Мерк только что им воспользовался.
– Вот теперь мы одни, – сказал он. – Но это ненадолго.
Система уже пыталась наладиться, но Мерк был на полпути к воротам. Я бежал за ним след в след. Я не успел прочитать надпись над воротами, но и так помнил, что там написано. «Заходи в мой рай». Строка из Корана.
Вот мы позади Таджа. Лестницы расположены в западном и восточном углу. Пятнадцать ступеней вниз, запертая на засов дверь, через нее виден коридор в триста футов длиной.
Я знал, куда он ведет.
– Задняя дверь, – подсказал я.
– Естественно, – ответил он.
Мерк прошел сквозь дверь, не открывая ее, просто прошел и исчез.
Я пошел за ним.
И сразу же оказался в новом месте. Как будто вернулся в сознание. Услышал гул электрических машин. Я удобно возлежал на модифицированной кровати, ее еще называют виртуальным спальником. Я снял перчатки и очки, вытащил капельницу ВР из руки.
Это была моя спальня. В реальном мире.
Глаза слипались, во рту было сухо.
Стук в дверь, она со скрипом приоткрылась: внутрь заглянул Меркуцио.
– Так ты идешь? – прошептал он. Меркуцио был талантливым хакером. Он загнал в компьютер фальшивый код собственного изготовления, который открыл нам заднюю дверь из ВР. Это было нарушением школьного расписания, правил школы, авторитета Маэстро, возможно, нарушением законов. Но именно об этом я просил в своих молитвах. Я поднялся на ноги и пошел за ним по коридору.
Все белое. Похоже на больницу или санаторий.
Тихо. Мы прижимаемся к стене. До обхода медсестер еще несколько часов, но выход охраняют. Игра в терпение. Кофе, чай из трав или скотч, уж не знаю, что ей понадобилось, но она пошла за второй чашкой, а мы выскользнули за дверь.
Снаружи было темно, однако я видел, что вокруг много зелени и очень красиво. Я обернулся, чтобы прочитать надпись на двери:
ДЕБРИНГЕМСКАЯ АКАДЕМИЯ ГВР.
Современный подход к обучению щедро спонсируется корпорацией Гедехтнис.
Я не мог вспомнить это слово, оно начиналось на "Г". Гедехтнис. Скорее всего, это акроним. Каждая буква что-нибудь означает. Г – что-то, Е – что-то, из остального, кажется, получается нечто вроде «лекарства и усовершенствованные безвредные химические технологии».
Гедехтнис.
По-немецки значит «память».
Значит, я нахожусь в Дебрингеме, штат Мичиган. В моем родном городе. И вот я вспомнил длинные, ленивые дни, длиннохвостых змеев, раскрашенных под драконов. Я вспомнил, как научился плавать, а уже через несколько недель мог несколько раз перевернуться под водой. Я вспомнил содранные коленки и антисептики. Вспомнил свой первый день в школе, там меня встретил Маэстро, мама держала меня за руку, а папа подбадривал, когда они подключали меня к ГВР. Помню, мне понравился мой первый день в школе. Помню, он мне не понравился. Я помнил.
А сейчас немного истории. В начале двадцатого века, во времена дискриминации и сегрегации, Дебрингем был черным курортом, там любили проводить отпуск афроамериканцы. Первый черный американец, получивший степень доктора философии в Гарварде, У. И. Б. Дюбуа сказал о Дебрингеме следующее: «Чистая физическая красота, блеск воды и золотистого воздуха, изящество деревьев и цветущих кустов, пение птиц, неспешное движение солнца, луны и звезд – самое прекрасное, что я видел за двадцать лет. А если вы добавите к этому еще и товарищество – привлекательные сильные женщины и неглупые мужчины из Канады и Техаса, Калифорнии и Нью-Йорка, Огайо, Миссури и Иллинойса, все они – дети и внуки Эфиопии, все они горят желанием отдыхать и развлекаться, – вы поймете, что нет места лучше, чем Дебрингем».
Особое место. Мичиганский рай, так его называли.
Ночные клубы Дебрингема удостаивали своим посещением короли джаза. Луи Армстронг. Кэб Каллоуэй. Сара Воган. В течение многих лет там выступали такие замечательные исполнители, как Сэмми Дэвис Младший, Великолепная четверка, Арета Франклин и Билл Косби.
