Но Кассильда обладала великодушием и юмором, а в нынешней моей собеседнице я не ощущал ни того ни другого. Мне почудилось, что она нервничает; временами в ее глазах мелькало выражение кошки, готовой сцапать хозяйскую канарейку. О причинах я мог лишь догадываться. С Шандрой она расплатилась вперед, и я уже инкассировал выданный чек, переведя средства в платину. Проблем со спектаклем вроде бы тоже не намечалось: обе манекенщицы – профессионалки, а одна к тому же принцесса. Ну а публика – сплошной бомонд из столичного крааля! Чего же еще?..
И все-таки она нервничала. Я отнес это да счет волнения, раскланялся с мадам и сел на свое место, весьма почетное и приятное. Слева от меня щебетали наложницы принца, справа сверкала огненным взором супруга губернатора, а за спиной приземлилась стайка еще каких-то дам, источавших райское благоухание. Так я и сидел, вроде сухой сосновой шишки, брошенной в розовый куст. Мадам Удонго скользнула за кулисы и минут через десять возникла на помосте с самым удрученным видом. На меня она старалась не смотреть.
– Благородные дамы и господа, – объявила знойная леди, – у нас маленькое изменение. Моей второй манекенщице нездоровится, и она, к величайшему своему сожалению, не может выйти на помост. Но принцесса Киллашандра готова порадовать вас и провести все шоу от начала до конца. До самого конца, мои благородные гости! Я думаю, вы только выиграете от такой замены!
Тут, театрально взмахнув руками, она рискнула поглядеть на меня. Я оскалился – точь-в-точь как хищный сфинкс над горлом обреченной жертвы. Увы, до ее шейных позвонков и нежной шейки изменницы Ратхи мне было не добраться! Сами представьте: слева – наложницы принца, справа – супруга губернатора, а за спиной – весь местный бомонд… Оставалось только скрипеть зубами да слушать, как сзади шепчут: “Ну, на этот раз ей не отвертеться!..”
С этим самым зубовным скрежетом я раскрыл программку, протер глаза и вздрогнул – на белом поле крупными буквами значилось: “Не стоит недооценивать меня, дорогой!” Надпись была сделана второпях, красным пишущим стилом, и не могу сказать, что, прочитав ее, я успокоился. Я лишь догадался, что меня ждут сюрпризы – как, впрочем, и всех зрителей вместе с мадам Удонго. Демонстрация началась. Прошествовав первый раз вдоль помоста, Шандра лихо подмигнула мне и больше уже не косилась в мою сторону. Как положено классной манекенщице, она делала пируэты и реверансы, вышагивала с гордым видом, обольстительно улыбалась, кружилась и кланялась, колыхала бедрами, застывала в элегантных позах и кутала плечи в невесомый мех накидок. Струились золотые волосы, струилась и сверкала ткань – то алая, подобная заре, то бирюзовая, как море на закате, то черная, словно космос, расшитая серебряными блес-ками звезд. Ведущий комментировал наряды, мадам Удонго объявляла покупателей, публика восторженно гудела, репортеры не отрывались от микрофонов и камер, наложницы принца хихикали и ели сладости, а я сидел молча и слышал голос Шандры: “Не стоит недооценивать меня, дорогой!” Я ждал сюрприза. Распродажа шла в бодром темпе, хотя демонстрируемые туалеты не отличались оригинальностью и не могли тягаться с моими моделями; пожалуй, ни один из них я не стал бы хранить в банках данных “Цирцеи”. Наконец дошла очередь до последнего номера: согласно давней земной традиции это было белое подвенечное платье с кружевами, прикрывавшими грудь, и с длинным шлейфом. Я прикинул, что Шандра вроде бы задержалась в костюмерной чуть дольше обычного, но такой наряд не наденешь за две минуты. Еще мне показалось, что под кружевами у нее что-то поблескивает, но что именно, я не мог разобрать. Если брильянты, то почему она спрятала их под лифом?
Накал страстей достиг апогея. Досужая публика пристыла, а волки модельного бизнеса сражались за подвенечный наряд с таким упорством, будто каждый мечтал осчастливить свою любимую избранницу. Наконец мадам Удонго сверилась с регистрирующим компьютером и объявила:
– Продано! Продано сэру Ван Нимейеру Чаке, представителю “Карден Ракель”!
