К тому же, если начнется что-то серьезное, всегда можно будет сослаться на его плохое знание английского.
– Какое тут может быть знание-незнание? – не поняла Паулина. – Мы все время думали, что Гоген настоящий. Берегли его на черный день. А теперь оказывается, что он был фальшивкой. Я считаю, что эта женщина с самого начала знала, что это подделка.
– Не удивлюсь, – поддакнул Хьюберт.
– А сколько денег ушло на реставрацию!
– Вы сдавали его на реставрацию? – поинтересовался адвокат.
– Я сама в Рим ездила! Представляете, как я боялась, что меня ограбят по дороге? А незачем было.
– Не надо рассказывать про реставрацию, – нахмурился Хьюберт. – Только людей насмешим. Подумать только, заплатили деньги за реставрацию подделки! Это может повредить делу Братства Дианы и Аполлона. Вот что должно быть на первом месте.
– Если вы возили картину реставрировать, то маркизе лучше об этом не знать, – посоветовал адвокат. – Не стоит наводить ее на мысль, что у вас есть лишние деньги.
– Все равно картина очень красивая, – заявила Паулина. – Для меня она как настоящая.
– И это главное, – подытожил Вальтер, посмотрев на Хьюберта чуть более цинично, чем полагается благовоспитанным гостям.
Толстая Клара, вечно ноющая служанка Бернардини, остановилась на главной улице Неми и поставила широченные, почти как она сама, пакеты на мостовую. Агата, хорошенькая горничная из дома Редклифов, тоже остановилась рядом. Она подошла с узкой улочки, на другом конце которой громоздился замок с высокой башней. (Замок напоминал чокнутую толстуху в идиотском высоком цилиндре, которая приготовилась спрыгнуть с утеса вниз, в озеро.) У Агаты заметно округлились живот и бедра, в ее беременности не было никаких сомнений.
– Ну, – вопросила Клара, – новости есть?
Агата отошла к стене, чтобы пропустить грузчиков, снимавших с грузовика ящики с фруктами, и оглянулась на невероятно кривую улицу, названную каким-то давно почившим подхалимом, в те времена, когда Италия была королевством, проспектом короля Виктора-Эммануила. Затем она заранее приложила платок к глазам и слезливо перечислила половые органы почти бесконечного разнообразия видов, включая и человека, подытожив речитатив фразой «Каким прохвостом он был, таким и остался!».
– И предки его не лучше! – воскликнула Клара, явно подразумевая, что все мертвые родственники виновника жарятся в аду.
Они стояли на раскаленной центральной улице, а вокруг кипела жизнь: из кузницы доносился монотонный стук машин, мимо промелькнул электрик на пестром «опеле», грузовик с фруктами подал назад, затем разогнался и быстро скрылся из виду, пока продавец магазинчика переругивался с грузчиками, куда дальше тащить ящики. Клара, то и дело поглядывая на ценники, выставлявшиеся у свежих фруктов, слушала излияния Агаты и сочувственно пыхтела. Через улицу, у входа в увеселительное заведение, стоял карабинер в коричневой форме и смотрел, как подтрунивают друг над другом школьник и монах в белом одеянии. Время от времени с женщинами здоровались незнакомые люди, которые, проходя мимо, обязательно улыбались и поглядывали на живот Агаты. Жизнь неукротимо и неуловимо шла своим чередом. Ее ни разу не поймала тощая кошка, сверкающая по ночам глазами; ни один крот не докопался до нее; ни одному пауку не попалась она в сети. Вечная, властная и незримая – даже экскаваторы, раскопавшие святилище Дианы, не смогли ее откопать. Археологи забрали статуи и мозаики, подношения богине, многочисленные изображения интимных и не очень частей тела, но вечная жизнь не попала в список награбленного. Жизнь шла дальше, а Клара и Агата продолжали сплетничать, перегородив дорогу. Впрочем, никто против этого не возражал.
– А он точно от него? – спросила Клара.
– Да, от Лауро, больше не от кого, – всхлипнула Агата. – Он хочет, чтобы я свалила все на мистера Майкла, но его вообще здесь не было. Мистер Майкл, несмотря на то что он явно ни при чем, предложил оплатить аборт, а Лауро сказал, что это и есть доказательство виновности. Я ему говорю: Лауро, я могу доказать, что отец – ты, существует же анализ крови. А он мне: у Майкла четвертая группа, и у меня тоже, отправляйся сама знаешь куда и там доказывай мое отцовство. Как он может так со мной обращаться? Ведь я никогда ни в чем ему не отказывала.
