если тебе не хочется сейчас снова лететь, может, согласишься переночевать у меня? Тогда закончишь маршрут завтра. А завтра может быть прекрасный день.
Ему приходилось очень много летать, и он понимал наши профессиональные трудности. Но все равно меня удивило, что он побеспокоился и вернулся за мной.
– Да, ты прав, – согласился я. – Но я могу переночевать в гостинице...
– Выходи из самолета и закажи место в ангаре, – холодно перебил он меня.
– Мне нужно сообщить в "Дерридаун"...
– Сообщи.
Я медленно вылез из самолета и надел куртку. Затем мы вместе пошли к аэровокзалу.
– И позвони жене, – добавил он.
– Жены нету.
– О-о. – Он взглянул на меня с задумчивым любопытством.
– Нет. Не это. Двенадцать лет был женат и три года, как разведен, – объяснил я.
– Лучше, чем я. – Он иронически улыбнулся. – Женат два года, разведен – четыре.
Харли поднял трубку после первого гудка.
– Где вы? В Кембридже? Сегодня не вернетесь? Если вы останетесь там, нам придется платить за ангар.
Я не сказал ему, что пришлось драться и теперь мне не совсем по себе.
– Я сам заплачу. Вы можете вычесть эти деньги из моего жалованья. Колин Росс пригласил меня останься у него.
Эти слова решили дело. Харли понял, как важно для его престижа такое предложение, а Колин Росс был его лучшим клиентом.
– Да? Ну, тогда другое дело. Договорились. Возвращайтесь утром.
Я подошел к контрольному посту и условился, что самолет простоит ночь под крышей. Лишняя работа для дежурных, прежде чем они уйдут домой. Потом я плюхнулся в "Астон-Мартин" Росса. А мир пусть сам заботится о себе!
* * *
Росс жил в обычном кирпичном бунгало на окраине Ньюмаркета. Внутри дом был уютным и теплым, с большой гостиной, в которой стояли роскошные глубокие бархатные кресла.
– Садись, – предложил он.
Я сел. Откинул голову назад. Закрыл глаза.
– Виски или бренди? – спросил он.
– Все равно.
Я услышал, как он наливает, судя по звуку, полный бокал.
– Вот, – сказал он.
Я открыл глаза и с благодарностью взял бокал. Это было бренди с водой. И оно произвело волшебное действие.
Из кухни доносились шипение сковородок и вкусный запах жареных цыплят. Колин потянул носом.
– Обед скоро будет готов... Пойду скажу поварихам, что у нас гость.
Он вышел и почти тотчас вернулся с двумя поварихами.
Я медленно встал, совершенно неподготовленный. У меня и в мыслях не было.
На первый взгляд они выглядели, как две половинки целого: Нэнси и Мидж. Одинаковые темные волосы, стянутые на макушке черной лентой. Одинаковые карие глаза. Прямые брови. Одинаковые улыбки.
– Сам летающий человек! – воскликнула Нэнси. – Колин, как тебе удалось его заманить?
– Накинул сеть.
– Это Мидж, – сказала Нэнси. – Мидж, это Мэтт.
– Человек с бомбой в самолете? – засмеялась Мидж.
Присмотревшись, я уже смог различить их. Мидж была тоньше и гораздо бледнее, она казалась хрупкой, а Нэнси сильной. Но, если бы рядом не стояла сестра, то не создавалось бы впечатления, что Мидж так тяжело больна.
– Надеюсь, с первой и последней бомбой, – вздохнул я.
– Эта была слишком близка. – Мидж поежилась.
Колин налил сестрам "Дюбоне", а себе – виски.
– Бомбы, драки... Теперь ты получил представление, что такое скачки.
– Столько событий, не то что обработка полей, – согласился я.
– Обработка полей? Это скучная работа? – удивилась Мидж.
– Скучная и опасная. До смерти надоедает таскаться по шесть часов в день над пустыми полями то вверх, то вниз... Понимаете, летать приходится очень низко, не дай Бог на секунду задремать, а от скуки нападает зевота. В один прекрасный день человек теряет осторожность, задевает землю крылом и ломает дорогую машину. После этого его популярность у хозяев падает ниже нулевой отметки.
– Что с вами и случилось? – засмеялась Нэнси.
– Нет... Однажды я в воздухе на секунду заснул, а проснулся в двадцати футах от опоры электропередачи. Я миновал ее в нескольких миллиметрах. После этого я ушел, пока цел.
– Ничего, – засмеялась Мидж, – зато следующий самолет вы разломили так, что даже кусочков не осталось.
Все трое засмеялись. Дружная, спаянная семья.
