Эти две крайности присущи оптимистам и пессимистам, а я по натуре прагматик, и я уверен, что попытки поставить себя над Вселенной или унизиться перед ней равно бессмысленны и нелепы. Она, эта Вселенная, была, есть и будет, и мы – ее неотъемлемая частица, не самая лучшая, но и не самая худшая, как я полагаю. Во всяком случае, так Старый Кэп Френчи, Торговец со Звезд и славный Друг Границы, думает лично про себя.
Я попытался втолковать это Шандре, но, потрясенная величием Мироздания, она была не расположена к философским проблемам. Она наслаждалась! Она впитывала сказочное сияние звезд, она грезила наяву, она поддалась очарованию вечности… Мне пришлось чуть ли не силой затаскивать ее в теплые, безопасные, но такие будничные недра нашего корабля!
Она уже свободно ориентировалась в жилой зоне, и я начал знакомить ее с отсеками гидропоники. Их было почти два десятка, у каждого – свое назначение, и я называл их по-разному – то своим огородом и садом, то теплицами и оранжереями, то зоопарком и хлевом. Собственно, гидропонные культуры располагались в двенадцати секциях: овощи, зелень, низкорослые фруктовые деревья (специально выведенные для первых космопроходцев), ягодные кусты и виноградная лоза, оплетавшая при низком тяготении потолок и стены. Два самых просторных отсека, таких же больших, как гимнастический зал, но поменьше, чем главный салон, были отведены для сада и зверинца. О зверинце я уже рассказывал (добавлю только, что одно из отделений отводилось для аквариумов), а что касается сада, то я завел его исключительно из ностальгических соображений. Пользы от этих цветочных клумб, серебристых елей и канадских кленов не было никакой, но временами так приятно опуститься в траву под настоящим деревом! Остальные отсеки предназначались для моей кормилицы коровы, для хранения оплодотворенных яйцеклеток и для водорослей. Хлорелла-мутант была главным источником кислорода, поступавшего в систему жизнеобеспечения “Цирцеи”, что позволяло создать замкнутый цикл газообмена. Разумеется, как все прочие животные и растения, водоросли подверглись процедуре КР и были практически вечными.
Сад пленил Шандру, и почти три недели она не вылезала из гамака, подвешенного между двух кленов. То были дни, когда она выздоравливала после удаления аппендикса и кое-каких других операций; автоматический хирург провел их виртуозно, но все же возиться в гимнастическом зале его пациентке не рекомендовалось. Я решил повременить с прыжком и почти все время проводил с Шандрой, установив в саду переносной голопроектор. Большей частью мы болтали, а если нам надоедало разговаривать, вся фильмотека “Цирцеи” была к нашим услугам. Разумеется, имя Кассильды часто всплывало в наших беседах. Я чувствовал, что Шандра привязалась к ней, хоть сходства меж ними было не больше, чем между лебедушкой и орлицей. Каждая из них по-своему красива, но это разная красота: лебедь пленяет изяществом и грацией, орел – энергией и грозной силой. Но, как ни крути, Кассильда была единственной подругой Шандры, единственным человеком, кроме меня, относившимся к ней по-доброму и с любовью. Много ли значило то, что они были так несхожи?
– Знаешь, дорогой, – сказала как-то Шандра, – я попросила “Цирцею” сравнить нас… ну, по физическим параметрам, как ты это называешь. И что же получилось? – Она в притворном ужасе всплеснула руками. – У нас совпадают только три характеристики – рост, очертания глазных впадин и длина ступни! Все остальное – вес, пигментация кожи, форма черепа, объем груди и бедер – все, все различно! Мы даже свет отражаем по-разному! Однако, – тут Шандра не без лукавства покосилась на меня, – ты считаешь, что мы обе – красивы. Кому же из нас ты льстишь?
– Никому, – отозвался я. – Различия меж вами существенны для тех парней, что проводят жизнь в своем болоте, а не шатаются среди звезд. А я – старый мужчина со Старой Земли, где когда-то насчитывалось множество рас и народов, и я привык к разнообразию. Разнообразие красоты – это самое удивительное, что только можно себе представить, дорогая. Хочешь, я расскажу тебе… – Тут я взглянул на экран голопроектора и хлопнул себя по лбу. – Но зачем рассказывать? Мы можем поглядеть!
