Дверь была прикрыта неплотно, а комната оказалась пустой. Я вернулась в коридор и огляделась, прошла немного вперед и увидела мужчину. Вряд ли я смогла бы узнать его, но он назвал меня Полиной, и я поняла — это тот человек, с которым я разговаривала вчера. Он торопливо шагнул навстречу и взял меня за руку.
— Как вы себя чувствуете?
— Что? — не поняла я. — Извините. Хорошо. То есть, я хотела сказать…
— Давайте пройдем в кабинет. — Меня раздражал его голос и его рука на моем локте. — Послушайте, не стоит вам его видеть. Попросите кого-нибудь из друзей. Бумаги готовы, закажите… все необходимое…
— Да вы спятили! — рявкнула я, выдернув локоть, и побежала по коридору.
Здание морга, низкое, с закрашенными белой краской окнами, притулилось в глубине двора. Дверь была открыта, и я вошла. В комнате, выложенной голубой плиткой, толстая тетка мыла руки, стоя возле раковины ко мне спиной, и говорила кому-то, повернувшись к распахнутой настежь двери в соседнее помещение:
— Чего там обмывать, одна головешка… Услышав, как хлопнула дверь, она повернулась и выжидательно уставилась на меня.
— Мой муж… — собравшись с силами, выдохнула я. — Вчера привезли…
— После аварии? — сморщив лицо, спросила тетка. — Вон там на стене прейскурант…
— Можно мне его увидеть? Она растерянно моргнула, потом подошла поближе, молча глядя мне в лицо, и вдруг сказала:
— Ты вот что, милая, ты сядь… вот сюда на стул…
— Не беспокойтесь, я хорошо себя чувствую.
— Не похоже. Не надо тебе на него смотреть. Таких в закрытом гробу хоронят. Мы все сделаем…
— Я хочу его видеть, — зло повторила я. Тетка попятилась.
— Ну… Идем…
В дверях мы едва не столкнулись с пожилой женщиной в грязном халате, она посмотрела на меня без одобрения и перевела взгляд на коллегу.
— Это его жена, — торопливо пояснила моя провожатая.
Я сделала еще шаг и увидела каталку, а вслед за этим… “Это не правда”, — пронеслось у меня в голове, и я начала медленно оседать на пол.
Резкий запах нашатыря привел меня в чувство, я привалилась к стене, а взгляд мой искал каталку и то, что на ней.
— Все в порядке, — хрипло сказала я. — Не беспокойтесь. — И заставила себя подойти.
При виде того, что представлял собой труп, мутился рассудок. Я не должна была приходить сюда. Глеб остался бы в моей памяти красивым сильным мужчиной, а теперь, думая о нем, я буду видеть лишь то, что вижу сейчас. Я никогда не смогу избавиться от этого.
Я заплакала в бессилии, кусая губы, и вдруг поймала себя на мысли, что отказывалась верить в то, что до жути обгорелый труп передо мной — это Глеб. Все во мне протестовало, точно это злая шутка, которая ни при каких обстоятельствах не может быть правдой.
— Это не он! — решила я, не сразу сообразив, что кричу, а потом наступило спасительное беспамятство.
Когда я пришла в себя, за окном шел дождь. Я лежала на кушетке, надо мной склонился врач и монотонно что-то говорил. Я не очень-то слушала, боязливо косилась за его спину, где угадывалась дверь, и мысленно повторяла: “Это не Глеб. Я же знаю, это не он”.
Мысль эта помогла мне собраться с силами. Я сделалась очень спокойной и даже договорилась с женщинами обо всем необходимом. “Это не имеет никакого отношения к Глебу”, — думала я при этом и поторопилась уйти. Я почти смогла убедить себя в том, что так оно и есть на самом деле, но, вернувшись домой и собирая его вещи, я вновь почувствовала страшную тоску и отчаяние, и никакие спасительные мысли мне уже не помогали. Я каталась по полу и выла, отбрасывала прочь костюм, и зарывалась в него лицом, и вновь отбрасывала, и, как в бреду, твердила:
— Господи, господи… — не зная, что просить у бога.
Телефонный звонок прозвучал в осиротевшей квартире как набат. Я бросилась к телефону с нелепой мыслью, что труп в морге в самом деле кто-то другой, что все как-нибудь разъяснится и Глеб, живой и невредимый, вдруг скажет: “Как дела, дорогая?”
— Полина… — Голос звучал испуганно. — Это Володя. Можно, мы приедем?