Колин рассказал об истории с Кенни Бейстом, и сестры сочувственно охали, а я казался себе симулянтом. Ведь Колин постоянно доводил себя до изнеможения, Мидж была неизлечимо больна, а у меня всего-то несколько небольших синяков.
Обед состоял из горячих жареных цыплят и зеленого салата, а на десерт – крупно нарезанный сыр. Мы ели на кухне, положив локти на темно-алый стол и обгладывая кости. Ни разу за все эти долгие тоскливые годы я не проводил вечер так приятно.
– О чем вы думаете? – спросила Нэнси. – В этот момент?
– Делал зарубку на память: всегда заболевать в Кэмбридже.
– Не надо ничего придумывать, – сказала Мидж. – Просто приходите в любое время. – Она досмотрела на сестру и брата, словно ища у них поддержки, и оба кивнули. – Всегда, когда захотите.
Застарелое предостерегающее чувство зашевелилось в голове: не увлекайся, не давай себе волю, не рискуй.
Не увлекайся.
– Ничего лучшего я не хотел бы, – ответил я, сам не понимая, на самом ли деле это так.
Девушки отнесли тарелки в мойку и приготовили кофе. Нэнси осторожно наливала сливки до самого верха чашки.
– Вы думаете, бомба и вправду предназначалась Колину? – вдруг спросила она.
– Не знаю. – Я пожал плечами. – Так же точно она могла предназначаться майору Тайдермену, или Энни Вилларс, или Голденбергу. Или даже Кенни Бейсту. Ведь никто не знал, что он решит обратно ехать на машине, а не лететь. А может быть, бомба предназначалась фирме... "Дерридаун", если вы понимаете, что я имею в виду. Если бы Колин погиб, то "Дерридауну", скорее всего, пришел бы конец.
– Не понимаю, почему кому-то может прийти в голову убить Колина. – Мидж вопросительно взглянула на меня. – Конечно, многие ему завидуют, но одно дело завидовать, а другое – убить пять человек.
– Все так спокойно относятся к этой бомбе, – вдруг взорвалась Нэнси. – Этот проклятый тип подложил бомбу, теперь крутится где-то рядом, никто не знает, что он сделает в следующий раз, и никто его не ищет. Ведь это сумасшедший, его надо изолировать.
– Не представляю, как его можно найти, – спокойно перебил ее Колин. – И, по-моему, он не станет рисковать во второй раз.
– Господи, ты же... ты... страус! – с горечью воскликнула Нэнси. – Тебе не приходит в голову, что из-за тебя подложили бомбу в самолет? И какая же должна быть для этого чрезвычайная причина, пусть даже этот человек сумасшедший? И если у него тогда ничего не получилось, все равно это причина давит на него, и что, ты думаешь, мы с Мидж должны делать, если в следующий раз ты разлетишься на куски?
Я заметил, что Мидж с состраданием и пониманием относится к страху Нэнси. Рано или поздно Нэнси придется потерять сестру. Ей невыносима мысль, что угроза нависла и над братом.
– Этого не случится, – спокойно сказал Колин.
Сестры посмотрели на него, а потом на меня. Наступило долгое-долгое молчание. Затем Мидж взяла грудную дужку цыпленка и, зажав один конец, предложила мне отломить. Я ухитрился так держать косточку, чтобы длинный конец остался в кулаке у Мидж.
– Я задумала, – серьезно сказала она, – чтобы Колин перестал стричь ногти на ногах в ванне.
Глава 7
Меня уложили на диване в кабинете Колина, заставленном призами, полученными на скачках, полками и шкафами с книгами. На стенах в аккуратных рамках висели фотографии лошадей на финише и владельцев, с гордым видом ведущих победителей получать награду. Копыта лошадей всю ночь стучали у меня в голове, но к утру я спокойно уснул.
В темном шерстяном банном халате, позевывая, Колин принес мне чашку чаю, поставил на маленький столик возле дивана и раздвинул шторы.
– Льет как из ведра, – объявил он. – Утром не удастся вылететь, так что можешь продолжать спать и не беспокоиться.
Я посмотрел, на серое беспросветное небо. Поспать я был не прочь.
– У меня сегодня выходной, – сказал я.
– Тем лучше. – Он присел на край стола. – Сегодня тебе лучше?
– Гораздо лучше. Горячая ванна позволила расслабиться.
– Вчера каждое движение выдавало, как тебе больно.
– Уж извини, – произнес я, состроив огорченную гримасу.
– Брось. В этом доме можешь охать, сколько хочется.
– Я это уже понял, – сухо проговорил я.
