Все ждало, все неудержимо манило, все должно было принадлежать победителю. Всего только один счастливый поворот колеса, и у них будет сила и власть метать гром и молнии, бурно растрачивать себя в жаркой страсти… О, дальше вся жизнь станет бесконечным праздником!
А он, Малони, уже стал победителем, он выиграл в той квартире, когда решился на блеф с Крюгером. Деньги и девушка принадлежали ему, он мог взять их, когда бы ни пожелал. Все остальные, все окружающие были жалкими неудачниками, не сознающими своего проигрыша.
— У тебя есть деньги? — спросил он у девушки.
— Нет, — сказала она, и они рассмеялись.
— А у меня полмиллиона, — сказал он.
— О, я знаю, беби!
— А знаешь, где они?
— Нет, а где? — сказала она смеясь.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Сначала скажи, где деньги.
— Нет, сначала назови свое имя.
— Мерили, — сказала она.
— Очень похоже на мое, — сказал он. — Меня ведь зовут Малони.
— И правда, здорово похоже, — сказала девушка.
— Мы с тобой будем очень близки, Мерили.
— О, конечно, — сказала она. — Мы будем очень близки.
— Мы будем заниматься любовью на постели из полумиллиона долларов. Ты когда-нибудь делала это на такой постели?
— Нет, но это звучит грандиозно! — сказала девушка. — Где же она, эта постель?
— Твоя чудная попка станет совсем зеленой, — сказал Малони и засмеялся.
— Да уж, на такой постели станет. Все эти бумажки будут елозить подо мной, и я буду в восторге от этого цвета. Где же они?
— Интересно, они в десятках, сотнях или в тысячных купюрах? — сказал Малони.
— А ты и не знаешь?
— Я не узнаю, пока не увижу их. Однако у меня такое ощущение, что они в самых крупных банкнотах.
— Ощущение?
— Да, — сказал он, — такое теплое, окутывающее ощущение, — и усмехнулся понятной только ему одному шутке.
— Знаешь что? — сказала она.
— Что?
— За нами следят. Нет, не оборачивайся!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Это Генри с Джорджем.
Девушка оказалась права, близнецы следовали за ними сзади. Малони метнул на них быстрый взгляд, когда взял ее под руку и повел на Мэдисон-авеню, и затем снова заметил их, когда они проходили мимо выставочного зала фирмы «Ай-би-эм» на Пятьдесят седьмой улице. Он проигрывал в уме идею устроить для близнецов что-нибудь неожиданное, сыграть с ними какой-нибудь фантастический трюк, чтобы оставить их с носом, но в голову не приходило ничего по-настоящему остроумного и сокрушительного. Поэтому они продолжали идти по Пятьдесят седьмой улице в сторону Пятой авеню, потом свернули на нее, а он все время пытался придумать что-нибудь хитрое и ловкое, чтобы надуть Генри и Джорджа, которые следовали за ним по пятам, торопливо шаркая ногами, о, эти грязные крысы!
Скудость собственного воображения начала раздражать Малони. Он считал, что человек, чье сердце согревают полмиллиона долларов, не говоря уже о прекрасной молодой леди, идущей с ним рука об руку…
— Сколько тебе лет? — вдруг поинтересовался он у девушки.
— Двадцать два, — сказала она. — А тебе?
— Тридцать один, — солгал он.
— Вот и не правда, — сказала она.
— Верно, на самом деле мне тридцать три.
— Ну и врешь же ты, парень, — сказала девушка.
— В августе мне исполнится сорок, — признался Малони.
— А выглядишь ты старше, — сказала девушка.
— Это потому, что у меня полмиллиона долларов. Когда человек обладает таким богатством, у него на лице появляются морщины от тревоги за него.
— Да, пожалуй, станешь беспокоиться о таких деньжищах, — сказала девушка.
Так вот, ему казалось, что если человек обладает таким богатством и юной подругой (ей всего двадцать два, что за восхитительный возраст, чтобы заниматься с ней любовью, ощущая ее по-весеннему упругое и свежее тело!), любой, кто стал обладателем всей этой роскоши после целого года постоянных крушений надежд, черт возьми, просто невероятно, чтобы такой счастливчик не мог придумать один-единственный блестящий трюк, способный потрясти этих назойливо плетущихся позади близнецов.
— Послушай, ты любишь азарт и риск?
— Я готова на все, что угодно, беби.
— Не имеет значения, что я предложу?
— Все равно!
— Ну а стала бы ты заниматься любовью в кабинке на колесе обозрения?