У Клары была на это своя, разумная точка зрения.
– А нечего было, – сказала она и помолчала секунду. – Я ему никогда ничего не позволяю, – добавила Клара, как будто ей предоставлялась такая возможность. И высказала очевидное: – Если мистер Майкл готов заплатить за аборт, значит, у него есть на то причины.
– Я никогда с ним не встречалась, – не согласилась Агата. – Но я знаю про его любовницу в Риме, все про нее знаю. Однажды он ее сюда привозил.
– И что сказала синьора Мэри?
– Она была в отъезде. В общем, он хочет помочь и, наверное, надеется, что я буду помалкивать. А может, он просто добрый хозяин, откуда я знаю? Все равно я не пошла бы на аборт, даже если…
– Чтобы просто хотели помочь – такого не бывает, – назидательно объяснила Клара. – Да ты сама, сама-то подумай!
– Может быть, Майкл все-таки поможет…
– Ему придется, поверь мне, – сказала Клара авторитетным голосом. – У него нет другого выхода. Он хозяин дома. Послушай моего совета, не упусти его. Я плохого не посоветую.
Лауро сидел в гостиной бунгало, высоко в холмах. Это был один из новых домиков, которые выглядели так, словно всю работу по дому выполняла чистюля Белоснежка. Его будущие родственники расселись вокруг: все длинноногие и за исключением невесты стройные. У будущей тещи было красивое загорелое лицо и короткая темная стрижка со светлыми прядями. Внешне она вполне могла сойти за кого-нибудь из друзей Редклифов в отличие от слегка перекормленной невесты с длинными черными волосами. Лауро решил, что после свадьбы заставит ее похудеть. Двое дядюшек по материнской линии тоже были худы и привлекательны. Один выглядел под сорок, у него были светлые, хорошо окрашенные волосы, достаточно длинные, чтобы прикрывать уши. Второму было уже за пятьдесят; он носил очки и походил на профессора. Его худенькая жена, сделавшая себе модную короткую стрижку, сидела рядом. Все они выглядели так, будто либо работали в киноиндустрии, либо заправляли ночным клубом, а потому регулярно стриглись, красились, да и про маникюр не забывали.
В общем, внешний вид будущих родственников Лауро вполне устраивал. К этому браку его подтолкнула чокнутая горничная Агата. Не жениться же на Агате человеку, которого легко принимали в лучшие дома и постели! Но вот отсутствие легкости в грядущих родственниках удручало Лауро. Он стряхнул сигаретный пепел в чистую пепельницу, а его будущая теща встала, вытряхнула ее за окно и поставила перед Лауро снова чистой. Все равно что менять тарелку в середине обеда. Лауро раздражало то, что мать невесты была такой опрятной. Опрятной до кончиков ярко-красных ногтей. И он не понимал, почему раздражается – ведь и Мэгги, и Мэри, и все другие всегда были аккуратны и ухожены. Его бесило, что невеста Элизабетта откликалась на обычное Бетти. Его приводило в смятение обсуждение свадебного обеда в лучшей траттории, с первоклассным французским вином. Семь блюд, как минимум две сотни гостей, включая всех дальних родственников и друзей с обеих сторон. Разумеется, за все платит семья невесты, деньги не имеют значения, особенно по такому случаю, и да, конечно, семь блюд, семь или восемь.
И обо всем этом говорила худенькая стройная тетка Бетти, говорила как деревенская толстуха: да, семь блюд, сначала закуски и, возможно, дыня и ветчина; потом суп – холодный консоме, совершенно шикарное блюдо для лета; потом пусть будет две-три разновидности пасты, скажем, каннелони с дичью или шпинатом, но обязательно со сливочным соусом, неплохо бы феттучине аль бурро с пармезаном и, конечно, равиоли; дальше обязательно что-нибудь морское, креветки с томатным салатом, цикорием и приправами; затем холодное мясо, к примеру, тонко нарезанная телятина и куриные грудки или фазан; а потом нужно что-нибудь оригинальное, наверное, шиш-кебаб – это потрясающая говядина на вертеле с морковью, зелеными бобами и рисом; после этого можно переходить к зеленому салату из латука и базилика, самого-самого свежего, и сразу к сливочному торту, надо подумать к какому; потом – разные фрукты, пусть гости выбирают, какие им подать к пирожным, кстати, обязательно нужны орешки; потом, разумеется, сыр и кофе; дальше уже можно разносить шоколад с напитками, пусть это будут, скажем, самбука, куантро и коньяк… Теперь невеста может разрезать торт, официанты разнесут порции; после этого старший из семьи невесты произносит тост в честь sposi Здесь: новобрачные (ит.)