– Каждый живет на краю обрыва. – Он усмехнулся. – Мидж постоянно говорит, что, если мы не будем осторожны, она переживет нас.
– Она замечательная.
– Да, это правда. – Колин посмотрел в окно. – Вначале, когда нам сообщили диагноз, мы были в ужасном шоке. Ужасном. Но сейчас... Не знаю... Мы будто смирились. Все. Даже она.
– Сколько... – нерешительно начал я.
– Сколько она проживет? Никто не знает. Это бывает по-разному. Врачи считают, что она больна года три. После того, как болезнь станет такой явной, что можно поставить диагноз, у многих остается всего год. Но никто точно не знает, когда у Мидж началось. Некоторые, заболев, умирают через несколько дней, другие живут по двадцать лет. Сейчас врачи говорят, что с современными методами лечения и лекарствами средний срок после того, как поставили диагноз, от двух до шести лет, но можно протянуть и десять. У нас два года... Мы надеемся на десять. Так легче.
– Она не выглядит больной.
– В данный момент не выглядит. У нее недавно была пневмония, и странное дело, на это время лейкемия будто замирает Может, потому, что температура. Но как бы то ни было, после болезни становится легче. Ей прописали сеансы облучения на руки, ноги, на другие кости и органы. У нее было несколько рецидивов и несколько довольно долгих периодов хорошего самочувствия. И в такое время кажется, что все нормально. Но кровь у нее становится хуже, и кости меняются, как бы она хорошо ни выглядела... Я видел рентгеновские снимки... И в какой-то день... Да, в какой-то день у нее начнется острый рецидив, от которого она не оправится.
– Бедная Мидж.
– И мы все тоже.
– А... Нэнси? Они же близнецы...
– Одинаковая внешность, одинаковая кровь, ты это имеешь в виду? – Колин взглянул на меня, но он стоял спиной к окну, и глаз его я не видел. – Да, это тоже ужасный шок. Врачи считают, что вероятность заболевания бесконечно мала. Они говорят, что известны только восемнадцать случаев, когда лейкемия дважды бывала в одной семье. Ею нельзя заразиться и нельзя получить по наследству. Женщина с лейкемией может иметь ребенка, и у него не будет белокровия. Можно перелить кровь от человека с лейкемией здоровому, и он не заразится. Врачи считают, что у Нэнси столько же шансов заболеть, как у меня, или у тебя, или у соседского почтальона. Но они не знают. В книгах не описаны такие случаи, но это не значит, что их не бывает. – Он замолчал. Сглотнул. – По-моему, мы больше всего на свете теперь боимся за Нэнси.
* * *
До пяти вечера, когда небо прояснилось, я оставался в их доме. Колин составлял расписание скачек, в которых он будет участвовать на следующей неделе, и отвечал на телефонные звонки владельцев лошадей и тренеров, желавших заполучить его. Постоянная работа у Колина была в конюшне, расположенной в полумиле от дома, но он объяснил, что условия контракта с тренером оставляли ему право участвовать в скачках и с лошадьми других конюшен.
Колин разграфил большой лист на семь колонок – семь дней недели, на каждый день приходилось какое-нибудь соревнование. А под названием скачек он вписывал клички лошадей, призы, дистанции заездов. К концу дня почти в каждый заезд он вписал имя лошади, с которой будет работать. И я заметил, что он собирался участвовать в тех скачках, где наибольшая награда.
– Бизнес есть бизнес, – усмехнулся он, заметив, с каким интересом я наблюдаю за его работой.
– Понимаю. Надо рассчитать время и поступившие предложения.
Получалось так, что три раза за неделю в один день он участвовал в двух скачках на разных ипподромах.
– Сможешь доставить меня из Брайтона в Виндзор, чтобы в течение полутора часов я попал на два заезда? В три часа в Брайтоне и в четыре тридцать в Виндзоре? И в субботу в три часа в Бате и в четыре тридцать в Брайтоне?
– Если там будет ждать быстрая машина, почему же нет?
– Хорошо. – Он зачеркнул два вопросительных знака и вместо них поставил крестики. – В следующее воскресенье сможешь отвезти меня во Францию?
– Если Харли согласится.
– Харли согласится, – с уверенностью сказал Колин.
– Ты не берешь выходного дня?
– Сегодня, – он удивленно вскинул брови, – у меня выходной. Разве ты не заметил?
– Хм... заметил.
– Лошадь, с которой я должен был сегодня работать, в четверг захромала. А то бы я сегодня вылетел в Париж. Самолетом Британских европейских аэролиний.
