– Да. Я сейчас же позвоню ему и завтра полечу туда. Когда я в следующий раз услышу или увижу тебя?
– Имей терпение, это продлится недолго. Я позвоню тебе туда. Подумай над тем, что я тебе сказал. Ты останешься там, пока я тебе не скажу, что ты можешь выходить. Ясно?
– Да, но назови мне хотя бы предполагаемое время, настаивал я. – Если я поеду в гости, мне нужно знать временные рамки визита.
– Я тебе не могу этого сказать.
– Что? Дни, недели или сколько?
– Ну, точно не больше двух недель.
–Это чертовски долго.
– У нас чертовски много дел. Я тебе позвоню туда.
– А если я тебе позвоню, чтобы узнать, как идут дела?
Эфраим знал значение признаков жизни для того, кто сидит на холоде. То, что можно куда-то позвонить, а не только сидеть и ждать, что позвонят тебе, очень важно. – Позвони и оставь сообщение, если меня не будет. Сообщение, о котором мы договорились.
– Я сделаю так.
Эфраим повесил трубку. Я снова был в Нью-Йорке один. В Израиле была ночь. Я вернулся в мотель. Я чувствовал, как пропала та глухота, что возникла у меня после событий второй половины дня.
Глава 12
Из мотеля я позвонил отцу. Он был счастлив слышать меня, и удивлен тем, что я в Нью-Йорке. Он предложил мне, что сам оплатит мой авиабилет, чтобы я смог приехать к нему. (Мой отец всегда хочет платить за все сам и часто ему это удается.) Я сказал ему, что заплачу за билет сам и на следующий день прилечу в Омаху.
Я не был очень воодушевлен этой поездкой. Так как я не знал, как пойдет моя жизнь дальше, и не мог сказать отцу, как долго я у него пробуду, я был в глупом положении. Я объяснил ему, что прилетел сюда по делам и жду звонка моего друга, который одновременно является и моим шефом. Так как он знал, что я бывший офицер канадских королевских ВВС, а затем израильских ВВС, он понимал, что не может задавать мне много вопросов.
Когда мой друг позвонит, я узнаю, куда я поеду дальше. Я также сказал ему и его жене Джиджи, что мой друг скоро приедет в Вашингтон, и если мое пребывание у них приносит им какие-то проблемы, я могу подождать его и в Вашингтоне. Я заметил, как долго я оправдываюсь, хотя для этого не было причин.
Я никогда не приезжал надолго к отцу. Мои родители развелись, когда мне было пять лет, потом моя мать забрала меня в Израиль. Не столько, потому что она хотела меня вырастить, сколько потому, что не хотела, чтобы это делал мой отец. В конце концов, моим воспитанием занялись дедушка и бабушка по линии отца, в чем им страшно мешало отношение к этому моей матери. В их хозяйстве она вела себя скорее как сестра, чем как мать. Она страшно ревновала меня к ее же родителям.
Именно мои дедушка и бабушка пробудили во мне любовь к Израилю и к сионистскому движению. Я получил от них изрядную дозу иудейской веры, за что я благодарен им до сих пор, хотя они и не были ортодоксальными евреями.
Так как они боялись, что отец заберет меня в США, если установит со мной прямой контакт, то позаботились о том, чтобы этого контакта не было. Любая связь с ним была для меня прервана, пока мне не исполнилось 17 и я не нашел в ящике стола припрятанное его письмо мне вместе с чеком на мое содержание. До того времени я рос в твердом убеждении, что он не хотел иметь ничего со мной. Сегодня тяжело определить величину той боли, которую на долгие годы доставило мне это убеждение. Я не могу описать ту ярость, которая переполнила меня, когда я узнал, что меня обманывали долгие годы.
Намного позднее я узнал, что отец посылал мне письма каждый месяц. Когда мой отец узнал, что его чеки обналичиваются, но не получал ответа от меня, то решил, что это я не хочу иметь с ним никаких отношений. Он просто не мог представить, что его письма не доходят до меня.
Сразу после того, как я нашел его письмо, я позвонил ему, а потом посетил его до моего призыва в армию. Затем мы регулярно встречались на короткое время, но так и не смогли построить мостик через трещину, которую принес развод моих родителей.
В этот раз мои чувства были такими же. Я чувствовал, как он разочарован тем, что ему так и не удалось сблизиться со мной. И я тоже не смог создать близость между нами. Мы были как два противоположных полюса магнита. Я не мог сесть с ним и рассказать правду, хотя я очень этого хотел и наверняка должен был бы это сделать.
