Уоллис теперь с плохо скрытым удовольствием ворчал на перемены, которые внучка внесла в его жизнь, но искренне огорчался, когда она заговаривала о поступлении на работу в книжную лавку.
– Что ещё за книжная лавка? – спросил Дэви, пришедший посидеть со стариком на веранде. – С каких это пор вы стали искать работу, Вики?
– С позавчерашнего дня. Раз уже я решила остаться на некоторое время, почему же мне не поступить на работу? Я привыкла работать.
– А, глупости всё это, если хотите знать. – Уоллис перестал раскачиваться в кресле-качалке. – Какой толк, что ты живешь здесь, если я тебя совсем не буду видеть? Кроме того, я считаю, что женщины не должны работать, если, конечно, их не вынуждает необходимость. И голосовать тоже не должны, упаси боже! Если б в молодости мне сказали, что моя внучка, живущая под моим кровом, пойдет работать, я бы утопил все свои инструменты в реке. Что-то я перестал понимать эту страну. Всё как-то измельчало: в политике одни пигмеи да казнокрады, куда ни погляди – дрянь, дешевка, дурацкая спешка, джазы… И вот до чего мы дошли: на прошлой неделе в Чикаго два богатых молодца зарезали третьего, просто чтобы пощекотать себе нервы! – Уоллис с отвращением сплюнул за перила. – Один газетный писака где-то сказал, что я принадлежу к числу людей, которые помогли стране стать такой, как она есть. Но, черт меня возьми, если я знал, во что всё это выльется! Одним словом, девочка, я не желаю, чтобы ты поступала на работу.
– Ведь мы уже обсуждали это, дедушка.
– Можем обсудить ещё раз.
– Нет, – сказала Вики. – Это ни к чему, дедушка.
Через два дня Вики поступила в книжную лавку. Она сказала Дэви, что работа ей очень нравится, но он не решился спросить, не завела ли она новых друзей. Ему хотелось верить, что Вики будет ждать, пока он хоть немного освободится. А она спрашивала лишь о том, как идет подготовка к докладу и… не очень ли волнуется Кен.
За неделю до назначенного срока нервы Кена начали сдавать.
– Они нас засмеют, вот увидишь, засмеют! – в отчаянии воскликнул он, хлопая тетрадками по столу. – Мы сами толком не знаем, о чём говорим, Дэви. И когда я пытаюсь вдолбить тебе это, ты мне говоришь: «Посмотри рабочую тетрадь». А кто писал в этой проклятой тетради? Любое положение мы можем доказать теоретически. Но сколько бы мы ни толковали об импульсах тока и разложении изображения, всё равно изображения мы не получили! На это у нас так и не хватило времени!
– Да как же мы могли его получить? Лампа ведь была готова только за десять дней до экзаменов. Но все предварительные испытания…
– К черту предварительные испытания! Важно только окончательное испытание, и именно это я и хотел бы видеть.
Дэви ничего не ответил. Ему тоже хотелось бы проверить прежние расчеты в полном спокойствии. Четыре лампы, которые они сделали за этот год, оказались неудачными, хотя каждая из них была лучше предыдущей. Если даже эта, ещё не испробованная электронная трубка не даст желаемых результатов, то когда-нибудь будет создана другая, которая уж не подведет. Ведь в теории всё абсолютно правильно. Тут Дэви подумал о лежащей на нем ответственности. Кен должен предстать перед комиссией настолько уверенным в себе, чтобы никто не посмел придраться к нему. Дэви испустил долгий вздох и медленно поднялся на ноги.
– Посмотрим, может, мне удастся сейчас провести испытание, – сказал он.
– Начнем с горизонтальной развертки в пятьдесят и вертикальной в тридцать. Это займет час или около того.
Кен отпихнул от себя бумаги.
– Я управлюсь быстрее. Устанавливай лампу, а я соберу схему развертки.
На конструирование этой электронной трубки ушло столько времени, труда и хлопот, что Дэви обращался с нею, как с редкой драгоценностью. С тех пор как они принесли её домой, он почти каждый вечер осторожно разворачивал тряпье и осматривал её, желая убедиться, что трубка не лопнула из-за вакуума внутри неё, что в ней не образовалась трещина от какого-нибудь предательского и незаметного изъяна в спайке стекла с металлическим электродом. Трубка, над которой они работали в университетской лаборатории, по договоренности с университетом перешла в их собственность, так как они сделали её своими руками.
