И вот она вспоминает, как…Кто-то стучит в дверь!Каролина очнулась. Кто бы это мог быть?Ах да, Ингеборг! Они ведь должны вернуть друг другу подарки.Каролина поспешно хватает фотографию папы и бросает в верхний ящик комода. Вместе с Надей и Роландом. Их тоже нужно спрятать. Но Берта пусть останется. И дедушка. Этого достаточно.Каролина на минуту задерживается перед зеркалом, поправляет прическу и «надевает» соответствующее выражение лица. Боже мой, как быстро промчалось время!Она открывает дверь – на пороге стоит Ингеборг, протягивая ей голубой гиацинт.– Счастливого тебе Рождества, Каролина!– Спасибо. А ты не зайдешь?– Ну разве что ненадолго.Ингеборг кладет свою сумку, расшнуровывает и снимает ботинки, заходит в комнату.– А почему ты не снимешь пальто?– У меня мало времени. Мне так много нужно успеть… Ведь сегодня сочельник.– Да, сочельник…Но все же она снимает пальто и остается в красном шерстяном платье, которое словно озаряет комнату и сразу же создает праздничное, рождественское настроение.Каролина приходит в восторг и просит ее подержать гиацинт. Ингеборг с удивлением смотрит на нее.– Но это же тебе!– Да-да, спасибо. Я просто хочу полюбоваться гиацинтом на фоне твоего платья. Голубое на красном.Она берет Ингеборг за руку и подводит ее к зеркалу.– Видишь? Правда, красиво?Ингеборг кивает и оглядывается по сторонам.– Как здесь много зеркал!– Да. Они ведь нужны в нашей профессии. Чтобы видеть себя со стороны. Как тебя видят другие.– Ах, вот как…Ингеборг отдает гиацинт. Взгляд у нее задумчивый.Ей кажется, что человек не может увидеть себя чужими глазами. Когда она сама разучивает роли, то никогда не пользуется зеркалами. Она работает совсем по-другому. Никогда не пытается наблюдать за собой со стороны. Доверяется собственному чутью, работает непосредственно с собой, изнутри, и тогда зеркало становится помехой. Она, наоборот, старается избегать зеркал. Чтобы они не мешали. Ей легко отвлечься. И она не терпит, когда за ней кто-то наблюдает.Надо же! Какой разный подход!Работая над ролью, Ингеборг ни капельки не волнуется о том, что в результате увидят зрители, в это время она совсем не думает о них. Впрочем, Каролина, не думая о зрителях нарочно, все же принимает их в расчет. И прежде всего ей кажется, что когда она играет по-настоящему, то становится напрямую зависимой от зрителей. Однако управлять собой не позволяет.– Но ведь все это делается в первую очередь ради зрителей, не так ли?– Не только ради них, – возражает Ингеборг, – для тебя самой это не менее важно.Они усаживаются, между ними завязывается интересная и увлекательная беседа, и они не замечают, как проходит время – внезапно Ингеборг спохватывается:– Боже мой! Уже темнеет! А мне нужно было так много успеть.– Да, и мне тоже…С серьезными лицами они смотрят друг на друга. Но тут Каролина не удерживается и прыскает со смеху.– А что на самом деле нам нужно успеть? – говорит она. – Ты не знаешь?Ингеборг неуверенно смотрит на нее.– У меня так много… – начинает она. Но вдруг осекается и тоже начинает смеяться. – А что?– Да ничего… Может, хочешь чаю?Ингеборг подбирает юбку и делает книксен.– Спасибо, с удовольствием.Она берет свою сумку. Небольшую, но, как оказалось, очень вместительную, и начинает доставать из нее один кулек за другим.– У меня есть гостинцы, – поясняет она. – Я только что от старенькой тетушки… Вот, смотри, не могу же я одна все это съесть.На столе появляются печенье, фрукты, конфеты. Но Каролина хочет ее остановить.– Да нет же, оставь это себе. Съешь потом сама. Ведь я испекла кекс.Они зажигают свечи.Пока Каролина достает чашки и блюдца и накрывает на стол, Ингеборг обходит комнату, с интересом ее разглядывая.– А ты живешь одна?– Да.– А я думала, ты живешь с мамой.– Вначале мы жили вместе. В другой квартире. Потом она вернулась в свое загородное поместье, а я переехала сюда.– Я тоже живу одна. Я всегда жила одна с тех пор, как стала взрослой. Иначе, как мне кажется, человеку трудно развиваться. Особенно в нашей профессии. А тебе мешает, когда вокруг тебя люди?– Да вроде нет… Ты хочешь сахар или мед к чаю?– Нет, спасибо, ни то ни другое. А тебе трудно быть одной?– Нет. А тебе?– Конечно, нет. Думаешь, я стала бы справлять Рождество в одиночестве?Ингеборг подходит к комоду. Каролина нарезает кекс.– В нашей профессии нам никогда не удастся обрести настоящее одиночество, – с усмешкой говорит она.