– С марта по ноябрь это динамо крутится в Англии и Европе, потом со свистом переносится в Японию или еще куда-нибудь, – с шутливым возмущением объяснила Нэнси. – И так до февраля. Зато в феврале выпадают дня два, когда мы можем все втроем плюхнуться в кресла, задрав ноги.
– В прошлый раз мы задрали ноги на Багамах, – улыбнулась Мидж. – Как в сказке. Никаких дождей. Жаркое солнце...
Все трое засмеялись.
– Первую неделю дождь не переставал, – таким же счастливым тоном добавила Нэнси.
К ленчу девушки приготовили бифштекс.
– В вашу честь, – сообщила Мидж. – Вы слишком худой.
Я был толще любого из них, но это еще ни о чем не говорило.
После ленча Мидж убрала посуду, а Нэнси разложила на кухонном столе карты и маршруты полетов.
– Мне очень хочется самой возить Колина на скачки, и скоро я решусь, если вы поможете...
– Конечно.
Она склонилась над столом, темные волосы рассыпались по щекам. "Не привыкай, – сказал я сам себе. – Только не привыкай".
– На следующей неделе я полечу с Колином в Хейдок. Если будет хорошая погода.
– Она оставит вас без работы, – улыбнулась Мидж, вытирая стаканы.
– Подождем, пока гром не грянет.
– Чудовище.
Нэнси прочертила на карте маршрут и попросила рассказать, как пройти контрольную зону Манчестера, и что делать, если ей дадут инструкции, которых она не поймет.
– Попросите повторить. Если все равно не поймете, попросите разъяснить.
– Они решат, что я тупица.
– Но это лучше, чем переть вперед не глядя, и врезаться в авиалайнер.
– Да, – вздохнула она, – учту.
– Если Нэнси сядет за штурвал, Колину надо дать медаль, – заметила Мидж.
– Заткнись, – сказала Нэнси. – Ты грубишь.
Когда дождь перестал, все трое, набившись в "Астон-Мартин", повезли меня в Кембридж. Вела машину Мидж, с явным удовольствием. Нэнси наполовину сидела на мне, наполовину – на Колине, а я полусидел на ручке дверцы.
Когда я взлетел, они выстроились в ряд и махали мне руками, а я покачал крыльями, прощаясь с ними, и направился в Букингем. Я старался не обращать внимания на сожаление из-за того, что пришлось уехать.
На контрольной вышке в "Дерридаун" сидела Хони. Воскресенье или не воскресенье, Харли болтался в воздухе, давая урок вождения самолета. Услышав по радио, что я приземляюсь, он проворчал:
– Давно пора.
Вспомнив сумму на моем счету в банке, я промолчал. Чантер, мелькнула злая мысль, вправе презирать меня.
Поставив "Чероки-шесть" в ангар, я направился к своему вагончику. Он показался мне еще более пустым, еще более убогим и грязным, чем раньше. Окна не вредно бы помыть. Постель не убрана. Вчерашнее молоко прокисло, и опять в холодильнике ничего нет.
Я сел перед окном, наблюдая, как, пробиваясь сквозь бегущие облака, садится солнце, как неуверенно идет на посадку ученик Харли, и размышлял, через сколько времени разорится "Дерридаун" и успею ли я до тех пор накопить достаточно денег, чтобы купить машину. Харли платит мне сорок пять фунтов в неделю – больше, чем он мог себе позволить, и меньше, чем я стоил. Из них алименты Сьюзен, налоги и страховка забирали половину. Харли вычитал еще четыре фунта за вагончик. Оставалась совсем немного.
В раздражении я встал и протер все окна. Это прояснило вид на летное поле, но отнюдь не на мое будущее.
* * *
Когда начало темнеть, ко мне пожаловал гость.
Хони Харли спустилась с башни.
Девица с пышными формами, слегка прикрывшая их зеленым ситцевым платьем. Длинные светлые волосы. Длинные ноги. Большой рот. Слегка выступающие зубы. Манеры и походка роковой женщины и чуть шепелявый говорок.
Она постучала и вошла, не подождав и мгновения. Ее не смущало, что я мог быть голым. Каким, впрочем, и был. Когда я протирал окна, то снял рубашку. Хони, кажется, восприняла это как приглашение. В одной руке она держала лист бумаги, а другую положила мне на плечо. Потом рука соскользнула вниз, лаская кожу, и снова поднялась к плечу.
– Мы с дядей составляем расписание полетов на следующую неделю и хотели бы знать, не договорились ли вы с Колином Россом?
Я мягко высвободился и надел нейлоновый свитер.
– Да. Ему нужен самолет во вторник, пятницу, субботу и воскресенье.
