Он должен был быть черным, и, чтобы убедиться в этом, Натали подошла к окну. Но, приглядевшись, она увидела, что держит в руке прядь собственных рыжих волос.
С губ сорвался возглас удивления. Ее локон! Почему он лежит в Библии Кейна? И как там оказался? Когда он мог быть отрезан?
И вдруг с поразительной ясностью Натали вспомнила день в “Испанской вдове”, шальную пулю, срезавшую клок ее волос, и то, как он лежал на земляном полу, пламенея в солнечном луче. Локон, которого она лишилась по вине кровожадного индейца. Это был день, когда она встретила Кейна Ковингтона в образе бородатого преступника.
Когда передряга, в которую они попали, закончилась, она забыла о срезанных пулей волосах и не вспоминала до сегодняшнего дня. А Кейн не забыл. Каким-то образом он ухитрился прихватить локон с собой. Зачем? Чего ради?
Натали еще размышляла, а сердце, этот чуткий кусочек живой плоти, уже забилось чаще. В нем зародилась надежда.
Кейн хранил локон, потому что та жаркая бесстыдная ночь в “Испанской вдове” что-то для него значила, потому что она, Натали, ему небезразлична!
Откровения этого утра были столь важны, что она едва могла дождаться возвращения Кейна. Она попробовала скоротать время за чтением, но то и дело обращала взгляд к двери, теряя нужную строчку. В конце концов она отложила книгу, снова занялась волосами и водила по ним гребнем до тех пор, пока они не распушились и не вспыхнули, как расплавленное золото.
Когда ожидание стало уже совсем нестерпимым, снаружи послышался хруст шагов по мерзлой земле. Шаги быстро приближались. Пока Кейн отряхивал снег с сапог на низком заднем крылечке, Натали похлопала себя по щекам и покусала губы, чтобы не выглядеть слишком бледной, отбросила волосы за спину, кокетливо оставив одну прядь покоиться на груди, и приготовила приветливую улыбку.
Войдя, Кейн с порога нашел взглядом свою подопечную. Она была дивно хороша, сидя спиной к окну, так что волосы горели и переливались на солнце, как огненная грива. На щеках снова появился румянец, зеленые глаза светились теплом. Она улыбалась, приоткрыв яркие влажные губы. Даже в своей мешковатой одежде она казалась очень женственной.
Никогда еще Натали не выглядела столь милой и кроткой, и как раз это раздражало его больше всего.
Кейн намеренно провел первую половину дня вне дома. Вдали от этой женщины было легче напоминать себе, что это опытная, видавшая виды притворщица. Но вот она сидит с этим своим простодушным видом — воплощение кротости и благовоспитанности — и улыбается так, словно только что отложила куклу.
— Могла бы приготовить обед! — процедил Кейн, стянул стетсон и сердито бросил на стол.
— Сейчас приготовлю.
Улыбка Натали слегка померкла, но она с подозрительной готовностью вскочила с дивана. Кейн отмахнулся.
— Поздно, — буркнул он раздеваясь. — Теперь я и сам могу этим заняться.
Когда немного позже они уселись за стол, Натали сделала несколько попыток завязать разговор, но Кейн отвечал односложно и холодно, и она отступилась. В комнате повисла тишина. Как два малознакомых и не слишком приятных друг другу человека, они ели, не поднимая глаз. Кейн был настолько угрюм, что это нервировало Натали. Ей хотелось положить этому конец, но она не могла придумать, как это сделать: дать пощечину? Подойти и поцеловать, чтобы он вскочил и встряхнул ее как следует? Пусть будет все, что угодно, только бы не сидел напротив как посторонний. Но Натали не решилась на столь радикальный шаг. Последующие два дня прошли в той же обстановке. Напряжение нарастало, и когда Кейн объявил, что она может вернуться домой, у Натали вырвалось:
— Слава Богу!
Глава 34
— Ты уверена, что справишься одна? — спросил Кейн стоя на пороге спальни и собираясь покинуть Клауд-Уэст.
— Конечно, ведь я дома, — откликнулась Натали из недр необъятной кровати.
Здесь все было белым: подушки, простыни, покрывало даже отделанный кружевом полог. Ну и, конечно, ночная рубашка, которая была теперь на ней. Нервно оправляя манжету, она добавила:
— Ты сделал все, что мог.
В самом деле, в камине горел огонь, рядом лежал недельный запас дров. На ночном столике стоял поднос с чаем и бутербродами.
