Все ушли в Войнуху играть. – Она высвободила руку и нажала пальцем ему на нос. – Вот так!
В Войнуху… Снова все приблизилось, весь сегодняшний день. Донован отпустил Айю.
– А Донована нашли! Нашли! Дылду тоже нашли!
– Нет, – сказал он вяло, – никто нас не посещал. И мы никого больше не нашли.
– Никто?
Он опять помотал головой.
– И никого?
– Нет.
Она снова затихла. Затем спросила:
– А мы?
– Я сказал неправду, – вздохнул Донован. – Мы нашли многих… Но таких, как вы, больше нет. Вы – первые.
Айя подумала.
– Тогда знаешь что?
– Что?
– Ты все равно расскажи о Других. Ну, как будто они есть. Как на самом деле. Хорошо?
Донован снова погладил ее по голове. Выдумщица…
Он кивнул, и тогда Айя села в гамаке, обхватила колени руками и, уткнув в них подбородок, приготовилась слушать.
Он подумал. Закинул руки за голову. Что же тебе рассказать?
– Ну?
И тогда он начал:
«Жили-были на далекой-далекой планете люди. Были они веселыми и дружными; добрыми и ласковыми. Они не знали ни зла, ни унижения; ни лжи, ни жадности; ни подлости, ни трусости. Планета не была сурова к ним, климат ее был мягким, земля плодородной. Сами люди были трудолюбивы, и жили они счастливо».
Идиллия, подумал Донован. Боже мой, какую идиллию я нарисовал… Впрочем, там и на самом деле была идиллия.
«Но однажды на планету прилетел пришелец. Ему, как и полагается, как гостю, оказали высокие почести, устроили пир горой и поселили в лучшей, самой просторной хижине у резчика Аола. И он остался.
Ему все было интересно, он обо всем расспрашивал, везде совал свой нос. Когда Аол вырезал какую-нибудь фигуру, он спрашивал:
– Зачем ты это делаешь?
– Мне нравится, – отвечал резчик.
– А для кого ты ее делаешь? Тебе ее кто-то заказал? – не унимался пришелец.
– Нет, мне ее никто не заказывал, – отвечал резчик.
– Тогда зачем ты ее делаешь? – снова спрашивал пришелец.
– Я делаю ее для себя, – отвечал резчик. – Для себя и для людей.
– Как это? – не понимал пришелец.
– Для себя, – разъяснял Аол, – потому, что мне это нравится. Для людей – если понравится и им. Тогда я отдам свою работу людям.
– И ты что-нибудь за это получишь?
– Да, – отвечал резчик.
– Что именно? – спрашивал пришелец.
– Уважение и одобрение, – отвечал резчик.
– Как это? – снова не понимал пришелец.
– Уважение, – терпеливо объяснял Аол, – если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение – если нет; за то, что не бездельничал.
Пришелец хмыкал и качал головой.
Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:
– Зачем тебе так много?
– Это для людей, – отвечал Аол. – Для людей и для себя.
– Как это? – не понимал пришелец.
– Я отдам все людям, – разъяснял Аол, – а себе оставлю лишь необходимое.
Глядя на тростниковые хижины в деревне, пришелец удивлялся:
– Почему у вас нет дворцов?
– А зачем? – спрашивал Аол.
– Чтобы жить лучше! – восклицал пришелец.
– Мы живем хорошо, – отвечал Аол.
Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:
– Почему у вас нет памятников?
– А зачем? – спрашивал Аол.
– Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей! – восклицал пришелец.
– Память о людях должна храниться в сердце, – отвечал Аол.
– Но вы же можете многих забыть! – восклицал пришелец.
– Если они достойны – их не забудут, – отвечал Аол».
– Это ты про нас, – задумчиво сказала Айя. – Про нас и про Кирша…
Донована охватила тихая ярость. Не ей я это рассказываю, подумал он. Это я им говорю. Это я ДОЛЖЕН ИМ ВСЕМ РАССКАЗАТЬ, а не ей одной.
– Нет, – сказал он вслух, – это не про вас. Это сказка.
И продолжил:
«И тогда пришелец спросил:
– Ты знаешь, что такое власть?
Аол удивленно поднял брови.
– А хочешь ее иметь?
– Я не знаю, что это такое, – отвечал Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
– Я научу тебя, как ее добыть, – предложил он.
И Аол согласился…
И тогда пришелец сказал Аолу:
– Видишь, идет Мона?
– Да, – отвечал Аол.
– Побей ее, – сказал пришелец.