Дэви вынул её из коробки, укрепил в горизонтальном гнезде с фетровой прокладкой, осторожно присоединил клеммы к стеклянным пальцам и только тогда вытер вспотевшие от волнения руки о рубашку. Тревога за трубку заставляла Дэви беспрерывно поглядывать на неё, пока он возился с бензиновым двигателем генератора переменного тока.
Маленький двигатель закашлял у него в руках, потом прерывисто запыхтел, наполнив гараж своим бормотаньем. Кен закончил сборку схемы развертки и теперь подключил её к осциллоскопу.
Кен редко нуждался в чертежах: он умел импровизировать сложнейшие схемы, соединяя различные элементы. Дэви следил за его работой с грустным восхищением, в котором не было и тени зависти.
Дэви затемнил помещение, захлопнув обе половинки двери гаража. Наступившая тьма, казалось, трепетала от напряженного ожидания, как туго натянутая тетива, и это напряжение ещё больше усиливалось от жужжания генератора, тянувшегося тоненькой беспрерывной ниточкой. Кен отошел от подключенного осциллоскопа, уступая Дэви, более терпеливому, чем он, место у щитка с кнопками и переключателями.
При повороте первого переключателя в узкой шейке конической трубки появился слабый отсвет, потому что тонкая нить накалилась от тока. Накаленная нить была скрыта, спрятана внутри маленького цилиндра, похожего формой и величиной на гильзу от пули.
Когда Дэви повернул второй переключатель, к гильзе бесшумно подключилось напряжение и её внутреннюю полость с огромной скоростью стали бомбардировать электроны, исходившие от накаленной проволочки. В конце патрона было просверлено крохотное отверстие, сквозь которое тоненькая струйка невидимых частиц под напряжением в две тысячи вольт проникала внутрь трубки.
Третий переключатель создал как бы электрический канал для электронов, по которому они устремлялись с ещё большей скоростью, – канал с наэлектризованными стенками, такими крутыми, что электрон, случайно отбившийся от общего потока, тут же отбрасывало назад, на дно канала, откуда возникал плотно сфокусированный пучок энергии.
Результат всего происходящего можно было наблюдать на плоском конце трубки, покрытом изнутри белым веществом. Здесь тоненькая струйка электронов изо всех своих микроскопических сил вонзалась в пятнышко рыхлого оксида. Фокусирование электронного луча создавало крошечный флюоресцирующий зеленоватым светом диск – пятнышко света, дрожащее, слегка колеблющееся из стороны в сторону, но всегда возвращающееся к своему центру. Бледное, быстро мерцающее пятнышко казалось живым и нервно трепещущим.
– Попробуй вертикальное поле, – сказал Кен.
На щитке щелкнул четвертый переключатель. Маленький дрожащий кружок света медленно вытянулся в продольную светящуюся нить. Теперь каждую тысячную долю секунды на пути электронного потока вздымалась новая гора и тут же обрушивалась в ущелье, глубина которого равнялась её высоте. Эти волнообразные подъемы и опадания разбрызгивали электроны вверх и вниз по всей внутренней поверхности трубки с такой быстротой, что человеческий глаз видел только линию стремительного луча – линию, которая колебалась и дрожала, как язычок пламени на легком сквозняке. И всё это происходило потому, что напряжение в тысячу пятьсот вольт изменялось тысячу раз в секунду между двумя маленькими квадратными пластинками из посеребренной бронзы: одна находилась выше, а другая – ниже сфокусированного электронного луча.
Дэви отключил напряжение от вертикальной развертки и подключил его к другой паре пластин, расположенных справа и слева от луча. Белая линия на поверхности трубки снова слилась в точку, потом точка расширилась в обе стороны и превратилась в дрожащую горизонтальную линию, тоже тонкую и волнистую.
– Теперь давай развертку, – сказал Кен.
Все переключатели были повернуты вниз. И словно распахнулось окно в лунную ночь: на поверхности трубки возник большой светлый квадрат.
Дэви вгляделся в квадрат мерцающего света, затем осторожно повернул выключатель: сейчас определится, готовы они к демонстрации прибора или нет. Квадрат стал больше, но вдруг сплошной белый свет начал дробиться и превратился в клубящийся хаос. Два колебательных поля внутри трубки работали без всякого согласования, электронный луч метался по всему экрану с такой скоростью, что ничего нельзя было разглядеть, кроме бесконечно извивающейся ленты.