– Прекрасно.
Она опять приблизилась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Ему приходилось очень много летать, и он понимал наши профессиональные трудности. Но все равно меня удивило, что он побеспокоился и вернулся за мной.
– Да, ты прав, – согласился я. – Но я могу переночевать в гостинице...
– Выходи из самолета и закажи место в ангаре, – холодно перебил он меня.
– Мне нужно сообщить в "Дерридаун"...
– Сообщи.
Я медленно вылез из самолета и надел куртку. Затем мы вместе пошли к аэровокзалу.
– И позвони жене, – добавил он.
– Жены нету.
– О-о. – Он взглянул на меня с задумчивым любопытством.
– Нет. Не это. Двенадцать лет был женат и три года, как разведен, – объяснил я.
– Лучше, чем я. – Он иронически улыбнулся. – Женат два года, разведен – четыре.
Харли поднял трубку после первого гудка.
– Где вы? В Кембридже? Сегодня не вернетесь? Если вы останетесь там, нам придется платить за ангар.
Я не сказал ему, что пришлось драться и теперь мне не совсем по себе.
– Я сам заплачу. Вы можете вычесть эти деньги из моего жалованья. Колин Росс пригласил меня останься у него.
Эти слова решили дело. Харли понял, как важно для его престижа такое предложение, а Колин Росс был его лучшим клиентом.
– Да? Ну, тогда другое дело. Договорились. Возвращайтесь утром.
Я подошел к контрольному посту и условился, что самолет простоит ночь под крышей. Лишняя работа для дежурных, прежде чем они уйдут домой. Потом я плюхнулся в "Астон-Мартин" Росса. А мир пусть сам заботится о себе!
* * *
Росс жил в обычном кирпичном бунгало на окраине Ньюмаркета. Внутри дом был уютным и теплым, с большой гостиной, в которой стояли роскошные глубокие бархатные кресла.
– Садись, – предложил он.
Я сел. Откинул голову назад. Закрыл глаза.
– Виски или бренди? – спросил он.
– Все равно.
Я услышал, как он наливает, судя по звуку, полный бокал.
– Вот, – сказал он.
Я открыл глаза и с благодарностью взял бокал. Это было бренди с водой. И оно произвело волшебное действие.
Из кухни доносились шипение сковородок и вкусный запах жареных цыплят. Колин потянул носом.
– Обед скоро будет готов... Пойду скажу поварихам, что у нас гость.
Он вышел и почти тотчас вернулся с двумя поварихами.
Я медленно встал, совершенно неподготовленный. У меня и в мыслях не было.
На первый взгляд они выглядели, как две половинки целого: Нэнси и Мидж. Одинаковые темные волосы, стянутые на макушке черной лентой. Одинаковые карие глаза. Прямые брови. Одинаковые улыбки.
– Сам летающий человек! – воскликнула Нэнси. – Колин, как тебе удалось его заманить?
– Накинул сеть.
– Это Мидж, – сказала Нэнси. – Мидж, это Мэтт.
– Человек с бомбой в самолете? – засмеялась Мидж.
Присмотревшись, я уже смог различить их. Мидж была тоньше и гораздо бледнее, она казалась хрупкой, а Нэнси сильной. Но, если бы рядом не стояла сестра, то не создавалось бы впечатления, что Мидж так тяжело больна.
– Надеюсь, с первой и последней бомбой, – вздохнул я.
– Эта была слишком близка. – Мидж поежилась.
Колин налил сестрам "Дюбоне", а себе – виски.
– Бомбы, драки... Теперь ты получил представление, что такое скачки.
– Столько событий, не то что обработка полей, – согласился я.
– Обработка полей? Это скучная работа? – удивилась Мидж.
– Скучная и опасная. До смерти надоедает таскаться по шесть часов в день над пустыми полями то вверх, то вниз... Понимаете, летать приходится очень низко, не дай Бог на секунду задремать, а от скуки нападает зевота. В один прекрасный день человек теряет осторожность, задевает землю крылом и ломает дорогую машину. После этого его популярность у хозяев падает ниже нулевой отметки.
– Что с вами и случилось? – засмеялась Нэнси.
– Нет... Однажды я в воздухе на секунду заснул, а проснулся в двадцати футах от опоры электропередачи. Я миновал ее в нескольких миллиметрах. После этого я ушел, пока цел.
– Ничего, – засмеялась Мидж, – зато следующий самолет вы разломили так, что даже кусочков не осталось.
Все трое засмеялись. Дружная, спаянная семья.