Но когда по Закону о гражданских правах белые курорты были открыты для черных, пришел конец Дебрингему. Зачем всегда проводить каникулы в северо-западном Мичигане, если можно отправиться, куда душа пожелает? Хот-Спрингз, Атлантик-Сити, Майами-Бич. В городок приезжало все меньше и меньше народу. Он распался. Как в свое время распался Кэтскилз, когда для евреев открыли другие курорты. Можете назвать это Великим законом непредсказуемых последствий – ничто не действует так разрушительно, как успех.
Уже через шестьдесят лет городок никак не связывали с джазом. Однако стали связывать с наукой. Все благодаря выдающемуся молекулярному биологу своего времени доктору Райане Карвер. В своих работах Карвер утверждала, что все живое связано между собой. Ее цикл статей «Семена» получил премию Пибоди, он был назван лучшей программой начала двадцать первого века. Когда она ушла в отставку и поселилась в Дебрингеме, вокруг нее образовалась целая община. Биологи, экологи, нео-трансценденталисты и их семьи – они съехались сюда, чтобы продолжить ее работу. Городок стал похож на вальденовскую Зеленую утопию. В противоположность все более технологичному миру этот анклав ученых-подвижников работал во благо сохранения окружающей среды и социальных изменений.
Значит, я живу в самом настоящем раю и не могу этим наслаждаться. А все потому, что эта дурацкая ГВР-школа забирала у меня большую часть моего сознания.
* * *
Через два квартала от академии мы обнаружили заведение «У Твена», прекрасное место, стулья с витыми спинками, столы, покрытые пластиком. Мерк вытащил нас обоих на свободу.
– Спасибо, – сказал я.
– За что?
– За то, что вытащил меня оттуда.
– Здорово достало?
– Здорово.
– И меня тоже, – сказал он. – Клаустрофобия, понимаешь?
Я кивнул. Мне было это знакомо.
– Слишком много этих чертовых нулей и единиц, – жаловался он. – Проклятая ГВР.
– Кусок дерьма.
Мы чокнулись стаканами с водой. Изучили меню.
– Ты слышал про Лазаря?
Я подумал: «Ты имеешь в виду, что его убили?», но сказал:
– Что он закончил обучение?
– Похоже на то. Счастливый ублюдок.
– Забавно, я всегда думал, что будет какая-нибудь церемония.
– И я так думал, но оказалось, что нет. Его больше нет. Ушел в Гарвард.
У нашей академии было соглашение с Гарвардской медицинской школой о переводе студентов. Выпускников Дебрингема автоматически зачисляли в Гарвард со стипендией Гедехтниса. Очень неплохо, подумал я. Чтобы получить стипендию, требовалось лишь два года интернатуры в лаборатории Гедехтниса.
– Ты точно знаешь, что он в Гарварде?
– Маэ$тро сказал.
– А ты ему веришь?
Мерк многозначительно посмотрел на меня.
– В этом случае верю. А что, не нужно? Опасно. Если это я убил Лаза… Но все-таки я не остановился.
– Тебе не кажется странным, что он ничего не сказал нам? Просто исчез?
– Любимчик. Мы ему просто не нравимся.
– Правильно, но разве ему не хотелось утереть нам носы? Похвастаться, что он нас опередил?
– Возможно, – согласился Мерк. – Я не знаю. Не исключено, он считает, что он выше этого, как во всем остальном.
– Может быть.
– А что еще могло с ним случиться? – Он высунул язык и изобразил, что его душат.
– Ты прав, – ответил я. – Это глупость.
– Он получил то, что хотел. Скоро он станет доктором Лазарем, спаси нас, Господи, и сохрани. – Мерк отшвырнул свое меню. – Хэл, я больше не хочу этим заниматься. Я серьезно подумываю о том, чтобы сбежать.
– В самом деле?
– Родители убьют меня. Но все равно я хочу сбежать.
– И чем же ты займешься? Компьютерами?
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, я хочу работать с детьми.
– Не могу себе это представить, – признался я.