— Да, — ответила я разочарованно и бросила трубку, жалея, что согласилась, мне никто не был нужен, никто, никто…
Они приехали очень быстро, должно быть, звонили уже по дороге. Я пошла открывать и увидела Володю с женой, ее звали Светлана. Владимир Сергеевич Калганов был нашим адвокатом, его рекомендовал нам один мой знакомый. Володя оказался не только хорошим адвокатом, но и приятным человеком, и мы очень скоро подружились. Светлана, с красными от слез глазами, молча обняла меня и всхлипнула. Мне же это безмолвное выражение соболезнования было неприятно и даже тягостно. Впрочем, неизвестно, как бы я вела себя в подобной ситуации.
Я попыталась взять себя в руки, боясь, что позволю себе что-нибудь резкое и совершенно несправедливое в адрес моих друзей.
— Даже не знаю, что сказать, — пробормотал Володя. — Это… это как гром среди ясного неба. Я узнал полчаса назад. Почему ты не позвонила?
— Прости, — покачала я головой, — я плохо соображаю, что нужно делать. Вот собрала вещи, — кивнула я на кресло и зарыдала. Светлана бросилась ко мне, а Володя с потерянным видом пялился на костюм моего мужа.
Через какое-то время я понемногу успокоилась, Света заварила чай, и мы устроились в гостиной.
— Все, что связано с похоронами, — хмуро начал Володя, — я беру на себя. И не спорь. Так будет лучше. Экспертизу провели… можно забрать тело… Прости, что я говорю все это… — Он закрыл глаза ладонью, точно желая избавиться от наваждения. — Ты знаешь, что Глеб завещал себя кремировать?
— Что? — нахмурилась я.
— Он хотел, чтобы его кремировали. Такова его воля, выраженная в завещании, которое хранится у меня.
— Но почему? — пробормотала я, сама толком не зная, кому адресован этот вопрос.
— Я тебя понимаю, — кивнул Володя. — Решать, конечно, тебе. Но его волю я обязан…
— Если Глеб хотел этого… — растерялась я, закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала.
— Тебе лучше пожить у нас, — обнимая меня, сказала Светлана.
— Нет, — резко ответила я. — Нет. Я хочу побыть одна. Извините. Обо мне не беспокойтесь, все в порядке… Только надо свыкнуться с мыслью…
Света заплакала, в глазах ее мужа тоже стояли слезы. Я торопливо отвернулась.
Они ушли уже за полночь, так и не уговорив меня поехать к ним. На предложение остаться у меня я тоже ответила отказом. Мне хотелось побыть одной, отдаться своему горю, выть и кричать, не сдерживая себя. Иначе можно лишиться разума.
Где-то около двух, когда я сидела на полу, раскачиваясь из стороны в сторону и тоненько поскуливая, зазвонил телефон.
— Ты не спишь? — виновато спросил Володя.
— Нет.
— Я вот что хотел… надо сообщить родственникам. Этим может заняться Светлана. Она приедет утром. Хорошо?
— Да-да, спасибо, — поспешно ответила я и бросила трубку.
Потом поднялась и прошла в комнату Глеба. “Родственники, — крутилось в голове, — родственники…” Насколько мне известно, родственников у него не было. Мать умерла шесть лет назад, другой родни просто не наблюдалось, если не считать отчима, с которым Глеб, кажется, поддерживал отношения. Я должна ему сообщить. Он живет в Екатеринбурге. Где-то в бумагах Глеба наверняка должен быть адрес. Я села за стол, выдвинула верхний ящик и достала записную книжку, судя по записям, муж начал ее всего месяц назад. Другой в столе не оказалось. Счета, кипа ненужных бумаг: гарантия на телевизор и прочая чушь, страховки, потрепанный фантастический роман и пособие начинающему рыболову. Никаких личных записей или просто клочка бумаги с телефонным номером. Не помню, чтобы Глеб получал письма или кому-то звонил, я имею в виду своих личных знакомых. Только отчиму. Но и с ним при мне не разговаривал, просто сообщал: “Пойду позвоню отчиму”. Навестить же отчима никогда не предлагал, да мне бы и в голову не пришло ехать в Екатеринбург…
Я еще немного порылась в бумагах. Ничего существенного. Что-то вроде беспокойства закралось мне в душу: должно же было хоть что-то остаться. Впрочем, если заглянуть в мой стол, вряд ли там обнаружится что-то интересное. Никаких писем и открыток, потому что родственников у меня тоже нет. А телефоны и адреса общих знакомых в электронной книжке в прихожей.
