«Полякова Т. Час пик для новобрачных»: ЭКСМО; М.; 2004
ISBN 5-699-07622-0
Аннотация

Молодую, красивую, обеспеченную женщину Полину Шабалину постигло горе — трагически погиб ее муж. Полине кажется, что все кончено. Но жизнь продолжается и даже приобретает неожиданные повороты кто-то тайком посещает квартиру Полины, ей звонят неизвестные, подбрасывают какие-то странные записки Полина понимает, что все это как-то связано с ее мужем, и начинает собственное расследование, чтобы выяснить, кто же был ее муж. Результаты ошеломляют. У каждого — свой скелет в шкафу, который имеет скверную привычку вываливаться в самый неподходящий момент. В том числе и из шкафа самой Полины.

Tатьяна ПОЛЯКОВА
ЧАС ПИК ДЛЯ НОВОБРАЧНЫХ

* * *

Я пила кофе, стоя у распахнутого настежь окна. После надоедливых затяжных дождей второй день светило солнце — в город пришла настоящая весна. Прохожие на улице беспричинно улыбались, а в еще не успевших высохнуть лужах купались воробьи.
Тюлевая занавеска надувалась пузырем, я щурилась на солнце и ощущала себя абсолютно счастливой. Такое чувство, точно за спиной выросли крылья. Казалось, влезь на подоконник, зажмурься, закричи погромче и непременно полетишь…
"Запросто”, — усмехнулась я, напомнив себе, что у нас третий этаж, а летать можно по-разному. Но ощущение счастья не проходило, несмотря на всю мою самоиронию. И дело не только в том, что за окном весна, а…
Зазвонил телефон, я торопливо схватила трубку, поставив чашку на подоконник, и широко улыбнулась, услышав голос мужа.
— Это я, дорогая, — сказал он.
Мы расстались рано утром, так что сердцу вроде бы незачем было скакать галопом и замирать. Совершенно лишние волнения, но сердце, однако, летело галопом и замирало. В общем, выходило, что я безумно люблю своего мужа, как оно и было в действительности. Это я не без удивления смогла констатировать несколько месяцев назад, правда, тогда он еще не приходился мне мужем и некоторая романтичность была вполне уместна. Однако прошел почти год после нашей встречи и скоропостижного бракосочетания, а романтизм почему-то не убрался восвояси. Напротив, я смогла убедиться, что сейчас люблю мужа больше, чем в день нашей свадьбы. Если учесть, что любовная лихорадка долго и упорно обходила мою персону стороной, не приходится удивляться, что меня так занимают собственные чувства.
— Я тебя люблю, — улыбаясь, сказала я.
— Здорово, — совершенно серьезно ответил Глеб. — Есть еще новости?
— Нет. Я собираюсь немного прогуляться. Буду думать о тебе и читать стихи, мысленно, конечно, чтоб не удивлять прохожих.
— Почему бы тебе не почитать их мне?
— По телефону?
— Нет, я жажду личной встречи.
— Ты приедешь только завтра, а выйти на прогулку я собираюсь через полчаса. Обойдешься без стихов, мой дорогой.
— Знаешь, оказалось, рыбалка вовсе не такое увлекательное занятие, — со смешком сказал он. — Я скучаю без тебя, детка. Если честно, я уже забросил свои пожитки в машину и собираюсь отчаливать. Как ты на это смотришь?
— Я в восторге, — искренне ответила я. — По-моему, рыбалка — довольно глупое времяпрепровождение.
— Почему же ты молчала об этом раньше?
— Не хотела, чтобы ты решил, будто я пытаюсь удержать тебя возле своего подола.
— А ты пытаешься?
— Конечно. Но, как женщина умная, стараюсь; чтоб это не бросалось в глаза.
— Могу тебя поздравить, задуманное тебе удается мастерски. Я думал, ты рада-радешенька избавиться от меня на сутки. В общем, через пару часов буду дома.
— Я тебя жду.
— Надеюсь, любовника в шкафу я не обнаружу.
— Конечно, нет, ты ведь такой милый и заранее предупреждаешь о своем возвращении.
— Береженого бог бережет, — засмеялся Глеб. — Ладно, детка, я услышал твой голос, и на душе стало легче, а домой захотелось со страшной силой. Целую.
— Эй, ты не сказал самого главного, — нахмурилась я.
— А что у нас самое главное? — с притворным удивлением спросил Глеб.
— Напрягись, — сурово посоветовала я.
— Совершенно ничего не приходит в голову…
— Глеб, я тебя убью…
— Дорогая, торопиться с этим не стоит, вдруг я тот самый единственный…
— Ты тот самый, но я убью тебя, если ты сию минуту не скажешь, что любишь меня.