– И я не могу, – согласился он. – Но все равно. Именно этого я хочу. Хочу их вдохновлять, понимаешь? Хочу стать для кого-то противоположностью Маэ$тро.
– Анти-Маэ$тро, – пошутил я.
– Для разнообразия делать все как надо.
– Возможно, я уйду с тобой.
– Черта с два, – сказал он. – Ты станешь врачом.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно!
– Почему?
Он усмехнулся.
– Потому что тебя восхищает смерть.
Да, но совсем по-другому, подумал я.
Между некрологией и танатологией большая разница. Сколько времени нужно, чтобы тело разложилось? Это некрология. Почему мы должны умереть? Это танатология. Меня интересует философия смерти (конец и начало, переход из одной формы существования в другую), а вовсе не болезненные подробности. Я не гробокопатель.
Просто… у меня есть вопросы.
Сначала ужин, потом Смартин! – мороженое с травами моментальной заморозки. Меркуцио выбрал себе банановый Панк Манк, а я шоколадно-ореховый Фрикон Дикон. Очень приятное разнообразие после внутривенных влияний. Мерк вовсю флиртовал с официанткой – забавное (хотя и бесполезное) занятие.
– Насколько проходима? – спросил я его, когда официантка отправилась за нашим счетом.
– Система?
– Да. Сколько задних дверей в ГВР? Сколько всего выходов?
– Дай подумать. Я уже закодировал три, сейчас работаю над четвертым. И еще два твоих. Не исключено, что и Тай уже создал свой.
– А остальные?
– Мне кажется, это зависит от того, – сказал он, – насколько глубоко каждый сумел изучить систему и умеет ею пользоваться. Ты кому-нибудь показывал?
Показывал ли я кому-нибудь?
– Насколько мне известно, нет, – ответил я.
– Тай мог научить Шампань, – продолжил он. – Остальные могли и сами дойти. Правда, у них могло не хватить духа сделать это.
Если научился с какой-то целью использовать систему, сможешь использовать ее и впредь. Мог ли Мерк или Тай запрограммировать ловушку в коде ГВР? Подпрограмму, которая вместо того, чтобы выпускать, удерживала меня? Подпрограмму, которая может причинять мне вред?
Но зачем?
Просто шалость? Шалость, которая зашла слишком далеко?
У Маэстро больше мотивов для этого. Он много лет ненавидит меня. Преподаватели не должны так ненавидеть своих студентов.
Значит, он пытался совершить УБИЙСТВО? Паранойя какая-то! Бессмыслица.
Конечно, это мог быть несчастный случай, «сбой в программе сервера», как сказал Маэстро. Выброс Каллиопы.
– Так. Хорошо. Очень интересно. – Мерк постучал пальцем по счету, внимательно его рассматривая.
– Что-то не так? – спросила официантка. У нее были веснушки и соломенного цвета волосы. Она и выглядела совсем молоденькой, гораздо моложе остальных официанток. Помню, я еще подумал, что она, возможно, дочь хозяина заведения.
– Нет, не в этом дело. Посмотрите сюда. Это ваш почерк?
– А что такое?
– Он о многом говорит.
– В самом деле, и вы разбираетесь в почерках? Вот круто.
Мерк подвинулся, чтобы дать ей место, она проскользнула в нашу кабинку. Она и мне улыбнулась. Когда она наклонилась, я почувствовал аромат корицы от ее жевательной резинки.
– Так что же вы можете сказать про меня?
– Ладно, наклон букв. Посмотрите на "п" в «спасибо», а еще на изгиб "б", как оно загибается вверх. Мы называем его «причинный изгиб».
– И что же он значит?
– Это очень особенный изгиб, редко встречается.
– Ну же, объясните, – умоляла она.
Я махнул рукой, как бы разрешая, чтобы он продолжил.
– Хорошо. Он означает… означает, что вы – нимфоманка, – выпалил он.
Она моргнула.
– А что это такое?
Меркуцио ухмыльнулся и ничего не сказал. Я едва сдерживал смех.
Тогда она повернулась ко мне.
– Что такое нимфоманка?
Я прикрыл лицо рукой.