Кейн доставил Натали в Клауд-Уэст и, пока она меняла заимствованную одежду на свою собственную, вскипятил чай нарезал хлеб и, порывшись в буфете, нашел варенье. Когда он принес все это в спальню, Натали была уже в постели. Ее рыжие волосы казались единственным ярким пятном в этой бесцветной комнате.
— Не слишком хочется оставлять тебя совсем одну.
— Скоро вернется Джейн.
— Значит, я могу ехать?
— Да.
Но он продолжал стоять на пороге.
— Спасибо за все, — тихо произнесла Натали — И знаешь что, Кейн…
— Что?
Она собралась с духом и выпалила:
— Мне известно, что ты нашел золото Маниту!
Кейн промолчал.
— Не прикасайся к нему! Это опасно, понимаешь? Ты можешь… тебя могут… короче, не делай этого!
— Прощайте, судья Валланс.
Кейн произнес эти слова пренебрежительным тоном человека, который видит другого насквозь и вовсе не собирается с ним считаться. Он оглядел Натали и вышел, а уже за порогом тихо засмеялся, явно не для нее, а для себя. Шаги медленно удалились по коридору.
Натали огорченно покачала головой. Она не винила Кейна за недоверие. Почему он должен был ей верить? Он думал, конечно, что ее интересует только золото, что она хочет сберечь его для себя. По его мнению, у нее не было и не могло быть никаких других причин — по крайней мере при сложившейся ситуации.
— Кейн, постой! Погоди!
Повинуясь порыву, Натали откинула одеяло, соскочила с кровати и — как была, босиком — бросилась за ним.
Кейн остановился посредине лестницы, повернулся и поднял глаза. Натали бежала к нему, подхватив подол ночной рубашки, так быстро, что волосы летели следом, словно подхваченные ветром. Она остановилась ступенькой выше Кейна так резко, что с размаху ткнулась ему в грудь. Так, пряча лицо, Натали сказала сквозь частое дыхание:
— Я не выйду за Эшлина!
И убежала, предоставив Кейну следить, как мелькают из-под подола рубашки ее стройные ноги. Она не дала ему времени отреагировать, да он и не знал как, поэтому лишь проводил взглядом быстро удалявшееся видение в белом одеянии. Дверь за Натали захлопнулась с громким стуком.
Кейн пробежался взглядом по лестнице. Он стоял точно посредине лестницы, и с одинаковым успехом мог вернуться в спальню и заключить Натали в объятия или продолжать путь, как если бы ничего не случилось. Вернуться означало вторично довериться женщине. Это было бы так легко сейчас, в момент радости от известия, что Натали не выйдет за другого.
Но у каждой медали две стороны, и значит, этот другой не возложит на себя всю — ответственность за последствия, не подвергнет себя риску быть обманутым. Все это достанется ему.
Кейн повел плечами, словно стряхивая еще не принятое бремя, и двинулся вниз по лестнице.
Натали стояла спиной к двери, зажмурившись так сильно, что повлажнели веки, и молилась, молилась о том, чтобы он повернул назад. Сначала с лестницы не доносилось ни звука, и по мере того как это длилось, в ней крепла надежда, что именно так все и будет, что она нашла волшебные слова — ключ к счастью.
Но вот снаружи послышался наконец звук шагов. Не зная, куда они направлены, Натали открыла глаза и ждала с пересохшим ртом и отчаянно бьющимся сердцем. Увы, звук быстро слабел.
Кейн уходил.
Натали уронила голову на грудь, но когда глаза наполнились слезами, снова подняла голову, не дав им пролиться. Она вернулась к постели, легла и укрылась, внезапно почувствовав себя очень уставшей, даже более уставшей, чем после своего неудачного побега из хижины Кейна.
Чай остыл, бутерброды засыхали на столике у кровати, огонь в камине догорел, а Натали все парила между сном и явью, бесконечно одинокая и несчастная.
* * *
Кейн перестал махать топором только в сумерках. Он постоял, глядя на здоровенный ствол, который ухитрился полностью очистить от сучьев за столь короткое время, снова занес топор и с проклятием опустил. Блестящее лезвие глубоко зарылось в сухую древесину.
Выпустив топорище, Кейн поднес ладони к глазам. Они были в мозолях от сумасшедшей гонки этого вечера. Со лба струился пот. Вытерев лицо, Кейн засмеялся над собой. Вернувшись из Клауд-Уэста, он сразу взялся за работу: наколол дров, хотя уже заготовил их целую поленницу, и свалил еще один ствол. Он махал топором с такой яростью, словно расправлялся с врагом. Теперь у него хватило бы дров на две зимы.