Я потерянно оглядела комнату. Наша свадебная фотография на тумбочке. Ее сделали, когда мы выходили из загса, обычный любительский снимок. Я уткнула нос в букет цветов так, что лица почти не видно, Глеб в этот момент повернул голову ко мне, и на фото его лицо неузнаваемо. Часть щеки и затылок. Это единственная фотография. Я терпеть не могу фотографироваться, и Глеб, по-моему, этого тоже не любил. Отправляясь в загс, ни о видеокамере, ни о фотографиях он не позаботился. Володя, узнав об этом, расстроился и поймал какого-то самодеятельного фотографа. Теперь фотография — это все, что осталось у меня на память.
Мы познакомились год назад в Египте. Я приехала туда одна. Врачи настойчиво рекомендовали мне покой и смену впечатлений, сочетание, на мой взгляд, несколько неожиданное, но спорить я не стала. Наткнулась на объявление в газете “Отдых в Египте” и позвонила в турфирму. Оформлять визу не требовалось, загранпаспорт у меня был, в ближайшую субботу я вылетела в Хургаду и через несколько часов оказалась в отеле “Аладдин” с четырьмя звездочками на фасаде. Глаз радовали пальмы и экзотические цветы, так что с впечатлениями все было нормально. Отель представлял собой систему домиков, на два номера каждый, с симпатичной верандочкой, где было приятно посидеть вечером, глядя на небо с россыпью звезд.
Утром я отправилась на пляж, где и пробыла до двенадцати часов. После купания в море на меня напала лень, я сидела на веранде, разглядывала гирлянды цветов возле дома напротив и подумывала: не подремать ли немного?
Дорожка между домиками была вымощена плиткой, я услышала шаги и вскоре смогла лицезреть мужчину в шортах с полотенцем на плече, который поднялся на веранду двести сорок восьмого номера, как раз напротив меня, и устроился в кресле, бросив полотенце на ручку двери. Нас отделяло друг от друга метров пять, не более. Два человека сидят напротив и, разумеется, испытывают неловкость, в такой ситуации надо либо уйти, либо заговорить.
— Здравствуйте, — сказал он, чуть улыбнувшись, и я ответила:
— Здравствуйте.
Однако чувство неловкости не проходило, и, должно быть, по этой причине мужчина продолжил:
— Отличная погода.
"Дельное замечание, — подумала я, — если учесть, что в это время года здесь другой не бывает”.
— Да, погода прекрасная, — без намека на иронию согласилась я.
— Давно приехали?
— Вчера.
— В самом деле? Каким рейсом?
— В 14.20 из Шереметьева.
— Подумать только, я тоже. Странно, что я не видел вас в самолете.
— Ничего странного, столько народу отправляется в это время в Египет. — В этом месте я решила, что выполнила долг вежливости, и, поднимаясь, сказала:
— Приятного отдыха. — После чего скрылась в своем номере. Заводить знакомства я не стремилась, особенно с мужчинами. Надеюсь, мы с ним будем встречаться нечасто. Впрочем, номер у него двухместный, очень возможно, что отдыхает он не один и я беспокоюсь напрасно. Такому типу вряд ли придет в голову отдыхать в одиночестве. Либо крепкая мужская компания (подальше от дел и осточертевшего семейства), либо юная любовница: деньги потратишь небольшие, а пыль в глаза есть чем пустить.
Я размышляла об этом, стоя под душем, и вдруг поймала себя на мысли, что чересчур много думаю о соседе. Должно быть, он произвел на меня впечатление. Я пожала плечами, вышла из ванной, включила телевизор и завалилась спать.
Вечером, во время ужина, я вновь встретилась с соседом. Не успела я занять столик на двоих возле окна, как появился он. В светлых брюках и бледно-салатовой трикотажной рубашке с коротким рукавом он выглядел сокрушительно, женщины откровенно глазели на него. Высокий, спортивный, с шикарным загаром, стильной стрижкой, мужественным лицом, которое так нравится дамам, да еще в дорогих тряпках. Большие деньги здесь присутствовали вполне зримо. Манеры указывали на то, что деньги для нас в жизни не главное, мы относимся к ним философски, а вот себе цену знаем.
В общем, в другое время он меня бы, вне всякого сомнения, заинтересовал, но в тысячах километров отсюда был человек, которому я месяц назад дала твердое обещание и намеревалась сдержать его, оттого появление соседа не вызвало в моей душе ничего, кроме легкой досады.
