– Если б я тебя не мучила, ты мучил бы меня. А так как я лучше тебя, то ты от меня терпишь гораздо меньше, чем мне пришлось бы терпеть от тебя.
В конце концов одно из платьев, красное, бросающее теплый отсвет на её лицо, привлекло внимание Кена. Был рождественский сочельник, и они собрались идти к Уоллисам. Дэви ушел раньше. Кен стоял в кухне, чистый и аккуратный, в новой рубашке и отутюженных брюках. Его тщательно приглаженные волосы отливали бронзовым блеском, а вытянувшееся при виде Марго лицо было идеально выбрито. Марго, шурша платьем, ласкавшим её, как сотня нежных рук, выбежала из своей комнаты, собираясь просить Кена застегнуть ей крючки сбоку. Увидев выражение его лица, она остановилась. Глаза его холодно блестели, ноздри раздувались.
– Где ты это взяла? – раздельно произнес он. – Это не ты сшила.
– Купила в магазине. – Марго подняла руку, чтобы ему удобнее было застегнуть крючки.
– Нет таких магазинов в Уикершеме.
– В Нью-Йорке, – сказала она.
– Знаю, что в Нью-Йорке, но ты в Нью-Йорк не ездила.
– Ездил Дуг Волрат. Он купил мне платья, а я ему заплатила.
– Чем? – язвительно спросил Кен.
– Деньгами, – отпарировала Марго.
– А ещё чем?
Марго пристально посмотрела на брата. Лицо его сморщилось. Он опустился на табуретку возле стола и уставился на свои переплетенные пальцы. Несколько раз он пробовал поднять глаза на сестру, но у него не хватало сил.
– Он женится на тебе? – спросил он глухо, почти шепотом.
– Об этом не было разговора. Вряд ли.
– Он у тебя один?
– Сейчас – да.
– Но не первый?
– Не первый, – по-прежнему спокойно ответила Марго.
– А кто были другие? Я их знаю? – Последовала долгая пауза. – Наверное, Чак?
– Я не стану отвечать на такие вопросы, Кен.
– И Боб?
– Я тебе ничего не скажу.
– И Док?
– Не скажу.
– Ненавижу этого выродка Дока, – как бы в раздумье сказал Кен. – Всегда его ненавидел.
– Ты и меня ненавидишь, Кен? – Марго села напротив брата, но он всё ещё не мог заставить себя взглянуть на неё. Он смотрел на свои стиснутые руки. Так прошло несколько секунд.
– Нет, но я мог бы убить тебя, – хрипло сказал он.
– За что? – допытывалась Марго. – В конце концов мне двадцать пять лет. А во многих отношениях я гораздо старше. И если сейчас я не могу делать, что хочу, то когда же?
– Замолчи! – Кен вскочил из-за стола в полном отчаянии. – Что ты мне говоришь, подумай только! Ведь ты – моя сестра!
– А ты – мой брат. Разве я когда-нибудь попрекала тебя твоими девушками?
– Это совсем другое дело.
– Вовсе нет, и ты это отлично знаешь. Разве ты думаешь о них хуже только потому, что они любили тебя?
– Любили!
– Да, любили. Я любила каждого, с кем была близка, точно так же, как те девушки любили тебя. И ты тоже любил их, пока вы были вместе.
– А через минуту эта любовь проходила.
– Тем хуже для тебя , а не для них. – И вдруг спокойствие покинуло Марго, она разрыдалась, поняв, насколько безнадежна её вера в то, что она сможет склонить Дуга на брак, в котором он, по её убеждению, никогда не раскаялся бы, разрыдалась от презрения к самой себе, к той низкой игре, которую она намеренно вела с Дугом. Перестав сдерживаться, Марго в отчаянных всхлипываниях изливала горе, тяжким камнем лежавшее на дне её души.
Раньше Марго никогда не позволяла себе плакать при братьях – ей хотелось, чтобы они верили, что могут положиться на её мужество и считали её своей опорой. А вот у неё нет никого, кто мог быть ей опорой, и она плакала над собой, над бедной девочкой с сияющими, как звезды, глазами, одетой в чесучовое платьице, которая была так счастлива со своими родителями в купе пульмановского вагона и не думала о том, что ждет её впереди.
Марго почувствовала, что Кен пытается застегнуть ей платье. Он опустился на колени и прижался лбом к её груди.
– Ради бога, не плачь, – бормотал он. – Не могу видеть, как ты плачешь, это для меня, как нож в сердце. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты мне и мать и сестра. Живи с кем хочешь, только не плачь.