— О, этим я готова заниматься хоть на русских горках! — сказала она.
— Тогда вперед, прелесть моя! — сказал он и, схватив ее за руку, побежал по Пятой авеню.
Он мельком оглянулся через плечо и увидел, что их внезапное бегство застало близнецов врасплох. Теперь необходимо было воспользоваться их замешательством, вовлечь их в веселую охоту в переполненном толпами оживленных людей Нью-Йорке, а потом высвободить все эти хрустящие бумажки из гнездышка, где они так тепло и уютно устроились, уложить свою прелестную стыдливую красотку на банкноты, торжествуя, оседлать ее, прижав попкой к простыне из зеленых бумажек, всю ее окрасить в зеленый, начиная от сосков и кончая пупком, посыпая ее ими, как елку в апрельский вечер, и безумствовать и торжествовать от страсти и счастья. Деньги и секс, победитель получает все, но сначала нужно ловко использовать эффект растерянности преследователей.
Первым элементом трюка оказался «Мерседес-Бенц», остановившийся у светофора на углу Пятьдесят пятой и Пятой авеню.
Малони рванул заднюю дверцу, втолкнул девушку на кожаное сиденье и крикнул водителю:
— Быстрее трогай!
— Ненормальный, — весело сказал водитель и нажал на газ. — Ты что, ограбил банк?
— Не говори ему, — сказала девушка и захихикала.
— Леди, вы великолепны! — сказал водитель. — Куда ехать-то?
— Главное — подальше отсюда, — сказал Малони.
— Вот ненормальный, — сказал водитель. — Может, нам махнуть в Филадельфию?
— Нет, только не в Филадельфию, — возразила девушка.
— Видать, вам приходилось слышать байки про нее, верно?
— Я их все наизусть знаю.
— На самом деле это все не шутки, а чистая правда.
— Я знаю.
— Леди, вы просто грандиозны! — сказал водитель.
— И я занимаюсь этим на русских горках, — сказала девушка и снова захихикала.
— Сидя лицом вперед или назад? Это большая разница.
— Они за нами, — вдруг сказал Малони.
— Кто?
— Генри с Джорджем.
— Сдается мне, я таких не знаю, — задумчиво сказал водитель.
— Это киллеры, — сказала девушка.
— В самом деле?
— Конечно.
— Ну, леди, вы просто потрясающая девушка!
— Высадите нас на следующем углу, — сказал Малони.
— Высадить? Да вы только сели!
— Главное — внезапность и непредсказуемость, — сказал Малони, — вот в чем секрет.
— Секрет чего? — спросил водитель, но они уже выскочили из машины.
Малони видел, как за ними к тротуару подкатило такси с близнецами.
— Бежим! — крикнул он Мерили, и они снова помчались, истерично хохоча и задыхаясь.
Он боялся, что шов на спине пиджака может лопнуть, потому старался как можно больше развернуть плечи, чтобы уменьшить натяжение ткани, но все равно пиджак грозил с минуты на минуту не выдержать и разорваться.
— Они все еще не отстают, — выкрикнула на бегу Мерили. — Вот потеха!
— Нужно придумать какой-нибудь хитрый ход, — сказал Малони.
— Так придумай же! — сказала она.
— Главное, неожиданный!
— Да, да, чтобы неожиданный. Обожаю всякие сюрпризы!
— Бежим в твою квартиру! — сказал он.
— Вот это ловко придумано, — сказала она, — они никогда не додумаются искать нас там.
— Правильно!
— Потому что я живу у Крюгера.
— О!
— Вот именно, о!
Они достигли уже Шестой авеню, и на углу он на секунду остановился, держа девушку за руку и раздумывая, продолжать ли им путь прямо на запад и влететь в какой-нибудь дешевый кинотеатр или повернуть в центр города, где полно всяких магазинов, а значит, много народу, домчаться до Центрального парка, а там…
— Скорее думай! — сказала она.
— Да-да…
— Они приближаются.
— Да, понимаю.
— А мы не можем пойти к тебе?
— Нет, — сказал он.
— Почему?
— Вчера моя хозяйка выгнала меня из квартиры.
— Ради Бога, скорее! — закричала она.
