «капитала против родины социализма», то есть СССР. Партийный орган призывал всех активистов присылать со своих предприятий сведения об организации производства, перемещении штатов или же о соотношении сил между предпринимателями и профсоюзами. Многие члены партии стали «рабочими корреспондентами», испытывая гордость, что тем самым они принимают участие в подготовке материалов для газеты. Они не знали, что на самом деле были информаторами советских разведслужб.
В «Юманите» обобщением этих многочисленных добровольных корреспонденции занимался специальный отдел, отбиравший материалы, достойные опубликования. Однако главной задачей этого отдела было выявление информации, которая могла заинтересовать СССР. При необходимости кто-то из товарищей ехал на место, чтобы получить от «корреспондента» дополнительные сведения. Командировался обычно специалист по разведдеятельности, чаще всего имевший при себе знаменитый вопросник, использовавшийся еще во времена Креме.
Работой «рабкоров» руководил некто Филипп, бывший рабочий из департамента Луара, автор романа под названием «Сталь», которого па самом деле звали Клод Лиожье. В прямом контакте с Филиппом находился Исайя Бир, поляк по происхождению, осуществлявший под кличкой Фантомас связь между ФКП и советским военным атташе. Однако настоящим патроном «рабкоров» с 1931 года стал Жак Дюкло.
Человек, который впоследствии станет вторым номером в партии и ее самой популярной личностью, принял тогда руководство подпольным аппаратом ФКП, после того как в начале 30-х годов впал в немилость Анри Барбе. Начав работать на Коминтерн с 1928 или 1929 года, Жак Дюкло никогда не прекращал, до самой своей смерти в 1975 году, поддерживать прямые связи с Москвой, курируя в интересах СССР всю нелегальную деятельность партии. Его роль прослеживается во всех случаях шпионажа, в которых после второй мировой войны замешана ФКП.
В 1931 году Дюкло избрали в Политбюро и Секретариат ФКП, где он занимался оргвопросами. По его поручению и под его политическую ответственность Бир, он же Фантомас, направил агентов в провинцию. Они занялись опросом «рабочих корреспондентов», которыми заинтересовались советские разведслужбы. «Рабкоры», которых опять же разоблачил патриотически настроенный активист компартии, вынуждены были законсервироваться после ареста в 1932 году Фантомаса, Филиппа и некоторых ответственных работников ФКП, таких, как Морис Гандуэн и Андре Куату. У самого Бира и у него дома полиция обнаружила секретные документы, заинтересовавшие контрразведку. 5 декабря 1932 года Фантомаса приговорили к трем годам тюрьмы.
Жак Дюкло, которого во время следствия заподозрили в причастности к делу, избежал правосудия, отправившись в Берлин, где несколько месяцев под псевдонимом Лауэр работал со знаменитым Димитровым в Бюро Западной Европы Коминтерна. Оправданный судом 4 ноября 1932 года за отсутствием состава преступления, он вернулся во Францию и прежде всего занялся «охотой за предателями», иными словами, устранением членов ФКП, заподозренных в антисталинизме. Надо думать, он очень хорошо справился с поставленной перед ним задачей, поскольку именно на него была возложена – по приказу Москвы – чреватая опасностью честь руководить партией в подполье во время оккупации. Ведь официальный генеральный секретарь Морис Торез выехал в Москву.
В 20-х годах Франция была главной мишенью советского шпионажа, от Томмази до «рабкоров». Москва преследовала двоякую цель: собирать информацию о политике величайшей страны на континенте (Франция вышла из первой мировой войны мощной европейской державой) и получать сведения о новых технологиях французской военной промышленности, занимавшей в то время самые передовые позиции.
С 1933-1934 годов Москва стала больше интересоваться немецким и американским оружием. Франция потеряла приоритет. К тому же в то время агентов НКВД (так с 1934 года стало называться ГПУ) больше занимало устранение противников Сталина, чем раскрытие французских военных секретов, как об этом свидетельствует похищение в центре Парижа генерала Миллера (бывшего белого генерала), убийство Дмитрия Навачина (белого русского банкира) и странная смерть сына Троцкого в клинике 16-го округа Парижа. Убийство в Лозанне в 1937 году перебежчика ГПУ Игнатия Рейсса также было делом рук двух советских агентов, прибывших из Франции. Когда швейцарская служба безопасности опознала виновных, она с удивлением обнаружила, что французское правительство сознательно позволило им бежать. Париж был в первую очередь озабочен подъемом нацизма и предпочитал закрывать глаза на деятельность советских агентов: не следовало портить отношения с советским союзником.