Полезная, но необязательная трудовая деятельность,
С довольно нелепым чувством Кейн направился к дому. Он очень надеялся, что усталость возьмет свое и что он уснет мертвым сном, как только доберется до постели. Но он отвлекся, пока разводил огонь, и сел к камину, решив, что для начала надо расслабиться.
Он устал, это верно, но только физически. Неугомонное сознание продолжало свою деятельность, и мысли были исключительно о Натали. В памяти снова и снова возникала рыжая макушка у его груди, в ушах эхом звучало: “Я не выйду за Эшлина! Я не выйду за Эшлина!”
Выкурив сигару и ополовинив стакан виски, Кейн подумал, что пора бы и лечь. Постель манила к себе. По обыкновению раздевшись догола, он улегся и погасил лампу на прикроватном столике.
В камине еще догорали дрова, по потолку гулял красноватый отсвет. Несколько минут Кейн следил за бликами, потом устроился поудобнее и зарылся лицом в подушку. От подушки пахло лимоном, не сильно, но достаточно ощутимо, чтобы мысли вернулись к Натали и к тому, что не так давно она лежала в его постели. Пусть все вышло не так, как он когда-то мечтал, но она была здесь, она жила в его доме, и теперь, когда она уехала, вдруг образовалась пустота.
Кейну недоставало Натали. Он успел привыкнуть к ее всегдашнему присутствию, и прежняя склонность к одиночеству уже не спасала его. Ему было теперь с чем сравнить, и сравнение оказалось не в пользу одинокой жизни.
* * *
На другой день около полудня Эшлин Блэкмор сошел с дилижанса на городской станции. Усталый, с покрасневшими от недосыпа глазами, с небезупречной прической, он тем не менее был так доволен поездкой, что досадные мелочи просто не шли в счет.
Прикрывшись рукой от яркого света, он огляделся в поисках Натали. Ее не было. Это казалось странным — обычно она встречала его из поездок в Денвер, что делало возвращение еще более приятным. Слегка раздраженный отсутствием невесты, Эшлин огляделся вторично, просто чтобы убедиться, что Кейн Ковингтон теперь не болтается поблизости. Сама мысль о том, что это невозможно, согревала сердце.
Поскольку Натали на станции не оказалось, Эшлин решил сначала заняться собой: принять ванну, побриться, переодеться и уже затем, освеженным, выехать в Клауд-Уэст, чтобы узнать, в чем дело. Только бы не простуда! Его невеста должна оставаться неизменно прекрасной.
День выдался ясный и солнечный, буран остался в прошлом. Забыв об усталости, Эшлин размышлял над тем, когда будет лучше подступить к Натали с разговором о венчании. Сегодня еще рано, лучше завтра. А пока надо приготовиться к вывозу золота из пещеры. Это не так-то просто, надо придумать подходящий способ…
Уильям у кареты просиял и рассыпался в приветствиях. Эшлин ответил коротким кивком и поднялся в услужливо отворенную дверцу. Сиденье было куда мягче того, с которого он недавно поднялся. Устроившись, Эшлин позволил мыслям перекочевать на чувственные удовольствия.
Брачная ночь. Очень скоро она наступит, и тогда он наконец увидит Натали обнаженной, с разметавшимися по подушкам рыжими волосами. Вот бы забросать брачное ложе старинными золотыми монетами!
В любом случае довольно отсрочек. Завтра будет назначен день венчания.
* * *
Натали вздрогнула, услышав за окнами размеренный стук копыт. Таким аллюром в Клаудкасле ездил только граф Блэкмор, поэтому, даже не потрудившись это проверить, она подбежала к бюро и достала оттуда заряженный пистолет — тот самый, которым когда-то выбила оружие из руки Нейла Свитта. Карманы теплого халата были достаточно глубоки, чтобы пистолет можно было спрятать. После этого Натали спустилась в холл. Она побаивалась встречи, но это не поколебало ее решимости.
Она дала Эшлину время привязать лошадь, подождала, пока он приблизится к двери, и отворила ее, не дожидаясь стука. Обрадованный этим, он с улыбкой бросился, к Натали, пытаясь заключить ее в объятия. Она отступила.
— Входи, Эшлин, — только и сказала она.
— Дорогая, в чем дело? Разве так встречают жениха? — Только тут заметив, что Натали в халате, граф перестал улыбаться. — Почему ты не одета? Неужели простудилась?!
— Нет, я не простужена, — заверила она, затворяя дверь. — Раздевайся. Поговорим в гостиной.