— Главное — неожиданность, — нашелся он, дернул ее за руку и, изменив направление, помчался навстречу Генри и Джорджу, рысью приближающимся к углу. На углу Шестой авеню и Сорок второй улицы была невероятная толчея, но никто, казалось, не обращал внимания на бегущих Малони и девушку и даже на Генри с Джорджем, которые вдруг остановились как вкопанные, а затем растерянно закружились на месте, увидев, что их дичь несется прямо на них. Про близнецов никак не скажешь, что они худощавы и проворны, они тяжело пыхтели и отчаянно хватали ртом воздух, когда наконец возобновили преследование. У Малони появилась новая блестящая идея, которую он решил осуществить, если положение окажется слишком опасным, а именно, снова бежать по Пятой авеню к Даблдей на Пятьдесят седьмой улице, где он заманит близнецов в одну из будок для прослушивания стереодисков и запрет их там — пусть себе наслаждаются записями Барбры Стрэйзанд.
Но он решил сохранить эту козырную карту на крайний случай, с которой он пойдет, если Публичная библиотека уже закрылась, хотя он надеялся (опять приходилось надеяться), что она еще открыта. Он рассчитывал, точнее, надеялся на то, что близнецам и в голову не придет, что они скрылись в Публичной библиотеке: какой же здравомыслящий человек пойдет в библиотеку в пятницу вечером?
— Ты сумасшедший, — сказала девушка. — Я люблю тебя, потому что ты совершенно ненормальный.
Последний раз он оглянулся через плечо перед тем, как перебежать улицу, уворачиваясь от стремительно несущихся машин, и они снова оказались на Пятой авеню. Таща за собой девушку, он взлетел наверх по широким мраморным ступеням библиотеки, промчался мимо мраморных статуй львов и нырнул в галерею, ведущую к боковому входу, а там — через вращающиеся двери они попали в лабиринт высоких пустынных коридоров с мраморным полом. Он мчался вперед, желая, чтобы у него было хотя бы по мелкой монетке за каждый проданный им по всей стране экземпляр энциклопедии (конечно, когда-то он получал больше, чем по пенни за каждый проданный том, но это было год назад). Он скользнул глазами по вывеске, извещавшей, что библиотека закрывается в десять вечера, а потом увидел огромные стенные часы, которые показывали девять тридцать семь, а значит, у него оставалось ровно двадцать три минуты, чтобы заняться деньгами, а может, и меньше, если близнецы нападут на их след. Он хорошо представлял себе устройство библиотек, хотя и не конкретно этой, и знал, что здесь должно быть книгохранилище. Поскольку публичная библиотека Нью-Йорка была крупнейшей библиотекой мира, он решил, что здешнее книгохранилище должно быть огромным и располагаться под всем помещением, поэтому он на бегу распахивал подряд все двери, выходящие в коридоры, торопливо заглядывал внутрь, натыкаясь на длинные ряды столов, за которыми сидели погруженные в чтение каких-то толстенных филиантов согбенные седовласые старцы, и наконец добрался до двери с табличкой; «Только для персонала», сообразив, что уж эта дверь наверняка ведет в пропитанное пылью книгохранилище; он был совершенно в этом убежден и очень удивился, когда за ней обнаружил заваленную грудами книг комнату с сидящей за единственным столиком старой леди в пенсне.
— Извините нас, — сказал он, — мы ищем книгохранилище.
Да, думал он, книгохранилище будет самым подходящим местом для символического освобождения хранилища банкнотов, к которым он все время был так близок, а теперь оказался в еще большей близости, практически в пределах досягания пальцами, кончики которых покалывало от нетерпеливого возбуждения, еще чуть-чуть — и пятьсот тысяч долларов станут его неоспоримой и явной добычей. Ладонь девушки, сжимающая его руку, вспотела, пока они стремительно шли по мраморным коридорам, словно и она чувствовала, что он готов столкнуть вниз эту лавину денег, окрасить ее ягодицы в зеленый, как и обещал, позволить ей барахтаться в этих грудах презренных бумажек. Он заметил еще одну дверь с табличкой: «Персонал» и толкнул ее, но она оказалась запертой, и он продолжал бежать дальше, зажав в своих потную, горячую руку девушки; обоих окутывал дурманящий запах больших денег, он нетерпеливо тыкался во все двери, ожидая, когда от его толчка одна из них распахнется, и за ней появятся бесконечные ряды книг, пылящихся на высоких, до самого потолка, стеллажах, за которыми они позволят банкнотам скользить меж пальцев, бесшумно струиться на пол в торжественной тишине, если только раньше их не настигнут Генри с Джорджем.