, все пьют шампанское, а sposo поднимает ответный тост в честь родственников невесты; потом старший дядя Бетти произносит тост в честь родственников жениха; можно разнести сигары; официантов надо будет нанять в Риме, чтобы они были в белых перчатках и не роняли посуду. Потом невеста бросает букет, и, не забудьте, это очень важно…
Лауро бросил на свою будущую жену полный паники взгляд, однако та ничего не заметила. То, что она внимательно прислушивалась к словам тетки, привело его в еще больший ужас. И это после того, как они встречались два года! Ведь все два года он рассказывал, как живет у Майкла и Мэри, у Мэгги и Берто, описывал их друзей с Сардинии, Искии и из Венето, описывал, как принято есть в доме у Мэри, где никто почти не прикасается к великолепным блюдам, а большая часть еды отсылается обратно на кухню, к слугам. Легкие разговоры никогда не накаляли атмосферу, и смех никогда не становился слишком громким. В мире Лауро между фразами делали паузы, слушали музыку и танцевали. Никто и не вспоминал о еде, а если мужчины и начинали разговор о винах или женщины – об отдельных блюдах, то таким тоном, будто говорят об истории искусств или о диких животных. Два года Лауро нашептывал все это на ухо Бетти, но, судя по всему, тщетно. Бетти с энтузиазмом включилась в обсуждение празднества и принялась озвучивать мысли так же громко и быстро, как и остальные, которые не гнушались перебивать друг друга. Этот гомон становился все громче и громче, поэтому Лауро едва не впал в панику, с трудом успокаивая себя воспоминаниями о том, что это уважаемая семья, которая прекрасно выглядит и вообще процветает. Лауро захотелось бежать. Однако ему немедленно представилась Агата на кухне Редклифов, положившая одну руку на живот, а другой угрожающе указывающая на него, ее визгливые обвинения, слезы, а также угрозы натравить отца и братьев. Бежать было некуда. Зато когда он женится на Бетти, Агате станет нечего требовать.
Тема еды себя исчерпала, и теперь принялись обсуждать деньги, приданое и то, что нужно успеть сделать перед свадьбой. Бетти продолжит работать в бутике, машина останется у нее. Когда ее мать откроет новый бутик в Риме, а это произойдет скоро, Лауро сможет бросить работу секретаря и получить у Редклифов неплохие деньги за ликвидацию контракта и даже сверх того.
Наступил торжественный момент: выступление старшего дяди Бетти. Наполнив ликерные бокалы чем-то густым и сладким, мать Бетти раздала их в комплекте с кружевными салфеточками, специально предназначенными, чтобы ставить на них бокалы. Наконец дядя заговорил:
– У Бетти есть земельные владения. Кое-что из наследия нашей семьи. – Он положил на колени тонкий черный дипломат и извлек из него сильно измятый большой лист бумаги, какой-то документ и карту, которую тут же развернул на мраморном покрытии стола.
Лауро заинтересовался. Ярость, которую вызывала мысль об Агате и ее обвинениях, отступила. Отступило и другое, чуть более раннее воспоминание о том, как в самый волшебный момент эта расчетливая потаскушка сказала, что пьет таблетки, а он поверил. Постепенно терзавшие его образы сменились тем, что происходило перед глазами.
Семья Бетти состояла из родственников по материнской линии, отец был неизвестен, и считалось, что он мертв. Родители матери тоже уже умерли. Таким образом, из совладельцев земли, очерченной на карте, остались только двое дядей.
Лауро склонился над картой, обняв Бетти за пухлое плечо, и принялся гладить ее волосы в восторге от неожиданной мысли, что у невесты такие обширные владения. Ей принадлежало приблизительно десять акров в холмах у озера.
– Не может быть, что это там, – сказал Лауро.
– Разумеется, все там, – терпеливо произнес старший дядя, очертил границу пальцем и достал из дипломата документы, в которых указывалось, что эта земля, пока не перешла к Бетти, принадлежала семье пять поколений.