В ФКП также происходило изменение курса. VII конгресс Коминтерна, состоявшийся в Москве в июле-августе 1935 года, выступил за стратегию союза левых сил с компартиями. Французские коммунисты сразу же стали сторонниками объединения с социалистами. Приход к власти в 1936 году Народного фронта вынудил ФКП затушевать свои отношения с советскими агентами, чтобы не потерять политические выгоды поддержки правительства. Стало строго соблюдаться рекомендованное Троцким разделение нелегальной и легальной работы. С этого времени становится трудно доказать, что ФКП является одним из главных столпов советской разведки во Франции. Приходится ждать конца второй мировой войны, чтобы вновь увидеть партию замешанной в нескольких делах. В те годы ее влияние на политическую жизнь обеспечивало ей почти полную безнаказанность.
Проникновение и внедрение
Во второй половине дня 14 ноября 1947 года создатель и неоспоримый лидер УОТ Роже Вибо собрал целую небольшую армию: 400 солдат республиканских рот безопасности и моторизованных жандармов, 60 транспортных машин, два танка «ФТ Рено». Письменный приказ министра обороны Пьера Анри Тетжана давал ему полную свободу действий, включая использование при необходимости огнестрельного оружия.
Решение о блокировании лагеря «Борегар» было принято несколько часов назад на заседании Совета Министров. Контрразведке удалось наконец найти предлог для решительных действий. В донесении службы прослушивания говорилось о присутствии в этом лагере трех девочек, Марии, Зенобии и Ольги, украденных у отца, который добился права на их воспитание после развода. Эта заурядная семейная драма и послужила фоном первого за послевоенные годы серьезного дипломатического кризиса между Парижем и Москвой.
Отец детей, Дмитрий Спечинский, русский по происхождению, эмигрировавший во Францию в 1922 году, подал в установленном порядке жалобу в суд по делу о «похищении детей». Его бывшая жена, София Субботина, также русская, исчезла с тремя дочерьми б октября. Несколько дней спустя все четверо объявились в советском эшелоне на пограничном посту в Сарбурге. Субботину не пропустили, но полиция потеряла ее из виду и вновь напала на след только 12 ноября в «Борегаре».
Какое везение! Французские власти уже давно интересовались этим лагерем, занимавшим несколько гектаров и располагавшимся между Вокрессоном и Сель-Сен-Клу в департаменте Сена и Уаза. Там в наскоро построенных бараках с залитыми смолой крышами ютились советские граждане, желавшие «вернуться на родину». Такова была версия советского посольства в Париже.
Лагерь был передан в распоряжение Советской Армии в 1944 году. С наступлением мира он превратился в «репатриационный лагерь» без статуса дипломатической экстерриториальности. Но у французских властей не было над ним никакого контроля. «Борегар» стал настоящим маленьким советским анклавом во Франции, в котором происходили странные вещи. Год назад, в сентябре 1946 года, около 60 французов, находившихся в лагере, оказались отправленными в СССР без ведома Парижа.
Советская миссия по репатриации строго выполняла указание Сталина: вернуть, в случае необходимости силой, советских граждан, оказавшихся в конце войны во Франции то ли потому, что они попали в плен к немцам, то ли потому, что служили в армии Власова (генерала Красной Армии, воевавшего на стороне Германии). Некоторые репатрианты были русскими эмигрантами, сбежавшими из России после Октябрьской революции и получившими французское гражданство. Нет нужды напоминать, что никого из них не встречали как героя. Большинство пополнили ряды бесчисленной армии зеков, населявших Гулаг.
Французское правительство долго закрывало глаза в надежде на взаимность. Среди договоров, подписанных де Голлем в 1944 году в Москве, было соглашение об установлении в СССР миссии по репатриации французских граждан, которых война занесла на советскую территорию (в частности, против их воли). Очень быстро стало ясно, что работа миссии наталкивается на сопротивление со стороны Советского Союза. На родину вернулось очень мало французов, как показал Пьер Ригуло в недавно вышедшей книге (Pierre Rigoulot. Des Franсais au Goulag. Fayard, 1984).
У французской контрразведки, кроме того, появилась уверенность, что «Борегар» служит базой для офицеров разведки НКВД. В лагере, правда, был французский офицер, отвечавший за связь с представителями СССР, но как член ФКП он не информировал УОТ о том, что там происходит.
«Блокируйте „Борегар“, вскройте нарыв!» – приказал председатель Совета Министров Поль Рамадье, когда Роже Вибо представил ему доказательства, что там находятся трое детей – граждан Франции. С точки зрения закона операция была совершенно безупречной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51