Колин рассказал об истории с Кенни Бейстом, и сестры сочувственно охали, а я казался себе симулянтом. Ведь Колин постоянно доводил себя до изнеможения, Мидж была неизлечимо больна, а у меня всего-то несколько небольших синяков.
Обед состоял из горячих жареных цыплят и зеленого салата, а на десерт – крупно нарезанный сыр. Мы ели на кухне, положив локти на темно-алый стол и обгладывая кости. Ни разу за все эти долгие тоскливые годы я не проводил вечер так приятно.
– О чем вы думаете? – спросила Нэнси. – В этот момент?
– Делал зарубку на память: всегда заболевать в Кэмбридже.
– Не надо ничего придумывать, – сказала Мидж. – Просто приходите в любое время. – Она досмотрела на сестру и брата, словно ища у них поддержки, и оба кивнули. – Всегда, когда захотите.
Застарелое предостерегающее чувство зашевелилось в голове: не увлекайся, не давай себе волю, не рискуй.
Не увлекайся.
– Ничего лучшего я не хотел бы, – ответил я, сам не понимая, на самом ли деле это так.
Девушки отнесли тарелки в мойку и приготовили кофе. Нэнси осторожно наливала сливки до самого верха чашки.
– Вы думаете, бомба и вправду предназначалась Колину? – вдруг спросила она.
– Не знаю. – Я пожал плечами. – Так же точно она могла предназначаться майору Тайдермену, или Энни Вилларс, или Голденбергу. Или даже Кенни Бейсту. Ведь никто не знал, что он решит обратно ехать на машине, а не лететь. А может быть, бомба предназначалась фирме... "Дерридаун", если вы понимаете, что я имею в виду. Если бы Колин погиб, то "Дерридауну", скорее всего, пришел бы конец.
– Не понимаю, почему кому-то может прийти в голову убить Колина. – Мидж вопросительно взглянула на меня. – Конечно, многие ему завидуют, но одно дело завидовать, а другое – убить пять человек.
– Все так спокойно относятся к этой бомбе, – вдруг взорвалась Нэнси. – Этот проклятый тип подложил бомбу, теперь крутится где-то рядом, никто не знает, что он сделает в следующий раз, и никто его не ищет. Ведь это сумасшедший, его надо изолировать.
– Не представляю, как его можно найти, – спокойно перебил ее Колин. – И, по-моему, он не станет рисковать во второй раз.
– Господи, ты же... ты... страус! – с горечью воскликнула Нэнси. – Тебе не приходит в голову, что из-за тебя подложили бомбу в самолет? И какая же должна быть для этого чрезвычайная причина, пусть даже этот человек сумасшедший? И если у него тогда ничего не получилось, все равно это причина давит на него, и что, ты думаешь, мы с Мидж должны делать, если в следующий раз ты разлетишься на куски?
Я заметил, что Мидж с состраданием и пониманием относится к страху Нэнси. Рано или поздно Нэнси придется потерять сестру. Ей невыносима мысль, что угроза нависла и над братом.
– Этого не случится, – спокойно сказал Колин.
Сестры посмотрели на него, а потом на меня. Наступило долгое-долгое молчание. Затем Мидж взяла грудную дужку цыпленка и, зажав один конец, предложила мне отломить. Я ухитрился так держать косточку, чтобы длинный конец остался в кулаке у Мидж.
– Я задумала, – серьезно сказала она, – чтобы Колин перестал стричь ногти на ногах в ванне.
Глава 7
Меня уложили на диване в кабинете Колина, заставленном призами, полученными на скачках, полками и шкафами с книгами. На стенах в аккуратных рамках висели фотографии лошадей на финише и владельцев, с гордым видом ведущих победителей получать награду. Копыта лошадей всю ночь стучали у меня в голове, но к утру я спокойно уснул.
В темном шерстяном банном халате, позевывая, Колин принес мне чашку чаю, поставил на маленький столик возле дивана и раздвинул шторы.
– Льет как из ведра, – объявил он. – Утром не удастся вылететь, так что можешь продолжать спать и не беспокоиться.
Я посмотрел, на серое беспросветное небо. Поспать я был не прочь.
– У меня сегодня выходной, – сказал я.
– Тем лучше. – Он присел на край стола. – Сегодня тебе лучше?
– Гораздо лучше. Горячая ванна позволила расслабиться.
– Вчера каждое движение выдавало, как тебе больно.
– Уж извини, – произнес я, состроив огорченную гримасу.
– Брось. В этом доме можешь охать, сколько хочется.
– Я это уже понял, – сухо проговорил я.
– Каждый живет на краю обрыва. – Он усмехнулся. – Мидж постоянно говорит, что, если мы не будем осторожны, она переживет нас.