Шандра вопросительно приподняла брови, но я уже давал задание компьютеру. Я распорядился, чтоб нам показали прекраснейших женщин, всех признанных красавиц, известных на Земле с древности и до эпохи космических перелетов. Я пожелал увидеть их нагими, в трехмерном изображении (“Цирцея” при необходимости могла сделать компьютерную реконструкцию) и в самых разнообразных позах – но предпочтительно стоя. Этих прелестниц могла набраться добрая тысяча, и я приказал, чтобы каждая маячила перед нами не больше десяти секунд – вместе со сведениями о ее этнической принадлежности.
– “Цирцее понадобится пара минут, чтобы выполнить эту программу, – сказал я, поворачиваясь к Шандре. – Знаешь, мне самому любопытно взглянуть, что у нас выйдет… Половина из этих женщин наверняка относится к народам, уже не существующим ни на Земле, ни в космосе. Одни вымерли в глубокой древности, другие исчезли, слившись с остальным земным населением… Но кое-кто сохранился – те, кто эмигрировал в первое тысячелетие космической экспансии, породив новые расы в новых мирах. Впрочем, эти миры называют теперь не новыми, а Старыми – Логрес, Исс, Лайонес, Пенелопа, Камелот, Панджеб, Эдем, Эскалибур и дюжина других… А вот и наша первая голограмма!
Это была японка, хрупкая и изящная, как цветок лилии. За ней последовали девушки из Тироля, Индии, Мозамбика, Северного Китая; десять секунд перед нами кружилась смуглая красавица-маори с Новой Гвинеи, потом возникли черноглазая франко-вьетнамка с золотистой кожей, светловолосая девушка из Белоруссии, итальянка, испанка, грузинка, женщина из племени туарегов, узбечка с сотней косичек, свисавших до плеч…
Шандра шевельнулась в гамаке, и я остановил демонстрацию.
– Ты находишь их красивыми? – с сомнением спросила она.
– Ну, каждая в своем роде… Видишь ли, критерии прекрасного неоднократно менялись, и можно сказать, что это понятие есть функция времени и места. Я думаю, что сакс с холмов Ноттингемпшира и ассириец из Ниневии не оценили бы по достоинству красотку племени навахо… Но это – древность, моя милая, седая старина, когда мир был раздроблен на тысячу глухих углов и их обитатели не видели дальше собственного носа! А в мою эпоху – я имею в виду, в то столетие, когда я родился, – люди мыслили гораздо шире, и понимание прекрасного изменилось. Так что я полагаю, что эта девчушка с косичками, как и все остальные, смуглые, темнокожие и белые, ни в чем не уступит нашей Кассильде. Кроме, быть может, энергии и напора…
Шандра расхохоталась, потом призадумалась. Я уже предчувствовал ее следующий вопрос.
– Грэй, но какая нравится тебе больше всех? – Вот эта.
Я быстро прогнал изображение, и перед нами возникла девушка-датчанка, очень похожая на Шандру – только глаза у нее были голубыми да скулы чуть поуже. Сказать по правде, я смог бы выбрать кое-кого из предыдущего списка, что не давало Шандре повода для ревности – ведь все эти женщины были мертвы по крайней мере двадцать тысяч лет. Но все же я остановился именно на этой. Мудрость супружеской жизни, которую я усвоил к зрелым годам, такова: делай приятное своей избраннице, и все будет в порядке. В относительном порядке, так как случались и исключения – например, первая из моих жен и еще Йоко, которую я подобрал на Аматерасу.
Тем временем Шандра критически рассматривала датскую леди, оценивая мой выбор.
– Она похожа на мерфийку, Грэм, хотя ростом не вышла. Или это я слишком высокая?.. Ты можешь что-нибудь рассказать о ней?