Этот господин сидел напротив меня, по другую сторону помоста, так что я мог любоваться, с каким изяществом моя супруга распускает магнитные застежки, подбирает шлейф и вылезает из платья, не забывая при том улыбаться и кланяться. В следующий момент все мы, собравшиеся в зале, были ослеплены: казалось, тело моей принцессы от плеч до самых щикотолок внезапно превратилось в огромный сверкающий алмаз, который пылал и горел ярче искусственного освещения. Она повернулась; волны мягкого радужного сияния окутывали ее, и на мгновение сквозь них дразнящим намеком проступали то округлое гладкое колено, то загорелое плечо, то розовая вишенка соска. Зрители ахнули и застыли. В своем обычном состоянии кристаллошелк прозрачен и бесцветен; вы можете сложить его сто раз и разглядеть под ним маковое зернышко. Вся красота этой сказочной ткани постигается в движении – стоит ее встряхнуть, провести по ней ладонью, как поверхность сразу начинает переливаться и мерцать, напоминая все самоцветы разом. Вы увидите яркий рубиновый свет, нежное сияние аквамарина и сапфира, золотистые топазовые отблески, изумрудную зелень и сверкающие стрелы серебра, какие испускает лишь хорошо отшлифованный алмаз… Чудо, воистину чудо! Особенно если учесть, что толщина ткани не превосходит двухсот молекулярных слоев.
Но эти слои защищали целомудрие моей супруги с надежностью космического скафандра. Окруженная сиянием и блеском, она сложила платье и, сделав последний реверанс, вручила его сэру Ван Нимейеру Чаке из “Карден Ракель”. Потом повернулась ко мне.
– Грэм, лови!
Я едва успел подняться, как она прыгнула прямо мне в руки. Должен напомнить, что Шандра – девушка рослая и при стандартном тяготении весит немало. К счастью, я устоял: помогли тренировки в спортивном зале “Цирцеи”, а пуще того – мужская гордость и упрямство спейстрейдера. Так что мы не рухнули на пол под креслами. Я даже ухитрился взойти на помост, не забывая покачивать свою драгоценную ношу, чтобы она светилась и сияла поярче. В зале на секунду наступила мертвая тишина, затем зрители разразились овациями, хохотом и свистом. На лице мадам Удонго промелькнула симфония бурных чувств: стыд сменил растерянность, а за ним смуглые щеки знойной красавицы побагровели от гнева. Ну что ж, подумал я, направляясь за кулисы, она хотела скандала – она его получила!
Сопровождаемые ревом зрителей, мы добрались до костюмерной. Перед ее дверью несла стражу бдительная Файт. Увидев нас, она отвернулась; кажется, ее одолевал смех. Из зала все еще слышались выкрики и хохот. Всем все было ясно: подставка с недомоганием Ратхи, шитая белыми нитками хитрость мадам и ответный ход моей принцессы. Она ни в чем не подвела свою хозяйку, перевыполнив контракт; ее попросили раздеться, и она разделась. А уж что у нее было под платьем, знал один всеведущий Творец – и, быть может, верная Файт. В костюмерной Шандра быстро переоделась, и теперь я разглядел, что ее наряд из кристаллошелка скроен по образцу нашего незабвенного комбинезончика. Она натянула платье, в котором явилась в отель, и я спросил, почему она не надеваетодин из туалетов мадам Удонго. Это было традицией, знаком уважения к хозяйке шоу.
Шандра тряхнула гривой золотистых волос:
– Я не собираюсь носить ее модели и спасать ее репутацию!
– Ты думаешь, ее репутация нуждается в спасении?
– Еще как, Грэм! Ведь всем ясно, что она подстроила… Она распускала слухи, что ожидается нечто неординарное, всякие сплетни и намеки – знаешь, как это бывает: слово здесь, слово там… А Файт держала ушки на макушке и все рассказывала мне. – Тут Шандра, окинув меня задумчивым взглядом, заметила:
– Конечно, этим меня не смутишь – я бы разделась, милый, присела, поклонилась и помахала публике ручкой. Но раз ты запретил… раз тебе это неприятно… Я не хочу сердить тебя, Грэм, я не хочу расстраивать. Я тебя люблю. Мне показалось, что сам Господь прошелся босыми ногами по моему сердцу. В смущении я пробормотал:
– Спасибо Файт… Как говорится, praemonitus praemunitus.
Брови Шандры изогнулись.
– Что это значит, Грэм?