А затем, совершенно неожиданно (именно так, как и должно быть) одна дверь открылась под его рукой, являя их потрясенным взорам бесчисленные строгие стеллажи, доверху заполненные книгами, ряды стеллажей тянулись вдали, насколько хватало глаз. Шагнув с девушкой внутрь, он запер дверь и повел Мерили за руку между стен из книг, гадая, есть ли среди них те самые энциклопедии, которые он продавал до того, как предался жизни, полной азартного риска, жизни, которая наконец готова расплатиться с ним половиной миллиона восхитительных долларовых банкнотов.
— О Господи, — прошептала девушка, — да здесь, наверное, бродят привидения.
— Tcc! — зашипел он и крепко сжал ее горячую ладонь.
Он услышал в отдалении чьи-то шаги, вероятно, библиотекарь искал еще одну толстую древнюю книгу для ученых старцев, замерших над столами в читальном зале, отделанном дубовыми панелями. Он повел Мерили подальше от этих шагов, увлекая ее все глубже и глубже в лабиринт стеллажей, сомневаясь, сможет ли потом найти дорогу к выходу, но сейчас это его не особенно тревожило, потому что в воздухе висел всепобеждающий запах огромных денег, смешиваясь с затхлым ароматом старинных фолиантов. Звук шагов замер где-то вдали.
Неожиданно беглецы оказались в глухом тупике, уединенном, словно они попали в дремучий лес, со всех сторон их окружали высоченные стеллажи с книгами, а где-то над входной дверью смутно виднелся красный огонек, обозначая направление побега, если это им понадобится.
— Ты хочешь уложить меня прямо здесь? — спросила девушка.
— Да, — сказал он.
— Но сначала деньги, — сказала она.
Его покоробило ее требование, потому что эта фраза исстари произносилась во всех притонах от Панамы до Мозамбика, и он не ожидал услышать ее от девушки, которая заявила, что готова на любой риск.
— Деньги у меня есть, — сказал он.
— Где?
— Они у меня есть, — настаивал он.
— Да, я верю тебе, беби, но где они?
— Прямо здесь, — сказал он и поцеловал ее.
Целуя ее, он думал, что, если она станет настаивать, чтобы сначала получить деньги, он, наверное, достанет их, потому что ведь деньги на то и существуют, чтобы за них получить все, что хочешь и в чем нуждаешься. И все же, думал он, целуя ее, насколько было бы приятнее, если бы она не требовала денег, а предложила бы ему всю себя во всей своей чернобархатной утонченной красоте, предложила бы себя свободно и охотно, не ожидая выполнения обещаний, отдалась бы ему, просто отдалась — безо всякой надежды получить что-либо взамен, да, думал он, целуя ее, это было бы куда приятнее. Он едва не растаял от этого единственного поцелуя, едва не начал доставать деньги в тот момент, когда вдруг их бедра соприкоснулись, потому что деньги перестали казаться чем-то важным и значительным, единственно значительным была неизъяснимая сладость ее нежных губ. Наверное, девушка тоже наслаждается поцелуем, прижимаясь к нему с такой страстностью, которой он никак не ожидал в ней, обнимая его, как в кино, широко расставленными пальцами одной руки обхватив его шею, чего он никогда не испытывал (даже Ирэн так не обнимала его, хотя была по-настоящему страстной, и при этом порой очень застенчивой).
Девушка всем телом крепко прижалась к нему, он ощущал ее живот, груди, бедра, и все это вдруг задвигалось вдоль его тела, жарко и охотно, именно так, как ему и хотелось.
— Деньги, — прошептала девушка.
Он прижал ее спиной к стене и поднял черную юбку, обнажив стройные ноги, и потянулся к ней трепетными, страстными руками. Она слегка раздвинула ноги, когда он попытался придвинуться к ней, а потом выгнула спину и всем телом вильнула в сторону, стараясь избежать его толчка, даже привстала на цыпочки, тихо посмеиваясь, когда ей удавалось увернуться, и вдруг ойкнула, когда случайно опустилась на его пику во время новой атаки.
— Деньги, — не уставала повторять она. — Деньги, деньги.
И попыталась снова увернуться от его нападения, снова привстала на цыпочки, чуть не потеряв туфельку, а в результате оказалась захваченной в плен новым бурным натиском.
