Смерть наступила в результате удара по голове тяжелым предметом — но может быть, и от удара головой о тяжелый предмет. Например, о камень, лежащий на земле. Следователь даже не стал скрывать своего неудовольствия по поводу нового сообщения Ларисы и напрямик заявил, что бритоголовый мог сказать все что угодно, дабы запугать ее — но это отнюдь не значит, что именно он убил Алексея.— Ты что же думаешь, убийцы такие дураки, что станут признаваться каждому встречному? — сказал следователь в конце концов. Но все же кое-какие меры принял. А именно — послал с девушкой опера-стажера на поиски бритоголового, который вроде бы учится в ПТУ рядом с домом Ларисы. Он и правда там учился. И опер его даже допросил. Парень, назвавшийся Максимом Игруновым, расхохотался сыщику в лицо и заявил.— А вы слушайте ее больше. Она, как ее Леха копыта откинул, совсем с ума спрыгнула. Все время на людей кидается, орет: «Вот он, убийца». А заодно Максим как бы между прочим сообщил оперу, кто у него папа. Генерал Игрунов, командир Белокаменской мотострелковой дивизии, большой друг губернатора области и всего милицейского начальства. И хоть Максим вопреки воле отца не пошел в Суворовское училище, а стал учиться в «путяге», где обретались все его друзья, а в дальнейшем собирался вообще закосить армию, генерал все равно не оставил бы сына без покровительства. На следующий день Ларисе окончательно дали понять, что убийца ее жениха — во всяком случае, один из убийц — останется безнаказанным.— Что, помогли тебе твои менты? — ехидно спросил Макс Игрунов, снова подкараулив ее у подъезда. Было это еще при свете дня, и во дворе находилось довольно много людей, так что бритоголовый ограничился тем, что схватил девушку за грудь и попытался поцеловать. Она укусила его за руку пониже плеча и убежала домой. Вслед ей несся крик.— Ничего, я к тебе ночью приду! Жди! Ночью Лариса не спала. Она забаррикадировала двери и закрыла все окна, хотя жила на седьмом этаже. Она изнывала от зноя — май в этом году в Белокаменске был удивительно жарким — и одновременно дрожала от страха. несколько раз она порывалась то ли повеситься, то ли вскрыть вены. Но, представив, как ее найдут мертвую, окровавленную или задушенную, с вывалившимся языком — да еще не дай Бог, не сразу, а через несколько дней — она отказывалась от этой мысли и начинала придумывать такую смерть, которая не оставит никаких следов. Яд? Но труп найдут все равно. Ах если бы можно было сделать так, чтобы тело исчезла и никто никогда больше не вспомнил о ней — Ларисе Бабушкиной, которая не нужна никому, кроме Алексея, который ждет ее на том свете. Утром она вышла из дома босиком, надев самое старое платье, в котором ходила еще в детдоме. По дороге она бросила в почтовый ящик письмо с таким адресом: «Белокаменск, мотострелковая дивизия, генералу Игрунову». В письме говорилось: «Моего жениха Алексея Черкизова убил Максим Игрунов, у которого отец генерал. Он и меня грозится убить, если я не стану с ним жить. Милиция с ним заодно. Так я лучше сама умру, все равно я никому не нужна и жить мне не хочется. Хоронить меня не надо, все равно на могилку никто не придет. Лучше пусть меня вообще не найдут, и пускай рыбы съедят меня до костей, чем если люди станут смотреть на то, что останется. а если что останется, сожгите это в печке и выбросьте на помойку. А все, что есть у меня дома, отдайте бедным». На самом деле это письмо выглядело несколько иначе. Оно изобиловало орфографическими ошибками — всякими там «нехочется», «всеравно» и «вобще». Но смысл от этого не менялся. Сначала Лариса думала оставить записку на столе. Потом решила послать в милицию.А когда дело дошло до адреса, девушка почему-то еще раз изменила решение и письмо отправилось к Игрунову. На почте не вполне обычный адрес никого не удивил. В городе — вернее, около него, — была только одна мотострелковая дивизия. А Лариса тем временем пешком шла через лесопарк к озеру. Там, не очень далеко от берега, лежал на дне затонувший катер. Его пару лет назад нашел Алексей, очень классный ныряльщик. А потом Леха в этом безлюдном месте, не слишком удобном в качестве пляжа, приучал подругу загорать и купаться голышом и нырять на большую глубину с открытыми глазами. А теперь он умер, и Лариса тоже решила умереть, похоронив себя внутри затонувшего катера. Надо только спуститься в машинное отделение и привязаться прочной капроновой веревкой к какой-нибудь железяке. Сверкающая гладь озера уже показалась между деревьями, когда за спиной Ларисы, совсем близко, раздался выстрел. 