– Там хорошая земля, – вставил младший дядя. – Лучше несколько ettari Гектаров (ит.).
такой земли, чем сто километров пустыни.
– Но часть этой земли не может быть вашей, ее купила маркиза. Вот тут стоит дом, в нем живет мистер Мэлиндейн, чудаковатый англичанин. Я когда-то на него работал.
Мать Бетти рассмеялась, к ней присоединился и дядя.
– Купить-то она купила, да не у нас, – сказала, отсмеявшись, его холеная будущая теща. – Ее продал какой-то адвокат, как якобы церковную собственность. Все бумаги у нее фальшивые. Разумеется, мы не возражали, когда она начала строительство. Мы решили, что выдержка еще никому не мешала.
– Земля ей не принадлежит, и дом построен незаконно, – сказала Бетти. – Мы можем потребовать его снести.
– Когда захотим. И если захотим. Мы всегда можем подать в суд.
– Или послать туда наряд полиции, – вставила худощавая тетка Бетти.
– Но зачем? Пусть лучше платят нам, чем государству, – объяснил старший дядя. – Мы можем подать в суд. Но до суда дело не дойдет, она откупится.
– Когда ты уволишься, – сказала мать Бетти, – можешь сделать маркизе подарочек: она построила незаконный дом и посягает на твою землю.
Будущая теща Лауро взяла у него почти пустую пепельницу, вынесла ее на кухню и вернулась с новой.
– Документы на землю Мэгги получила восьмого февраля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года – мне никогда не забыть этот день, – произнес Хьюберт. – К концу апреля землю расчистили и принялись строить дом. Это длилось три года и два месяца.
– А разрешение на строительство? – спросил Массимо де Вита. – Оно тоже было поддельным, или его вообще не было?
– Разумеется, у Мэгги было разрешение на строительство. Наверное, хранится в каком-нибудь из ее офисов.
– Жаль, что она не обратилась ко мне раньше, – покачал головой Массимо. Он начал отращивать бороду, которая все еще была слишком коротка и недостаточно прикрывала лишние подбородки. Он выглядел взволнованным, одетым наспех, как будто несколько дней подряд работая без устали. Впрочем, так оно и было. За эти дни он обнаружил, что адвоката, который устроил земельную сделку, не существует и по всей Италии ни в одном документе не упоминается его имя. Затем Массимо установил, что бессовестное заявление Лауро о том, что эта земля принадлежит его невесте, было не таким уж и бесстыдным. Напротив, это была простая констатация фактов. Документы на землю оказались липовыми, и земля, предположительно состоявшая в церковных владениях, до сих пор принадлежала невесте Лауро.
– Мэгги стоило бы нанять меня еще тогда, – заключил Массимо. – Теперь придется писать ей письмо и вытаскивать еще из этой передряги.
– Этот дом она отдала мне, – угрюмо сказал Хьюберт. – Он мой. Я три года и два месяца руководил строительством, это была настоящая пытка. В Италии любое руководство – истинная пытка. И спустя несколько месяцев после того, как я въехал, Мэгги прекратила перечислять деньги, которые обещала на содержание дома. Я могу и в суд подать.
– Можете вы это или нет, лучше мне решать, – возразил адвокат. – А пока давайте думать логично. Вы сюда вселились, так?
– Да, – вяло ответил Хьюберт.
Дверь библиотеки приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Паулины.
– Хотите кофе? – прощебетала она.
– Вон! – рявкнул Хьюберт.
Паулина отступила.
– Но разрешения на строительство у вас не было, – продолжил Массимо.
– Было какое-то разрешение, – ответил Хьюберт. – Помнится, я брал у адвоката фотокопии, чтобы передать их подрядчикам. Все было в порядке.
– Нет, не было! – отрезал Массимо. – Подумать только! Данте де Лафуко! Любой адвокат, родись он с таким именем, немедленно бы повесился! Вы могли бы и догадаться… Да, могли… Вам надо было…
– Что тут у вас? – раздался грубый мужской голос у двери. Он принадлежал желтоволосой голове с усами. Это был Вальтер, которого оторвали от лежания на солнце. Приятель секретарши не симпатизировал Хьюберту. Поэтому он был только рад возможности поругаться с ним из-за Паулины. Из-за его спины доносились и другие голоса: Паулина пригласила на пару дней несколько человек из местной молодежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Какое тут может быть знание-незнание? – не поняла Паулина. – Мы все время думали, что Гоген настоящий. Берегли его на черный день. А теперь оказывается, что он был фальшивкой. Я считаю, что эта женщина с самого начала знала, что это подделка.