На лице Дэви, освещенном зеленоватыми отсветами, не дрогнул ни один мускул, но он ощущал болезненное разочарование Кена так же остро, как свое собственное. Оба молчали; Кен поднялся со стула, нащупал в полутьме отвертку, обернул деревянную рукоятку куском резины и осторожно дотянулся до винта конденсатора, стараясь не задеть ничего вокруг. В месте контакта вспыхнула яркая голубая искра. Кен подкрутил винт на четверть оборота и с такой же осторожностью убрал руку.
– Как теперь? – спросил он.
– Иди посмотри, – ответил Дэви.
Кен обошел прибор и стал за спиной брата. На экране трубки опять светился матовым лунным светом неподвижный квадрат.
Дэви снова повернул ручку развертки. В лунном окошке, возникшем из хаоса, появились ряды абсолютно ровных горизонтальных черточек. Дэви ещё раз повернул ручку – и черточки слились в неподвижный квадрат, как и полагалось по теории.
Трубка работала!
Широким, торжествующим жестом Дэви выключил прибор и взглянул на Кена.
– Теперь ты видишь? – мягко спросил он.
Кен поглядел на брата сверху вниз, улыбаясь одними глазами.
– Вижу.
– Значит, мы знаем, о чём говорим?
В глазах Кена мелькнула ирония: «Знаем теперь или знали до этого?»
Он отошел к столу, заваленному чертежами и бумагами, и стал что-то записывать в рабочую тетрадь.
– Те четыре трубки, что мы сделали прежде, мы с тобой считали неудачными, – сказал он, не поднимая головы. – А они вовсе не были неудачными.
– Что ты хочешь сказать? – не сразу спросил Дэви.
– То, что я сказал. С самого начала была неправильна схема синхронизации. Ту схему, которой мы сейчас пользовались, я придумал на ходу, пока собирал её. Сейчас я её записываю. Мы видели на экране изображение, только новая трубка тут ни при чём. Всё дело в новой схеме.
Дэви молчал, задумавшись. Он вынул электронную трубку из гнезда, потом сел рядом с Кеном и покорно придвинул к себе листки с записями.
Подготовка к докладу шла своим чередом, но никто из них и словом не обмолвился о том, что означало открытие Кена: они по собственному недосмотру потратили впустую почти целый год. Они знали, такие случайности возможны, это обычный риск, к которому надо быть готовым, но каждый из них был благодарен другому за молчание, ибо каждый чувствовал себя виноватым.

Для доклада отвели одну из аудиторий – комнату, в которой Дэви и Кен прослушали немало лекций. Впрочем, сейчас братья чувствовали себя здесь чужими и держались неуверенно, словно возвратились после долгого отсутствия и сомневались, что тут их узнают и вспомнят.
В университетском городке, залитом солнцем, одетом зеленой июньской листвой, царила мирная деревенская тишина. Дэви и Кен пришли сюда, как чужие, и эти люди со знакомыми лицами имели все права вытолкнуть их прочь. Ни один экзамен не имел такого решающего значения, как предстоящий доклад.
Шесть профессоров собрались небольшой группой у окна. Одни стояли, прислонясь к подоконнику, другие, раскачиваясь на стульях, любовались университетским городком. На Кена и Дэви они посматривали довольно дружелюбно, но не без любопытства. Не так давно к ним явился какой-то незнакомец и заявил, что эти очень молодые люди могут стоить больших денег, если то, на что они претендуют, окажется правдой. И университетским представителям, очутившимся в положении сестер Золушки, не терпелось выяснить, что же такое они проглядели в своих бывших студентах.
Последними явились Бэннермен и адвокат Стюарт. Полагаясь во всем на представителей университета, они были в отличном настроении и пока что не держали ничьей стороны: ни братьев Мэллори, ни их оппонентов.
Сейчас всё зависело от того, какая чаша весов перетянет. Дэви остро чувствовал свое одиночество и знал, что у Кена тоже напряжены все нервы. Стюарт, человек лет пятидесяти пяти, раскрыл на столе свой портфель и вынул пачку напечатанных на Машинке листков.