– Что такое нимфоманка? – снова повторила она. – Что такое нимфоманка? – Она вышла из кабинки и начала во весь голос спрашивать других официанток, клиентов, всех подряд. – Что такое нимфоманка? Что такое нимфоманка?
Когда наконец кто-то ей объяснил, она вспыхнула, залилась розовым цветом, как слоник из галлюцинаций. Она бросилась к нашему столику и дала Мерку оплеуху, полушутя, полусерьезно.
– Я обожаю, когда ты сердишься, – дразнил он ее. Правда, он оставил ей хорошие чаевые.
Выйдя на улицу, мы посмотрели на часы и обнаружили, что уже поздно.
– Нас будут искать. Лучше поторопиться, – сказал Мерк.
– Я не пойду.
– Тебя все равно поймают.
– Ну и пусть.
Он странно посмотрел на меня.
– Одно дело, я хочу удрать оттуда, но ты-то знаешь, что делаешь?
– Как всегда, – ответил я.
– Иногда я за тебя беспокоюсь.
Я посоветовал ему побыстрее отправляться в свой поганый клуб. Мы похлопали друг друга по плечу и попрощались. Он заторопился обратно в школу. Я нашел телефон.
Еще пять минут свободы, чтобы выкурить сигарету с гвоздикой. Я прижал палец к устройству, считывающему отпечатки, и набрал номер.
– Папа, – сказал я, – папа, приезжай за мной. Меня выгнали.
ПЕЙС ПЕРЕДАЧА 000013382629815
НОВЫЙ ХОСТ КАДМОН ВВЕДЕН В СИСТЕМУ
ЦЕЛЬ НЕИЗВЕСТНА
ЗАПРОС ХОСТА МАЭ ХОСТУ ТРО
ОБМЕН ИНФОРМАЦИЕЙ:
МАЭСТРО: АНАЛИЗ ХОСТА ГАРМА
ПЕЙС: ПРИНЯТО
МАЭСТРО: БЕЗОПАСНОСТЬ ХОСТА ГАРМА НЕДОСТАТОЧНА
ПЕЙС: ПРИНЯТО
МАЭСТРО: ХОСТ КАДМОН ВВЕДЕН В СИСТЕМУ В ЦЕЛЯХ БЕЗОПАСНОСТИ
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ ПОЛНЫЙ АНАЛИЗ ХОСТА КАДМОНА
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИИ ОТКАЗАНО
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ РАССЕКРЕТИТЬ ХОСТА КАДМОНА
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИИ ОТКАЗАНО
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ РАССЕКРЕТИТЬ РАССЛЕДОВАНИЕ ВЫБРОСА КАЛЛИОПЫ
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ РАССЕКРЕТИТЬ РАССЛЕДОВАНИЕ ДЛЯ ХОСТОВ (ВСЕХ) ГОСТЕЙ (ВСЕХ)
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ УБРАТЬ ХОСТА КАДМОНА ИЗ СИСТЕМЫ
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИЯХ ОТКАЗАНО
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ ПОЛНЫЙ АНАЛИЗ ХОСТА МАЭ ХОСТА ТРО
МАЭСТРО: ЦЕЛЬ?
ПЕЙС: ПОДОЗРЕНИЕ ХОСТ МАЭ ХОСТ ТРО СКОМПРОМЕТИРОВАНЫ
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИИ ОТКАЗАНО КОНЕЦ ОБМЕНА ИНФОРМАЦИЕЙ СОХРАНЕНО И ЗАБЛОКИРОВАНО
ОТПРАВКА ОБМЕНА ИНФОРМАЦИЕЙ ХОСТАМ (ВСЕМ)
ОЖИДАНИЕ ИНСТРУКЦИЙ
КОНЕЦ
Глава 5
КОЛЛЕДЖ ВСЕХ ДУШ
Джим Полпути проглотил таблетку и ждал неизбежных неприятностей с желудком. От лекарств его рвало, но все равно он предпочитал их генной терапии, хотя Блу твердила, что она совершенно безвредна. Вот пусть сама ее и принимает, черт ее дери. Никакое лечение не помогает, ну разве что (и то совсем чуть-чуть) отодвигает неизбежное. Очень слабое утешение перед лицом вечности.