– Зачем? – удивился Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
– Ты побей, – увидишь.
Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда Аол хлопнул ее по щеке.
– Что тебе, Аол? – удивленно спросила она. И он ушел.
– Избей ее, – говорил пришелец. – Избей и возьми.
– Она невеста Эло, – отвечал Аол, но на следующий день он таки избил ее, а потом сделал своей женой.
Он издевался над женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков, как советовал ему пришелец… И начал чувствовать от этого удовольствие.
Но пришелец сказал:
– Это еще не власть.
И дал Аолу оружие.
– Убей Эло, – сказал он.
И тогда Аол на мгновенье проснулся.
– Вчера я отнял у него невесту, – сказал он.
– Да, – сказал пришелец, – это власть.
– Сегодня я хочу убить его самого.
– Да, – сказал пришелец, – эго власть.
– А завтра кто-нибудь захочет мою жену.
– Нет, – сказал пришелец. – Ты не понял. Обожди.
– А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня.
– Обожди, – сказал пришелец. – Ты не понял.
– Ты болен, – понял Аол.
– Обожди, – сказал пришелец.
– Ты заразен, – сказал Аол.
– Обожди, – сказал пришелец.
– Ты заразил меня, – сказал Аол.
– Обожди, – сказал пришелец.
Но Аол убил его.
Затем он убил Мону – она знала, что такое рабство.
Затем он убил себя. Он знал, что такое власть».
Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее огромные глаза светились в темноте.
– Страшно, – наконец сказала она. – Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…
Она зябко поежилась и устроилась у него на груди. Тело у нее было совсем холодное, просто закоченевшее.
– Я сама виновата, – прошептала она, прижимаясь тесней. – Тебе было плохо, а я все приставала и приставала… И ты взял и рассказал такую историю. Страшную.
Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, да ему и невдомек было, что пришелец – это только разведчик, только первая ласточка чужого мира и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.
Айя успокоилась, согрелась.
– Ты мне не будешь больше рассказывать таких страшных историй? – попросила она. – Хорошо, обещаешь?
– Обещаю, – сказал Донован. – Тебе – нет.
4
Он проснулся резко и сразу, будто его кто-то толкнул. Утро было свежим, ясным, это чувствовалось сквозь закрытые веки, но он не стал их открывать – по ним бегали резвые солнечные блики. Он усмехнулся и представил, как Айя стоит на пороге хижины и зеркальцем пускает ему в глаза солнечные зайчики, а сама, едва шевеля губами, шепчет: «Вставай, лежебока!»
– Солнышко-солнышко, – сказал Донован и прикрыл глаза рукой, – доброе утро!
Айя радостно взвизгнула, вбежала в кампаллу и бросилась к нему.
– Вставай, ле-же-бо-ка! – восторженно завопила она и принялась его тормошить. Донован снова притворился спящим. Тогда она попыталась вывалить его из гамака на пол, но он расслабился и вовсе не собирался помогать ей в этой затее.
– У-у, тяжелющий! – вздохнула Айя и снова пропела на высокой ноте: – А ну, встава-ай!
Донован сладко причмокнул и приоткрыл один глаз. Айя засмеялась.
– Солнышко высоко?
– Высоко, высоко!
Он открыл второй глаз.
– А море спокойно?
– Спокойно, спокойно!
– А я небрит?
Она протянула ему зеркальце.
– Ты как морская шушандра!
– Тогда вперед! – Донован вывалился из гамака, вскочил на ноги и, забросив Айю на спину, галопом помчался к Лагуне.
– Ура-а! – звонко, на всю Деревню, закричала Айя и немилосердно замолотила пятками.
Донован диким аллюром проскочил рощу, выбегал на берег, на всех парах влетел в воду, но здесь уже не удержался на ногах, и они с хохотом и визгом, с тучей брызг, с шумом и плеском полетели в холодную гладь.
– Бр-р-р! Холодина! – отфыркиваясь, выдохнула Айя, окатила Донована водой из-под ладони и нырнула. Голова ее показалась метрах в семи-восьми впереди, она крикнула: – Дылда, догоняй! – и снова нырнула.
Донован уже хотел броситься ей вслед, но непроизвольно оглянулся и увидел, как по берегу, пыля песком и выбросив в стороны длинные суставчатые лапы, мчит «богомол», и из кабины выглядывает Ратмир и машет ему рукой.
«Богомол» подкатил ближе, крутнулся на месте и встал, подтянув под себя лапы. Из кабины выпрыгнул Ратмир, тщательно выбритый и не менее тщательно причесанный. Увязая в песке, он зашагал к Доновану.