— Простите, у вас свободно? — спросил он, и я кивнула.
По тому, как он смотрел на меня, стало ясно: моя неземная красота успела произвести на него впечатление, парень наверняка расстарался и теперь знал, что отдыхаю я в одиночестве, и, несомненно, рассчитывал на успех.
Я попыталась определить, сколько ему лет. Двадцать семь? Скорее всего больше. Возраст выдают глаза. Я бы дала лет тридцать пять. Лицо красивым не назовешь, но было в нем нечто… в общем, бальзам на женскую душу. Обручальное кольцо отсутствует, впрочем, это лишь показатель того, что человек не желает афишировать свое семейное положение. Загорелые руки с хорошо развитой мускулатурой наводили на мысль о первородном грехе, то есть настойчиво напоминали о том, что есть такая штука — секс и заниматься им с подобным типом одно удовольствие, по крайней мере, на удовольствие рассчитываешь.
Я перевела взгляд на его тарелку. Куски мяса и гора риса указывали на то, что организм у соседа здоровый и аппетит тоже. Мужики, подходящие к шведскому столу за листиком салата и долькой апельсина, всегда вызывали у меня настороженность.
Между тем, устроившись за столом и ласково поглядывая на меня, сосед предложил:
— Давайте познакомимся. Меня зовут Глеб. А вас?
— Полина, — ответила я.
— Очень приятно.
— Взаимно.
— Чем собираетесь заняться после ужина? Я пожала плечами:
— Никаких планов. Возможно, прогуляюсь или посижу на берегу.
— Я прочитал объявление. Сегодня здесь что-то вроде концерта. Танец живота. Не интересуетесь?
— Можно взглянуть, — опять пожала я плечами. К нам подошел официант.
— Что будете пить? — спросил меня Глеб.
— Чай, — ответила я.
— Отлично. Значит, я тоже чай.
С официантом Глеб объяснялся по-английски, языком, похоже, он владел в совершенстве. “Какая-нибудь столичная фирма, солидный пост”, — решила я. Принесли чай. Несмотря на мое внутреннее сопротивление, Глебу удалось меня разговорить. Чаепитие закончилось, мы болтали, курили и провели вместе часа полтора, после чего я напомнила о танце живота, и мы отправились к пляжу, где было устроено что-то вроде эстрады: навес из тростника, скамейки и выложенный плиткой круг, где и должно было состояться представление.
Выступление танцовщицы особого впечатления на меня не произвело, я продолжала сидеть лишь из вежливости, Глеб откровенно скучал. Он наклонился ко мне и заговорщицки прошептал:
— Что, если нам смыться?
Предложение показалось мне дельным, и мы потихоньку выскользнули из-под навеса и направились к бассейну, побродили по многочисленным импровизированным улочкам отеля, подсвеченным огнями, и в первом часу ночи простились, совершенно довольные друг другом.
Утром я обнаружила Глеба сидящим на веранде, он улыбнулся и поднялся навстречу мне.
— Вы еще не завтракали?
— Только собираюсь.
— Вот и отлично. Идемте.
Я взглянула на него с некой настороженностью: он что, сидел все утро на веранде, поджидая меня? Довольно глупое занятие. Тут же выяснилось, что я не права.
— Любите по утрам поваляться в постели? — спросил он.
— Есть грех, — усмехнулась я. — А вы чем занимались?
— Подводным плаванием. В основном из-за этого сюда и приехал. Вы когда-нибудь ныряли с аквалангом?
— Нет.
— Советую попробовать. Подводный мир здесь совершенно фантастический. Получите настоящее удовольствие.
Долго уговаривать меня не пришлось, и сразу же после завтрака мы отправились к инструктору. В общем, совершенно незаметно мы стали почти все время проводить вместе. Не то чтобы Глеб был навязчивым, вовсе нет, но как-то так получалось, что в нужный момент он всегда оказывался рядом. Сдержанный, улыбчивый, внимательный, о таком спутнике женщине оставалось только мечтать. Хотя Глеб не скрывал, что я ему нравлюсь, отношения наши оставались чисто дружескими. Я не испытывала желания переводить их в другую плоскость, а Глеб, то ли чувствуя это, то ли не стремясь форсировать события, тоже не пытался изменить что-либо. Каждый вечер, проводив меня до двери, он пожимал мне руку и говорил: “До свидания”, — улыбаясь уголками губ.
1 2 3 4 5