– Только то, что известно “Цирцее”. Как выяснилось, голубоглазая датчанка с полным правом пребывала в моих компьютерных файлах, выиграв во времена оны конкурс красавиц Копенгагена. К тому же о ней пару раз упоминалось в биографии ее ученого правнука, который жил на Логресе и занимался то ли социальной динамикой, то ли динамической социологией. Я даже удостоился чести познакомиться с ним; в те времена я возвращался на Землю и прихватил его письмо для родичей, призывавшее их эмигрировать с перенаселенной планеты. Я совсем забыл об этом эпизоде, но теперь мне вспомнилось, что родственников социолога я так и не нашел и передал письмо датским властям, сохранив копию в памяти “Цирцеи”. Вот таким образом эта девушка и попала в мой банк данных и сейчас ожила перед нами в голографическом изображении, через двадцать тысячелетий после того, как ее прах смешался с землей… Почти бессмертие, клянусь всеми Черными Дырами космоса!
Я велел возобновить демонстрацию. Шандра, полюбовавшись еще на нескольких златовласых красавиц, сказала:
– Грэм, дорогой, ты ведь не выбрал эту датчанку лишь потому, что мы с ней похожи?
– Конечно, нет! – соврал я с невозмутимым видом, как полагается прожженному спейстрейдеру и старому космическому волку. – Понимаешь, милая, мои сексуальные предпочтения, как у любого человека, заложены в генах и унаследованы мной от предков. Не от тех, что жили в штате Огайо и пару сотен лет звались американцами, а от настоящих предков, насельников Европы. Сейчас я тебе покажу, откуда я родом…
Перед нами возникла карта восточного земного полушария.
– Дай Европу крупным масштабом, – велел я “Цирцее”. – Широты – от Мурманска на севере до Гибралтара на юге, долготы – от Ирландии до… ммм… тоже до Мурманска. Обозначь страны в границах двадцать первого столетия – Англию, Францию, Германию, Данию, Швецию. Выполняй! Изображение дрогнуло и сменилось.
– Взгляни, – я повернулся к Шандре, – здесь некогда жили величайшие земные сказочники – Андерсен, Аста Линрен, Перр, братья Гримм и Джон Толкиен… Ты читала их истории у Ван дер Паулсбона и в других книгах. Помнишь? Ее глаза расширились.
– Помню… А Боб Гарвард, придумавший Конана, тоже жил здесь?
– Его предки, как и мои, родом отсюда, но сам Гарвард жил и умер на западном материке, который называется Америкой. Я тоже американец, дорогая, хотя теперь это ничего не значит… Но мое имя – Френч, и я уверен, что когда-то мои предки обитали тут, в стране Перра, – я показал на Францию, – затем перебрались в страну Толкиена, а уж после этого переплыли океан и сделались американцами. Должен тебе сказать, что во Франции и Англии, где мой род обитал восемь или девять столетий, предпочитали женщин твоего типа – светловолосых, с синими или зелеными глазами. Правда, они были не такими высокими, как мерфийки, но сейчас люди выше, чем в старину, – кроме тех, кто попал в мир с высоким тяготением. – Я обнял Шандру, поцеловал ее пониже розового ушка и прошептал:
– Теперь ты понимаешь, что я вовсе не собирался тебе льстить? Страсть к златовласым принцессам просто заложена в моих генах. Это было не правдой, но как часто мы лжем, чтобы доставить радость своим любимым! Я-не исключение, и я считаю, что подобная ложь – не грех и что в моем личном Раю мужья всегда лгут женам, утверждая, что прекрасней их нет женщин на всем белом свете. Ибо во все времена подобная ложь являлась залогом счастливого супружества.
От моих слов Шандра расцвела и в самом деле стала похожей на принцессу из зачарованного замка. Я опять поцеловал ее, сожалея, что сам я-не юный сказочный принц, а всего лишь бродяга-торговец, за которым волочится шлейф бесконечных тысячелетий – такой же длинный, как хвост динозавра.
Впрочем, это не помешало мне любить ее с пылом юной страсти. Мы совершили переход в поле Ремсдена и, очутившись в восьми астроединицах от золотого солнца Малакандры, направились к планете, легли в дрейф и отрапортовали о своем прибытии. Местная звезда была не столь горячей, как барсумийское светило, но обитаемый мир находился к ней ближе, чем Бар-сум к своему солнцу. В результате климат на Мала-кандре имел шанс сделаться не просто тропическим, а буквально невыносимым, но два ее материка – к счастью для земных переселенцев – тяготели К полюсам. Так что, хоть там и было жарковато, зной не являлся препятствием для колонизации.