– Кто предупрежден, тот вооружен. Это на латыни, Шандра. Так говорили римляне, древние римляне, двадцать два тысячелетия тому назад. Они были мудрым народом и очень предусмотрительным… почти как ты, дорогая. Вечером я пригласил Файт в наш номер – лучший в лучшем из отелей Фотсваны. Здесь он назывался не президентским, а королевским, и это значило, что вас обслуживают не роботы, а люди, что ковры на полу вдвое толще, чем на Барсуме, а постель – вдвое шире. Пожалуй, Его Краальское Величество мог бы улечься тут со всем своим гаремом! Но я не собирался смущать Файт видом этого чудовищного ложа и принял ее в кабинете. Шандра, разумеется, была со мной – сидела на ручке моего кресла.
– Твои комиссионные, детка. – Я протянул Файт заполненный чек, но она отдернула пальцы.
– Сэр, могу ли я обратиться с просьбой к миледи Киллашандре?
– Конечно. Но возьми же чек!
– Сэр, миледи… Прошу прощения, я предпочла бы иную форму компенсации.
Я посмотрел на Шандру – она улыбалась. Кажется, эти две птички уже у спели: почирикать за моей спиной! Ну и какие же песни споют они мне? Опустив чек на стол (столешница из малахита, инкрустированного серебром), я откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок. Файт сидела напротив, поджав пухлые губки и скромно сдвинув колени; ее милая смуглая мордашка порозовела от смущения.
– Сэр, Ван Нимейер из “Карден Ракель” сделал мне предложение…
– Поздравляю, – отозвался я без особого энтузиазма. Этому Ван Нимейеру я не слишком симпатизировал – быть может, оттого, что Шандра все-таки сбросила перед ним платье.
– О, сэр, вы не правильно меня поняли! Это деловое предложение, а не…
Шандра фыркнула у меня над ухом, нагнулась и прошептала:
– Перестань мучить бедную девочку, Грэм, а то я тебя укушу!
Я милостиво кивнул.
– Ну так чего хочет бедная девочка от миледи?
– Ван Нимейер готов выпускать белье из крис-таллошелка… понимаете, сэр, такое же, какое было на миледи под тем свадебным платьем…
– Дорогая вещь, – заметил я. – Не каждому по карману.
– Верно, – согласилась Файт. – Но “Карден Ракель” – поставщик королевского двора, а те дамы, что были на демонстрации, просто в восторге… Я имею в виду – от миледи и ее комбинезончика.
Я вспомнил наложниц принца, супругу губернатора и снова кивнул. Пожалуй, Файт было нельзя отказать в деловом чутье!
– Хочешь получить лицензию на производство вместо комиссионных? И вступить в долю с Ван Нимейером?
– Вот именно, сэр. Для меня это верный шанс. Но, кроме лицензии…
Она бросила взгляд на Шандру, и теперь моя супруга принялась милостиво кивать.
– Кроме лицензии, сэр, я хотела бы обладать эксклюзивным правом на рекламу изделия. Если миледи позволит использовать свое имя… разумеется, не бесплатно…
Кажется, у миледи возражений не имелось, и я понял, что скоро местные модницы будут щеголять в белье а-ля принцесса Киллашандра, а “Карден Ракель” обзаведется новым компаньоном. Но – не бесплатно, не бесплатно, как сказала Файт! Какую же плату возьмет с нее моя супруга?
Я спросил ее об этом. Шандра задумалась.
– Помнится мне, был один случай с Кассильдой… в те времена, когда ее не считали знаменитостью… Она говорила, что как-то раз, после удачного выступления, ее прокатили в карете с черными единорогами, с шампанским и грудами цветов… С тех дней началась ее слава! И если Файт устроит нам такую прогулку… скажем, по кольцевому шоссе вокруг столицы… Файт расцвела, вскочила из кресла и чмокнула Шандру в щеку.
– Карета, шампанское и цветы! Вы, я и капитан Френч вместо кучера!
Изумительно, миледи! Потрясающе! Вот только где бы разжиться единорогами? Такими, что приучены ходить в упряжке? Может, в поместьях короля? Или принца?
Мы посовещались еще немного, решив остановиться на шабнах – все-таки надо учитывать местный колорит, хотя бы в части тягловой силы. Что до цветов и шампанского, то они на Малакандре не хуже, чем на Барсуме, а в выборе кучера мы оказались полностью оригинальны. С кем бы ни ездила Кассильда на черных единорогах, то был – клянусь! – не Старый Кэп Френчи, великий Торговец со Звезд!