— Деньги, — стонала она, — деньги…
И сама обхватила его движущиеся бедра, как бы желая оттолкнуть его от себя, но неожиданно обнаружила, что движется в такт его бедрам, принимая его ритм, помогая ему, и наконец страстно притянула его к себе. Обмякшая, она опиралась на стену, одной рукой держась за его шею, а другую безвольно свесив вдоль тела, пока он стелил свой пиджак на полу, затем в истоме опустилась на него, словно не замечая, что из ее пересохших губ вырывается все тот же стон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
А он, Малони, уже стал победителем, он выиграл в той квартире, когда решился на блеф с Крюгером. Деньги и девушка принадлежали ему, он мог взять их, когда бы ни пожелал. Все остальные, все окружающие были жалкими неудачниками, не сознающими своего проигрыша.
— У тебя есть деньги? — спросил он у девушки.
— Нет, — сказала она, и они рассмеялись.
— А у меня полмиллиона, — сказал он.
— О, я знаю, беби!
— А знаешь, где они?
— Нет, а где? — сказала она смеясь.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Сначала скажи, где деньги.
— Нет, сначала назови свое имя.
— Мерили, — сказала она.
— Очень похоже на мое, — сказал он. — Меня ведь зовут Малони.
— И правда, здорово похоже, — сказала девушка.
— Мы с тобой будем очень близки, Мерили.
— О, конечно, — сказала она. — Мы будем очень близки.
— Мы будем заниматься любовью на постели из полумиллиона долларов. Ты когда-нибудь делала это на такой постели?
— Нет, но это звучит грандиозно! — сказала девушка. — Где же она, эта постель?
— Твоя чудная попка станет совсем зеленой, — сказал Малони и засмеялся.
— Да уж, на такой постели станет. Все эти бумажки будут елозить подо мной, и я буду в восторге от этого цвета. Где же они?
— Интересно, они в десятках, сотнях или в тысячных купюрах? — сказал Малони.
— А ты и не знаешь?
— Я не узнаю, пока не увижу их. Однако у меня такое ощущение, что они в самых крупных банкнотах.
— Ощущение?
— Да, — сказал он, — такое теплое, окутывающее ощущение, — и усмехнулся понятной только ему одному шутке.
— Знаешь что? — сказала она.
— Что?
— За нами следят. Нет, не оборачивайся!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Это Генри с Джорджем.
Девушка оказалась права, близнецы следовали за ними сзади. Малони метнул на них быстрый взгляд, когда взял ее под руку и повел на Мэдисон-авеню, и затем снова заметил их, когда они проходили мимо выставочного зала фирмы «Ай-би-эм» на Пятьдесят седьмой улице. Он проигрывал в уме идею устроить для близнецов что-нибудь неожиданное, сыграть с ними какой-нибудь фантастический трюк, чтобы оставить их с носом, но в голову не приходило ничего по-настоящему остроумного и сокрушительного. Поэтому они продолжали идти по Пятьдесят седьмой улице в сторону Пятой авеню, потом свернули на нее, а он все время пытался придумать что-нибудь хитрое и ловкое, чтобы надуть Генри и Джорджа, которые следовали за ним по пятам, торопливо шаркая ногами, о, эти грязные крысы!
Скудость собственного воображения начала раздражать Малони. Он считал, что человек, чье сердце согревают полмиллиона долларов, не говоря уже о прекрасной молодой леди, идущей с ним рука об руку…
— Сколько тебе лет? — вдруг поинтересовался он у девушки.
— Двадцать два, — сказала она. — А тебе?
— Тридцать один, — солгал он.
— Вот и не правда, — сказала она.
— Верно, на самом деле мне тридцать три.
— Ну и врешь же ты, парень, — сказала девушка.
— В августе мне исполнится сорок, — признался Малони.
— А выглядишь ты старше, — сказала девушка.
— Это потому, что у меня полмиллиона долларов. Когда человек обладает таким богатством, у него на лице появляются морщины от тревоги за него.
— Да, пожалуй, станешь беспокоиться о таких деньжищах, — сказала девушка.
Так вот, ему казалось, что если человек обладает таким богатством и юной подругой (ей всего двадцать два, что за восхитительный возраст, чтобы заниматься с ней любовью, ощущая ее по-весеннему упругое и свежее тело!), любой, кто стал обладателем всей этой роскоши после целого года постоянных крушений надежд, черт возьми, просто невероятно, чтобы такой счастливчик не мог придумать один-единственный блестящий трюк, способный потрясти этих назойливо плетущихся позади близнецов.
— Послушай, ты любишь азарт и риск?
— Я готова на все, что угодно, беби.
— Не имеет значения, что я предложу?
— Все равно!
— Ну а стала бы ты заниматься любовью в кабинке на колесе обозрения?
— О, этим я готова заниматься хоть на русских горках! — сказала она.