Тихая гармоничная жизнь, которую мой отец вел в зажиточном квартале Омахи, со всеми внешними признаками «истории успеха» и веселостью человека, который воплотил в жизнь «американскую мечту» только усиливало мое чувство прострации из-за того, что я был оторван от семьи и висел над пропастью только на одной тонкой ниточке.
Вторник, 8 апреля 1986 года. Омаха
Во время прогулки я позвонил Эфраиму из автомата. Я уже неделю был в городе и не получал никаких известий от него. Я оттягивал звонок до последнего, пока уже не смог обойтись без него.
– Я рад, что ты позвонил, – сказал он. – У меня есть работенка для тебя.
– Почему же ты мне не позвонил сам?
– Я как раз хотел это сделать. Я хочу, чтобы ты позвонил одному человеку в Нью-Йорке.
– Я его знаю?
Думаю, что нет. Его зовут Аврахам Бар-Ам, он бригадный генерал резерва.
– Один из твоих друзей?
– Ни в коем случае. Сукин сын пытается продавать оружие иранцам. Этот тип передал нам имена своих контактеров и ждет подтверждения, он даже недавно притащил одного из них сюда.
– Что я должен сделать?
– Ты должен позвонить ему в Нью-Йорк и сказать, что все разрешено. Возможно, он записывает звонки, так что будь краток.
Мне это не понравилось. Мне показалось, что я буду по прежнему работать на Моссад, вместо того, чтобы положить конец их делишкам. У меня было ясное чувство, что Эфраим меня использует для других дел, по принципу: «раз уж ты все равно там..»
Но он означал для меня связь с настоящей жизнью. И он вернул смысл тем годам, которые я отдал Моссад. Еще важнее было то, что он поставил меня в такое положение, где я мог бы удовлетворить свое желание мести. Я никогда не любил Эфраима на самом деле и не воспринимал его как личного друга, мне всегда было понятно, что я использую его, как и он меня.
– Что ты понимаешь под: «Все разрешено»? – спросил я. – Если это так, почему вы сами ему не позвоните?
– Он знает меня; это ловушка. Все подстроено бюро. Я передал ему контактера. Сегодня я узнал, что этот контактер был перевербован ФБР и стал их информатором. Он еще раньше работал на ЦРУ.
– Почему же вы тогда не предупредите этого человека, Аврахама?
– Это не пошло бы на пользу нашему плану.
– Почему нет?
– Я хочу, чтобы они его взяли. Это будет чувствительный удар по бюро. Если они попытаются ему помочь, то будут слишком плохо выглядеть в глазах американцев, а если они оставят его в беде на расстоянии вытянутой руки, то он пойдет ко дну и потянет их за собой. И так, как это зависит от моего звонка, я сделаю так, что его повесят.
– Я понял. Я ожидал от тебя со временем чего-то такого.
– Не будь глупцом. Это нечто другое. Этот тип делает все только ради денег, и он заслужил свое наказание.
– О'кей, – сказал я.
Несколько секунд мы молчали. Потом Эфраим тихо сказал: – Позвони ему и скажи, что ты друг и что связь установлена. Он должен действовать по плану.
Он дал мне номер телефона и некоторые данные, которые мне могли бы пригодиться. – Я скоро позвоню тебе.
Я повесил трубку, подумал пару секунд, что делать дальше, потом взял трубку и набрал номер, который дал мне Эфраим.
После многих гудков трубку взяла женщина.
– Да?
– Могу я поговорить с Аврахамом?
– Кто Вы?
– Я его друг.
– Могу я узнать Ваше имя?
– Нет, я просто друг и у меня есть ответ для него.
Она не ответила. Через несколько секунд в трубке послышались щелчки.
– Алло?
– Аврахам?
– Да, с кем я говорю?
– Я друг и у меня есть сообщение.
– Какое?
Я перешел на иврит: – У меня сообщение для Вас от Ваших друзей. Они говорят, что предложенные Вами контакты проверены и дают Вам зеленый свет.
– Вы уверены?
– Я только посыльный. Это не моя лавочка. Делайте то, что Вы хотите.
– Спасибо.
Я повесил трубку. Меня бросило в пот. Я знал, что он идет в западню. Я чувствовал необходимость позвонить ему еще раз и сказать, что это обман. Но потом я оставил эту идею.