ГЛАВА 11
После той очаровательной прогулки мы пробыли на Малакандре еще пару недель, посвятив их отдыху и развлечениям. Должен признаться, что в этом смысле столичный город не оставляет желать лучшего. Во-первых, Фотсвана лежит на восьмидесятом градусе северной широты, и здесь не столь жарко, как в южных степях, граничащих с пустынями. Во-вторых, окрестности столицы прелестны: парки с фонтанами и дворцами, озера среди древесных кущ, скалы с хрустальными водопадами, уединенные дорожки для верховых прогулок и довольно крутые холмы, где разбит городок аттракционов. В-третьих, здесь находятся резиденции короля, наследного принца и губернатора, и каждый держит свой двор – а как известно, придворным дамам и кавалерам подавай все самое лучшее. Вот почему в Фотсване самые лучшие отели, самые лучшие театры и самая лучшая кухня. Еще тут есть магазины – не огромные универмаги с роботами у прилавков, а крохотные лавчонки антикваров и ювелиров, где можно с легкостью просадить целое состояние. В одной из таких лавочек выставили часть моих панджебских изваяний (приобретенных, видимо, на аукционе), и я ее посетил, выбрав нитку розового жемчуга для Шандры. Владелец, почтенный Ван Рох Балеки, выглядел лет на тридцать, но было ему за девятьсот; он пережил двух малакандрийских королей и надеялся, что переживет третьего. Мудрый человек, должен заметить, и большой ценитель жемчуга-у него скопилось с полсотни ящиков ожерелий, браслетов и диадем, так как в последнее время жемчуг на Малакандре вышел из моды. Ван Рох был готов уступить мне половину с двадцатипроцентной скидкой, если миледи Киллашандра выйдет в свет в жемчужном колье – а лучше обвешанная жемчугом с головы до ног. По его мнению, это пробудит интерес к прекрасным древним традициям, когда жемчуг считался первой драгоценностью королей. Я заключил с ним сделку, и в тот же вечер мы с Шандрой собрались в балет. Она решила надеть платье с глубоким вырезом – розовые жемчужины отлично гармонировали с ее смуглой бархатистой кожей.
Нам предстояло смотреть “Месть капитана Рего”, историю сложную и драматическую, так что я счел необходимым заранее просветить Шандру. Балет есть балет – прекрасное, но довольно условное искусство, и лучше, если вы знаете, что происходит в начале, посередине и в конце. Если вам ясен сюжет, вы с большей легкостью следите за ним и, уж во всяком случае, не приметесь хохотать, когда положено прослезиться.
Сам я не встречался с Филом Регосом с “Прекрасной Алисы”, но, разумеется, знал о его трагических похождениях. Это случилось восемь тысячелетий тому назад – вполне достаточный срок, чтобы история Регоса облетела всю Галактику, вдохновив многих романистов и драматургов. Но, кроме литературных интерпретаций, у меня имелись объективные данные о случившемся – как и у всех спейстрейдеров, сколько их есть на белом свете. Если не ошибаюсь, я получил эту информацию от Даваслатты с “Королевы пчел” – через планетарный компьютерный банк Лайонеса, где было оставлено сообщение.
– Месть Рего – одна из самых мрачных космических легенд, – сказал я Шандре, – и, пожалуй, самая поучительная. Она имеет к нам прямое отношение, дорогая, – да и к любой супружеской паре, связанной узами любви. Странно, что любовь и ненависть идут временами рука об руку или следуют друг за другом по пятам… У Рего был второй случай. На самом деле его звали Регосом, Филипом Регосом, и он, я думаю, до сих пор странствует на “Прекрасной Алисе” – но, как утверждают, в одиночку. Возможно, это лишь слух, но мне он кажется правдивым. Поджав ноги, Шандра уютно устроилась в кресле. Мы только что отобедали и сидели в нашей гостиной за спущенными шторами, наслаждаясь прохладой и полумраком. До спектакля оставалось еще три часа, и я был расположен использовать их с толком. Знаете, бывает настроение, когда хочется рассказать какую-нибудь историю – пусть даже такую мрачную, как о Филе Регосе. И хоть повесть моя была невеселой, Шандра слушала, затаив дыхание.