– С добрым утром. – Он остановился на кромке берега.
Донован буркнул приветствие и начал выходить из воды.
– Нам пора, – сказал Ратмир, не глядя на Донована. – Позови Айю, она обещала показать нам лабиринт.
Донован разбито опустился на песок…
– А я, признаться… – Он скрипнул зубами и лег ничком. – Забыл я обо всем, Ратмир.
Ратмир сел рядом.
Вот и все, подумал Донован. Где ты, мой солнечный зайчик?
Айя выскочила из воды и мокрым холодным лягушонком прыгнула на спину Доновану.
– Чего ты меня не догонял?
Донован повернулся, взял ее на руки и встал. Через силу улыбнулся.
– Да так… Нам пора в Город.
– Ну вот. – Айя насупилась и исподлобья посмотрела на Ратмира. – Будто мы среди дня не можем туда поехать…
– Надо, – сказал Донован. – Понимаешь, надо. Сбегай, пожалуйста, принеси мою одежду.
Айя выскользнула у него из рук и медленно, всем своим видом выражая недовольство, направилась в Деревню. Она поминутно останавливалась, оглядывалась на Донована в надежде, что, может быть, он все-таки махнет рукой на этот Город и отменит свое решение.
Вид у нее был очень обиженный.
Иди, молча кивнул Донован.
Ратмир посмотрел на Донована, достал из кармана тюбик депилата и аккуратно надломил его.
– Возьми, побрейся.
Донован молча взял тюбик и, глядя в воду себе под ноги, как в зеркало, снял с лиц/а рыжеватую щетину. Обмыв лицо, он обернулся, чтобы отдать тюбик Ратмиру, но вместе него прямо перед собой увидел запыхавшуюся, раскрасневшуюся Айю. Ком одежды лежал тут же, на песке, а она стояла рядом, тяжело дыша, и протягивала ему полотенце. Видно, пулей назад летела.
– Спасибо, кроха, – поблагодарил он и взял полотенце.
Айя расцвела.
– Только сперва меня, Дылда! – крикнула она громко и требовательно. – Сперва меня…
Обмотав полотенце вокруг шеи, чтобы не мешало, Донован схватил Айю в охапку и с силой зашвырнул в Лагуну. Айя завизжала, задрыгала в воздухе ногами, плюхнулась в воду и сразу же, как ошпаренная, выскочила на берег. Донован поймал ее, укутал в полотенце и стал растирать, а у нее глаза стали масляными, превратились в щелочки, и она даже похрюкивала от удовольствия.
– А теперь, – сказал Донован и легонько шлепнул ее, – шагом марш в машину.
Айя отпрыгнула в сторону и обиженно стала пятиться к «богомолу». Губы она нарочно надула, как две оладьи, но в глазах прыгали смешливые бесики.
– Бесстыдник ты, Дылда, – проговорила она. – Рад, что здоровый вымахал, – знаешь, что сдачи не дам…
Она явно подзадоривала его, чтобы он сыграл с ней в догонялки. Но Донован игры не принял. Он молча оделся и пошел к «богомолу».
– Залезай, – приказал он Айе, и она беспрекословно подчинилась.
Подошел Ратмир.
– Ну что, поехали?
– Поехали, – Донован пропустил Ратмира вперед и рывком забросил свое тело в кабину.
Феликс уже сидел в водительском кресле.
– Шлем застегни, – сказал он Доновану и тронул машину с места.
На это раз они въехали в Город с северной окраины. Город начинался сразу же, вырастая из песка дымными развалинами. Здесь, на околице, дома с золотым песочным оттенком были почти целы и еще похожи на дома.
На одном из перекрестков Айя дернула Донована за рукав.
– Смотри, смотри! – показала она пальцем. – Чучело!
На втором этаже дома стоял застывший кибер. В руках он держал огромный блок стены с оконным проемом. Видно, хотел поставить блок на место, но в это время прекратили подачу энергии. Атлант подумал Донован, и ему страшно захотелось встретить Кирша и посмотреть ему в глаза.
Вход в лабиринт был загорожен гусеничным краулером, и, если бы не Айя, они вряд ли отыскали бы его. Протиснувшись между краулером и стеной, они увидели огромную дыру с закопченными краями, из которых крючьями торчала арматура. Откуда-то сверху сочился ручеек и, журча, убегал в темноту. Из провала тянуло промозглой сыростью, ржавым металлом и гнилой, мертвой биоэлектроникой.