Малакандра, подобно Барсуму, Старый Мир, найденный и освоенный в двадцать шестом столетии – а это значит, что с местной цивилизацией мы почти одногодки. Культура Малакандры высока и отличается изысканной утонченностью; если сравнивать с Барсумом, тут не любят грубых забав вроде футбола, предпочитая им художественную гимнастику – в основном в постели. Мир этот богат минералами, почвы его щедры, континенты и океан кишат всевозможной живностью, а роботы (которых на Малакандре десяток на каждого аборигена) отличаются усердием и есть не просят. Словом, все условия для процветания!
И Малакандра процветает, а в особенности – биологические науки. Это местная традиция, связанная, согласно легенде, с колонизацией данного мира, которая являлась своеобразный евгеническим и социальным экспериментом. На Малакандру переселялись исключительно из Южной Африки, а этот земной регион столь изнемог от бесконечных расовых конфликтов, что их продолжение в новом мире. страшило всех и каждого. Дабы избежать грядущих неурядиц, эмигрантов отбирали среди смешанных пар, требуя, чтобы один из супругов был обязательно чернокожим, а другой – белым. Из тех первопоселенцев до нынешней эпохи не дожил никто, но они породили расу малакандрийцев, не черных и не белых, а цвета кофе с молоком, с весьма приятной внешностью и легким нравом. Несмотря на такое происхождение, я бы поостерегся назвать их мулатами; ведь это земной термин, бытовавший уйму столетий назад, а все эти столетия переселенцы прове ли на Малакандре, и она перекроила их на свой манер. Изредка меж ними попадаются светловолосые и рыжие, с серыми и синими глазами, но и среди брюнетов негроидных черт, пожалуй, не заметишь. Самым распространенным был арабо-семитский тип, в чем я усматривал влияние жарких пустынь, покрывавших большую часть малакандрийских континентов.
Политический климат на Малакандре был чрезвычайно устойчив, поскольку планета являлась просвещенной монархией. Мне кажется, что такой режим лучше всего противостоит соблазну разнузданной демократии и коммунистическим идеям – равно как и фашизму, капитализму, феодализму, теократической диктатуре и полной анархии. Просто поражаешься, сколь многое может сделать для своих подданных просвещенный монарх! Особенно если его генетическая линия подвергнута
Тщательной корректировке, дабы привить ее царственным представителям благородную сдержанность, терпимость и необходимую твердость. Согласно малакандрийской конституции оба местных материка поделены на сорок пять краалей, управляемых губернаторами; все губернаторы – внебрачные потомки царствующего короля, что делает политическую систему Малакандры исключительно стабильной. Сам монарх, Его Краальское Величество Ван Дейк Умслопогас Номер Такой-То, плодит детей, вручает министерские портфели и издает законы; за их выполнением следит наследный принц – по совместительству премьер-министр. За все прошедшие тысячелетия на Малакандре сменилось лишь двадцать три монарха – а это, согласитесь, случай уникальный! При этом все владыки отправлялись в мир иной не в результате заговоров или бунтов, а только по собственной неосторожности, в силу тех самых непредсказуемых причин, которые препятствуют нам, обладаггелям КР, жить вечно. Три или четыре короля были растерзаны во время охотничьих сафари – причем так, что клонировать их не представлялось возможным; двое утонули; еще двое пали жертвой любви к альпинизму; один свалился с шабна на скачках и сломал шею; кое-кто умер во сне – вероятно, после обильных пиров, возлияний и развлечений с наложницами. Не помню, что случилось с остальными, но уверен, что никто из них не был задушен, отравлен или располосован излучателем.
Рай, скажете вы? Должен вас разочаровать – только самое первое к нему приближение. Хоть на Малакандре не свергали королей и стремились к покою и порядку, во всем прочем этот мир был далек от совершенства. Здесь обитали люди, а не ангелы, и этих людей снедали честолюбие, гордыня, тяга к земным благам и плотским наслаждениям, зависть и ревность, суесловие, карьеризм, кокетство, жадность и тысяча других греховных чувств. Кое с чем я мог бы примириться, так как сам страдаю такими же пороками, но другие казались мне не слишком подходящими для райской обители.