8 Парень в куртке с заклепками и закрытом мотоциклетном шлеме выстрелил раньше, чем Бес успел выхватить свой ствол. Бес не знал, что мотоциклист не должен был этого делать. Бес был только намечен для уничтожения, но еще не приговорен. В данный момент «Трибунал» вел его активную разработку, выясняя подробности его преступной деятельности. Впрочем, такие доказательства, которые нужны для обычного суда, «Трибуналу» не требовались. «Трибунальщики» хотели только проследить, с кем контактирует Бес и чем он сейчас занимается — это позволило бы лучше понять общий характер деятельности группировки Корня. Но когда на глазах боевиков «Трибунала» совершается серьезное преступление, лидеры разрешают этим боевикам принимать любые меры, вплоть до расстрела преступников на месте. Именно так мотоциклист и поступил. Хватило одного выстрела в грудь, чтобы Корень успокоился навсегда — не понадобился даже контрольный в голову. Отморозки в тридцати метрах от этого места сразу встрепенулись, бросили избивать Юрика Гарина и бросились почему-то в разные стороны. Один явно решил убежать, тогда как двое других безрассудно ринулись на звук стрельбы. Один из них размахивал «пушкой», переделанной из газового пистолета, но это ему не помогло. Этих двоих мотоциклист убил сразу, а за третьим погнался, стреляя на бегу, но так и не догнал, и пулей не задел. На место, где остались три трупа, он возвращаться не стал, а просто сунул пистолет в карман, бегом домчался до дороги, оседлал мотоцикл и уехал, по пути разговаривая с кем-то по рации. А Лариса, услышав выстрелы, остановилась, как вкопанная. Сзади за деревьями кого-то убивали. Когда убивали ее Алексея, никто не пришел ему на помощь. Все боялись. А ей бояться нечего. Ей уже все равно и смерть не страшна. Лучше погибнуть, защищая от смерти другого, чем самой наложить на себя руки. И Лариса ринулась, бросилась, метнулась, не разбирая дороги — на звук последнего выстрела, и могла бы пробежать мимо места, где лежали три покойника и один живой человек — но услышала стон этого живого и повернула. Гарин оказался не только жив, но даже в сознании. После первых ударов по физиономии он, правда, был оглушен, но потом его почему-то пинали ногами не по голове, а по корпусу, круша ребра. Возможно, отморозки из садистских побуждений откладывали действия, способные привести к быстрой смерти, на конец экзекуции. А тут им самим досталась быстрая смерть. Гарин же от боли в груди и в спине пришел в себя и, не без труда открыв глаза, увидел над собой девушку в стареньком платьице и с босыми ногами, обожженными крапивой.— А ну-ка пойдем отсюда, — бормотала она. — Нечего нам тут делать. И удивительно — окровавленный, с разбитым носом, выбитыми зубами, явными признаками сотрясения мозга и сломанными ребрами, Гарин оказался способен идти.Несмотря на беспробудное пьянство, он был крепок телом, а били его не так уж долго. Лариса решила отвести его к озеру — смыть кровь. Неясно было только, передумала она уже кончать жизнь самоубийством или нет. Во всяком случае, она обратила внимание на пистолет, выпавший из руки Беса, подобрала его и донесла до озера, где долго размышляла, вертя его в руках. Но в конце концов не сделала ничего непоправимого и просто выбросила оружие в воду. Она широко размахнулась, и тяжелый пистолет ушел по дуге далеко от берега.— Ты кто? — хрипло спросил Гарин, когда холодная вода привела его из полумертвого состояния в полуживое.— Я — Лариса, — ответила она. — А за что это они тебя?. Лариса сразу поняла, что Гарин — не убийца, а жертва. Ведь последние выстрелы раздавались далеко в стороне от того места, где она нашла Юрика. Да и весь вид Гарина ясно говорил о том, что он жертва, а вовсе не преступник. Однако ответить внятно на вопрос девушки Гарин не смог.