Ратмир принюхался, пожевал губами, словно пробуя воздух на вкус.
– Не нравится мне все это…
– Он тут, – сказала Айя. – Только тут ходов много, запутаться можно, и не просто так, а надолго. Кирш говорил, что неделю можно ходить-ходить, а может быть, даже и больше, и выхода не найти.
– Да, окопался. – Феликс с интересом осмотрелся по сторонам.
Ратмир бросил на него быстрый взгляд.
– Ты знаешь, как его здесь найти? – спросил он Айю.
– Не, – Айя помотала головой. – Он меня сюда не водил. Говорил, нельзя, я запутаюсь, а он потом не найдет. Но это все враки, конечно, я бы нашла дорогу назад, только он сюда вообще никого не водил.
– Жаль, – вздохнул Ратмир. – Значит, так. Феликс, останешься в машине. А мы с Донованом спустимся в лабиринт. Никаких действий до нашего возвращения не предпринимать.
– Хорошо, – недовольно проворчал Феликс и, протиснувшись между краулером и стеной, зашагал к «богомолу».
Ратмир проводил его взглядом, затем кивнул Доновану:
– Идем, – и стал быстро спускаться в провал по каменному крошеву. На полдороге он остановился и глухо, как из бочки, добавил: – Айю оставь. Ни к чему ей туда.
Донован посмотрел на Айю и с улыбкой развел руками. Что поделаешь, нужно подчиняться. Он спустился вслед за Ратмиром и в конце провала оглянулся. Айя стояла боком к нему – черная фигурка на светлом пятне входа – и обиженно сковыривала со стены штукатурку. В лабиринт она не глядела.
Ничего, сказал про себя Донован. Ты не расстраивайся. Он сейчас на самом деле прав. Незачем тебе туда.
Ратмир тронул его за плечо.
– Здесь мы разделимся. Пойдешь прямо, а я – налево. Встреча здесь же, через два часа. Ты хорошо ориентируешься?
– Если стены здесь не двигаются…
Ратмир сдержанно улыбнулся.
– Тогда – до встречи, – он кивнул и исчез за поворотом. Там он включил фонарь, и было видно, как по стенам, удаляясь под гулкий звук шагов, бегают блеклые отсветы.
– До встречи… – сказал ему вслед Донован, еще раз оглянулся на Айю и пошел в свою сторону.
Коридор, в который он свернул, был освещен грязно-красным светом, и от этого все вокруг выглядело серым и угрюмым. Донован шел неторопливо, запоминая дорогу, фонарь не включал. В лабиринте было сыро, затхло, во рту ощущался оскомный привкус ржавого железа, и вообще весь этот полумрак, это запустение, шелушащаяся штукатурка, кучи серого хлама, битый пластик и гнилая слизь, распластавшаяся коричневыми скользкими лужами по полу, источали тревогу и безысходность. Как тут можно жить? Кирш, до чего же нужно опуститься, чтобы тут жить? Ведь это нора, грязная запущенная, захламленная нора, где могут жить лишь нечистоплотные твари, но не люди… Логово. Донован остановился и прислушался. Рядом, за стеной, кто-то еле слышно бормотал. Он всмотрелся в темноту, увидел вход в соседнее помещение и шагнул туда. Комната была маленькой, относительно чистой и пустой. Посредине сизой громадой возвышался универсальный кибер, давно обездвиженный, горел только зеленый огонек приемника, и кибер голосом Кирша монотонно декламировал какую-то белиберду, сильно нажимая на «р». Донован нагнулся, чтобы хоть что-нибудь расслышать.
– Крыльями кружа красиво, – зло и тихо сказал ему Кирш в самое ухо, – крыса кралась кромкой крыши. Крепче кремня кривошипы, кроя кропотливо кражу, кролика кредитовали…
Декламирование оборвалось, раздался глухой, простуженный кашель. Больной кашель, плохой, буханье, можно сказать, а не кашель. И опять:
– Крепко кроль кричал, креняся, крепость крапя кратно красным…
Кирш, подумал Донован, ты все пишешь стихи… Упражняешься…
– …Крюк кривой кромсал круп кроля, кровью круто кровоточа…
Донован коротко размахнулся и изо всей силы ударил ребром ладони по зеленому огоньку на панели кибера. Что-то звякнуло, огонек погас, и воцарилась тишина. Донован посмотрел на ладонь. Из ссадины сочилась кровь. Он прислонился лбом к холодному пластхитину кибера и вдруг опять услышал за стеной бубнящий голос Кирша:
1 2 3 4 5 6 7 8
В Войнуху… Снова все приблизилось, весь сегодняшний день. Донован отпустил Айю.