Впрочем, все это – суета сует и всяческая суета. Главное же заключалось в том, что тяготение на Малакандре равно стандартному, и, следовательно, конституция аборигенов близка к норме. Никакой барсумийской субтильности или массивности обитателей Сан-Брендана! Здесь жили обычные люди, с обычным понятием о красоте, а значит, они могли оценить мою Шандру по достоинству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Я попытался втолковать это Шандре, но, потрясенная величием Мироздания, она была не расположена к философским проблемам. Она наслаждалась! Она впитывала сказочное сияние звезд, она грезила наяву, она поддалась очарованию вечности… Мне пришлось чуть ли не силой затаскивать ее в теплые, безопасные, но такие будничные недра нашего корабля!
Она уже свободно ориентировалась в жилой зоне, и я начал знакомить ее с отсеками гидропоники. Их было почти два десятка, у каждого – свое назначение, и я называл их по-разному – то своим огородом и садом, то теплицами и оранжереями, то зоопарком и хлевом. Собственно, гидропонные культуры располагались в двенадцати секциях: овощи, зелень, низкорослые фруктовые деревья (специально выведенные для первых космопроходцев), ягодные кусты и виноградная лоза, оплетавшая при низком тяготении потолок и стены. Два самых просторных отсека, таких же больших, как гимнастический зал, но поменьше, чем главный салон, были отведены для сада и зверинца. О зверинце я уже рассказывал (добавлю только, что одно из отделений отводилось для аквариумов), а что касается сада, то я завел его исключительно из ностальгических соображений. Пользы от этих цветочных клумб, серебристых елей и канадских кленов не было никакой, но временами так приятно опуститься в траву под настоящим деревом! Остальные отсеки предназначались для моей кормилицы коровы, для хранения оплодотворенных яйцеклеток и для водорослей. Хлорелла-мутант была главным источником кислорода, поступавшего в систему жизнеобеспечения “Цирцеи”, что позволяло создать замкнутый цикл газообмена. Разумеется, как все прочие животные и растения, водоросли подверглись процедуре КР и были практически вечными.
Сад пленил Шандру, и почти три недели она не вылезала из гамака, подвешенного между двух кленов. То были дни, когда она выздоравливала после удаления аппендикса и кое-каких других операций; автоматический хирург провел их виртуозно, но все же возиться в гимнастическом зале его пациентке не рекомендовалось. Я решил повременить с прыжком и почти все время проводил с Шандрой, установив в саду переносной голопроектор. Большей частью мы болтали, а если нам надоедало разговаривать, вся фильмотека “Цирцеи” была к нашим услугам. Разумеется, имя Кассильды часто всплывало в наших беседах. Я чувствовал, что Шандра привязалась к ней, хоть сходства меж ними было не больше, чем между лебедушкой и орлицей. Каждая из них по-своему красива, но это разная красота: лебедь пленяет изяществом и грацией, орел – энергией и грозной силой. Но, как ни крути, Кассильда была единственной подругой Шандры, единственным человеком, кроме меня, относившимся к ней по-доброму и с любовью. Много ли значило то, что они были так несхожи?
– Знаешь, дорогой, – сказала как-то Шандра, – я попросила “Цирцею” сравнить нас… ну, по физическим параметрам, как ты это называешь. И что же получилось? – Она в притворном ужасе всплеснула руками. – У нас совпадают только три характеристики – рост, очертания глазных впадин и длина ступни! Все остальное – вес, пигментация кожи, форма черепа, объем груди и бедер – все, все различно! Мы даже свет отражаем по-разному! Однако, – тут Шандра не без лукавства покосилась на меня, – ты считаешь, что мы обе – красивы. Кому же из нас ты льстишь?
– Никому, – отозвался я. – Различия меж вами существенны для тех парней, что проводят жизнь в своем болоте, а не шатаются среди звезд. А я – старый мужчина со Старой Земли, где когда-то насчитывалось множество рас и народов, и я привык к разнообразию. Разнообразие красоты – это самое удивительное, что только можно себе представить, дорогая. Хочешь, я расскажу тебе… – Тут я взглянул на экран голопроектора и хлопнул себя по лбу. – Но зачем рассказывать? Мы можем поглядеть!