Но Марго, не привыкшая плакать, никак не могла остановить слез. Она не в силах была совладать с рыданьями, сотрясавшими всё её тело, но какая-то крошечная частица её сознания смеялась, ибо как только Кену удавалось застегнуть два крючка, они тут же расстегивались от её судорожных всхлипываний.
– Я не хотел тебя обижать, – продолжал Кен. – Всё дело в том, что мы с Дэви потратили почти три четверти денег, а результатов пока ещё нет. Бэннермен заваливает нас письмами, он орет «давай, давай!», как болельщик на стадионе. Вставай же, детка. – Кен приподнял голову Марго и вытер ей глаза своим чистым носовым платком. – Довольно, успокойся. Ты единственная девушка, которая для меня что-то значит.
Марго сквозь слезы увидела его озабоченное лицо и испуганные ласковые глаза.
– Застегни мне платье, Кен, – прошептала она и, слабо улыбнувшись, добавила: – Как я уже просила.
Кен тоже тихо засмеялся.
– Вики и Дэви, наверное, беспокоятся.
– Вики чудесная девушка, Кен. Мне она страшно нравится.
Кен ничего не ответил, занявшись крючками. Марго умылась холодной водой, припудрила щеки и под глазами, потом накинула на плечи пальто и взяла в охапку коробки и свертки с рождественскими подарками, которыми нагрузил её Кен.
– Ты иди, – сказал он. – Я тебя догоню, вот только наведу здесь порядок.
Придерживая обеими руками пакеты, Марго дотянулась до Кена и чмокнула его в щеку. – Ну как, всё в порядке, Кен?
– Всё прекрасно, – ответил он. – Беги.
Марго вышла в зимнюю мглу и пошла было вверх по тропке, но, вспомнив о спокойствии Кена, вдруг встревожилась. В таких обстоятельствах спокойствие было для него так же необычно, как для неё слезы. Она заглянула в окно – Кен шагал взад и вперёд по комнате. Затем Марго увидела, как он взял чашку со стола, уже накрытого к утреннему завтраку, долго смотрел на неё, как бы стараясь разглядеть изъяны, и вдруг размахнулся и швырнул её на пол. Марго не знала, бежать ли к нему, или идти дальше. Поразмыслив, она решила, что лучше идти и предоставить Кена самому себе. Она с грустью подумала, что иного выхода, собственно, и нет.

Следующая неделя знаменовала собой начало нового года, и работа над электронно-лучевой трубкой стала заметно подвигаться. Кен трудился с молчаливой яростью, словно подвергая себя наказанию, и Дэви бывало нелегко угнаться за ним. Рабочий день Кена кончался, когда возвращалась Марго. Он ждал, пока она ляжет спать, потом прекращал работу и уходил в свою комнату. И всё время он ожесточенно и мрачно молчал. Если он видел, что работу над какой-либо деталью приходится временно приостановить из-за того, что ещё не получены нужные инструменты или оборудование, он сейчас же брался за другую деталь.
У Вики появилось обыкновение просиживать все вечера в мастерской. Сначала она приходила как бы в гости, потом, чтобы не сидеть сложа руки, стала по указке Дэви выполнять всякую несложную работу – полировать, сверлить или шлифовать. Она надевала брезентовый передник с выцветшей надписью «Саполио», а на короткие локоны натягивала старую студенческую фуражку Кена. Она называла её «моей фуражкой» и не могла приняться за дело, не нахлобучив её на макушку. Вики любила поговорить, возясь у тисков или подтачивая скошенный край пластины конденсатора, – она делала это тщательно и любовно, как маникюрша, отделывающая ногти своего возлюбленного, и время от времени останавливалась, мечтательно глядя в одну точку или критически рассматривая свою работу.
– Сегодня я кончила замечательную книгу, – заявляла Вики. В книжной лавке она читала Теодора Драйзера, Уорвика Дипинга, Зейн Грея, Ф.Скотт-Фитцджеральда, Уорнера Фабиана, Майкла Арлена, Синклера Льюиса, Рафаэля Сабатини и Джона Дос-Пассоса.
– Это до того интересно, – обычно начинала Вики, усаживаясь на высокую табуретку и оправляя юбку. Она держала напильники – «мои напильники» – в замшевом футляре и каждый вечер, прежде чем взяться за работу, чистила их металлической щеточкой. – Там говорится про одного человека… или одну женщину, одного графа, одного бродягу, одного светского джентльмена или одного дельца. Во всяком случае, это лицо встречало другое лицо, и начинался сюжет. Вики бывала так захвачена книгой, что, сама того не сознавая, как бы жила в мире, населенном её героями. Однажды, увлеченно рассказывая содержание романа Фитцджеральда, в котором фигурировали баснословно богатые люди, Вики упомянула о светском промахе, допущенном одним из действующих лиц.