– Что ты имеешь в виду?– Мы ведь постоянно окружены персонажами, которых играем. Иногда мне кажется, что весь дом заполнен людьми, которые толпятся вокруг меня.И без умолку болтают! Голова от них просто кругом идет.Ингеборг смеется. Она собирается что-то сказать, но замолкает, и Каролина продолжает:– В такие дни я убегаю на кладбище, оно здесь неподалеку. Там тоже полно людей. Но они мертвы и потому молчат.Ингеборг не отвечает. Взгляд ее устремлен на фотографии на комоде.– Они уже прожили жизнь, – продолжает рассуждать Каролина. – Наверно, знать, что ты прожил жизнь, – это приятно.– Что? Кто прожил жизнь?Взгляд Ингеборг вдруг становится рассеянным.– Те, кто уже умер, – поясняет Каролина. Ингеборг вдруг вскрикивает:– Разве ты знаешь?..Но поспешно обрывает себя – Каролина оборачивается.Ингеборг держит в руке фотографию Берты.– Знаю кого?.. – спрашивает Каролина. Ингеборг равнодушно ставит на место фотографию Берты и берет вместо нее фотографию дедушки.– Это твой папа?– Нет, дедушка. Так кого, ты сказала, я должна была знать?– Да так, неважно. Я просто вспомнила об одном человеке, которого когда-то знала. Но ты вряд ли с ней знакома. Просто кое-что пришло в голову.Она ставит на место фотографию дедушки и отходит от комода.Каролина заканчивает сервировку стола. Гиацинт тоже должен там уместиться, но не слишком близко к свечам, поэтому она отодвигает его в сторону и переставляет чашки. Чай уже заварился. Каролина разливает его.– Прошу к столу!Ингеборг придвигает стулья, а Каролина тем временем подкладывает дров в печь, пламя снова занимается, поленья начинают уютно потрескивать. Девушки садятся за стол и продолжают разговор о театре.За окном снегопад. Смеркается.Внезапно Каролина вспоминает, что хотела зажечь свечи на кладбище. На тех одиноких могилках, которые никто не посещает.– Мне нужно ненадолго выйти на улицу, – говорит она Ингеборг.– Ты хочешь, чтобы я пошла домой?– Нет, но если хочешь, пойдем.На улице ни души. Но почти в каждом окне горят свечи. Неожиданно раздастся звон колокольчиков, и на улицу выкатывают сани, битком набитые празднично одетыми людьми, с орущим во всю глотку рождественским гномом на козлах.– Не верится, что в мире идет война, – говорит Ингеборг.Да, действительно, не верится.Над могильными плитами сгущается вечер. На кладбище горит не так уж много свечей – Каролина так и думала.– Ты хотела пойти к какой-то определенной могиле? – спрашивает Ингеборг.Каролина рассказывает все как есть: она хочет зажечь свечи на тех могилах, которые уже давно никто не посещал. Их можно отличить по снегу – возле них нет следов. Прекрасная идея, считает Ингеборг. У нее дома полно свечей. Можно прийти сюда еще. Каролина радуется, услышав такие слова. Ведь это означает, что Ингеборг хочет с ней дружить.Они обходят кладбище и читают надписи на плитах.– Здесь похоронен маленький ребенок, – говорит Ингеборг.Они ставят свечку. И у них возникает идея слепить для малыша снеговика. Сначала они хотят вылепить обыкновенного снеговика, но Ингеборг придумывает, как слепить красивую юбку, и получается снежная баба. Снег мокрый, податливый и лепится легко. Можно даже сделать волосы на голове у снежной бабы. В конце концов у нее даже появляются крылья, и она становится похожей на ангела. Затем они берут с могилы свечку – пусть лучше ангел держит ее в руках.Когда Каролина и Ингеборг зажигают свечу, позади ангела появляется тень, которая начинает трепетать над могильной плитой как живая. Довольные своим творением, девушки продолжают обход кладбища и лепят новых снежных ангелов на других детских могилках.– Мы с тобой, верно, не наигрались в детстве, – смеется Каролина.– Это уж точно, ведь у меня были такие старые родители…– А у меня их все равно что не было. Если уж на то пошло.Обе единодушно считают, что дети, у которых нет настоящих родителей, не могут играть в детстве. Или, во всяком случае, не могут наиграться вдоволь. Поэтому сейчас им придется наверстать упущенное!– Ну и пусть, нас все равно никто не видит! – говорит Ингеборг и кружится в танце. – Станем же снова детьми, Каролина!На одном краю кладбища снег лежит ровный, белый, нетронутый. Могил здесь нет. Девушки осторожно ложатся на спину, раскидывают в стороны руки и ноги, и на снегу остается отпечаток двух летящих ангелов в широких юбках.Выглядит красиво и необыкновенно.Неподалеку горит уличный фонарь, его пламя мягко освещает ангелов.Прежде чем покинуть кладбище, девушки идут к могиле Стагнелиуса Эрик Юхан Стагнелиус (1793 – 1823) – писатель и поэт эпохи романтизма