— Тогда вперед, прелесть моя! — сказал он и, схватив ее за руку, побежал по Пятой авеню.
Он мельком оглянулся через плечо и увидел, что их внезапное бегство застало близнецов врасплох. Теперь необходимо было воспользоваться их замешательством, вовлечь их в веселую охоту в переполненном толпами оживленных людей Нью-Йорке, а потом высвободить все эти хрустящие бумажки из гнездышка, где они так тепло и уютно устроились, уложить свою прелестную стыдливую красотку на банкноты, торжествуя, оседлать ее, прижав попкой к простыне из зеленых бумажек, всю ее окрасить в зеленый, начиная от сосков и кончая пупком, посыпая ее ими, как елку в апрельский вечер, и безумствовать и торжествовать от страсти и счастья. Деньги и секс, победитель получает все, но сначала нужно ловко использовать эффект растерянности преследователей.
Первым элементом трюка оказался «Мерседес-Бенц», остановившийся у светофора на углу Пятьдесят пятой и Пятой авеню.
Малони рванул заднюю дверцу, втолкнул девушку на кожаное сиденье и крикнул водителю:
— Быстрее трогай!
— Ненормальный, — весело сказал водитель и нажал на газ. — Ты что, ограбил банк?
— Не говори ему, — сказала девушка и захихикала.
— Леди, вы великолепны! — сказал водитель. — Куда ехать-то?
— Главное — подальше отсюда, — сказал Малони.
— Вот ненормальный, — сказал водитель. — Может, нам махнуть в Филадельфию?
— Нет, только не в Филадельфию, — возразила девушка.
— Видать, вам приходилось слышать байки про нее, верно?
— Я их все наизусть знаю.
— На самом деле это все не шутки, а чистая правда.
— Я знаю.
— Леди, вы просто грандиозны! — сказал водитель.
— И я занимаюсь этим на русских горках, — сказала девушка и снова захихикала.
— Сидя лицом вперед или назад? Это большая разница.
— Они за нами, — вдруг сказал Малони.
— Кто?
— Генри с Джорджем.
— Сдается мне, я таких не знаю, — задумчиво сказал водитель.
— Это киллеры, — сказала девушка.
— В самом деле?
— Конечно.
— Ну, леди, вы просто потрясающая девушка!
— Высадите нас на следующем углу, — сказал Малони.
— Высадить? Да вы только сели!
— Главное — внезапность и непредсказуемость, — сказал Малони, — вот в чем секрет.
— Секрет чего? — спросил водитель, но они уже выскочили из машины.
Малони видел, как за ними к тротуару подкатило такси с близнецами.
— Бежим! — крикнул он Мерили, и они снова помчались, истерично хохоча и задыхаясь.
Он боялся, что шов на спине пиджака может лопнуть, потому старался как можно больше развернуть плечи, чтобы уменьшить натяжение ткани, но все равно пиджак грозил с минуты на минуту не выдержать и разорваться.
— Они все еще не отстают, — выкрикнула на бегу Мерили. — Вот потеха!
— Нужно придумать какой-нибудь хитрый ход, — сказал Малони.
— Так придумай же! — сказала она.
— Главное, неожиданный!
— Да, да, чтобы неожиданный. Обожаю всякие сюрпризы!
— Бежим в твою квартиру! — сказал он.
— Вот это ловко придумано, — сказала она, — они никогда не додумаются искать нас там.
— Правильно!
— Потому что я живу у Крюгера.
— О!
— Вот именно, о!
Они достигли уже Шестой авеню, и на углу он на секунду остановился, держа девушку за руку и раздумывая, продолжать ли им путь прямо на запад и влететь в какой-нибудь дешевый кинотеатр или повернуть в центр города, где полно всяких магазинов, а значит, много народу, домчаться до Центрального парка, а там…
— Скорее думай! — сказала она.
— Да-да…
— Они приближаются.
— Да, понимаю.
— А мы не можем пойти к тебе?
— Нет, — сказал он.
— Почему?
— Вчера моя хозяйка выгнала меня из квартиры.
— Ради Бога, скорее! — закричала она.