– А Донована нашли! Нашли! Дылду тоже нашли!
– Нет, – сказал он вяло, – никто нас не посещал. И мы никого больше не нашли.
– Никто?
Он опять помотал головой.
– И никого?
– Нет.
Она снова затихла. Затем спросила:
– А мы?
– Я сказал неправду, – вздохнул Донован. – Мы нашли многих… Но таких, как вы, больше нет. Вы – первые.
Айя подумала.
– Тогда знаешь что?
– Что?
– Ты все равно расскажи о Других. Ну, как будто они есть. Как на самом деле. Хорошо?
Донован снова погладил ее по голове. Выдумщица…
Он кивнул, и тогда Айя села в гамаке, обхватила колени руками и, уткнув в них подбородок, приготовилась слушать.
Он подумал. Закинул руки за голову. Что же тебе рассказать?
– Ну?
И тогда он начал:
«Жили-были на далекой-далекой планете люди. Были они веселыми и дружными; добрыми и ласковыми. Они не знали ни зла, ни унижения; ни лжи, ни жадности; ни подлости, ни трусости. Планета не была сурова к ним, климат ее был мягким, земля плодородной. Сами люди были трудолюбивы, и жили они счастливо».
Идиллия, подумал Донован. Боже мой, какую идиллию я нарисовал… Впрочем, там и на самом деле была идиллия.
«Но однажды на планету прилетел пришелец. Ему, как и полагается, как гостю, оказали высокие почести, устроили пир горой и поселили в лучшей, самой просторной хижине у резчика Аола. И он остался.
Ему все было интересно, он обо всем расспрашивал, везде совал свой нос. Когда Аол вырезал какую-нибудь фигуру, он спрашивал:
– Зачем ты это делаешь?
– Мне нравится, – отвечал резчик.
– А для кого ты ее делаешь? Тебе ее кто-то заказал? – не унимался пришелец.
– Нет, мне ее никто не заказывал, – отвечал резчик.
– Тогда зачем ты ее делаешь? – снова спрашивал пришелец.
– Я делаю ее для себя, – отвечал резчик. – Для себя и для людей.
– Как это? – не понимал пришелец.
– Для себя, – разъяснял Аол, – потому, что мне это нравится. Для людей – если понравится и им. Тогда я отдам свою работу людям.
– И ты что-нибудь за это получишь?
– Да, – отвечал резчик.
– Что именно? – спрашивал пришелец.
– Уважение и одобрение, – отвечал резчик.
– Как это? – снова не понимал пришелец.
– Уважение, – терпеливо объяснял Аол, – если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение – если нет; за то, что не бездельничал.
Пришелец хмыкал и качал головой.
Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:
– Зачем тебе так много?
– Это для людей, – отвечал Аол. – Для людей и для себя.
– Как это? – не понимал пришелец.
– Я отдам все людям, – разъяснял Аол, – а себе оставлю лишь необходимое.
Глядя на тростниковые хижины в деревне, пришелец удивлялся:
– Почему у вас нет дворцов?
– А зачем? – спрашивал Аол.
– Чтобы жить лучше! – восклицал пришелец.
– Мы живем хорошо, – отвечал Аол.
Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:
– Почему у вас нет памятников?
– А зачем? – спрашивал Аол.
– Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей! – восклицал пришелец.
– Память о людях должна храниться в сердце, – отвечал Аол.
– Но вы же можете многих забыть! – восклицал пришелец.
– Если они достойны – их не забудут, – отвечал Аол».
– Это ты про нас, – задумчиво сказала Айя. – Про нас и про Кирша…
Донована охватила тихая ярость. Не ей я это рассказываю, подумал он. Это я им говорю. Это я ДОЛЖЕН ИМ ВСЕМ РАССКАЗАТЬ, а не ей одной.
– Нет, – сказал он вслух, – это не про вас. Это сказка.
И продолжил:
«И тогда пришелец спросил:
– Ты знаешь, что такое власть?
Аол удивленно поднял брови.
– А хочешь ее иметь?
– Я не знаю, что это такое, – отвечал Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
– Я научу тебя, как ее добыть, – предложил он.
И Аол согласился…
И тогда пришелец сказал Аолу:
– Видишь, идет Мона?
– Да, – отвечал Аол.
– Побей ее, – сказал пришелец.
– Зачем? – удивился Аол.
Пришелец загадочно улыбнулся.