— Хрен его знает, — пробормотал он, с трудом шевеля разбитыми губами, и видно было, что каждое слово отдается болью во всем его теле. Он еще попытался наградить отморозков несколькими эпитетами на исконно русском языке, но из-за этой боли прервался на полуслове. Лариса не стала расспрашивать дальше. Только позже, когда вела его к себе домой, поинтересовалась.— Тебе сколько лет?— Сорок, — ответил Гарин и зачем-то добавил. — У меня дочка такая, как ты. И стал рассказывать про дочку, которую после смерти матери охмурили сектанты. Уже по дороге он несколько раз заговаривал о том, что неплохо бы выпить. Но Лариса отговорилась отсутствием денег, а на самостоятельные поиски Юрик был неспособен. Последнее время он пил без передышки, круглые сутки — на деньги, полученные при продаже квартиры. Естественно, получил он ничтожную долю ее стоимости, а был он в этот момент пьян в дым по обыкновению и потому даже не понял, что его кинули.Потом в его новое жилище ходили выпить на дармовщинку всевозможные друзья-алкаши, и деньги кончились удивительно быстро. Он попытался предъявить претензии риэлтерской фирме, под прикрытием которой группа Корня провела эту сделку, но там ему вежливо объяснили, что если хранить кучу наличных в комнате, где дверь всегда открыта настежь и куда ежедневно заходит всякая подзаборная шваль, по меньшей мере неразумно. Скорее всего, деньги просто украли. На том бы все и кончилось — если бы не журналист с сынком адвоката. Сам Гарин не смог бы ничего доказать, да и не стал бы ничего доказывать. Поматюгался бы громогласно в доме и на улице — и все. Кого волнует сотрясение воздуха, которое производит конченый алкоголик? А теперь из-за всех осложнений ему и вовсе полагалось умереть. То, что он выжил, было непредвиденной случайностью. При этом он активно рвался домой — там еще оставались вещи, которые можно было продать. Но дальше попытки встать с дивана в квартире Ларисы эти порывы не продвигались. Слишком он устал и слишком болело его тело. Лариса работала санитаркой в больнице и смогла раздеть и перевязать Юрика, не причиняя ему лишней боли. Беда была только в том, что в ее квартире имелось лишь одно «лежбище» — этот самый диван, во времена его туманной юности раздвижной, а теперь — навеки раздвинутый, Лариса не имела даже матраса, чтобы лечь на пол. И она приняла единственно возможное решение. Надела шелковый халатик, который показался ей более приличествующим ситуации, чем ночная рубашка, и легла на диван рядом с раздетым мужчиной. Перед этим, еще до перевязки, она вымыла Юрика в горячей ванне, не видя в этом ничего сексуального. Мало ли что приходится делать санитаркам. Сам Юрик, казалось, ничего не соображал, только бессвязно бормотал что-то про потерянную квартиру и каких-то гадов — то ли тех, которые его били, то ли тех, которые отняли эту квартиру и не заплатили положенных денег. И у Ларисы сложилось впечатление, что это были одни и те же гады — хотя сам Юрик этого не понимал и, соответственно, не говорил. Зато он, возможно на уровне инстинкта, обратил внимание на то, что его голого моет и перевязывает молодая девушка. А потом она вдобавок сняла на его глазах платье, на несколько мгновений оставшись совсем без ничего. Правда, стояла она при этом спиной к Юрику — но разве это столь уж важно для мужчины, который несмотря на возраст и алкоголизм еще не успел сделаться импотентом и, вместе с тем, не имел женщины уже много месяцев. Ночью Лариса проснулась от того, что Гарин трогал рукой ее тело под халатом. И ее это почему-то не возмутило и даже не смутило. Может, потому что она сама соскучилась по мужской ласке. А может, это было продолжение логической цепочки, которую она выстроила сама для себя. Ее Алексея убили, и никто не пришел ему на помощь. Лариса хотела убить себя, но вместо этого помогла выжить другому человеку. И этот человек как бы стал продолжением Алексея, хотя нисколько на него не походил. Так или иначе, Лариса отдалась Гарину в эту ночь, причем постаралась сделать это так, чтобы ему пришлось приложить минимум усилий, совершить минимум движений и получить максимум удовольствия. Уроки любви, которые давал ей покойный Алексей, не пропали даром. Занимаясь любовью впервые после гибели Алексея, Лариса совсем перестала думать о самоубийстве. И совсем забыла о письме, которое отправила на имя командира Белокаменской мотострелковой дивизии генерал-лейтенанта Игрунова. 