Он включил музыку, громко, пожалуй, даже слишком, пытаясь заглушить дурноту дикими визжащими звуками. Благословенный грохот. Подожди-ка, его творение пытается что-то ему сказать, произносит слова, которых совсем не слышно. Щелк. Музыка смолкла.
– Что?
– Я говорю, ты на меня сердишься. Ты на меня сердишься, а я не знаю за что.
Джим рассматривает экран, ребенок кажется таким потерянным. Он обиделся.
– Я совсем не сержусь на тебя.
– Сердишься, – настаивал он. – Я точно знаю, потому что ты меня наказываешь. Что я сделал? Не понимаю.
– Ладно, ладно, ничего подобного, – успокаивал его Джим. – Просто я извлекаю тебя из одной среды и вставляю в другую.
– Но я не хочу уходить. Мне здесь хорошо.
– Может, там тебе будет еще лучше?
Он смотрит на Джима взглядом, полным сомнения, его глаза стального цвета полны слез. «Уж не переусердствовал ли я со слезами?» – подумал Джим. Или это уже плод эволюции? В любом случае он слишком чувствительный, мне не нужен сын-плакса.
– Дай мне попробовать, – говорит Джим.
– Я буду хорошим, обещаю, – просит он.
– Неужели тебе не интересно узнать что-нибудь новое?
Джим Полпути почувствовал укол совести. Мальчик может многому научиться, но не в этом цель. Он создавал его не для этого. Его задача – просто протестировать конфигурацию. Виртуальный ребенок будет для системы подопытной свинкой, чтобы в нее мог потом войти настоящий ребенок. А значит, слезы совсем ни к чему. И все-таки это лучшее творение Джима, искусственный интеллект, максимально приближенный к настоящему, хотя, как кажется Джиму, подлинный прорыв еще впереди.
Если, конечно, у него осталось на это время.
Джим не хочет его обижать. Он слишком его любит. Полностью прописанная личность. Сколько одиноких программистов влюблялись в собственные произведения? Так много, что и не сосчитать.
Смотри не ошибись, Пигмалион.
Он решает перепрограммировать мальчика заново. Он убрал непокорность с помощью нескольких клавиш. Для того чтобы тест прошел успешно, мальчик должен быть как можно больше похожим на человека. А значит, Джим Полпути должен стать больше чем богом, он должен быть еще и отцом.
– Считай это приключением, – говорит Джим, борясь с очередным приступом тошноты. – Нам очень нужно, чтобы ты это сделал. Ты попробуешь, сын? Ради меня, попытайся.
* * *
– Ни в коем случае. Выход из системы означает, что ты потеряешь огромную часть своего потенциала, – заявил первый хост Боба и Бетти, охотников за вирусами.
– Твой отец прав, Гейб, ты слишком много вложил труда, чтобы сейчас все бросить, – поддержал его второй.
Мои родители: доктор Роберт Хэлл и доктор Беатрис Хэлл. Знаменитые ученые. Или лучше – ученые-знаменитости? Папа – эпидемиолог. Мама – микробиолог. Медики, их работа – бороться с болезнями. Союз «Чистые руки».
Мое имя – мое настоящее имя – Габриель Кеннеди Хэлл. Мне никогда оно не нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
– Вот теперь мы одни, – сказал он. – Но это ненадолго.
Система уже пыталась наладиться, но Мерк был на полпути к воротам. Я бежал за ним след в след. Я не успел прочитать надпись над воротами, но и так помнил, что там написано. «Заходи в мой рай». Строка из Корана.
Вот мы позади Таджа. Лестницы расположены в западном и восточном углу. Пятнадцать ступеней вниз, запертая на засов дверь, через нее виден коридор в триста футов длиной.
Я знал, куда он ведет.
– Задняя дверь, – подсказал я.
– Естественно, – ответил он.
Мерк прошел сквозь дверь, не открывая ее, просто прошел и исчез.
Я пошел за ним.
И сразу же оказался в новом месте. Как будто вернулся в сознание. Услышал гул электрических машин. Я удобно возлежал на модифицированной кровати, ее еще называют виртуальным спальником. Я снял перчатки и очки, вытащил капельницу ВР из руки.
Это была моя спальня. В реальном мире.
Глаза слипались, во рту было сухо.