Я поехал домой и зашел в мою комнату. На самом деле это не была моя комната, она принадлежала моему сводному брату Майку, но его сейчас здесь не было. У дворника был выходной, отец и Джиджи тоже уехали. Я сидел в комнате и смотрел на безмолвные картинки на телеэкране.

***
23 апреля 1986 года двенадцать человек при попытке продажи оружия Ирану были арестованы ФБР в ходе мгновенной операции.
Эта история не получила большой реакции в прессе, заглушенная американской бомбардировкой Ливии и аварией на Чернобыльской атомной электростанции в этом же месяце. Я слышал, что генерал Бар-Ам заявил о своей невиновности и предъявил документы, согласно которым он имел право на эту сделку от имени военной промышленности Израиля IMI. Официальным ответом Израиля было, что этот человек лжец и что такие документы, которые он показывает, якобы выдаются без разбора всем, кто хочет торговать оружием. Они добавили, что такой документ не разрешал ему доводить акцию до конца, а только позволял выступать в роли представителя продавца. Короче, генерала бросили в беде на расстоянии вытянутой руки. Но позиции Моссад от этого не поколебались, и свет в конце тоннеля не был виден.
У меня все же было подозрение, что это была лишь часть большого плана Эфраима и его клики. Я знал, что связь Эфраима с властями шла через Амирама Нира, советника правительства по вопросам терроризма. Во время этой грязной аферы с Аврахамом, Нир с Библией в руках, на которой автограф оставил президент Рейган, без уведомления Моссад или ЦРУ посетил Тегеран по тому делу, которое позднее назвали «ирангейтом» или аферой «Иран-контрас». Использовать генерала в качестве козла отпущения, чтобы успокоить американскую спецслужбу, было гениальной идеей. Это отвлекало внимание от тайных сделок Нира, а так как ЦРУ было единственным контактом Моссад в этом деле, это значило, что Моссад, также как и ЦРУ бродили на ощупь в потемках.
В телефонных разговорах с Беллой напряжение с ее стороны ощущалось все сильнее; она хотела наконец-то узнать, что будет дальше. Я не мог объяснить ей, что происходит, и вынужден был выдумать для нее специальную легенду. Я рассказал ей, что ищу работу и имею план, который хочу рассказать одному из друзей моего отца. Сомнительный друг был владельцем бюро путешествий в Омахе.
Я действительно говорил с этим человеком. Моей идеей было предложить людям защиту от угона самолетов. Я задумывал создать несколько команд безопасности, которые курсировали бы между большими аэропортами, сопровождая и обеспечивая безопасность полетов на опасных маршрутах. Я мог бы тренировать эти группы и разрабатывать расписание их полетов.
Это звучало здорово, но у меня было ясное подозрение, что друг отца только делает вид, что заинтересован в этой идее, лишь из уважения к моему отцу. Я не думал, что из этого что-то выйдет, но в качестве легенды для Беллы меня эта история устроила, и она могла отвлечь всех других от действительных целей моего приезда.
Но было кое-что, что я не учел, и в этом была моя ошибка. Я всегда считал, что Белла не будет распространять информацию о нас, просто потому, что она очень замкнутая женщина, которая считала, что чем меньше о нас знают, тем лучше для нас. Для нее наша маленькая семья была центром Вселенной, и было почти невозможно вытащить из нее что-то, что она не хотела сказать сама. Для моего случая это было очень хорошо. Мне нужно было подумать о том, что она тоже бежит по пугающему темному тоннелю, и тоннель становится все страшнее и темнее. По крайней мере, у меня было преимущество: я знал, в чем дело, или хотя бы думал, что знаю. Она была оторвана от меня и в то же время знала, что что-то идет не так, как надо, и что я скрываю от нее больше, чем рассказываю.
Однажды она позвонила в Омаху. Джиджи, жена моего отца, взяла трубку. Они всегда были в хороших отношениях и начали беседу. Белла, которая думала, что вся Омаха уже знает, что я оставил свою старую работу и действительно хочу найти новую, сказала что-то об этом и спросила Джиджи, как идут дела в этом направлении. Я никогда не говорил Белле, что она не должна об этом спрашивать, и что не все здесь знают правду о моей ситуации. В любом случае, обе женщины были совершенно ошарашены.
Я был в торговом центре, откуда я позвонил Эфраиму, чтобы сказать ему, что мне это надоело, и что если он не начнет действовать, то я буду делать что-то сам. Я не дозвонился до него, но он оставил сообщение для меня, что через два дня он встретится со мной в Вашингтоне. Он должен был ждать меня в гостинице несколько подальше от города, в «Холидей Инн» в г. Силвер Спринг в штате Мэриленд.