– Прежде чем начать, – сказал он и этими неофициальными словами открыл заседание, – я хочу предложить вашему вниманию докладную записку, которую вчера утром продиктовали мне Кеннет и Дэвид Мэллори. Это изложение основных принципов их изобретения, с которым вы познакомитесь через несколько минут. Справедливость требует оградить изобретателей от всякого риска. Поэтому после доклада пусть каждый из вас соблаговолит поставить свою подпись под нижеследующим документом. Содержание его таково: «Мы, нижеподписавшиеся, присутствовали 26 июня 1925 года на докладе о вышеуказанном изобретении». Вот всё, что вас просят подписать. Ни одобрения, ни неодобрения от вас не требуется. Вы просто выслушаете доклад. Этот документ является изложением сущности их изобретения и после подписания будет храниться у братьев Мэллори в качестве гарантии от случайностей в будущем.
– Каких случайностей? – сухо спросил Бизли.
– Любых, могущих воспоследовать действий с целью получения патента, – спокойно ответил Стюарт, не желая замечать враждебности в тоне Бизли. – Документ послужит доказательством, что в указанное время Кеннет и Дэвид Мэллори уже работали в данной области. В будущем такое доказательство может оказаться чрезвычайно важным.
– А какие обязательства по отношению к ним это налагает на нас? – опять спросил Бизли.
– Решительно никаких. Разрешите пояснить. Моим клиентом является мистер Бэннермен, а не братья Мэллори. Если любой из вас уже проделал подобную работу в этой области и может доказать свой приоритет, тогда этот документ лишь установит самостоятельность вашей работы. Если же кто-либо из вас, заинтересовавшись услышанным докладом, захочет провести подобную работу в будущем, этот документ будет свидетельствовать о том, что ваша работа не предвосхитила всего изложенного в сегодняшнем докладе.
– Значит, каждый из нас может получить копию докладной записки?
– Я велю моему секретарю разослать копии всем присутствующим.
В разговор вмешался Бэннермен. Сейчас он уже нервничал не меньше, чем Кен и Дэви.
– Погодите-ка минутку. Я ведь только хочу, чтоб никто не остался в обиде – ни вы, ни я, ни мальчики. Это условие составлено для того, чтобы у всех была чиста совесть, а кто не согласен – может уйти. Я всё равно уплачу, как договорились. Есть желающие уйти? – Никто не пошевельнулся. Бэннермен взглянул на братьев. – Ну, тогда начинайте.
Кен встал и вышел к доске. Его светлые волосы были тщательно приглажены. Лицо сильно побледнело. Он казался спокойным, почти вызывающе уверенным, но Дэви видел, как бьется жилка у него на шее, и ему захотелось отвести глаза в сторону.
Кен развернул скатанные в трубку, чуть повлажневшие в его руках бумаги, долго смотрел на первую страницу и наконец с отчаянной решимостью поднял голову и взглянул на слушателей.
– У меня большое искушение начать сразу с технических принципов, без всякого вступления. – Кен старался совладать со своим голосом и потому первые слова произнес сурово, почти басом. Затем ему удалось улыбнуться. – Это потому, что все вы были нашими учителями. Естественно, нам с Дэви представляется, что вы всё это уже знаете – и, быть может, лучше, чем мы. Ведь преподавателям полагается знать больше, чем ученикам. Тем не менее мы вот уже сколько времени просматриваем все научные журналы в университетской библиотеке и нигде не нашли и намека на то, что кто-то работает в этом направлении. Мы абсолютно уверены, что наш метод ещё никому не известен. И раз уж он не известен «Дженерал электрик», раз он не известен в лабораториях компании «Белл», то не обижайтесь, если я буду вести себя так, будто он не известен и вам.
Некоторые улыбнулись. Пока что никто не выказывал открытой враждебности. Профессора приготовились слушать дальше.
– Не касаясь промышленной, финансовой и других сторон дела, я хочу рассказать о сущности нашей идеи, о том, чего мы добиваемся, – продолжал Кен. – Подобно тому, как радио мгновенно передает звук, мы хотим передавать изображение. Радио превращает звуковые колебания в электромагнитное излучение, которое в приемнике снова превращается в звук. Мы хотим описать вам способ, при помощи которого можно проделать то же со световыми лучами. У нас приемником будет служить прибор, который даст последовательные изображения непрерывных движений в тот же момент, когда эти движения совершаются за тысячу миль от нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72