. Здесь темно, и они зажигают свечку и для него. Вообще-то могила Стагнелиуса не запущена, но сегодня, в сочельник, здесь, судя по всему, никого не было.Когда они заканчивали свой обход и собирались уходить, Ингеборг вдруг предложила:– Пойдем теперь ко мне?Каролина медлит с ответом. Она раздумывает, и Ингеборг поспешно добавляет:– Или тебе хочется побыть одной?Но Каролина сама не знает, чего ей хочется. Она полагала, что после кладбища они вернутся к ней. Дома много еды, хватит им обеим. Из Замка Роз пришла большая продуктовая посылка.– Ты можешь остаться у меня ночевать, – говорит Ингеборг. – У меня много места. А завтра мы могли бы сходить к рождественской заутрене… ГЛАВА ДЕВЯТАЯ «Сага!Ответь мне сразу! Я была неправа?Мне нужно было пойти домой к Ингеборг?Я ужасно раскаиваюсь. Почему я вдруг развернулась и ушла? Сама не понимаю. Но это случилось непроизвольно. Я просто ушла и все, и этим сама себя огорошила не меньше, чем Ингеборг.Что она теперь подумает?! Ведь нам было так хорошо!Но знаешь, мне кажется, я поступила так вот почему.Я обнаружила в себе новый страх. Я стала ужасно бояться все испортить… Когда в моей жизни случаются какие-нибудь прекрасные и удивительные мгновения, то мне, разумеется, больше всего на свете хочется удержать их навечно, но ведь это невозможно.Всему в жизни рано или поздно приходит конец.А я не хочу дожидаться конца. Боюсь, что он наступит в неподходящий момент. Слишком поздно – или слишком рано. И тебя начнет снедать гнетущее чувство – то ли тоски, то ли неудовлетворенности. И тогда все прекрасное отходит в тень. Начинаешь испытывать чувство собственного поражения, вот я и не захотела подвергать этим мукам себя и Ингеборг.Поэтому я все обрываю сама! Чтобы защитить нас обеих.Понимаешь?Раньше я выжимала из жизни все до последней капли. Меня не заботило, почувствую ли я позже горький привкус. Я жила настоящим. Возможно, и не всегда в настоящем, одно не обязательно обусловливает другое, я искоса заглядывала как в будущее, так и в прошедшее, но жила исключительно настоящим моментом.Сейчас я больше не осмеливаюсь так жить.Когда все обстоит как нельзя лучше, я вдруг начинаю бояться, что это может повернуться не в ту сторону. Тогда я все обрываю и убегаю прочь.Если бы я только могла понять, почему ни в чем не могу найти золотую середину.Наверное, я обидела Ингеборг! А как раз этого я хотела меньше всего на свете.Когда она так любезно предложила мне переночевать у нее, я вдруг отрезала, что хочу провести Рождество в одиночестве.– Как, впрочем, и ты тоже, насколько я понимаю! – сказала я. – Счастливого тебе Рождества! – И убежала.И теперь я сижу одна!С рождественским сыром! И рождественской колбасой! И рождественской выпечкой! И мне кусок в рот не лезет.С «Императором португальским», «Пер Гюнтом» и последним номером «Сценического искусства». И ни строчки не понимаю из того, что читаю.И как только можно все так испортить! Когда, казалось, все шло так хорошо! Разве это не ужасно?Что же мне теперь делать?Я не хочу испортить себе весь сочельник, это я знаю точно. Ведь я навела у себя такой порядок и собиралась весело провести Рождество! А вместо этого сижу здесь и распускаю нюни от жалости!Сага! Не можешь ли ты взять теперь все командование на себя? Придумай что-нибудь хорошее, что мы могли бы сделать вместе!Как ты думаешь, Ингеборг сильно расстроилась? Неужели мы с ней не станем друзьями?Нет! Глупости!Не может этого быть! Ведь так легко друзей не теряют?! Особенно если это стоящие люди! Мы ведь обе решили отмечать Рождество в одиночестве. Так что, по сути дела, тут не о чем горевать.Но подарки, которыми мы должны были обменяться! О них-то я почти совсем забыла! Ведь до этого дело так и не дошло! Какая досада! Что же мы теперь так и будем сидеть, каждая в своей норе, с неудачно выбранным друг для друга подарком? Есть ли в этом какой-нибудь смысл?Нет, это нужно исправить!Ингеборг живет в Старом городе. Туда всего десять минут ходьбы! И на улице так красиво. Побегу к ней, она хотя бы не останется без подарка. И увидит, что я думаю о ней.Прекрасная идея! Спасибо тебе, Сага!С рождественским приветом!Твоя К.»