— Главное — неожиданность, — нашелся он, дернул ее за руку и, изменив направление, помчался навстречу Генри и Джорджу, рысью приближающимся к углу. На углу Шестой авеню и Сорок второй улицы была невероятная толчея, но никто, казалось, не обращал внимания на бегущих Малони и девушку и даже на Генри с Джорджем, которые вдруг остановились как вкопанные, а затем растерянно закружились на месте, увидев, что их дичь несется прямо на них. Про близнецов никак не скажешь, что они худощавы и проворны, они тяжело пыхтели и отчаянно хватали ртом воздух, когда наконец возобновили преследование. У Малони появилась новая блестящая идея, которую он решил осуществить, если положение окажется слишком опасным, а именно, снова бежать по Пятой авеню к Даблдей на Пятьдесят седьмой улице, где он заманит близнецов в одну из будок для прослушивания стереодисков и запрет их там — пусть себе наслаждаются записями Барбры Стрэйзанд.
Но он решил сохранить эту козырную карту на крайний случай, с которой он пойдет, если Публичная библиотека уже закрылась, хотя он надеялся (опять приходилось надеяться), что она еще открыта. Он рассчитывал, точнее, надеялся на то, что близнецам и в голову не придет, что они скрылись в Публичной библиотеке: какой же здравомыслящий человек пойдет в библиотеку в пятницу вечером?
— Ты сумасшедший, — сказала девушка. — Я люблю тебя, потому что ты совершенно ненормальный.
Последний раз он оглянулся через плечо перед тем, как перебежать улицу, уворачиваясь от стремительно несущихся машин, и они снова оказались на Пятой авеню. Таща за собой девушку, он взлетел наверх по широким мраморным ступеням библиотеки, промчался мимо мраморных статуй львов и нырнул в галерею, ведущую к боковому входу, а там — через вращающиеся двери они попали в лабиринт высоких пустынных коридоров с мраморным полом. Он мчался вперед, желая, чтобы у него было хотя бы по мелкой монетке за каждый проданный им по всей стране экземпляр энциклопедии (конечно, когда-то он получал больше, чем по пенни за каждый проданный том, но это было год назад). Он скользнул глазами по вывеске, извещавшей, что библиотека закрывается в десять вечера, а потом увидел огромные стенные часы, которые показывали девять тридцать семь, а значит, у него оставалось ровно двадцать три минуты, чтобы заняться деньгами, а может, и меньше, если близнецы нападут на их след. Он хорошо представлял себе устройство библиотек, хотя и не конкретно этой, и знал, что здесь должно быть книгохранилище. Поскольку публичная библиотека Нью-Йорка была крупнейшей библиотекой мира, он решил, что здешнее книгохранилище должно быть огромным и располагаться под всем помещением, поэтому он на бегу распахивал подряд все двери, выходящие в коридоры, торопливо заглядывал внутрь, натыкаясь на длинные ряды столов, за которыми сидели погруженные в чтение каких-то толстенных филиантов согбенные седовласые старцы, и наконец добрался до двери с табличкой; «Только для персонала», сообразив, что уж эта дверь наверняка ведет в пропитанное пылью книгохранилище; он был совершенно в этом убежден и очень удивился, когда за ней обнаружил заваленную грудами книг комнату с сидящей за единственным столиком старой леди в пенсне.
— Извините нас, — сказал он, — мы ищем книгохранилище.
Да, думал он, книгохранилище будет самым подходящим местом для символического освобождения хранилища банкнотов, к которым он все время был так близок, а теперь оказался в еще большей близости, практически в пределах досягания пальцами, кончики которых покалывало от нетерпеливого возбуждения, еще чуть-чуть — и пятьсот тысяч долларов станут его неоспоримой и явной добычей. Ладонь девушки, сжимающая его руку, вспотела, пока они стремительно шли по мраморным коридорам, словно и она чувствовала, что он готов столкнуть вниз эту лавину денег, окрасить ее ягодицы в зеленый, как и обещал, позволить ей барахтаться в этих грудах презренных бумажек. Он заметил еще одну дверь с табличкой: «Персонал» и толкнул ее, но она оказалась запертой, и он продолжал бежать дальше, зажав в своих потную, горячую руку девушки; обоих окутывал дурманящий запах больших денег, он нетерпеливо тыкался во все двери, ожидая, когда от его толчка одна из них распахнется, и за ней появятся бесконечные ряды книг, пылящихся на высоких, до самого потолка, стеллажах, за которыми они позволят банкнотам скользить меж пальцев, бесшумно струиться на пол в торжественной тишине, если только раньше их не настигнут Генри с Джорджем.
А затем, совершенно неожиданно (именно так, как и должно быть) одна дверь открылась под его рукой, являя их потрясенным взорам бесчисленные строгие стеллажи, доверху заполненные книгами, ряды стеллажей тянулись вдали, насколько хватало глаз. Шагнув с девушкой внутрь, он запер дверь и повел Мерили за руку между стен из книг, гадая, есть ли среди них те самые энциклопедии, которые он продавал до того, как предался жизни, полной азартного риска, жизни, которая наконец готова расплатиться с ним половиной миллиона восхитительных долларовых банкнотов.