– Она замечательная.
– Да, это правда. – Колин посмотрел в окно. – Вначале, когда нам сообщили диагноз, мы были в ужасном шоке. Ужасном. Но сейчас... Не знаю... Мы будто смирились. Все. Даже она.
– Сколько... – нерешительно начал я.
– Сколько она проживет? Никто не знает. Это бывает по-разному. Врачи считают, что она больна года три. После того, как болезнь станет такой явной, что можно поставить диагноз, у многих остается всего год. Но никто точно не знает, когда у Мидж началось. Некоторые, заболев, умирают через несколько дней, другие живут по двадцать лет. Сейчас врачи говорят, что с современными методами лечения и лекарствами средний срок после того, как поставили диагноз, от двух до шести лет, но можно протянуть и десять. У нас два года... Мы надеемся на десять. Так легче.
– Она не выглядит больной.
– В данный момент не выглядит. У нее недавно была пневмония, и странное дело, на это время лейкемия будто замирает Может, потому, что температура. Но как бы то ни было, после болезни становится легче. Ей прописали сеансы облучения на руки, ноги, на другие кости и органы. У нее было несколько рецидивов и несколько довольно долгих периодов хорошего самочувствия. И в такое время кажется, что все нормально. Но кровь у нее становится хуже, и кости меняются, как бы она хорошо ни выглядела... Я видел рентгеновские снимки... И в какой-то день... Да, в какой-то день у нее начнется острый рецидив, от которого она не оправится.
– Бедная Мидж.
– И мы все тоже.
– А... Нэнси? Они же близнецы...
– Одинаковая внешность, одинаковая кровь, ты это имеешь в виду? – Колин взглянул на меня, но он стоял спиной к окну, и глаз его я не видел. – Да, это тоже ужасный шок. Врачи считают, что вероятность заболевания бесконечно мала. Они говорят, что известны только восемнадцать случаев, когда лейкемия дважды бывала в одной семье. Ею нельзя заразиться и нельзя получить по наследству. Женщина с лейкемией может иметь ребенка, и у него не будет белокровия. Можно перелить кровь от человека с лейкемией здоровому, и он не заразится. Врачи считают, что у Нэнси столько же шансов заболеть, как у меня, или у тебя, или у соседского почтальона. Но они не знают. В книгах не описаны такие случаи, но это не значит, что их не бывает. – Он замолчал. Сглотнул. – По-моему, мы больше всего на свете теперь боимся за Нэнси.
* * *
До пяти вечера, когда небо прояснилось, я оставался в их доме. Колин составлял расписание скачек, в которых он будет участвовать на следующей неделе, и отвечал на телефонные звонки владельцев лошадей и тренеров, желавших заполучить его. Постоянная работа у Колина была в конюшне, расположенной в полумиле от дома, но он объяснил, что условия контракта с тренером оставляли ему право участвовать в скачках и с лошадьми других конюшен.
Колин разграфил большой лист на семь колонок – семь дней недели, на каждый день приходилось какое-нибудь соревнование. А под названием скачек он вписывал клички лошадей, призы, дистанции заездов. К концу дня почти в каждый заезд он вписал имя лошади, с которой будет работать. И я заметил, что он собирался участвовать в тех скачках, где наибольшая награда.
– Бизнес есть бизнес, – усмехнулся он, заметив, с каким интересом я наблюдаю за его работой.
– Понимаю. Надо рассчитать время и поступившие предложения.
Получалось так, что три раза за неделю в один день он участвовал в двух скачках на разных ипподромах.
– Сможешь доставить меня из Брайтона в Виндзор, чтобы в течение полутора часов я попал на два заезда? В три часа в Брайтоне и в четыре тридцать в Виндзоре? И в субботу в три часа в Бате и в четыре тридцать в Брайтоне?
– Если там будет ждать быстрая машина, почему же нет?
– Хорошо. – Он зачеркнул два вопросительных знака и вместо них поставил крестики. – В следующее воскресенье сможешь отвезти меня во Францию?
– Если Харли согласится.
– Харли согласится, – с уверенностью сказал Колин.
– Ты не берешь выходного дня?
– Сегодня, – он удивленно вскинул брови, – у меня выходной. Разве ты не заметил?
– Хм... заметил.
– Лошадь, с которой я должен был сегодня работать, в четверг захромала. А то бы я сегодня вылетел в Париж. Самолетом Британских европейских аэролиний.