– Не удивлюсь, – поддакнул Хьюберт.
– А сколько денег ушло на реставрацию!
– Вы сдавали его на реставрацию? – поинтересовался адвокат.
– Я сама в Рим ездила! Представляете, как я боялась, что меня ограбят по дороге? А незачем было.
– Не надо рассказывать про реставрацию, – нахмурился Хьюберт. – Только людей насмешим. Подумать только, заплатили деньги за реставрацию подделки! Это может повредить делу Братства Дианы и Аполлона. Вот что должно быть на первом месте.
– Если вы возили картину реставрировать, то маркизе лучше об этом не знать, – посоветовал адвокат. – Не стоит наводить ее на мысль, что у вас есть лишние деньги.
– Все равно картина очень красивая, – заявила Паулина. – Для меня она как настоящая.
– И это главное, – подытожил Вальтер, посмотрев на Хьюберта чуть более цинично, чем полагается благовоспитанным гостям.
Толстая Клара, вечно ноющая служанка Бернардини, остановилась на главной улице Неми и поставила широченные, почти как она сама, пакеты на мостовую. Агата, хорошенькая горничная из дома Редклифов, тоже остановилась рядом. Она подошла с узкой улочки, на другом конце которой громоздился замок с высокой башней. (Замок напоминал чокнутую толстуху в идиотском высоком цилиндре, которая приготовилась спрыгнуть с утеса вниз, в озеро.) У Агаты заметно округлились живот и бедра, в ее беременности не было никаких сомнений.
– Ну, – вопросила Клара, – новости есть?
Агата отошла к стене, чтобы пропустить грузчиков, снимавших с грузовика ящики с фруктами, и оглянулась на невероятно кривую улицу, названную каким-то давно почившим подхалимом, в те времена, когда Италия была королевством, проспектом короля Виктора-Эммануила. Затем она заранее приложила платок к глазам и слезливо перечислила половые органы почти бесконечного разнообразия видов, включая и человека, подытожив речитатив фразой «Каким прохвостом он был, таким и остался!».
– И предки его не лучше! – воскликнула Клара, явно подразумевая, что все мертвые родственники виновника жарятся в аду.
Они стояли на раскаленной центральной улице, а вокруг кипела жизнь: из кузницы доносился монотонный стук машин, мимо промелькнул электрик на пестром «опеле», грузовик с фруктами подал назад, затем разогнался и быстро скрылся из виду, пока продавец магазинчика переругивался с грузчиками, куда дальше тащить ящики. Клара, то и дело поглядывая на ценники, выставлявшиеся у свежих фруктов, слушала излияния Агаты и сочувственно пыхтела. Через улицу, у входа в увеселительное заведение, стоял карабинер в коричневой форме и смотрел, как подтрунивают друг над другом школьник и монах в белом одеянии. Время от времени с женщинами здоровались незнакомые люди, которые, проходя мимо, обязательно улыбались и поглядывали на живот Агаты. Жизнь неукротимо и неуловимо шла своим чередом. Ее ни разу не поймала тощая кошка, сверкающая по ночам глазами; ни один крот не докопался до нее; ни одному пауку не попалась она в сети. Вечная, властная и незримая – даже экскаваторы, раскопавшие святилище Дианы, не смогли ее откопать. Археологи забрали статуи и мозаики, подношения богине, многочисленные изображения интимных и не очень частей тела, но вечная жизнь не попала в список награбленного. Жизнь шла дальше, а Клара и Агата продолжали сплетничать, перегородив дорогу. Впрочем, никто против этого не возражал.
– А он точно от него? – спросила Клара.
– Да, от Лауро, больше не от кого, – всхлипнула Агата. – Он хочет, чтобы я свалила все на мистера Майкла, но его вообще здесь не было. Мистер Майкл, несмотря на то что он явно ни при чем, предложил оплатить аборт, а Лауро сказал, что это и есть доказательство виновности. Я ему говорю: Лауро, я могу доказать, что отец – ты, существует же анализ крови. А он мне: у Майкла четвертая группа, и у меня тоже, отправляйся сама знаешь куда и там доказывай мое отцовство. Как он может так со мной обращаться? Ведь я никогда ни в чем ему не отказывала.