Шандра вопросительно приподняла брови, но я уже давал задание компьютеру. Я распорядился, чтоб нам показали прекраснейших женщин, всех признанных красавиц, известных на Земле с древности и до эпохи космических перелетов. Я пожелал увидеть их нагими, в трехмерном изображении (“Цирцея” при необходимости могла сделать компьютерную реконструкцию) и в самых разнообразных позах – но предпочтительно стоя. Этих прелестниц могла набраться добрая тысяча, и я приказал, чтобы каждая маячила перед нами не больше десяти секунд – вместе со сведениями о ее этнической принадлежности.
– “Цирцее понадобится пара минут, чтобы выполнить эту программу, – сказал я, поворачиваясь к Шандре. – Знаешь, мне самому любопытно взглянуть, что у нас выйдет… Половина из этих женщин наверняка относится к народам, уже не существующим ни на Земле, ни в космосе. Одни вымерли в глубокой древности, другие исчезли, слившись с остальным земным населением… Но кое-кто сохранился – те, кто эмигрировал в первое тысячелетие космической экспансии, породив новые расы в новых мирах. Впрочем, эти миры называют теперь не новыми, а Старыми – Логрес, Исс, Лайонес, Пенелопа, Камелот, Панджеб, Эдем, Эскалибур и дюжина других… А вот и наша первая голограмма!
Это была японка, хрупкая и изящная, как цветок лилии. За ней последовали девушки из Тироля, Индии, Мозамбика, Северного Китая; десять секунд перед нами кружилась смуглая красавица-маори с Новой Гвинеи, потом возникли черноглазая франко-вьетнамка с золотистой кожей, светловолосая девушка из Белоруссии, итальянка, испанка, грузинка, женщина из племени туарегов, узбечка с сотней косичек, свисавших до плеч…
Шандра шевельнулась в гамаке, и я остановил демонстрацию.
– Ты находишь их красивыми? – с сомнением спросила она.
– Ну, каждая в своем роде… Видишь ли, критерии прекрасного неоднократно менялись, и можно сказать, что это понятие есть функция времени и места. Я думаю, что сакс с холмов Ноттингемпшира и ассириец из Ниневии не оценили бы по достоинству красотку племени навахо… Но это – древность, моя милая, седая старина, когда мир был раздроблен на тысячу глухих углов и их обитатели не видели дальше собственного носа! А в мою эпоху – я имею в виду, в то столетие, когда я родился, – люди мыслили гораздо шире, и понимание прекрасного изменилось. Так что я полагаю, что эта девчушка с косичками, как и все остальные, смуглые, темнокожие и белые, ни в чем не уступит нашей Кассильде. Кроме, быть может, энергии и напора…
Шандра расхохоталась, потом призадумалась. Я уже предчувствовал ее следующий вопрос.
– Грэй, но какая нравится тебе больше всех? – Вот эта.
Я быстро прогнал изображение, и перед нами возникла девушка-датчанка, очень похожая на Шандру – только глаза у нее были голубыми да скулы чуть поуже. Сказать по правде, я смог бы выбрать кое-кого из предыдущего списка, что не давало Шандре повода для ревности – ведь все эти женщины были мертвы по крайней мере двадцать тысяч лет. Но все же я остановился именно на этой. Мудрость супружеской жизни, которую я усвоил к зрелым годам, такова: делай приятное своей избраннице, и все будет в порядке. В относительном порядке, так как случались и исключения – например, первая из моих жен и еще Йоко, которую я подобрал на Аматерасу.
Тем временем Шандра критически рассматривала датскую леди, оценивая мой выбор.
– Она похожа на мерфийку, Грэм, хотя ростом не вышла. Или это я слишком высокая?.. Ты можешь что-нибудь рассказать о ней?
– Только то, что известно “Цирцее”. Как выяснилось, голубоглазая датчанка с полным правом пребывала в моих компьютерных файлах, выиграв во времена оны конкурс красавиц Копенгагена. К тому же о ней пару раз упоминалось в биографии ее ученого правнука, который жил на Логресе и занимался то ли социальной динамикой, то ли динамической социологией. Я даже удостоился чести познакомиться с ним; в те времена я возвращался на Землю и прихватил его письмо для родичей, призывавшее их эмигрировать с перенаселенной планеты. Я совсем забыл об этом эпизоде, но теперь мне вспомнилось, что родственников социолога я так и не нашел и передал письмо датским властям, сохранив копию в памяти “Цирцеи”. Вот таким образом эта девушка и попала в мой банк данных и сейчас ожила перед нами в голографическом изображении, через двадцать тысячелетий после того, как ее прах смешался с землей… Почти бессмертие, клянусь всеми Черными Дырами космоса!