9 В то утро, когда это письмо пришло в штаб дивизии вместе с другой почтой, генералу Игрунову было явно не до него. Ночью в дивизии случилось ЧП. Из караула сбежал рядовой отдельного батальона связи. Сбежал с оружием — автоматом Калашникова старого образца со складным прикладом. Эти автоматы достались связистам по наследству от десантников, когда те получали новые АК-74. А до этого у связистов и вовсе были карабины. Радовало, что, убегая, рядовой Чудновский никого не убил, как это стало уже привычным в Российских вооруженных силах. А огорчало то, что с четырех часов ночи, когда бегство было обнаружено, и до двенадцати часов дня, когда в дивизию прибыла комиссия из штаба округа, беглеца с автоматом и тремя полными рожками боевых патронов обнаружить не удалось. Пытаясь разобраться в причинах ЧП и его возможных последствиях, генералы и офицеры все больше укреплялись в убеждении, что Аристарха Чудновского вообще не следовало брать в армию. И между прочим, на призывной комиссии он сам очень старался доказать это врачам — в особенности психиатру и невропатологу. Но генералы, офицеры и военврачи в последнее время придерживались той точки зрения, что если комиссовывать всех призывников, которые «косят по дурке», то армия вообще останется без солдат. В своей роте Арик имел кличку Чудик и вел себя соответственно. Из-за этого его, как правило, не рисковали ставить в караул. Но недавно в роте появился новый прапорщик, который решил превратить Чудновского в настоящего солдата. Заступая начальником караула, он настоял, чтобы Чудновского включили в число часовых.Правда, пост ему дали совсем рядом с караульным помещением. Но и от забора недалеко. А забор не простой, а с ржавыми решетчатыми воротами, которыми давно никто не пользовался. Около трех часов ночи начкар Федорчук примерно в десятый раз заглянул на пост к Чудновскому, чтобы проверить, как тот несет службу. Чудновский выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок, в результате чего склад оборудования надолго останется без охраны. Прапорщик Федорчук, способный не спать неделю, сгибающий руками кочергу и непобедимый в рукопашном бою, поставил рядового по стойке «смирно» и стал в подробностях излагать ему план поэтапного превращения слабосильного истерика Чудновского в образцового солдата.— Да я лучше подохну! — неожиданно смело и твердо, хотя и опустив глаза, произнес Чудновский. — Возьму и застрелюсь прямо здесь. Может, вас тогда выпрут из армии, и вы не будете больше над нами издеваться. И еще можно было избежать ЧП, если бы Федорчук немедленно снял Чудновского с поста и забрал автомат. Но такой исход противоречил всем планам и теориям Федорчука, так что прапорщик просто рассмеялся Чудику в лицо.— Ты?! Застрелишься мне назло?! Да что ты говоришь? Ты, парень, ври, да меру знай. Такие как ты, не стреляются. Ты слишком любишь жизнь и слишком боишься боли. А умирать очень больно. К тому же ты очень любишь свою мамочку, а то бы не писал ей письма каждый день. Представь, что будет, если она вместо твоего письма получит сообщение, что ты застрелился назло какому-то прапорщику. Взгляд, который подарил ему осмелевший от отчаянья рядовой Чудновский был настолько красноречив, что прапорщик добавил.— И не смотри на меня, как удав на кролика. Меня ты тоже не застрелишь. Духу не хватит. После этих слов Федорчук повернулся и ушел, не оглядываясь. И Чудновский действительно его не застрелил. И сам не застрелился. Он, правда, дрожал всем телом, и неясно было, что он сделает в следующий момент .— то ли огласит расположение части истерическими воплями, то ли станет кататься по земле, то ли просто присядет где-нибудь в тени и заплачет, а может — начнет стрелять, но не в людей, а в воздух или в землю. Однако в итоге Чудновский ничего такого делать не стал. У невротиков бывают иногда периоды особого просветления, когда нервы напряжены, но это выливается не в бессмысленную истерику, агрессию или депрессию, а в довольно четкие и рациональные, а самое главное — решительные действия, которых редко можно ждать от таких людей в обычном состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18