– Ты побей, – увидишь.
Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда Аол хлопнул ее по щеке.
– Что тебе, Аол? – удивленно спросила она. И он ушел.
– Избей ее, – говорил пришелец. – Избей и возьми.
– Она невеста Эло, – отвечал Аол, но на следующий день он таки избил ее, а потом сделал своей женой.
Он издевался над женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков, как советовал ему пришелец… И начал чувствовать от этого удовольствие.
Но пришелец сказал:
– Это еще не власть.
И дал Аолу оружие.
– Убей Эло, – сказал он.
И тогда Аол на мгновенье проснулся.
– Вчера я отнял у него невесту, – сказал он.
– Да, – сказал пришелец, – это власть.
– Сегодня я хочу убить его самого.
– Да, – сказал пришелец, – эго власть.
– А завтра кто-нибудь захочет мою жену.
– Нет, – сказал пришелец. – Ты не понял. Обожди.
– А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня.
– Обожди, – сказал пришелец. – Ты не понял.
– Ты болен, – понял Аол.
– Обожди, – сказал пришелец.
– Ты заразен, – сказал Аол.
– Обожди, – сказал пришелец.
– Ты заразил меня, – сказал Аол.
– Обожди, – сказал пришелец.
Но Аол убил его.
Затем он убил Мону – она знала, что такое рабство.
Затем он убил себя. Он знал, что такое власть».
Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее огромные глаза светились в темноте.
– Страшно, – наконец сказала она. – Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…
Она зябко поежилась и устроилась у него на груди. Тело у нее было совсем холодное, просто закоченевшее.
– Я сама виновата, – прошептала она, прижимаясь тесней. – Тебе было плохо, а я все приставала и приставала… И ты взял и рассказал такую историю. Страшную.
Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, да ему и невдомек было, что пришелец – это только разведчик, только первая ласточка чужого мира и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.
Айя успокоилась, согрелась.
– Ты мне не будешь больше рассказывать таких страшных историй? – попросила она. – Хорошо, обещаешь?
– Обещаю, – сказал Донован. – Тебе – нет.
4
Он проснулся резко и сразу, будто его кто-то толкнул. Утро было свежим, ясным, это чувствовалось сквозь закрытые веки, но он не стал их открывать – по ним бегали резвые солнечные блики. Он усмехнулся и представил, как Айя стоит на пороге хижины и зеркальцем пускает ему в глаза солнечные зайчики, а сама, едва шевеля губами, шепчет: «Вставай, лежебока!»
– Солнышко-солнышко, – сказал Донован и прикрыл глаза рукой, – доброе утро!
Айя радостно взвизгнула, вбежала в кампаллу и бросилась к нему.
– Вставай, ле-же-бо-ка! – восторженно завопила она и принялась его тормошить. Донован снова притворился спящим. Тогда она попыталась вывалить его из гамака на пол, но он расслабился и вовсе не собирался помогать ей в этой затее.
– У-у, тяжелющий! – вздохнула Айя и снова пропела на высокой ноте: – А ну, встава-ай!
Донован сладко причмокнул и приоткрыл один глаз. Айя засмеялась.
– Солнышко высоко?
– Высоко, высоко!
Он открыл второй глаз.
– А море спокойно?
– Спокойно, спокойно!
– А я небрит?
Она протянула ему зеркальце.
– Ты как морская шушандра!
– Тогда вперед! – Донован вывалился из гамака, вскочил на ноги и, забросив Айю на спину, галопом помчался к Лагуне.
– Ура-а! – звонко, на всю Деревню, закричала Айя и немилосердно замолотила пятками.
Донован диким аллюром проскочил рощу, выбегал на берег, на всех парах влетел в воду, но здесь уже не удержался на ногах, и они с хохотом и визгом, с тучей брызг, с шумом и плеском полетели в холодную гладь.
– Бр-р-р! Холодина! – отфыркиваясь, выдохнула Айя, окатила Донована водой из-под ладони и нырнула. Голова ее показалась метрах в семи-восьми впереди, она крикнула: – Дылда, догоняй! – и снова нырнула.
Донован уже хотел броситься ей вслед, но непроизвольно оглянулся и увидел, как по берегу, пыля песком и выбросив в стороны длинные суставчатые лапы, мчит «богомол», и из кабины выглядывает Ратмир и машет ему рукой.
«Богомол» подкатил ближе, крутнулся на месте и встал, подтянув под себя лапы. Из кабины выпрыгнул Ратмир, тщательно выбритый и не менее тщательно причесанный. Увязая в песке, он зашагал к Доновану.