– Фил Регос, космический торговец, летал на “Прекрасной Алисе” вместе с женой, обвенчанной с ним согласно традициям чести и законам космоса. Ее звали Сдина Бетин Сди, и я полагаю, они были счастливой супружеской парой – во всяком случае, Регос любил ее до безумия. Вероятно, он являлся человеком романтическим и сентиментальным, способным на глубокие чувства; в то же время он был спейстрейдером, а это занятие дарует способность к анализу и расчету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
И все-таки она нервничала. Я отнес это да счет волнения, раскланялся с мадам и сел на свое место, весьма почетное и приятное. Слева от меня щебетали наложницы принца, справа сверкала огненным взором супруга губернатора, а за спиной приземлилась стайка еще каких-то дам, источавших райское благоухание. Так я и сидел, вроде сухой сосновой шишки, брошенной в розовый куст. Мадам Удонго скользнула за кулисы и минут через десять возникла на помосте с самым удрученным видом. На меня она старалась не смотреть.
– Благородные дамы и господа, – объявила знойная леди, – у нас маленькое изменение. Моей второй манекенщице нездоровится, и она, к величайшему своему сожалению, не может выйти на помост. Но принцесса Киллашандра готова порадовать вас и провести все шоу от начала до конца. До самого конца, мои благородные гости! Я думаю, вы только выиграете от такой замены!
Тут, театрально взмахнув руками, она рискнула поглядеть на меня. Я оскалился – точь-в-точь как хищный сфинкс над горлом обреченной жертвы. Увы, до ее шейных позвонков и нежной шейки изменницы Ратхи мне было не добраться! Сами представьте: слева – наложницы принца, справа – супруга губернатора, а за спиной – весь местный бомонд… Оставалось только скрипеть зубами да слушать, как сзади шепчут: “Ну, на этот раз ей не отвертеться!..”
С этим самым зубовным скрежетом я раскрыл программку, протер глаза и вздрогнул – на белом поле крупными буквами значилось: “Не стоит недооценивать меня, дорогой!” Надпись была сделана второпях, красным пишущим стилом, и не могу сказать, что, прочитав ее, я успокоился. Я лишь догадался, что меня ждут сюрпризы – как, впрочем, и всех зрителей вместе с мадам Удонго. Демонстрация началась. Прошествовав первый раз вдоль помоста, Шандра лихо подмигнула мне и больше уже не косилась в мою сторону. Как положено классной манекенщице, она делала пируэты и реверансы, вышагивала с гордым видом, обольстительно улыбалась, кружилась и кланялась, колыхала бедрами, застывала в элегантных позах и кутала плечи в невесомый мех накидок. Струились золотые волосы, струилась и сверкала ткань – то алая, подобная заре, то бирюзовая, как море на закате, то черная, словно космос, расшитая серебряными блес-ками звезд. Ведущий комментировал наряды, мадам Удонго объявляла покупателей, публика восторженно гудела, репортеры не отрывались от микрофонов и камер, наложницы принца хихикали и ели сладости, а я сидел молча и слышал голос Шандры: “Не стоит недооценивать меня, дорогой!” Я ждал сюрприза. Распродажа шла в бодром темпе, хотя демонстрируемые туалеты не отличались оригинальностью и не могли тягаться с моими моделями; пожалуй, ни один из них я не стал бы хранить в банках данных “Цирцеи”. Наконец дошла очередь до последнего номера: согласно давней земной традиции это было белое подвенечное платье с кружевами, прикрывавшими грудь, и с длинным шлейфом. Я прикинул, что Шандра вроде бы задержалась в костюмерной чуть дольше обычного, но такой наряд не наденешь за две минуты. Еще мне показалось, что под кружевами у нее что-то поблескивает, но что именно, я не мог разобрать. Если брильянты, то почему она спрятала их под лифом?
Накал страстей достиг апогея. Досужая публика пристыла, а волки модельного бизнеса сражались за подвенечный наряд с таким упорством, будто каждый мечтал осчастливить свою любимую избранницу. Наконец мадам Удонго сверилась с регистрирующим компьютером и объявила:
– Продано! Продано сэру Ван Нимейеру Чаке, представителю “Карден Ракель”!