– О господи, – сказал Дэви, задерживая шипящий паяльник в лужице расплавленного металла. – Надо же быть таким остолопом!
Вики молча посмотрела на него, потом рассмеялась.
– Ну ладно, вам не интересно слушать?
– Нет, почему же, мне хочется узнать, что было дальше. А тебе, Кен? Кен, тебе хочется?
– Я не слушал.
Дэви перехватил взгляд, который Вики устремила на отвернувшегося Кена. Голова её чуть склонилась набок, а в темных глазах появилось растерянное выражение, как у ребенка, чей лучший друг неожиданно перешел на сторону его мучителей.
– Продолжайте же, – сказал Дэви. На стыке проводов светились шарик расплавленного металла и капля припоя внизу. Дэви подергал провода, испытывая прочность спайки. – Она вошла в его дом и…
Вики озадаченно повернулась к нему. Потом взяла кусок наждачной бумаги и снова принялась рассказывать: – Ну, и увидела картину, а потом самым глупым образом…
«Жан-Кристоф» оказался настолько увлекательным, что Вики было не до работы. Вечер за вечером она сидела на табуретке, восторженно пересказывая прочитанное. Дэви подметил её привычку легонько пропускать пальцы сквозь волосы, подымая их над ухом, затем укладывать на место и приглаживать таким бесконечно нежным движением, что Дэви мог бы любоваться им целую вечность. Из-под волос виднелось маленькое, хорошо вылепленное ушко. Дэви казалось, что её нежная кожа должна быть очень ароматной. Когда ему приходилось тянуться в сторону Вики за каким-нибудь инструментом или куском проволоки, он как бы случайно придвигался возможно ближе, чтобы уловить теплый аромат, который имел право вдыхать лишь тот, кого она любила. Дэви наблюдал за ней с мрачным удовольствием, но взгляд его утрачивал оттенок грусти, как только Вики встречалась с ним глазами. В такие моменты к сердцу Дэви приливал сладкий ужас – ему казалось, будто она видит его насквозь и может обнаружить тайну, в которой он не хотел признаться даже самому себе.
– Вы читали эту книгу? – спросила она Дэви, рассказав уже добрую половину «Жана-Кристофа». И вдруг Дэви понял, что Вики вовсе не видит его. Для неё он всего-навсего существо, в котором она чувствует дружеское расположение к себе.
– Читал, но давно.
– Нравится вам?
– Понятно, нравится.
– Потому что вам кажется, будто автор писал о вас? – Дэви бросил на неё быстрый взгляд.» – Не смотрите так виновато, – сказала Вики. – Мне кажется, я совсем не понимала, что значит для вас ваша работа, пока не начала читать эту книгу.
– О, я знаю, что переживал Кристоф, – медленно согласился Дэви. – Но ведь принято считать, что инженеры, занимаясь своим делом, не могут чувствовать того, что чувствуют композиторы, сочиняя музыку.
– А на самом деле могут? – не сдавалась Вики.
– Да, – не сразу сказал Дэви. – Могут.
– Кен!
– Что?
– Вы читали эту книгу?
– Какую?
– Да я же в который раз говорю – «Жан-Кристоф».
Кен выпустил изо рта резиновую трубку для подачи воздуха.
– А когда мне читать? – резко спросил он. – Надо же кому-нибудь работать, пока вы с Дэви все вечера напролет болтаете о книжках. Это ведь мастерская, а не курсы соврлита.
Вики поджала губы.
– Что такое соврлит? – обратилась она к Дэви.
– Современная литература, – объяснил он, не сводя глаз с Кена.
– Мы проделали только три четверти работы над самой примитивной электронно-лучевой трубкой – ни одна схема ещё не готова, а осталось всего триста долларов! – Кен с размаху насадил паяльную лампу на крючок и с гневным отчаянием огляделся вокруг. – А это ведь не шутки! «Жан-Кристоф»! Какое мне дело до него и его музыки? Хватит с меня Кеннета Мэллори и его собственных проблем.
– Ладно, Кен, не волнуйся… – начал Дэви.
– Вот как, даже не волноваться?.. Я ухожу. – Он зашагал в глубь мастерской и сейчас же вернулся со старым клетчатым макинтошем в руках. – Я хочу прокатиться один. Если без меня придет Марго – что вряд ли случится, – скажите ей, я вернусь примерно через час. А вас проводит Дэви.
– Спасибо, – сказала Вики, – я и сама дойду.
Вики и Дэви стояли молча, прислушиваясь к шуму мотора, постепенно затихавшему вдали. Дэви смотрел в сторону.