– С добрым утром. – Он остановился на кромке берега.
Донован буркнул приветствие и начал выходить из воды.
– Нам пора, – сказал Ратмир, не глядя на Донована. – Позови Айю, она обещала показать нам лабиринт.
Донован разбито опустился на песок…
– А я, признаться… – Он скрипнул зубами и лег ничком. – Забыл я обо всем, Ратмир.
Ратмир сел рядом.
Вот и все, подумал Донован. Где ты, мой солнечный зайчик?
Айя выскочила из воды и мокрым холодным лягушонком прыгнула на спину Доновану.
– Чего ты меня не догонял?
Донован повернулся, взял ее на руки и встал. Через силу улыбнулся.
– Да так… Нам пора в Город.
– Ну вот. – Айя насупилась и исподлобья посмотрела на Ратмира. – Будто мы среди дня не можем туда поехать…
– Надо, – сказал Донован. – Понимаешь, надо. Сбегай, пожалуйста, принеси мою одежду.
Айя выскользнула у него из рук и медленно, всем своим видом выражая недовольство, направилась в Деревню. Она поминутно останавливалась, оглядывалась на Донована в надежде, что, может быть, он все-таки махнет рукой на этот Город и отменит свое решение.
Вид у нее был очень обиженный.
Иди, молча кивнул Донован.
Ратмир посмотрел на Донована, достал из кармана тюбик депилата и аккуратно надломил его.
– Возьми, побрейся.
Донован молча взял тюбик и, глядя в воду себе под ноги, как в зеркало, снял с лиц/а рыжеватую щетину. Обмыв лицо, он обернулся, чтобы отдать тюбик Ратмиру, но вместе него прямо перед собой увидел запыхавшуюся, раскрасневшуюся Айю. Ком одежды лежал тут же, на песке, а она стояла рядом, тяжело дыша, и протягивала ему полотенце. Видно, пулей назад летела.
– Спасибо, кроха, – поблагодарил он и взял полотенце.
Айя расцвела.
– Только сперва меня, Дылда! – крикнула она громко и требовательно. – Сперва меня…
Обмотав полотенце вокруг шеи, чтобы не мешало, Донован схватил Айю в охапку и с силой зашвырнул в Лагуну. Айя завизжала, задрыгала в воздухе ногами, плюхнулась в воду и сразу же, как ошпаренная, выскочила на берег. Донован поймал ее, укутал в полотенце и стал растирать, а у нее глаза стали масляными, превратились в щелочки, и она даже похрюкивала от удовольствия.
– А теперь, – сказал Донован и легонько шлепнул ее, – шагом марш в машину.
Айя отпрыгнула в сторону и обиженно стала пятиться к «богомолу». Губы она нарочно надула, как две оладьи, но в глазах прыгали смешливые бесики.
– Бесстыдник ты, Дылда, – проговорила она. – Рад, что здоровый вымахал, – знаешь, что сдачи не дам…
Она явно подзадоривала его, чтобы он сыграл с ней в догонялки. Но Донован игры не принял. Он молча оделся и пошел к «богомолу».
– Залезай, – приказал он Айе, и она беспрекословно подчинилась.
Подошел Ратмир.
– Ну что, поехали?
– Поехали, – Донован пропустил Ратмира вперед и рывком забросил свое тело в кабину.
Феликс уже сидел в водительском кресле.
– Шлем застегни, – сказал он Доновану и тронул машину с места.
На это раз они въехали в Город с северной окраины. Город начинался сразу же, вырастая из песка дымными развалинами. Здесь, на околице, дома с золотым песочным оттенком были почти целы и еще похожи на дома.
На одном из перекрестков Айя дернула Донована за рукав.
– Смотри, смотри! – показала она пальцем. – Чучело!
На втором этаже дома стоял застывший кибер. В руках он держал огромный блок стены с оконным проемом. Видно, хотел поставить блок на место, но в это время прекратили подачу энергии. Атлант подумал Донован, и ему страшно захотелось встретить Кирша и посмотреть ему в глаза.
Вход в лабиринт был загорожен гусеничным краулером, и, если бы не Айя, они вряд ли отыскали бы его. Протиснувшись между краулером и стеной, они увидели огромную дыру с закопченными краями, из которых крючьями торчала арматура. Откуда-то сверху сочился ручеек и, журча, убегал в темноту. Из провала тянуло промозглой сыростью, ржавым металлом и гнилой, мертвой биоэлектроникой.