Этот господин сидел напротив меня, по другую сторону помоста, так что я мог любоваться, с каким изяществом моя супруга распускает магнитные застежки, подбирает шлейф и вылезает из платья, не забывая при том улыбаться и кланяться. В следующий момент все мы, собравшиеся в зале, были ослеплены: казалось, тело моей принцессы от плеч до самых щикотолок внезапно превратилось в огромный сверкающий алмаз, который пылал и горел ярче искусственного освещения. Она повернулась; волны мягкого радужного сияния окутывали ее, и на мгновение сквозь них дразнящим намеком проступали то округлое гладкое колено, то загорелое плечо, то розовая вишенка соска. Зрители ахнули и застыли. В своем обычном состоянии кристаллошелк прозрачен и бесцветен; вы можете сложить его сто раз и разглядеть под ним маковое зернышко. Вся красота этой сказочной ткани постигается в движении – стоит ее встряхнуть, провести по ней ладонью, как поверхность сразу начинает переливаться и мерцать, напоминая все самоцветы разом. Вы увидите яркий рубиновый свет, нежное сияние аквамарина и сапфира, золотистые топазовые отблески, изумрудную зелень и сверкающие стрелы серебра, какие испускает лишь хорошо отшлифованный алмаз… Чудо, воистину чудо! Особенно если учесть, что толщина ткани не превосходит двухсот молекулярных слоев.
Но эти слои защищали целомудрие моей супруги с надежностью космического скафандра. Окруженная сиянием и блеском, она сложила платье и, сделав последний реверанс, вручила его сэру Ван Нимейеру Чаке из “Карден Ракель”. Потом повернулась ко мне.
– Грэм, лови!
Я едва успел подняться, как она прыгнула прямо мне в руки. Должен напомнить, что Шандра – девушка рослая и при стандартном тяготении весит немало. К счастью, я устоял: помогли тренировки в спортивном зале “Цирцеи”, а пуще того – мужская гордость и упрямство спейстрейдера. Так что мы не рухнули на пол под креслами. Я даже ухитрился взойти на помост, не забывая покачивать свою драгоценную ношу, чтобы она светилась и сияла поярче. В зале на секунду наступила мертвая тишина, затем зрители разразились овациями, хохотом и свистом. На лице мадам Удонго промелькнула симфония бурных чувств: стыд сменил растерянность, а за ним смуглые щеки знойной красавицы побагровели от гнева. Ну что ж, подумал я, направляясь за кулисы, она хотела скандала – она его получила!
Сопровождаемые ревом зрителей, мы добрались до костюмерной. Перед ее дверью несла стражу бдительная Файт. Увидев нас, она отвернулась; кажется, ее одолевал смех. Из зала все еще слышались выкрики и хохот. Всем все было ясно: подставка с недомоганием Ратхи, шитая белыми нитками хитрость мадам и ответный ход моей принцессы. Она ни в чем не подвела свою хозяйку, перевыполнив контракт; ее попросили раздеться, и она разделась. А уж что у нее было под платьем, знал один всеведущий Творец – и, быть может, верная Файт. В костюмерной Шандра быстро переоделась, и теперь я разглядел, что ее наряд из кристаллошелка скроен по образцу нашего незабвенного комбинезончика. Она натянула платье, в котором явилась в отель, и я спросил, почему она не надеваетодин из туалетов мадам Удонго. Это было традицией, знаком уважения к хозяйке шоу.
Шандра тряхнула гривой золотистых волос:
– Я не собираюсь носить ее модели и спасать ее репутацию!
– Ты думаешь, ее репутация нуждается в спасении?
– Еще как, Грэм! Ведь всем ясно, что она подстроила… Она распускала слухи, что ожидается нечто неординарное, всякие сплетни и намеки – знаешь, как это бывает: слово здесь, слово там… А Файт держала ушки на макушке и все рассказывала мне. – Тут Шандра, окинув меня задумчивым взглядом, заметила:
– Конечно, этим меня не смутишь – я бы разделась, милый, присела, поклонилась и помахала публике ручкой. Но раз ты запретил… раз тебе это неприятно… Я не хочу сердить тебя, Грэм, я не хочу расстраивать. Я тебя люблю. Мне показалось, что сам Господь прошелся босыми ногами по моему сердцу. В смущении я пробормотал:
– Спасибо Файт… Как говорится, praemonitus praemunitus.
Брови Шандры изогнулись.
– Что это значит, Грэм?
– Кто предупрежден, тот вооружен. Это на латыни, Шандра. Так говорили римляне, древние римляне, двадцать два тысячелетия тому назад. Они были мудрым народом и очень предусмотрительным… почти как ты, дорогая. Вечером я пригласил Файт в наш номер – лучший в лучшем из отелей Фотсваны. Здесь он назывался не президентским, а королевским, и это значило, что вас обслуживают не роботы, а люди, что ковры на полу вдвое толще, чем на Барсуме, а постель – вдвое шире. Пожалуй, Его Краальское Величество мог бы улечься тут со всем своим гаремом! Но я не собирался смущать Файт видом этого чудовищного ложа и принял ее в кабинете. Шандра, разумеется, была со мной – сидела на ручке моего кресла.