— Ах, вот в чем дело… — Мы засмеялись, а потом он сказал:
— Я люблю тебя. — И это прозвучало как-то странно, чересчур серьезно, что ли, и валять дурака сразу расхотелось.
— Я тебя жду, — тихо сказала я, испытывая нечто вроде беспокойства.
— Целую, — ответил он, помедлил и добавил:
— Детка, я счастлив, как последний идиот. — И отключился.
Я положила трубку и вновь выглянула на улицу, но теперь происходящее там меня совершенно не занимало. Через пять минут я закрыла окно, задернула занавеску и, напевая что-то под нос, прошла на кухню. Однако очень скоро петь мне расхотелось. Я то и дело поглядывала на часы. Странно, ощущение счастья уступило место беспокойству. Что это со мной?
Я прошлась по огромной квартире, пытаясь уяснить неожиданно происшедшую перемену в настроении. Никаких причин. Совершенно. Птицы поют, солнце светит, мой муж возвращается ко мне… Я потянулась к телефону, ругая себя за глупость: надоедливая жена наскучит очень быстро. Глеб ответил не сразу, и на смену беспокойству вдруг пришел страх.
— Глеб! — едва не заорала я, услышав его голос.
— На повороте телефон улетел под сиденье, еле смог его достать, тормозить не хотелось.
— Ты меня напугал.
— Что? — не понял он.
— Не знаю, — честно ответила я. — По-моему, я спятила, два часа кажутся мне вечностью.
— Я постараюсь их сократить.
— Ну уж нет, меня всегда в дрожь бросает от твоего лихачества.
— Чепуха, дорога совершенно пустая. Лучше скажи, чем ты занята.
— Ничем. Ради бога, не гони как сумасшедший.
— Ясно, не можешь выпроводить любовника. Он что, в твоей шубе запутался и теперь ты тянешь время?
— В случае чего выброшу его в окно вместе с шубой, так что не беспокойся.
— Это разумно. Иногда я в самом деле верю, что ты меня любишь.
— Что за дурацкое “иногда”?
— Ну…
— Когда вернешься, поговорим на эту тему.
— Почему не сейчас? Мне так приятно слышать твой голос.
— Потому что ты летишь как угорелый, управляя машиной одной рукой. Пока.
— Как только доберусь до Ярцева, позвоню. Идет? Ты успеешь выбросить любовника и расстелить ковровую дорожку у подъезда…
— А еще заказать военный оркестр, — поддакнула я и отключилась.
На душе стало спокойнее, еще немного побродив по квартире, я решила удивить мужа и испечь торт. Достала поваренную книгу и углубилась в изучение рецептов. Вскоре стало ясно, торт мне не по силам, и я остановилась на печенье по-домашнему. Кулинария никогда не была моим хобби, и времени я потратила предостаточно. Когда наконец печенье оказалось в духовке, я перевела взгляд на часы, а потом на телефон. Глебу уже давно было пора позвонить.
Я почувствовала что-то вроде укола в сердце и схватила трубку. Глеб не ответил. “Ну и что? — пробовала я рассуждать здраво. — Он мог его выключить или забыл подзарядить, и батарейки сели…” Но беспокойство не проходило, напротив, усиливалось с каждой минутой. Я замерла возле окна, ожидая, когда во дворе появится темно-зеленый “Шевроле” мужа. То и дело набирала номер телефона, с каждым разом испытывая все большее отчаяние. И вдруг заревела. Не помню, когда я плакала в последний раз. Я и в детстве не злоупотребляла этим. Слезы катились по щекам, а я, вцепившись в трубку, шептала: “Господи, ну пожалуйста…” — ожидая в любой момент увидеть машину Глеба и выругать себя за дурацкую истерику.
Зуммер плиты заставил меня вздрогнуть. Я испуганно оглянулась, успев к тому времени забыть о печенье. Выключила духовку и вновь уставилась в окно. Со страхом перевела взгляд на часы. Три часа двадцать минут. Еще один звонок остался без ответа. Он мог заехать в магазин за цветами… “Глеб, немедленно, слышишь, немедленно ответь мне”. — “Телефон отключен или находится в зоне недосягаемости”, — в который раз повторил оператор. “Я убью его, я убью его… только бы он вернулся”. Четыре часа. Что с ним могло случиться? Может, машина сломалась или какая-то непредвиденная задержка и он не позвонил?