Ратмир принюхался, пожевал губами, словно пробуя воздух на вкус.
– Не нравится мне все это…
– Он тут, – сказала Айя. – Только тут ходов много, запутаться можно, и не просто так, а надолго. Кирш говорил, что неделю можно ходить-ходить, а может быть, даже и больше, и выхода не найти.
– Да, окопался. – Феликс с интересом осмотрелся по сторонам.
Ратмир бросил на него быстрый взгляд.
– Ты знаешь, как его здесь найти? – спросил он Айю.
– Не, – Айя помотала головой. – Он меня сюда не водил. Говорил, нельзя, я запутаюсь, а он потом не найдет. Но это все враки, конечно, я бы нашла дорогу назад, только он сюда вообще никого не водил.
– Жаль, – вздохнул Ратмир. – Значит, так. Феликс, останешься в машине. А мы с Донованом спустимся в лабиринт. Никаких действий до нашего возвращения не предпринимать.
– Хорошо, – недовольно проворчал Феликс и, протиснувшись между краулером и стеной, зашагал к «богомолу».
Ратмир проводил его взглядом, затем кивнул Доновану:
– Идем, – и стал быстро спускаться в провал по каменному крошеву. На полдороге он остановился и глухо, как из бочки, добавил: – Айю оставь. Ни к чему ей туда.
Донован посмотрел на Айю и с улыбкой развел руками. Что поделаешь, нужно подчиняться. Он спустился вслед за Ратмиром и в конце провала оглянулся. Айя стояла боком к нему – черная фигурка на светлом пятне входа – и обиженно сковыривала со стены штукатурку. В лабиринт она не глядела.
Ничего, сказал про себя Донован. Ты не расстраивайся. Он сейчас на самом деле прав. Незачем тебе туда.
Ратмир тронул его за плечо.
– Здесь мы разделимся. Пойдешь прямо, а я – налево. Встреча здесь же, через два часа. Ты хорошо ориентируешься?
– Если стены здесь не двигаются…
Ратмир сдержанно улыбнулся.
– Тогда – до встречи, – он кивнул и исчез за поворотом. Там он включил фонарь, и было видно, как по стенам, удаляясь под гулкий звук шагов, бегают блеклые отсветы.
– До встречи… – сказал ему вслед Донован, еще раз оглянулся на Айю и пошел в свою сторону.
Коридор, в который он свернул, был освещен грязно-красным светом, и от этого все вокруг выглядело серым и угрюмым. Донован шел неторопливо, запоминая дорогу, фонарь не включал. В лабиринте было сыро, затхло, во рту ощущался оскомный привкус ржавого железа, и вообще весь этот полумрак, это запустение, шелушащаяся штукатурка, кучи серого хлама, битый пластик и гнилая слизь, распластавшаяся коричневыми скользкими лужами по полу, источали тревогу и безысходность. Как тут можно жить? Кирш, до чего же нужно опуститься, чтобы тут жить? Ведь это нора, грязная запущенная, захламленная нора, где могут жить лишь нечистоплотные твари, но не люди… Логово. Донован остановился и прислушался. Рядом, за стеной, кто-то еле слышно бормотал. Он всмотрелся в темноту, увидел вход в соседнее помещение и шагнул туда. Комната была маленькой, относительно чистой и пустой. Посредине сизой громадой возвышался универсальный кибер, давно обездвиженный, горел только зеленый огонек приемника, и кибер голосом Кирша монотонно декламировал какую-то белиберду, сильно нажимая на «р». Донован нагнулся, чтобы хоть что-нибудь расслышать.
– Крыльями кружа красиво, – зло и тихо сказал ему Кирш в самое ухо, – крыса кралась кромкой крыши. Крепче кремня кривошипы, кроя кропотливо кражу, кролика кредитовали…
Декламирование оборвалось, раздался глухой, простуженный кашель. Больной кашель, плохой, буханье, можно сказать, а не кашель. И опять:
– Крепко кроль кричал, креняся, крепость крапя кратно красным…
Кирш, подумал Донован, ты все пишешь стихи… Упражняешься…
– …Крюк кривой кромсал круп кроля, кровью круто кровоточа…
Донован коротко размахнулся и изо всей силы ударил ребром ладони по зеленому огоньку на панели кибера. Что-то звякнуло, огонек погас, и воцарилась тишина. Донован посмотрел на ладонь. Из ссадины сочилась кровь. Он прислонился лбом к холодному пластхитину кибера и вдруг опять услышал за стеной бубнящий голос Кирша:
1 2 3 4 5 6 7 8