– Твои комиссионные, детка. – Я протянул Файт заполненный чек, но она отдернула пальцы.
– Сэр, могу ли я обратиться с просьбой к миледи Киллашандре?
– Конечно. Но возьми же чек!
– Сэр, миледи… Прошу прощения, я предпочла бы иную форму компенсации.
Я посмотрел на Шандру – она улыбалась. Кажется, эти две птички уже у спели: почирикать за моей спиной! Ну и какие же песни споют они мне? Опустив чек на стол (столешница из малахита, инкрустированного серебром), я откинулся в кресле и устремил взгляд в потолок. Файт сидела напротив, поджав пухлые губки и скромно сдвинув колени; ее милая смуглая мордашка порозовела от смущения.
– Сэр, Ван Нимейер из “Карден Ракель” сделал мне предложение…
– Поздравляю, – отозвался я без особого энтузиазма. Этому Ван Нимейеру я не слишком симпатизировал – быть может, оттого, что Шандра все-таки сбросила перед ним платье.
– О, сэр, вы не правильно меня поняли! Это деловое предложение, а не…
Шандра фыркнула у меня над ухом, нагнулась и прошептала:
– Перестань мучить бедную девочку, Грэм, а то я тебя укушу!
Я милостиво кивнул.
– Ну так чего хочет бедная девочка от миледи?
– Ван Нимейер готов выпускать белье из крис-таллошелка… понимаете, сэр, такое же, какое было на миледи под тем свадебным платьем…
– Дорогая вещь, – заметил я. – Не каждому по карману.
– Верно, – согласилась Файт. – Но “Карден Ракель” – поставщик королевского двора, а те дамы, что были на демонстрации, просто в восторге… Я имею в виду – от миледи и ее комбинезончика.
Я вспомнил наложниц принца, супругу губернатора и снова кивнул. Пожалуй, Файт было нельзя отказать в деловом чутье!
– Хочешь получить лицензию на производство вместо комиссионных? И вступить в долю с Ван Нимейером?
– Вот именно, сэр. Для меня это верный шанс. Но, кроме лицензии…
Она бросила взгляд на Шандру, и теперь моя супруга принялась милостиво кивать.
– Кроме лицензии, сэр, я хотела бы обладать эксклюзивным правом на рекламу изделия. Если миледи позволит использовать свое имя… разумеется, не бесплатно…
Кажется, у миледи возражений не имелось, и я понял, что скоро местные модницы будут щеголять в белье а-ля принцесса Киллашандра, а “Карден Ракель” обзаведется новым компаньоном. Но – не бесплатно, не бесплатно, как сказала Файт! Какую же плату возьмет с нее моя супруга?
Я спросил ее об этом. Шандра задумалась.
– Помнится мне, был один случай с Кассильдой… в те времена, когда ее не считали знаменитостью… Она говорила, что как-то раз, после удачного выступления, ее прокатили в карете с черными единорогами, с шампанским и грудами цветов… С тех дней началась ее слава! И если Файт устроит нам такую прогулку… скажем, по кольцевому шоссе вокруг столицы… Файт расцвела, вскочила из кресла и чмокнула Шандру в щеку.
– Карета, шампанское и цветы! Вы, я и капитан Френч вместо кучера!
Изумительно, миледи! Потрясающе! Вот только где бы разжиться единорогами? Такими, что приучены ходить в упряжке? Может, в поместьях короля? Или принца?
Мы посовещались еще немного, решив остановиться на шабнах – все-таки надо учитывать местный колорит, хотя бы в части тягловой силы. Что до цветов и шампанского, то они на Малакандре не хуже, чем на Барсуме, а в выборе кучера мы оказались полностью оригинальны. С кем бы ни ездила Кассильда на черных единорогах, то был – клянусь! – не Старый Кэп Френчи, великий Торговец со Звезд!