Не зная, что думать, но уже обеспокоенный, Эшлин размотал теплый шарф, расстегнул подбитую мехом куртку для зимней верховой езды, оставил все это на вешалке в прихожей и прошел следом за Натали в солнечную теплую гостиную. Там она с ходу объявила:
— В меня стреляли.
— То есть как это? — Граф был поражен до глубины души. — Где? Когда?
Он снова попытался обнять к Натали, но она жестом остановила его.
— Давай сначала поговорим.
— Хорошо, как хочешь… но скажи скорее, что же все-таки случилось! В каком сомнительном месте ты была, если там могли в тебя выстрелить? Опять вмешалась в драку? Какая неосторожность! Я же тебя предупреждал!
— Ты дашь мне сказать или нет?
— Конечно! Так кто же в тебя стрелял?
— Никто.
— Но ты только что сказала…
— В меня и стреляли, и нет.
— Ты говоришь загадками! У тебя горячка?
— Я хочу сказать, что пуля предназначалась другому, а попала в меня. Стреляли по Кейну Ковингтону. Выстрел в спину.
— Вот как… — медленно проговорил граф. — И что же? Чем все кончилось? Ты сумела добраться до доктора? — Опомнившись от первого потрясения, он снова всполошился: — В каком состоянии рана? Я должен немедленно повидать доктора Эллероя и выяснить…
— Доктор Эллерой ничего об этом не знает.
— То есть как не знает? Кто же врачевал рану?
— Это случилось во время бурана, о докторе не могло быть и речи. Кейн Ковингтон подобрал меня, раненую, в лесу, и забрал к себе домой. Он вынул пулю и остановил кровотечение.
— А потом поехал за помощью? Что за великодушие! Не знаю, чем я смогу, отплатить ему за это!
— Боже мой, Эшлин, я же сказала, что был буран! Какая помощь? Кейн сам ухаживал за мной. Я провела у него в доме неделю.
— Неделю, — повторил граф странным тоном. — Неделю наедине с посторонним мужчиной. Но это же… это неприлично!
— По-твоему, приличнее было бы бросить меня в лесу? Тогда условности были бы соблюдены?
— Да, но… что скажут люди, когда…
— Речь не об этом, — перебила Натали. — Кто такой Титус? Ты говорил, у тебя никогда не было брата.
— Титус? — Эшлин заиграл желваками. — Откуда ты взяла это имя? Наверняка от своего несносного индейца. И за что он меня только ненавидит?
— Я сто лет не видела Тахому, а имя узнала из дневника у тебя в библиотеке.
— Что?! — Эшлин побледнел, глаза его угрожающе сверкнули. — Ты за мной шпионила? Шарила у меня по бумагам?
— А если и так, то что? — Натали с вызовом посмотрела ему в глаза. — Оно того стоило, Эшлин. Теперь я знаю, что брат у тебя все-таки был. Ты солгал, потому что вы оба хотели только одного — заполучить золото Маниту. Твой брат убил ради золота, ты собирался ради золота жениться. Это так?
— Натали, дорогая! — Не сомневаясь уже, что ситуация выходит из-под контроля, Эшлин все же постарался не поддаться эмоциям. — Ты все неправильно понимаешь! То, что ты говоришь, не имеет смысла! Ты всегда была такой разумной, рассудительной… и вдруг это! О каком золоте ты говоришь? Я ничего о нем не знаю, я… — он подошел ближе и взял Натали за плечи, — я хочу жениться потому, что люблю тебя всем сердцем. Разве я не дал тебе это понять сотню, тысячу раз, каждым своим поступком и словом? Когда мы поженимся…
— Мы не поженимся, Эшлин. — Натали повела плечами, но не сумела высвободиться. — Я не могу и не хочу быть твоей женой.
— Не верю, просто не верю! Я вижу, этот выстрел нанес тебе двойной ущерб — ты уже не можешь мыслить здраво. Тебя не узнать, и меня это очень огорчает. — Он улыбнулся натянутой улыбкой, которая не затронула глаз. — Ты сделала поспешные выводы из нескольких прочитанных строк и только поэтому хочешь перечеркнуть все, что нас связывает. Очень скоро ты поймешь, как сильно заблуждалась, приписывая мне дурные намерения. Поверь, я не способен на такое.
Он попытался привлечь Натали к себе, но она вырвалась, судорожно сжимая в кармане пистолет, готовая в любую секунду пустить его в дело.
— Пойми главное, Эшлин, — помолвка разорвана. Я не выйду за человека, замешанного в покушении на убийство!
— Я замешан в покушении на убийство? Я? В жизни не слышал ничего более нелепого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38