Когда я был дома, меня застал звонок Беллы. Она была в ярости, но и обеспокоена; она рассказала о своем разговоре с Джиджи и что моя тайна раскрыта. Она потребовала объяснений и начала плакать. Слабая надежда на лучшее будущее, которую я пробудил в ней, снова улетучилась. Я попытался ей объяснить и в то же время взвешивал, что делать. Я знал, что если теперь столкнусь с Джиджи, она уже не будет той прежней приятной, предупредительной хозяйкой. Мой отец, видимо, тоже гневно отреагирует, потому что я обманул его. Он думал – и я оставил его в этом убеждении – что я все еще работаю на кого-то в Израиле и жду звонка одного из моих коллег, который должен прибыть в США. Этой ситуации я охотнее всего постарался бы избежать. И много разъяснять ему я тоже не мог. Единственным утешением было сообщение, которое мне оставил Эфраим: казалось, дела действительно пришли в движение.
Я взял себя в руки: – Я не могу сейчас ничего об этом сказать. Ты должна мне просто поверить, еще раз, я прошу.
– Но как я могу? Что мне теперь делать? Если бы я смогла уснуть, пока все не кончится, чем бы это ни кончилось.
– Поверь мне, пожалуйста, все еще будет в порядке. Завтра я уезжаю и позвоню тебе, когда приеду, О'кей?
– Я знаю, что это конец, – сказала она бесконечно печальным голосом. – Я тебя больше никогда не увижу, да?
– Не говори так. О чем ты говоришь? Глубоко в душе шевельнулось чувство, что она может быть права. Вероятность того, что из дела, в которое меня втягивает Эфраим, нет выхода, очень высока. Я знал о нескольких людях, которые оказались на пути Моссад и сейчас сидят в неизвестных тюремных камерах под особым режимом – безымянные живые мертвецы. Были и другие, посчастливее, прошитые пулями и разорванные на куски спрятанной бомбой. Узнает ли тогда Белла, как я умер? Или они оставят ее в неведении, чтобы она думала, что я предпочел исчезнуть и еще живу где-то далеко.
Эта мысль была невыносима. Слезы текли по моему лицу, и я пытался контролировать свой голос. – Это не так. Мы встретимся скорее, чем ты себе представляешь. Это должно было прозвучать убеждающе, и ей действительно стало легче.
– Что ты будешь делать теперь, когда они это узнали о тебе?
– Здесь я не смогу почти ничего изменить. Я должен настроиться и как можно быстрей уехать отсюда.
Мой отец пришел как раз, когда я положил трубку. Мы немного поговорили, и я понял по его лицу, что он тоже не знает, как правильно поступить в этой ситуации. С одной стороны, он не понимал, зачем я ему врал, с другой стороны я подставил его жене.
Для нас обоих было понятно, что лучшим выходом для всех будет, если я быстро исчезну. Он подвез меня в аэропорт, как только я упаковал свои вещи. Отец сунул мне в руку тысячу долларов и сказал надтреснутым голосом, что, что бы ни случилось, он все равно останется моим отцом и любит меня. Я ответил, что тоже его люблю. Потом он остался в машине, а я вошел в терминал аэропорта.

Глава 13
Воскресенье, 20 апреля 1986 года. Вашингтон, Федеральный округ Колумбия
Когда мы приземлились, в Вашингтоне шел дождь. Я был одиноким чужаком в совсем незнакомом мне городе. В аэропорту я взял такси и приехал в гостиницу «Холидей Инн» в Силвер Спринг. Из-за того, что я регистрировался в гостинице во время операции под своим настоящим именем, я чувствовал себя голым. Я был здесь, чтобы делать не самые чистые дела, и я чувствовал бы себя куда лучше, работая под псевдонимом; так легче выкрутиться, если бы стало действительно жарко.
Моей легендой в гостинице было то, что я якобы ищу место для строительства ресторана. Я выступал как представитель группы инвесторов, которая строила, оснащала и управляла специальными ресторанами для гурманов, которые потом, став рентабельными, продавались с большой выгодой следующим владельцам. Я сказал, что остановлюсь на несколько дней, а может даже недель. Так как я не знал точно, какое задание ожидает меня, я предпочитал проводить время в отеле, за исключением того времени, когда я ел в ресторане гостиницы на первом этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40