Я велел возобновить демонстрацию. Шандра, полюбовавшись еще на нескольких златовласых красавиц, сказала:
– Грэм, дорогой, ты ведь не выбрал эту датчанку лишь потому, что мы с ней похожи?
– Конечно, нет! – соврал я с невозмутимым видом, как полагается прожженному спейстрейдеру и старому космическому волку. – Понимаешь, милая, мои сексуальные предпочтения, как у любого человека, заложены в генах и унаследованы мной от предков. Не от тех, что жили в штате Огайо и пару сотен лет звались американцами, а от настоящих предков, насельников Европы. Сейчас я тебе покажу, откуда я родом…
Перед нами возникла карта восточного земного полушария.
– Дай Европу крупным масштабом, – велел я “Цирцее”. – Широты – от Мурманска на севере до Гибралтара на юге, долготы – от Ирландии до… ммм… тоже до Мурманска. Обозначь страны в границах двадцать первого столетия – Англию, Францию, Германию, Данию, Швецию. Выполняй! Изображение дрогнуло и сменилось.
– Взгляни, – я повернулся к Шандре, – здесь некогда жили величайшие земные сказочники – Андерсен, Аста Линрен, Перр, братья Гримм и Джон Толкиен… Ты читала их истории у Ван дер Паулсбона и в других книгах. Помнишь? Ее глаза расширились.
– Помню… А Боб Гарвард, придумавший Конана, тоже жил здесь?
– Его предки, как и мои, родом отсюда, но сам Гарвард жил и умер на западном материке, который называется Америкой. Я тоже американец, дорогая, хотя теперь это ничего не значит… Но мое имя – Френч, и я уверен, что когда-то мои предки обитали тут, в стране Перра, – я показал на Францию, – затем перебрались в страну Толкиена, а уж после этого переплыли океан и сделались американцами. Должен тебе сказать, что во Франции и Англии, где мой род обитал восемь или девять столетий, предпочитали женщин твоего типа – светловолосых, с синими или зелеными глазами. Правда, они были не такими высокими, как мерфийки, но сейчас люди выше, чем в старину, – кроме тех, кто попал в мир с высоким тяготением. – Я обнял Шандру, поцеловал ее пониже розового ушка и прошептал:
– Теперь ты понимаешь, что я вовсе не собирался тебе льстить? Страсть к златовласым принцессам просто заложена в моих генах. Это было не правдой, но как часто мы лжем, чтобы доставить радость своим любимым! Я-не исключение, и я считаю, что подобная ложь – не грех и что в моем личном Раю мужья всегда лгут женам, утверждая, что прекрасней их нет женщин на всем белом свете. Ибо во все времена подобная ложь являлась залогом счастливого супружества.
От моих слов Шандра расцвела и в самом деле стала похожей на принцессу из зачарованного замка. Я опять поцеловал ее, сожалея, что сам я-не юный сказочный принц, а всего лишь бродяга-торговец, за которым волочится шлейф бесконечных тысячелетий – такой же длинный, как хвост динозавра.
Впрочем, это не помешало мне любить ее с пылом юной страсти. Мы совершили переход в поле Ремсдена и, очутившись в восьми астроединицах от золотого солнца Малакандры, направились к планете, легли в дрейф и отрапортовали о своем прибытии. Местная звезда была не столь горячей, как барсумийское светило, но обитаемый мир находился к ней ближе, чем Бар-сум к своему солнцу. В результате климат на Мала-кандре имел шанс сделаться не просто тропическим, а буквально невыносимым, но два ее материка – к счастью для земных переселенцев – тяготели К полюсам. Так что, хоть там и было жарковато, зной не являлся препятствием для колонизации.
Малакандра, подобно Барсуму, Старый Мир, найденный и освоенный в двадцать шестом столетии – а это значит, что с местной цивилизацией мы почти одногодки. Культура Малакандры высока и отличается изысканной утонченностью; если сравнивать с Барсумом, тут не любят грубых забав вроде футбола, предпочитая им художественную гимнастику – в основном в постели. Мир этот богат минералами, почвы его щедры, континенты и океан кишат всевозможной живностью, а роботы (которых на Малакандре десяток на каждого аборигена) отличаются усердием и есть не просят. Словом, все условия для процветания!
