Запомни: «Рыбка ищет, где поглубже, а человек — где получше». И папка твой рохля. Человеку счастье подвалило, а он…
— Ты обедал? — перебила тетя Матрена. — А то накормлю.
— Папка обед сготовил, — сказал я.
— И за свое место ему нужно обеими руками держаться… Доходное место. Где еще так устроишься?
— Пойдешь провожать отца? — спросила тетя Матрена. Петр Севастьянович неодобрительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
— Когда еще поезд? Успею.
— Чуть не забыл, — сказал дядя, достав кошелек. — Вот получи свои кровные…
Он отсчитал несколько серебряных монет и протянул мне.
— Мои? — удивился я.
— Со старичка получил, которому ты овощ в сумку высыпал… Покряхтел маленько, а деньги отдал. «Не к лицу, — говорю, — вам, старому человеку, мальчонкиной слабостью пользоваться…» Бери деньги-то — твои.
Я спрятал руки за спину.
— Нет! — сказал я. — Не возьму!
— Хозяин — барин, — сказал дядя, ссыпав мелочь в кошель. — Гляжу, племянник, ты выторгуешь у кукиша мякиш… Я так с малолетства с копейкой дружил и вот, слава богу, не жалуюсь на жизнь. У людей ни ума, ни денег в долг не занимаю.
— И когда маленький был, торговал? — спросил я.
— А ежели кому не нравится, как я живу, — продолжал дядя, — не обессудьте…
— Почернел от жадности, — сказала тетя Матрена. — Копишь, копишь! В могилу с собой все равно все не заберешь. Сундуки-то полные набил, а что проку? Кто пользуется твоим добром? Моль одна.
— Моль? — Дядя вскочил с березового чурбака. — Я из города нафталину привез! Три пакета… О чем ты думаешь?!
Я не слышал, что ответила тетя Матрена. Они забыли про меня. Ругаться стали. Не заметили, как я ушел и закрыл на засов калитку. Дядя не любил, когда калитка отворена. А что тут страшного? Если вор и зайдет, так Картуз живо возьмет в оборот. А в нашей деревне воров давно никто не видел. Ничего я не понимаю: что такое творится кругом? У нас дома кутерьма. У дяди еще хуже. Забыла тетя Матрена нафталином добро посыпать, а моль обрадовалась — все сожрала! Отец говорит: «Не ходи к дяде, незачем ему надоедать». Родня он мне, как не ходить?
И на базар ездить не велит. На базар-то я и сам больше не поеду. Хватит, наездился! А как же быть с деньгами? Хотел на приемник накопить или на велосипед, а теперь как? Все прахом. Мне стало жалко того старичка, у которого дядя деньги стребовал. Может быть, ему и не нужны были огурцы или редиска.
Отец говорит одно, дядя и мать — другое. Разберись тут: где правда?
И в школе какая-то ерунда получается. А ведь все началось с ножика. Пожалел! Не дал Грачу. И вот какая петрушка вышла.
Может, зря я это на ребят так думаю? Подойти к ним и сказать: «Давайте как раньше. Виноват я!»
А вот в чем виноват? До сих пор не знал я.
30. ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС
Я собрал отцу сумку, и мы отправились на разъезд.
В сумке кроме всего прочего я обнаружил большущий серый мешок. Мать запихала. Это для поросят.
Я вспомнил, как дядя Петя сказал, что хоть мешок и хороший, но ради такого дела нечего жалеть.
И еще одну интересную штуку обнаружил я в сумке — заявление. Оно лежало в инструкции по технической эксплуатации. Я нечаянно открыл инструкцию и мельком прочитал: «…освободить меня от занимаемой должности, потому что…».
Дальше я не успел прочитать. Отец отобрал книжку и заявление, засунул в сумку, а мне сказал: «Твоим бы носом да щели затыкать… Глядишь, и мыши перевелись бы».
Ишь, как мудрено сказано! Нос, мыши, щели. Я сразу почувствовал, что настроение у отца улучшилось. Значит, он уходит с поезда… И мне сразу стало как-то легче.
Теперь отец будет с нами. А почему он мешок взял? Напоследок решил поросят привезти.
Когда по одной и той же дороге не так уж часто ходишь, то замечаешь, как все вокруг изменяется.
Рожь поднялась до пояса.
В овраге зацвели волчьи ягоды. Их есть нельзя: можно отравиться.
Отец не мог пройти мимо поля и не остановиться. Раньше он мрачнел, а нынче лицо его было светлым. Значит, рожь выправилась, пошла в рост, набирает силу. Дядя Матвей не пожалел минеральной подкормки.
— Если хороший урожай уродится, на трудодень много дадут? — спросил я.
— Не обидят, — сказал отец.
— И мама много получит.
— Сомневаюсь.
— А тетя Серафима?
Отец не ответил. Он вырвал длинный стебель ржи, сложил в несколько раз и сунул в карман кителя. Потом отобрал у меня сумку, раскрыл. Вытащил мешок, развернул.
— Все-таки втиснула! Да-а… сюда десять поросят влезут.
— Тесно им. Визжать будут, — сказал я.
— Не будут! — засмеялся отец и отдал мне мешок. — Верни дядюшке. Скажи, плакали его поросята…
— А полушубок мой еще носить и носить, — сказал я. — Обойдусь.
— Купим, сын, пальто и шапку, — сказал отец. — Когда еще зима!