– С марта по ноябрь это динамо крутится в Англии и Европе, потом со свистом переносится в Японию или еще куда-нибудь, – с шутливым возмущением объяснила Нэнси. – И так до февраля. Зато в феврале выпадают дня два, когда мы можем все втроем плюхнуться в кресла, задрав ноги.
– В прошлый раз мы задрали ноги на Багамах, – улыбнулась Мидж. – Как в сказке. Никаких дождей. Жаркое солнце...
Все трое засмеялись.
– Первую неделю дождь не переставал, – таким же счастливым тоном добавила Нэнси.
К ленчу девушки приготовили бифштекс.
– В вашу честь, – сообщила Мидж. – Вы слишком худой.
Я был толще любого из них, но это еще ни о чем не говорило.
После ленча Мидж убрала посуду, а Нэнси разложила на кухонном столе карты и маршруты полетов.
– Мне очень хочется самой возить Колина на скачки, и скоро я решусь, если вы поможете...
– Конечно.
Она склонилась над столом, темные волосы рассыпались по щекам. "Не привыкай, – сказал я сам себе. – Только не привыкай".
– На следующей неделе я полечу с Колином в Хейдок. Если будет хорошая погода.
– Она оставит вас без работы, – улыбнулась Мидж, вытирая стаканы.
– Подождем, пока гром не грянет.
– Чудовище.
Нэнси прочертила на карте маршрут и попросила рассказать, как пройти контрольную зону Манчестера, и что делать, если ей дадут инструкции, которых она не поймет.
– Попросите повторить. Если все равно не поймете, попросите разъяснить.
– Они решат, что я тупица.
– Но это лучше, чем переть вперед не глядя, и врезаться в авиалайнер.
– Да, – вздохнула она, – учту.
– Если Нэнси сядет за штурвал, Колину надо дать медаль, – заметила Мидж.
– Заткнись, – сказала Нэнси. – Ты грубишь.
Когда дождь перестал, все трое, набившись в "Астон-Мартин", повезли меня в Кембридж. Вела машину Мидж, с явным удовольствием. Нэнси наполовину сидела на мне, наполовину – на Колине, а я полусидел на ручке дверцы.
Когда я взлетел, они выстроились в ряд и махали мне руками, а я покачал крыльями, прощаясь с ними, и направился в Букингем. Я старался не обращать внимания на сожаление из-за того, что пришлось уехать.
На контрольной вышке в "Дерридаун" сидела Хони. Воскресенье или не воскресенье, Харли болтался в воздухе, давая урок вождения самолета. Услышав по радио, что я приземляюсь, он проворчал:
– Давно пора.
Вспомнив сумму на моем счету в банке, я промолчал. Чантер, мелькнула злая мысль, вправе презирать меня.
Поставив "Чероки-шесть" в ангар, я направился к своему вагончику. Он показался мне еще более пустым, еще более убогим и грязным, чем раньше. Окна не вредно бы помыть. Постель не убрана. Вчерашнее молоко прокисло, и опять в холодильнике ничего нет.
Я сел перед окном, наблюдая, как, пробиваясь сквозь бегущие облака, садится солнце, как неуверенно идет на посадку ученик Харли, и размышлял, через сколько времени разорится "Дерридаун" и успею ли я до тех пор накопить достаточно денег, чтобы купить машину. Харли платит мне сорок пять фунтов в неделю – больше, чем он мог себе позволить, и меньше, чем я стоил. Из них алименты Сьюзен, налоги и страховка забирали половину. Харли вычитал еще четыре фунта за вагончик. Оставалась совсем немного.
В раздражении я встал и протер все окна. Это прояснило вид на летное поле, но отнюдь не на мое будущее.
* * *
Когда начало темнеть, ко мне пожаловал гость.
Хони Харли спустилась с башни.
Девица с пышными формами, слегка прикрывшая их зеленым ситцевым платьем. Длинные светлые волосы. Длинные ноги. Большой рот. Слегка выступающие зубы. Манеры и походка роковой женщины и чуть шепелявый говорок.
Она постучала и вошла, не подождав и мгновения. Ее не смущало, что я мог быть голым. Каким, впрочем, и был. Когда я протирал окна, то снял рубашку. Хони, кажется, восприняла это как приглашение. В одной руке она держала лист бумаги, а другую положила мне на плечо. Потом рука соскользнула вниз, лаская кожу, и снова поднялась к плечу.
– Мы с дядей составляем расписание полетов на следующую неделю и хотели бы знать, не договорились ли вы с Колином Россом?
Я мягко высвободился и надел нейлоновый свитер.
– Да. Ему нужен самолет во вторник, пятницу, субботу и воскресенье.
– Прекрасно.
Она опять приблизилась ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22