Стук в дверь, она со скрипом приоткрылась: внутрь заглянул Меркуцио.
– Так ты идешь? – прошептал он. Меркуцио был талантливым хакером. Он загнал в компьютер фальшивый код собственного изготовления, который открыл нам заднюю дверь из ВР. Это было нарушением школьного расписания, правил школы, авторитета Маэстро, возможно, нарушением законов. Но именно об этом я просил в своих молитвах. Я поднялся на ноги и пошел за ним по коридору.
Все белое. Похоже на больницу или санаторий.
Тихо. Мы прижимаемся к стене. До обхода медсестер еще несколько часов, но выход охраняют. Игра в терпение. Кофе, чай из трав или скотч, уж не знаю, что ей понадобилось, но она пошла за второй чашкой, а мы выскользнули за дверь.
Снаружи было темно, однако я видел, что вокруг много зелени и очень красиво. Я обернулся, чтобы прочитать надпись на двери:
ДЕБРИНГЕМСКАЯ АКАДЕМИЯ ГВР.
Современный подход к обучению щедро спонсируется корпорацией Гедехтнис.
Я не мог вспомнить это слово, оно начиналось на "Г". Гедехтнис. Скорее всего, это акроним. Каждая буква что-нибудь означает. Г – что-то, Е – что-то, из остального, кажется, получается нечто вроде «лекарства и усовершенствованные безвредные химические технологии».
Гедехтнис.
По-немецки значит «память».
Значит, я нахожусь в Дебрингеме, штат Мичиган. В моем родном городе. И вот я вспомнил длинные, ленивые дни, длиннохвостых змеев, раскрашенных под драконов. Я вспомнил, как научился плавать, а уже через несколько недель мог несколько раз перевернуться под водой. Я вспомнил содранные коленки и антисептики. Вспомнил свой первый день в школе, там меня встретил Маэстро, мама держала меня за руку, а папа подбадривал, когда они подключали меня к ГВР. Помню, мне понравился мой первый день в школе. Помню, он мне не понравился. Я помнил.
А сейчас немного истории. В начале двадцатого века, во времена дискриминации и сегрегации, Дебрингем был черным курортом, там любили проводить отпуск афроамериканцы. Первый черный американец, получивший степень доктора философии в Гарварде, У. И. Б. Дюбуа сказал о Дебрингеме следующее: «Чистая физическая красота, блеск воды и золотистого воздуха, изящество деревьев и цветущих кустов, пение птиц, неспешное движение солнца, луны и звезд – самое прекрасное, что я видел за двадцать лет. А если вы добавите к этому еще и товарищество – привлекательные сильные женщины и неглупые мужчины из Канады и Техаса, Калифорнии и Нью-Йорка, Огайо, Миссури и Иллинойса, все они – дети и внуки Эфиопии, все они горят желанием отдыхать и развлекаться, – вы поймете, что нет места лучше, чем Дебрингем».
Особое место. Мичиганский рай, так его называли.
Ночные клубы Дебрингема удостаивали своим посещением короли джаза. Луи Армстронг. Кэб Каллоуэй. Сара Воган. В течение многих лет там выступали такие замечательные исполнители, как Сэмми Дэвис Младший, Великолепная четверка, Арета Франклин и Билл Косби.
Но когда по Закону о гражданских правах белые курорты были открыты для черных, пришел конец Дебрингему. Зачем всегда проводить каникулы в северо-западном Мичигане, если можно отправиться, куда душа пожелает? Хот-Спрингз, Атлантик-Сити, Майами-Бич. В городок приезжало все меньше и меньше народу. Он распался. Как в свое время распался Кэтскилз, когда для евреев открыли другие курорты. Можете назвать это Великим законом непредсказуемых последствий – ничто не действует так разрушительно, как успех.
Уже через шестьдесят лет городок никак не связывали с джазом. Однако стали связывать с наукой. Все благодаря выдающемуся молекулярному биологу своего времени доктору Райане Карвер. В своих работах Карвер утверждала, что все живое связано между собой. Ее цикл статей «Семена» получил премию Пибоди, он был назван лучшей программой начала двадцать первого века. Когда она ушла в отставку и поселилась в Дебрингеме, вокруг нее образовалась целая община. Биологи, экологи, нео-трансценденталисты и их семьи – они съехались сюда, чтобы продолжить ее работу. Городок стал похож на вальденовскую Зеленую утопию. В противоположность все более технологичному миру этот анклав ученых-подвижников работал во благо сохранения окружающей среды и социальных изменений.