И Малакандра процветает, а в особенности – биологические науки. Это местная традиция, связанная, согласно легенде, с колонизацией данного мира, которая являлась своеобразный евгеническим и социальным экспериментом. На Малакандру переселялись исключительно из Южной Африки, а этот земной регион столь изнемог от бесконечных расовых конфликтов, что их продолжение в новом мире. страшило всех и каждого. Дабы избежать грядущих неурядиц, эмигрантов отбирали среди смешанных пар, требуя, чтобы один из супругов был обязательно чернокожим, а другой – белым. Из тех первопоселенцев до нынешней эпохи не дожил никто, но они породили расу малакандрийцев, не черных и не белых, а цвета кофе с молоком, с весьма приятной внешностью и легким нравом. Несмотря на такое происхождение, я бы поостерегся назвать их мулатами; ведь это земной термин, бытовавший уйму столетий назад, а все эти столетия переселенцы прове ли на Малакандре, и она перекроила их на свой манер. Изредка меж ними попадаются светловолосые и рыжие, с серыми и синими глазами, но и среди брюнетов негроидных черт, пожалуй, не заметишь. Самым распространенным был арабо-семитский тип, в чем я усматривал влияние жарких пустынь, покрывавших большую часть малакандрийских континентов.
Политический климат на Малакандре был чрезвычайно устойчив, поскольку планета являлась просвещенной монархией. Мне кажется, что такой режим лучше всего противостоит соблазну разнузданной демократии и коммунистическим идеям – равно как и фашизму, капитализму, феодализму, теократической диктатуре и полной анархии. Просто поражаешься, сколь многое может сделать для своих подданных просвещенный монарх! Особенно если его генетическая линия подвергнута
Тщательной корректировке, дабы привить ее царственным представителям благородную сдержанность, терпимость и необходимую твердость. Согласно малакандрийской конституции оба местных материка поделены на сорок пять краалей, управляемых губернаторами; все губернаторы – внебрачные потомки царствующего короля, что делает политическую систему Малакандры исключительно стабильной. Сам монарх, Его Краальское Величество Ван Дейк Умслопогас Номер Такой-То, плодит детей, вручает министерские портфели и издает законы; за их выполнением следит наследный принц – по совместительству премьер-министр. За все прошедшие тысячелетия на Малакандре сменилось лишь двадцать три монарха – а это, согласитесь, случай уникальный! При этом все владыки отправлялись в мир иной не в результате заговоров или бунтов, а только по собственной неосторожности, в силу тех самых непредсказуемых причин, которые препятствуют нам, обладаггелям КР, жить вечно. Три или четыре короля были растерзаны во время охотничьих сафари – причем так, что клонировать их не представлялось возможным; двое утонули; еще двое пали жертвой любви к альпинизму; один свалился с шабна на скачках и сломал шею; кое-кто умер во сне – вероятно, после обильных пиров, возлияний и развлечений с наложницами. Не помню, что случилось с остальными, но уверен, что никто из них не был задушен, отравлен или располосован излучателем.
Рай, скажете вы? Должен вас разочаровать – только самое первое к нему приближение. Хоть на Малакандре не свергали королей и стремились к покою и порядку, во всем прочем этот мир был далек от совершенства. Здесь обитали люди, а не ангелы, и этих людей снедали честолюбие, гордыня, тяга к земным благам и плотским наслаждениям, зависть и ревность, суесловие, карьеризм, кокетство, жадность и тысяча других греховных чувств. Кое с чем я мог бы примириться, так как сам страдаю такими же пороками, но другие казались мне не слишком подходящими для райской обители.
Впрочем, все это – суета сует и всяческая суета. Главное же заключалось в том, что тяготение на Малакандре равно стандартному, и, следовательно, конституция аборигенов близка к норме. Никакой барсумийской субтильности или массивности обитателей Сан-Брендана! Здесь жили обычные люди, с обычным понятием о красоте, а значит, они могли оценить мою Шандру по достоинству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43