У Клары была на это своя, разумная точка зрения.
– А нечего было, – сказала она и помолчала секунду. – Я ему никогда ничего не позволяю, – добавила Клара, как будто ей предоставлялась такая возможность. И высказала очевидное: – Если мистер Майкл готов заплатить за аборт, значит, у него есть на то причины.
– Я никогда с ним не встречалась, – не согласилась Агата. – Но я знаю про его любовницу в Риме, все про нее знаю. Однажды он ее сюда привозил.
– И что сказала синьора Мэри?
– Она была в отъезде. В общем, он хочет помочь и, наверное, надеется, что я буду помалкивать. А может, он просто добрый хозяин, откуда я знаю? Все равно я не пошла бы на аборт, даже если…
– Чтобы просто хотели помочь – такого не бывает, – назидательно объяснила Клара. – Да ты сама, сама-то подумай!
– Может быть, Майкл все-таки поможет…
– Ему придется, поверь мне, – сказала Клара авторитетным голосом. – У него нет другого выхода. Он хозяин дома. Послушай моего совета, не упусти его. Я плохого не посоветую.
Лауро сидел в гостиной бунгало, высоко в холмах. Это был один из новых домиков, которые выглядели так, словно всю работу по дому выполняла чистюля Белоснежка. Его будущие родственники расселись вокруг: все длинноногие и за исключением невесты стройные. У будущей тещи было красивое загорелое лицо и короткая темная стрижка со светлыми прядями. Внешне она вполне могла сойти за кого-нибудь из друзей Редклифов в отличие от слегка перекормленной невесты с длинными черными волосами. Лауро решил, что после свадьбы заставит ее похудеть. Двое дядюшек по материнской линии тоже были худы и привлекательны. Один выглядел под сорок, у него были светлые, хорошо окрашенные волосы, достаточно длинные, чтобы прикрывать уши. Второму было уже за пятьдесят; он носил очки и походил на профессора. Его худенькая жена, сделавшая себе модную короткую стрижку, сидела рядом. Все они выглядели так, будто либо работали в киноиндустрии, либо заправляли ночным клубом, а потому регулярно стриглись, красились, да и про маникюр не забывали.
В общем, внешний вид будущих родственников Лауро вполне устраивал. К этому браку его подтолкнула чокнутая горничная Агата. Не жениться же на Агате человеку, которого легко принимали в лучшие дома и постели! Но вот отсутствие легкости в грядущих родственниках удручало Лауро. Он стряхнул сигаретный пепел в чистую пепельницу, а его будущая теща встала, вытряхнула ее за окно и поставила перед Лауро снова чистой. Все равно что менять тарелку в середине обеда. Лауро раздражало то, что мать невесты была такой опрятной. Опрятной до кончиков ярко-красных ногтей. И он не понимал, почему раздражается – ведь и Мэгги, и Мэри, и все другие всегда были аккуратны и ухожены. Его бесило, что невеста Элизабетта откликалась на обычное Бетти. Его приводило в смятение обсуждение свадебного обеда в лучшей траттории, с первоклассным французским вином. Семь блюд, как минимум две сотни гостей, включая всех дальних родственников и друзей с обеих сторон. Разумеется, за все платит семья невесты, деньги не имеют значения, особенно по такому случаю, и да, конечно, семь блюд, семь или восемь.
И обо всем этом говорила худенькая стройная тетка Бетти, говорила как деревенская толстуха: да, семь блюд, сначала закуски и, возможно, дыня и ветчина; потом суп – холодный консоме, совершенно шикарное блюдо для лета; потом пусть будет две-три разновидности пасты, скажем, каннелони с дичью или шпинатом, но обязательно со сливочным соусом, неплохо бы феттучине аль бурро с пармезаном и, конечно, равиоли; дальше обязательно что-нибудь морское, креветки с томатным салатом, цикорием и приправами; затем холодное мясо, к примеру, тонко нарезанная телятина и куриные грудки или фазан; а потом нужно что-нибудь оригинальное, наверное, шиш-кебаб – это потрясающая говядина на вертеле с морковью, зелеными бобами и рисом; после этого можно переходить к зеленому салату из латука и базилика, самого-самого свежего, и сразу к сливочному торту, надо подумать к какому; потом – разные фрукты, пусть гости выбирают, какие им подать к пирожным, кстати, обязательно нужны орешки; потом, разумеется, сыр и кофе; дальше уже можно разносить шоколад с напитками, пусть это будут, скажем, самбука, куантро и коньяк… Теперь невеста может разрезать торт, официанты разнесут порции; после этого старший из семьи невесты произносит тост в честь sposi Здесь: новобрачные (ит.)