Ждать у окна больше не было сил. Я с трудом отыскала ключи от машины, в досаде вытряхнув содержимое сумки на пол, и бросилась к своему “Фольксвагену”, стоявшему во дворе. Проверила, включен ли мой телефон. Когда мы встретимся, я буду чувствовать себя идиоткой. Ну и пусть, лишь бы встретиться.
На первом же светофоре я пролетела на красный, на счастье, бдительных граждан в форме поблизости не оказалось. “Так нельзя”, — попыталась я себя урезонить и поехала медленнее.
Город остался позади. Вот и указатель на Ярцево. Я свернула с автострады, здесь дорога была узкой, в жутких колдобинах. Как обычно, по весне заниматься ремонтом никто не спешил. Вот колокольня ярцевской церкви, поворот… Ни одной машины не попалось навстречу. А если у Глеба сломался телефон? Разве такого не бывает? Может, он уже дома? Я набрала номер квартиры. Автоответчик моим голосом сообщил, что никого нет дома.
— Глеб, позвони мне, — попросила я и отключилась.
И вот тогда увидела машину “Скорой помощи”, она, стремительно сокращая расстояние, неслась мне навстречу, мы поравнялись на выезде из Ярцева. Наверное, уже в ту самую минуту я и поняла, что произошло, прижалась к обочине, пытаясь справиться с дыханием, потом заставила себя ехать дальше. За Ярцевом начинались места малообжитые — на ближайшие семьдесят километров ни одного населенного пункта вдоль дороги. Лес сплошной стеной, ближе к озеру луга. Еще один поворот. Впереди на дороге, возле обочины, стояли красные “Жигули”, мужчина и женщина испуганно жались к своей машине. Я резко затормозила.
Сначала я мало что поняла. Кроме красных “Жигулей”, на дороге больше не было никакого транспорта, потом внимание мое привлек указатель “Опасный поворот”, опрокинутый на асфальт, а метрах в сорока от дороги в поле догорало то, что недавно было машиной. Искореженная груда железа, только номер, как будто в насмешку, выглядел вполне различимым. 320. Рядом стоял милицейский “газик”, и несколько мужчин топтались по соседству. У меня хватило сил выйти из машины.
— Где он? — пролепетала я, но никто не обращал на меня внимания, женщина продолжала испуганно жаться к “Жигулям”, а мужчину позвал милиционер, и они вдвоем устремились к дымящемуся остову машины.
— Я его вытащить не мог, — вроде бы сказал он.
Не помню, когда пошел дождь, в ту самую минуту, когда я это услышала, или гораздо раньше, я ничего не замечала вокруг. Я бежала к “Шевроле”, увязая в земле, и дождь хлестал по лицу, я потеряла туфлю и заплакала, а потом увидела милиционера, он поддерживал меня под локти, без конца повторяя:
— Успокойтесь… Я ответила:
— Там мой муж…
— Там никого нет, — ответил милиционер. Мне показалось, он бредит.
— Там мой муж! — заорала я, надеясь, что упаду в обморок и это все как-нибудь прекратится.
— Его увезли. Здесь никого нет. Успокойтесь. Володя, вызови “Скорую”, женщине плохо.
— Он жив? — пробормотала я, цепляясь за чью-то руку и не слыша ответа. — Жив, — твердила я себе, а вокруг молчали. — Где он? Куда его увезли? Да что вы молчите? Помогите же мне… где он?
Следующие несколько часов я помнила крайне смутно, постоянно балансируя на грани сознания. Должно быть, это и спасло меня от сумасшествия, в противном случае пережить то время было бы мне не под силу. Первое отчетливое воспоминание: я сижу в коридоре больницы, вокруг какие-то люди, им нет до меня дела, и слава богу. Я забилась в угол, кутаюсь в кофту, пытаясь согреться. Нелепая оранжевая кофта, откуда она взялась? Меня бьет озноб, я стискиваю зубы, таращась на дверь прямо напротив. Вдруг она открывается, высокий мужчина в белом выходит мне навстречу, сосредоточенно хмуря лоб и избегая моего взгляда.
— Это вы Шабалина? — спросил он строго, я не могла ответить и молча кивнула, поднявшись. Он сунул руки в карманы халата и протянул:
— Да-а-а… — Я ждала, секунды начали свой отсчет, время сделалось физически ощутимым, давило на плечи, заставляя подгибаться колени. Мужчина шагнул ко мне, подхватил под руки. — Сядьте. Вам плохо?