ГЛАВА 11
После той очаровательной прогулки мы пробыли на Малакандре еще пару недель, посвятив их отдыху и развлечениям. Должен признаться, что в этом смысле столичный город не оставляет желать лучшего. Во-первых, Фотсвана лежит на восьмидесятом градусе северной широты, и здесь не столь жарко, как в южных степях, граничащих с пустынями. Во-вторых, окрестности столицы прелестны: парки с фонтанами и дворцами, озера среди древесных кущ, скалы с хрустальными водопадами, уединенные дорожки для верховых прогулок и довольно крутые холмы, где разбит городок аттракционов. В-третьих, здесь находятся резиденции короля, наследного принца и губернатора, и каждый держит свой двор – а как известно, придворным дамам и кавалерам подавай все самое лучшее. Вот почему в Фотсване самые лучшие отели, самые лучшие театры и самая лучшая кухня. Еще тут есть магазины – не огромные универмаги с роботами у прилавков, а крохотные лавчонки антикваров и ювелиров, где можно с легкостью просадить целое состояние. В одной из таких лавочек выставили часть моих панджебских изваяний (приобретенных, видимо, на аукционе), и я ее посетил, выбрав нитку розового жемчуга для Шандры. Владелец, почтенный Ван Рох Балеки, выглядел лет на тридцать, но было ему за девятьсот; он пережил двух малакандрийских королей и надеялся, что переживет третьего. Мудрый человек, должен заметить, и большой ценитель жемчуга-у него скопилось с полсотни ящиков ожерелий, браслетов и диадем, так как в последнее время жемчуг на Малакандре вышел из моды. Ван Рох был готов уступить мне половину с двадцатипроцентной скидкой, если миледи Киллашандра выйдет в свет в жемчужном колье – а лучше обвешанная жемчугом с головы до ног. По его мнению, это пробудит интерес к прекрасным древним традициям, когда жемчуг считался первой драгоценностью королей. Я заключил с ним сделку, и в тот же вечер мы с Шандрой собрались в балет. Она решила надеть платье с глубоким вырезом – розовые жемчужины отлично гармонировали с ее смуглой бархатистой кожей.
Нам предстояло смотреть “Месть капитана Рего”, историю сложную и драматическую, так что я счел необходимым заранее просветить Шандру. Балет есть балет – прекрасное, но довольно условное искусство, и лучше, если вы знаете, что происходит в начале, посередине и в конце. Если вам ясен сюжет, вы с большей легкостью следите за ним и, уж во всяком случае, не приметесь хохотать, когда положено прослезиться.
Сам я не встречался с Филом Регосом с “Прекрасной Алисы”, но, разумеется, знал о его трагических похождениях. Это случилось восемь тысячелетий тому назад – вполне достаточный срок, чтобы история Регоса облетела всю Галактику, вдохновив многих романистов и драматургов. Но, кроме литературных интерпретаций, у меня имелись объективные данные о случившемся – как и у всех спейстрейдеров, сколько их есть на белом свете. Если не ошибаюсь, я получил эту информацию от Даваслатты с “Королевы пчел” – через планетарный компьютерный банк Лайонеса, где было оставлено сообщение.
– Месть Рего – одна из самых мрачных космических легенд, – сказал я Шандре, – и, пожалуй, самая поучительная. Она имеет к нам прямое отношение, дорогая, – да и к любой супружеской паре, связанной узами любви. Странно, что любовь и ненависть идут временами рука об руку или следуют друг за другом по пятам… У Рего был второй случай. На самом деле его звали Регосом, Филипом Регосом, и он, я думаю, до сих пор странствует на “Прекрасной Алисе” – но, как утверждают, в одиночку. Возможно, это лишь слух, но мне он кажется правдивым. Поджав ноги, Шандра уютно устроилась в кресле. Мы только что отобедали и сидели в нашей гостиной за спущенными шторами, наслаждаясь прохладой и полумраком. До спектакля оставалось еще три часа, и я был расположен использовать их с толком. Знаете, бывает настроение, когда хочется рассказать какую-нибудь историю – пусть даже такую мрачную, как о Филе Регосе. И хоть повесть моя была невеселой, Шандра слушала, затаив дыхание.
– Фил Регос, космический торговец, летал на “Прекрасной Алисе” вместе с женой, обвенчанной с ним согласно традициям чести и законам космоса. Ее звали Сдина Бетин Сди, и я полагаю, они были счастливой супружеской парой – во всяком случае, Регос любил ее до безумия. Вероятно, он являлся человеком романтическим и сентиментальным, способным на глубокие чувства; в то же время он был спейстрейдером, а это занятие дарует способность к анализу и расчету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43