, все пьют шампанское, а sposo поднимает ответный тост в честь родственников невесты; потом старший дядя Бетти произносит тост в честь родственников жениха; можно разнести сигары; официантов надо будет нанять в Риме, чтобы они были в белых перчатках и не роняли посуду. Потом невеста бросает букет, и, не забудьте, это очень важно…
Лауро бросил на свою будущую жену полный паники взгляд, однако та ничего не заметила. То, что она внимательно прислушивалась к словам тетки, привело его в еще больший ужас. И это после того, как они встречались два года! Ведь все два года он рассказывал, как живет у Майкла и Мэри, у Мэгги и Берто, описывал их друзей с Сардинии, Искии и из Венето, описывал, как принято есть в доме у Мэри, где никто почти не прикасается к великолепным блюдам, а большая часть еды отсылается обратно на кухню, к слугам. Легкие разговоры никогда не накаляли атмосферу, и смех никогда не становился слишком громким. В мире Лауро между фразами делали паузы, слушали музыку и танцевали. Никто и не вспоминал о еде, а если мужчины и начинали разговор о винах или женщины – об отдельных блюдах, то таким тоном, будто говорят об истории искусств или о диких животных. Два года Лауро нашептывал все это на ухо Бетти, но, судя по всему, тщетно. Бетти с энтузиазмом включилась в обсуждение празднества и принялась озвучивать мысли так же громко и быстро, как и остальные, которые не гнушались перебивать друг друга. Этот гомон становился все громче и громче, поэтому Лауро едва не впал в панику, с трудом успокаивая себя воспоминаниями о том, что это уважаемая семья, которая прекрасно выглядит и вообще процветает. Лауро захотелось бежать. Однако ему немедленно представилась Агата на кухне Редклифов, положившая одну руку на живот, а другой угрожающе указывающая на него, ее визгливые обвинения, слезы, а также угрозы натравить отца и братьев. Бежать было некуда. Зато когда он женится на Бетти, Агате станет нечего требовать.
Тема еды себя исчерпала, и теперь принялись обсуждать деньги, приданое и то, что нужно успеть сделать перед свадьбой. Бетти продолжит работать в бутике, машина останется у нее. Когда ее мать откроет новый бутик в Риме, а это произойдет скоро, Лауро сможет бросить работу секретаря и получить у Редклифов неплохие деньги за ликвидацию контракта и даже сверх того.
Наступил торжественный момент: выступление старшего дяди Бетти. Наполнив ликерные бокалы чем-то густым и сладким, мать Бетти раздала их в комплекте с кружевными салфеточками, специально предназначенными, чтобы ставить на них бокалы. Наконец дядя заговорил:
– У Бетти есть земельные владения. Кое-что из наследия нашей семьи. – Он положил на колени тонкий черный дипломат и извлек из него сильно измятый большой лист бумаги, какой-то документ и карту, которую тут же развернул на мраморном покрытии стола.
Лауро заинтересовался. Ярость, которую вызывала мысль об Агате и ее обвинениях, отступила. Отступило и другое, чуть более раннее воспоминание о том, как в самый волшебный момент эта расчетливая потаскушка сказала, что пьет таблетки, а он поверил. Постепенно терзавшие его образы сменились тем, что происходило перед глазами.
Семья Бетти состояла из родственников по материнской линии, отец был неизвестен, и считалось, что он мертв. Родители матери тоже уже умерли. Таким образом, из совладельцев земли, очерченной на карте, остались только двое дядей.
Лауро склонился над картой, обняв Бетти за пухлое плечо, и принялся гладить ее волосы в восторге от неожиданной мысли, что у невесты такие обширные владения. Ей принадлежало приблизительно десять акров в холмах у озера.
– Не может быть, что это там, – сказал Лауро.
– Разумеется, все там, – терпеливо произнес старший дядя, очертил границу пальцем и достал из дипломата документы, в которых указывалось, что эта земля, пока не перешла к Бетти, принадлежала семье пять поколений.