– Пустяки, – сказал он. – Кен всегда бывает не в духе, когда работа не ладится.
– Нет, – сказала Вики угасшим голосом. – Это не потому. И дело вовсе не в том, как идет работа, и даже не в деньгах.
– Ну, на девяносто девять процентов именно в этом.
– Нет, – спокойно и твердо возразила она. – Дело во мне. Я ему больше не нравлюсь.
– Это неправда, – не очень убежденно сказал Дэви. – На той неделе приезжает Бэннермен. Он дал нам три тысячи долларов, и мы их уже истратили. Прошлым летом мы предполагали, что к этому времени почти всё будет закончено, а выходит, мы вроде и не начинали. Не думаю, чтоб Бэннермен дал нам ещё. Он не отказал, но просто не ответил; когда мы просили выслать остальные деньги. Его могут расшевелить результаты нашей работы, а что мы ему покажем? Ну и вот, поэтому в последнее время Кену никто не мил.
Вики покачала головой.
– Он даже не говорит со мной об этом. А раньше всё рассказывал.
– Ну о чём же рассказывать? Вы же тут. Вы сами видите, что происходит.
– У него есть другая девушка? – вдруг спросила Вики.
– Да где же ему взять времени на другую девушку? Мы работаем день и ночь. Сами подумайте. Вики!
– Если бы у него и появилась другая девушка, я, пожалуй, не стала бы его винить. О, что толку читать книги! – вдруг воскликнула Вики с отчаянием, прорвавшимся сквозь её сдержанность. – В книгах все девушки так поступают, и вам дается понять, что в этом нет ничего дурного; и я поступила бы так – сейчас-то уж наверняка, только ему уже всё равно, он об этом ни словом не обмолвился после нашей ссоры.
Дэви смотрел на неё, и ему казалось, будто вся кровь постепенно уходит из его тела. В голосе Вики не чувствовалось ни желания, ни страсти, одна только боль; но она призналась вслух, что хочет принадлежать Кену, и одно это признание вдруг сделало её доступной тем желаниям, в которых Дэви не смел сознаться самому себе. Он опустил глаза, чтобы скрыть сжигавший душу гнев.
– Какой ссоры? – глухо спросил он.
– Сразу после рождества, – ответила Вики. – Было очень поздно, и я… я просто не могла через что-то такое перешагнуть. О, я хотела перебороть себя, – сказала она страдальчески. – Я знала про всех его других девушек, но просто я не могла – вот и всё. А он рассердился, ему стало стыдно, в общем я понимаю, каково ему было. Я сама чувствовала себя так же. Но я так растерялась…
– Пожалуйста, не рассказывайте мне об этом!
Тон, каким это было сказано, заставил Вики побледнеть. Она хотела что-то ответить, но запнулась.
– Я никому не призналась бы, кроме вас, Дэви. Даже Марго. Мне было бы стыдно, – наконец выговорила она.
– Что вы от меня хотите? – вспыхнул Дэви. Ему было нестерпимо больно. – Хотите, чтобы я ему сказал, что вы передумали?
Вики застыла, глядя на него глазами, полными горькой обиды, которую гордость не позволяла высказать словами, обиды такой глубокой и чистой, что в нем шевельнулось тревожное сомнение, правильно ли он понял её слова. Всё же она произнесла их. Она была с ним предельно откровенной, но явно не понимала, как может воспринять её слова мужчина, поэтому для себя она осталась той же Вики, какой была до этого разговора.
Вики поднялась с табуретки и огляделась, ища глазами свою книгу. Она аккуратно заложила страницу закладкой, но движения её были медленны и неуверенны, как у слепой. Дэви не мог произнести ни слова – он чувствовал себя бесконечно виноватым. Он понимал, что сейчас творится в её душе, но был не в силах сделать несколько шагов, отделявших его от Вики. Когда Вики, идя к двери, поравнялась с ним, он схватил её за руку.
– Вики, – мягко сказал Дэви. Её макушка находилась на уровне его губ.
– Пустите. – В голосе Вики слышались слезы. – Уже поздно.
– Ещё не так поздно. Посмотрите на меня, Вики. – Он приподнял её голову. – Не сердитесь на меня.
– Вы такой глупый!
– Вы тоже, – тихо сказал Дэви, слегка улыбнувшись. – Ну-ка, стукните меня. Да посильнее.
Вики попыталась высвободиться из его рук.
– Нет, серьезно, – настаивал Дэви. – Стукните изо всех сил.
Вики внезапным движением вывернулась и с мальчишеской точностью, не сгибая запястья, ударила кулаком ему в грудь. Лицо её было строго, губы сжаты, но, как только удар был нанесен, строгость сменилась удивленным выражением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72