Значит, я живу в самом настоящем раю и не могу этим наслаждаться. А все потому, что эта дурацкая ГВР-школа забирала у меня большую часть моего сознания.
* * *
Через два квартала от академии мы обнаружили заведение «У Твена», прекрасное место, стулья с витыми спинками, столы, покрытые пластиком. Мерк вытащил нас обоих на свободу.
– Спасибо, – сказал я.
– За что?
– За то, что вытащил меня оттуда.
– Здорово достало?
– Здорово.
– И меня тоже, – сказал он. – Клаустрофобия, понимаешь?
Я кивнул. Мне было это знакомо.
– Слишком много этих чертовых нулей и единиц, – жаловался он. – Проклятая ГВР.
– Кусок дерьма.
Мы чокнулись стаканами с водой. Изучили меню.
– Ты слышал про Лазаря?
Я подумал: «Ты имеешь в виду, что его убили?», но сказал:
– Что он закончил обучение?
– Похоже на то. Счастливый ублюдок.
– Забавно, я всегда думал, что будет какая-нибудь церемония.
– И я так думал, но оказалось, что нет. Его больше нет. Ушел в Гарвард.
У нашей академии было соглашение с Гарвардской медицинской школой о переводе студентов. Выпускников Дебрингема автоматически зачисляли в Гарвард со стипендией Гедехтниса. Очень неплохо, подумал я. Чтобы получить стипендию, требовалось лишь два года интернатуры в лаборатории Гедехтниса.
– Ты точно знаешь, что он в Гарварде?
– Маэ$тро сказал.
– А ты ему веришь?
Мерк многозначительно посмотрел на меня.
– В этом случае верю. А что, не нужно? Опасно. Если это я убил Лаза… Но все-таки я не остановился.
– Тебе не кажется странным, что он ничего не сказал нам? Просто исчез?
– Любимчик. Мы ему просто не нравимся.
– Правильно, но разве ему не хотелось утереть нам носы? Похвастаться, что он нас опередил?
– Возможно, – согласился Мерк. – Я не знаю. Не исключено, он считает, что он выше этого, как во всем остальном.
– Может быть.
– А что еще могло с ним случиться? – Он высунул язык и изобразил, что его душат.
– Ты прав, – ответил я. – Это глупость.
– Он получил то, что хотел. Скоро он станет доктором Лазарем, спаси нас, Господи, и сохрани. – Мерк отшвырнул свое меню. – Хэл, я больше не хочу этим заниматься. Я серьезно подумываю о том, чтобы сбежать.
– В самом деле?
– Родители убьют меня. Но все равно я хочу сбежать.
– И чем же ты займешься? Компьютерами?
Он отрицательно покачал головой.
– Нет, я хочу работать с детьми.
– Не могу себе это представить, – признался я.
– И я не могу, – согласился он. – Но все равно. Именно этого я хочу. Хочу их вдохновлять, понимаешь? Хочу стать для кого-то противоположностью Маэ$тро.
– Анти-Маэ$тро, – пошутил я.
– Для разнообразия делать все как надо.
– Возможно, я уйду с тобой.
– Черта с два, – сказал он. – Ты станешь врачом.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно!
– Почему?
Он усмехнулся.
– Потому что тебя восхищает смерть.
Да, но совсем по-другому, подумал я.
Между некрологией и танатологией большая разница. Сколько времени нужно, чтобы тело разложилось? Это некрология. Почему мы должны умереть? Это танатология. Меня интересует философия смерти (конец и начало, переход из одной формы существования в другую), а вовсе не болезненные подробности. Я не гробокопатель.
Просто… у меня есть вопросы.
Сначала ужин, потом Смартин! – мороженое с травами моментальной заморозки. Меркуцио выбрал себе банановый Панк Манк, а я шоколадно-ореховый Фрикон Дикон. Очень приятное разнообразие после внутривенных влияний. Мерк вовсю флиртовал с официанткой – забавное (хотя и бесполезное) занятие.