— Где он? — прошептала я, пытаясь поймать его взгляд. Он упорно отводил глаза, нелепо пожал плечами. Нелепо, потому что на мой вопрос должен быть ответ, а не это пожатие плеч… — Где он? — задыхаясь, спросила я, голова кружилась, подступала тошнота, я боялась, что меня вырвет прямо здесь, в этом сером унылом коридоре, пропитанном запахом лекарств и безнадежностью. — Послушайте, — я схватила его за руку, стиснула ее, должно быть, причиняя ему боль, потому что он недовольно поморщился, — у нас есть деньги… Все что угодно… Только ради бога…
— Вам не сказали? — кашлянув, спросил он и попытался вырвать руку, я уцепилась за нее, как за последнюю надежду.
— Простите меня, — горячо зашептала я, — простите… Я сама не знаю, что говорю… я люблю его… мы женаты одиннадцать месяцев, да поймите вы…
— Я понимаю… — Врач усадил меня на стул и сам сел рядом, он легонько похлопал меня по плечу. — Как вас зовут?
— Полина, — помедлив, ответила я.
— Вот что, Полина… У него не было шансов. Никаких. С такими ожогами невозможно выжить.
Я смотрела куда-то в угол, больше ничего не слыша. Он коснулся моего плеча.
— У вас есть родственники? Я позвоню из ординаторской. Вызвать вам такси?
— Что? — повернулась я к нему.
— Вам сейчас лучше побыть с кем-то из родных.
— У меня нет родных.
— Друзья…
— Мне никто не нужен, — захлебываясь от сдерживаемых рыданий, начала я. Он пожал плечами и поднялся. Я схватила его за руку. — Мне можно его увидеть?
— Нет. Давайте я вас провожу.
Я вскочила и, зажимая рот рукой, бросилась куда-то по коридору. Мне хотелось кричать во все горло. Увидев табличку на двери, я влетела в дамскую комнату, меня долго рвало, я стояла, согнувшись в тесной кабинке, и думала только об одном: я не хочу жить.
— Вам плохо? — испуганно спросили рядом, я повернулась и увидела в дверях полную даму в нелепой цветастой блузке.
— Извините, — спокойно ответила я, испытывая желание ее убить, ударить чем-нибудь тяжелым… Я спятила. — Извините, — повторила я и прошла к раковине. Торопливо умылась холодной водой. Из зеркала на меня смотрело бледное лицо Арлекина с темными подтеками туши под глазами, страдальческим ртом. — Это несправедливо, — пролепетала я и залилась слезами, прекрасно сознавая всю нелепость моего упрека господу.
Сумка висела у меня на руке и билась по ногам. Откуда она взялась? Впрочем, неважно. Я достала носовой платок, вытерла лицо. На смену рыданиям пришла опустошенность, хотелось забиться в угол, а еще хотелось уснуть. Я вытащила сотовый и набрала номер. Такси я ждала у ворот больницы, машина прибыла минут через пять, а еще через двадцать я вошла в свою квартиру, протопала в спальню и рухнула на кровать, открыла тумбочку, нащупала флакон со снотворным и выпила три таблетки.
"Сейчас все пройдет, — таращась в потолок, думала я, неизвестно на что надеясь. — Я усну, и все пройдет”.
Солнце било в лицо, я повернулась на бок, уходя от его лучей, зажмурилась покрепче и подумала: “Это ночной кошмар, страшный сон и ничего больше. Глеб уехал на рыбалку и как раз сегодня вернется”.
Но открыть глаза все равно пришлось. Его халат, небрежно брошенный на спинку кресла, книга рядом с настольной лампой. Я беззвучно заплакала, уткнувшись в подушку. Потом заставила себя подняться, выпила кофе, глядя в окно. Сквозь частые облака пробивалось солнце, играя на боках вазы на подоконнике, а мне опять захотелось плакать. Я безнадежно покачала головой, прикрыв глаза, и некоторое время сидела так, без чувств, без мыслей. Потом приняла душ, оделась и покинула квартиру.
Моя машина стояла во дворе, понятия не имею, кто ее сюда перегнал, но ключи обнаружились в моей сумке. Сесть за руль не было сил, я вызвала такси. Водитель попробовал завести со мной разговор, но вскоре умолк. Остановился возле корпуса, я поднялась на второй этаж и вошла в отделение. Слева за столом сидела медсестра и, позевывая, листала журнал.
— Вы куда? — спросила она резко.
— Я… мой муж… его вчера привезли, — испуганно ответила я.
— Фамилия?
— Шабалин… Глеб Сергеевич…
— Так он в морге, — заглянув в журнал, сказала медсестра. — Если вам за свидетельством о смерти, то к Петру Васильевичу. Прямо по коридору последняя дверь.
Меня обдало холодом от этих слов, я съежилась и бросилась по коридору в указанном направлении.
1 2 3 4 5