— О Господи, — прошептала девушка, — да здесь, наверное, бродят привидения.
— Tcc! — зашипел он и крепко сжал ее горячую ладонь.
Он услышал в отдалении чьи-то шаги, вероятно, библиотекарь искал еще одну толстую древнюю книгу для ученых старцев, замерших над столами в читальном зале, отделанном дубовыми панелями. Он повел Мерили подальше от этих шагов, увлекая ее все глубже и глубже в лабиринт стеллажей, сомневаясь, сможет ли потом найти дорогу к выходу, но сейчас это его не особенно тревожило, потому что в воздухе висел всепобеждающий запах огромных денег, смешиваясь с затхлым ароматом старинных фолиантов. Звук шагов замер где-то вдали.
Неожиданно беглецы оказались в глухом тупике, уединенном, словно они попали в дремучий лес, со всех сторон их окружали высоченные стеллажи с книгами, а где-то над входной дверью смутно виднелся красный огонек, обозначая направление побега, если это им понадобится.
— Ты хочешь уложить меня прямо здесь? — спросила девушка.
— Да, — сказал он.
— Но сначала деньги, — сказала она.
Его покоробило ее требование, потому что эта фраза исстари произносилась во всех притонах от Панамы до Мозамбика, и он не ожидал услышать ее от девушки, которая заявила, что готова на любой риск.
— Деньги у меня есть, — сказал он.
— Где?
— Они у меня есть, — настаивал он.
— Да, я верю тебе, беби, но где они?
— Прямо здесь, — сказал он и поцеловал ее.
Целуя ее, он думал, что, если она станет настаивать, чтобы сначала получить деньги, он, наверное, достанет их, потому что ведь деньги на то и существуют, чтобы за них получить все, что хочешь и в чем нуждаешься. И все же, думал он, целуя ее, насколько было бы приятнее, если бы она не требовала денег, а предложила бы ему всю себя во всей своей чернобархатной утонченной красоте, предложила бы себя свободно и охотно, не ожидая выполнения обещаний, отдалась бы ему, просто отдалась — безо всякой надежды получить что-либо взамен, да, думал он, целуя ее, это было бы куда приятнее. Он едва не растаял от этого единственного поцелуя, едва не начал доставать деньги в тот момент, когда вдруг их бедра соприкоснулись, потому что деньги перестали казаться чем-то важным и значительным, единственно значительным была неизъяснимая сладость ее нежных губ. Наверное, девушка тоже наслаждается поцелуем, прижимаясь к нему с такой страстностью, которой он никак не ожидал в ней, обнимая его, как в кино, широко расставленными пальцами одной руки обхватив его шею, чего он никогда не испытывал (даже Ирэн так не обнимала его, хотя была по-настоящему страстной, и при этом порой очень застенчивой).
Девушка всем телом крепко прижалась к нему, он ощущал ее живот, груди, бедра, и все это вдруг задвигалось вдоль его тела, жарко и охотно, именно так, как ему и хотелось.
— Деньги, — прошептала девушка.
Он прижал ее спиной к стене и поднял черную юбку, обнажив стройные ноги, и потянулся к ней трепетными, страстными руками. Она слегка раздвинула ноги, когда он попытался придвинуться к ней, а потом выгнула спину и всем телом вильнула в сторону, стараясь избежать его толчка, даже привстала на цыпочки, тихо посмеиваясь, когда ей удавалось увернуться, и вдруг ойкнула, когда случайно опустилась на его пику во время новой атаки.
— Деньги, — не уставала повторять она. — Деньги, деньги.
И попыталась снова увернуться от его нападения, снова привстала на цыпочки, чуть не потеряв туфельку, а в результате оказалась захваченной в плен новым бурным натиском.
— Деньги, — стонала она, — деньги…
И сама обхватила его движущиеся бедра, как бы желая оттолкнуть его от себя, но неожиданно обнаружила, что движется в такт его бедрам, принимая его ритм, помогая ему, и наконец страстно притянула его к себе. Обмякшая, она опиралась на стену, одной рукой держась за его шею, а другую безвольно свесив вдоль тела, пока он стелил свой пиджак на полу, затем в истоме опустилась на него, словно не замечая, что из ее пересохших губ вырывается все тот же стон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24