– Там хорошая земля, – вставил младший дядя. – Лучше несколько ettari Гектаров (ит.).
такой земли, чем сто километров пустыни.
– Но часть этой земли не может быть вашей, ее купила маркиза. Вот тут стоит дом, в нем живет мистер Мэлиндейн, чудаковатый англичанин. Я когда-то на него работал.
Мать Бетти рассмеялась, к ней присоединился и дядя.
– Купить-то она купила, да не у нас, – сказала, отсмеявшись, его холеная будущая теща. – Ее продал какой-то адвокат, как якобы церковную собственность. Все бумаги у нее фальшивые. Разумеется, мы не возражали, когда она начала строительство. Мы решили, что выдержка еще никому не мешала.
– Земля ей не принадлежит, и дом построен незаконно, – сказала Бетти. – Мы можем потребовать его снести.
– Когда захотим. И если захотим. Мы всегда можем подать в суд.
– Или послать туда наряд полиции, – вставила худощавая тетка Бетти.
– Но зачем? Пусть лучше платят нам, чем государству, – объяснил старший дядя. – Мы можем подать в суд. Но до суда дело не дойдет, она откупится.
– Когда ты уволишься, – сказала мать Бетти, – можешь сделать маркизе подарочек: она построила незаконный дом и посягает на твою землю.
Будущая теща Лауро взяла у него почти пустую пепельницу, вынесла ее на кухню и вернулась с новой.
– Документы на землю Мэгги получила восьмого февраля тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года – мне никогда не забыть этот день, – произнес Хьюберт. – К концу апреля землю расчистили и принялись строить дом. Это длилось три года и два месяца.
– А разрешение на строительство? – спросил Массимо де Вита. – Оно тоже было поддельным, или его вообще не было?
– Разумеется, у Мэгги было разрешение на строительство. Наверное, хранится в каком-нибудь из ее офисов.
– Жаль, что она не обратилась ко мне раньше, – покачал головой Массимо. Он начал отращивать бороду, которая все еще была слишком коротка и недостаточно прикрывала лишние подбородки. Он выглядел взволнованным, одетым наспех, как будто несколько дней подряд работая без устали. Впрочем, так оно и было. За эти дни он обнаружил, что адвоката, который устроил земельную сделку, не существует и по всей Италии ни в одном документе не упоминается его имя. Затем Массимо установил, что бессовестное заявление Лауро о том, что эта земля принадлежит его невесте, было не таким уж и бесстыдным. Напротив, это была простая констатация фактов. Документы на землю оказались липовыми, и земля, предположительно состоявшая в церковных владениях, до сих пор принадлежала невесте Лауро.
– Мэгги стоило бы нанять меня еще тогда, – заключил Массимо. – Теперь придется писать ей письмо и вытаскивать еще из этой передряги.
– Этот дом она отдала мне, – угрюмо сказал Хьюберт. – Он мой. Я три года и два месяца руководил строительством, это была настоящая пытка. В Италии любое руководство – истинная пытка. И спустя несколько месяцев после того, как я въехал, Мэгги прекратила перечислять деньги, которые обещала на содержание дома. Я могу и в суд подать.
– Можете вы это или нет, лучше мне решать, – возразил адвокат. – А пока давайте думать логично. Вы сюда вселились, так?
– Да, – вяло ответил Хьюберт.
Дверь библиотеки приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Паулины.
– Хотите кофе? – прощебетала она.
– Вон! – рявкнул Хьюберт.
Паулина отступила.
– Но разрешения на строительство у вас не было, – продолжил Массимо.
– Было какое-то разрешение, – ответил Хьюберт. – Помнится, я брал у адвоката фотокопии, чтобы передать их подрядчикам. Все было в порядке.
– Нет, не было! – отрезал Массимо. – Подумать только! Данте де Лафуко! Любой адвокат, родись он с таким именем, немедленно бы повесился! Вы могли бы и догадаться… Да, могли… Вам надо было…
– Что тут у вас? – раздался грубый мужской голос у двери. Он принадлежал желтоволосой голове с усами. Это был Вальтер, которого оторвали от лежания на солнце. Приятель секретарши не симпатизировал Хьюберту. Поэтому он был только рад возможности поругаться с ним из-за Паулины. Из-за его спины доносились и другие голоса: Паулина пригласила на пару дней несколько человек из местной молодежи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22