Уехал мой отец в Полоцк. В последний раз. Больше не буду провожать я его на разъезд. И поезд не будет притормаживать. И никто без билета до города не будет ездить в седьмом вагоне.
Вернулся я с мешком домой. С пустым. Без поросят. Не понесу я дяде мешок. И не скажу, что его поросята плакали. Не хочется что-то. За мешком дядя сам прибежит. Посыплет его нафталином и в сундук спрячет.
31. МЫ БУДЕМ ЖИТЬ В ОДНОЙ ПАЛАТКЕ
На последнем уроке Кира Андреевна сказала, что пятый «б» идет на прополку сорняков.
Этой весной нам уже пришлось поработать в колхозе.
Наш класс три гектара посадил картошки и золы собрал больше всех в школе. Я принес десять ведер. Про меня Люда Парамонова написала в стенгазете. Грач на одно ведро меньше собрал золы. Про него Люда тоже написала. А Миша Комов вполовину меньше собрал, чем мы. Про него Людка тоже написала, что он отличился. Неудобно знатного кукурузовода оставить в тени.
Про Мишу в каждой стенгазете пишут.
— Сбор у школы, — сказала Кира Андреевна. — Пообедайте и — все, как один!
Получилось так, что домой мы пошли вместе с учительницей.
Желтые волосы ее светились на солнце, маленький нос немножко покраснел. Дня через три облупится.
— Как думаешь каникулы провести? — спросила Кира Андреевна.
Об этом я еще не думал. Каждое лето мы всей семьей собираемся в Чебоксары. Но почему-то так уж получается, что я не попадаю в Чебоксары. Может быть, в этом году удастся?
— Я в овраге нашла лисью нору, — сказала учительница. — Хочешь покажу?
Куда она клонит? Уж очень ласковая со мной. Нору хочет показать. Как будто не видел я лисьих нор. Спустились в овраг — на каждом шагу лисья нора. Я даже енотовую нашел. Поковырял палкой, но енот почему-то не захотел вылезать.
— У меня одна идея, — толковала Кира Андреевна. — А что, если мы всем классом совершим туристский поход? Куда-нибудь далеко-далеко, где кочуют туманы…
Я сбоку посмотрел на учительницу.
Лицо у нее было задумчивым. Она, наверное, видела эти туманы и горы, через которые нам придется карабкаться.
Я ни разу не был в туристском походе. Но отправляться всем классом в дальний путь у меня особенного желания не было. Крыли на сборе, а я с ними в походах топ-топ! Нет уж, братцы-кролики, топайте в горы без меня, а я в Чебоксары поеду.
— Мы пойдем по нехоженым тропам, будем сидеть у костра, спать в палатках… Умываться на заре речной водой. Мы будем идти, а над нами пусть плывут облака. Мы долго-долго будем идти. Я бы очень хотела, чтобы ты с нами пошел в этот поход.
— Я подумаю, — сказал я.
Мне нужно было поворачивать налево. Я не стал прощаться с учительницей: после обеда сбор у школы. Она тоже придет.
На углу я повстречался с Ленькой Грачом. Он стоял посреди улицы, смотрел мимо меня. Черные лохмы спустились на лоб. Книжки оттопыривали за пазухой рубаху. Кого это ждет Грач? Щуку? Я оглянулся, но никого на дороге не увидел. Щука первым выскочил из класса и помчался обедать.
Я поравнялся с Грачом, он пошел рядом. Неужели меня дожидался?
Уж сколько дней прошло, и наша ссора теперь оказалась пустой и никому не нужной. Я рад был помириться с Грачом. Но он шел рядом и помалкивал.
— Ты в туристский поход пойдешь? — первым заговорил я.
— Отличная штука, — ответил Ленька. — Только я не пойду. — Он умолк. Я догадался, в чем дело: у Леньки не было денег. В прошлом году он не поехал на экскурсию, потому что мать купила ему костюм и денег не осталось. И я вдруг подумал: а что, если я отдам свои деньги Леньке? Чего они без толку валяются в старом башмаке? А человек пойдет в туристский поход. Купит, что ему необходимо.
Я хотел сразу предложить ему деньги, но вовремя опомнился. Грач — парень гордый и может обидеться. Надо отдать при удобном случае.
И еще я подумал, что мне совсем не жалко этих денег.
Если бы Ленька взял, я тут же отдал бы ему.
У меня даже настроение упало: почему я не могу вот сейчас отдать деньги? Сию минуту! Не дожидаясь удобного случая!
А пока молча шли.
Я вдруг подумал, что и расстояние-то от школы до моего дома — пустяк. А как долго одному шагать домой.
Вдвоем хорошо. Веселее как-то. И мысли у меня стали веселее. Я даже не заметил, как мы прошли мимо дядиного дома. Раньше я всегда замедлял шаги возле калитки, а сегодня проскочил и не заметил.
Хорошо Кира Андреевна говорила про костер и облака.
Я ни разу не был в туристском походе. Я представил раннее утро, зарю, речку.
Мы будем жить с Грачом в одной палатке. Будем купаться в речке, ловить рыбу. А когда надоест одно место, свернем палатку и снова пойдем далеко-далеко…
Я пойду вслед за Ниной Шаровой. Когда она устанет, я понесу что-нибудь. Интересно: возьмет она с собой часы?
Мы одновременно отворили калитки. Когда Грач поднялся на крыльцо, я спросил:
— Свистнешь, когда пообедаешь?
Ленька взялся за ручку двери, с секунду помолчал.
— Свистну, — сказал он. — Только ты быстрее!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12