Ах! Какое ясное, звездное небо!По гребням крыш катится молодая луна! А в окне стоит Ингеборг. Каролина сразу же ее видит, как только сворачивает в Немецкий переулок. Настроение у нее приподнятое. Вот Ингеборг открывает окно, волосы ее блестят в лунном свете. Она приветливо машет рукой Каролине.На пригорке у церкви ужасно скользко. Можно скатиться, как с горки. Каролина так и делает. Тем временем на колокольне вызванивают колокола: «Господь народ благословляет…»Душа Каролины ликует. Каким замечательным может оказаться сочельник!Ингеборг – вот чудеса – уже накрыла рождественский стол. На две персоны! Каролина делает вид, что не замечает этого. Может, Ингеборг ждет в гости кого-то другого.– Я только хотела обменяться подарками, – говорит она.– Да, конечно. Но мы это сделаем, когда поедим.Ингеборг протягивает ей распялку, и Каролина молча снимает пальто. Затем проходит в комнаты и останавливается, чтобы осмотреть рождественское убранство. Здесь и впрямь навели красоту. Квартира Ингеборг состоит из трех небольших комнат и маленькой кухни. Повсюду расставлены подсвечники самых разных форм. Есть даже маленькая елка. С флажками и гномиками, колокольчиками и блестящей мишурой.– Как ты думаешь, зажжем свечи на елке сейчас или позже?– Решай сама.– Тогда зажжем потом, когда будем обмениваться подарками.Каролина засмеялась.– Я просто сгораю от нетерпения и жду не дождусь, когда получу свой подарок обратно!– Я тоже, – говорит Ингеборг. – А то, что ты сейчас пришла ко мне, делает его для меня вдвойне дорогим.Ингеборг зажигает на столе свечи. И прежде чем сесть, складывает руки в тихой молитве. Каролина чувствует неловкость, но ей тут же становится стыдно. Разве удивительно, что Ингеборг верующая? Почему Каролина всегда думала, что никто в театральной школе не верит в Бога? Может, там есть и другие верующие, но они об этом не говорят. Не трезвонят о своих религиозных чувствах как раз потому, что хотят избежать подобной неловкости.А вдруг Ингеборг что-то заметила? Лучше уж быть откровенной.– А ты, оказывается, веришь в Бога? – спрашивает Каролина как можно более равнодушным тоном.– Да. А ты, стало быть, нет?Каролина качает головой.– Я не знаю, честно говоря. Иногда, когда меня вдруг неожиданно охватывает радость… как совсем недавно, когда я шла сюда, мимо светящихся окон, под усыпанным звездами небом, мной вдруг овладело какое-то почти космическое чувство счастья… и переполнила благодарность. В такие минуты хочется, чтобы было кого благодарить. Тогда может возникнуть ощущение, что Бог существует. А в остальном… не знаю.Они меняют тему разговора.Ингеборг вдруг спрашивает, в Стокгольме ли Каролина родилась, а если нет, то откуда она родом. Сама Ингеборг родилась в провинции Норрланд.Но Каролина так много раз в своей жизни переезжала, что даже не знает, где ее родина, и затрудняется ответить на этот вопрос.– Видимо, как раз поэтому я не была привязана к какому-то определенному городу и чувствую себя дома в любом месте. Сейчас – в моем маленьком закутке.– А ты давно там живешь?– В закутке всего лишь несколько месяцев. А в Стокгольме уже больше года. Собственно говоря, что такое дом? Ты можешь ответить?– Для каждого по-разному. Для меня это место, по которому я тоскую.– То есть Норрланд?Ингеборг кивает. А Каролина с улыбкой вздыхает.– А у меня такого места нет. Я не знаю, что такое тоска по дому.Лицо Ингеборг на мгновение становится грустным, и она добавляет, что теперь уже не так сильно скучает по Норрланду, как раньше. И очень сожалеет об этом.– Почему?– Не знаю…– Может, ощущаешь в себе отсутствие веры?– Нет. – Ингеборг качает головой. – Я сама не знаю, что это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44