– Насколько проходима? – спросил я его, когда официантка отправилась за нашим счетом.
– Система?
– Да. Сколько задних дверей в ГВР? Сколько всего выходов?
– Дай подумать. Я уже закодировал три, сейчас работаю над четвертым. И еще два твоих. Не исключено, что и Тай уже создал свой.
– А остальные?
– Мне кажется, это зависит от того, – сказал он, – насколько глубоко каждый сумел изучить систему и умеет ею пользоваться. Ты кому-нибудь показывал?
Показывал ли я кому-нибудь?
– Насколько мне известно, нет, – ответил я.
– Тай мог научить Шампань, – продолжил он. – Остальные могли и сами дойти. Правда, у них могло не хватить духа сделать это.
Если научился с какой-то целью использовать систему, сможешь использовать ее и впредь. Мог ли Мерк или Тай запрограммировать ловушку в коде ГВР? Подпрограмму, которая вместо того, чтобы выпускать, удерживала меня? Подпрограмму, которая может причинять мне вред?
Но зачем?
Просто шалость? Шалость, которая зашла слишком далеко?
У Маэстро больше мотивов для этого. Он много лет ненавидит меня. Преподаватели не должны так ненавидеть своих студентов.
Значит, он пытался совершить УБИЙСТВО? Паранойя какая-то! Бессмыслица.
Конечно, это мог быть несчастный случай, «сбой в программе сервера», как сказал Маэстро. Выброс Каллиопы.
– Так. Хорошо. Очень интересно. – Мерк постучал пальцем по счету, внимательно его рассматривая.
– Что-то не так? – спросила официантка. У нее были веснушки и соломенного цвета волосы. Она и выглядела совсем молоденькой, гораздо моложе остальных официанток. Помню, я еще подумал, что она, возможно, дочь хозяина заведения.
– Нет, не в этом дело. Посмотрите сюда. Это ваш почерк?
– А что такое?
– Он о многом говорит.
– В самом деле, и вы разбираетесь в почерках? Вот круто.
Мерк подвинулся, чтобы дать ей место, она проскользнула в нашу кабинку. Она и мне улыбнулась. Когда она наклонилась, я почувствовал аромат корицы от ее жевательной резинки.
– Так что же вы можете сказать про меня?
– Ладно, наклон букв. Посмотрите на "п" в «спасибо», а еще на изгиб "б", как оно загибается вверх. Мы называем его «причинный изгиб».
– И что же он значит?
– Это очень особенный изгиб, редко встречается.
– Ну же, объясните, – умоляла она.
Я махнул рукой, как бы разрешая, чтобы он продолжил.
– Хорошо. Он означает… означает, что вы – нимфоманка, – выпалил он.
Она моргнула.
– А что это такое?
Меркуцио ухмыльнулся и ничего не сказал. Я едва сдерживал смех.
Тогда она повернулась ко мне.
– Что такое нимфоманка?
Я прикрыл лицо рукой.
– Что такое нимфоманка? – снова повторила она. – Что такое нимфоманка? – Она вышла из кабинки и начала во весь голос спрашивать других официанток, клиентов, всех подряд. – Что такое нимфоманка? Что такое нимфоманка?
Когда наконец кто-то ей объяснил, она вспыхнула, залилась розовым цветом, как слоник из галлюцинаций. Она бросилась к нашему столику и дала Мерку оплеуху, полушутя, полусерьезно.
– Я обожаю, когда ты сердишься, – дразнил он ее. Правда, он оставил ей хорошие чаевые.
Выйдя на улицу, мы посмотрели на часы и обнаружили, что уже поздно.
– Нас будут искать. Лучше поторопиться, – сказал Мерк.
– Я не пойду.
– Тебя все равно поймают.
– Ну и пусть.
Он странно посмотрел на меня.
– Одно дело, я хочу удрать оттуда, но ты-то знаешь, что делаешь?
– Как всегда, – ответил я.
– Иногда я за тебя беспокоюсь.
Я посоветовал ему побыстрее отправляться в свой поганый клуб. Мы похлопали друг друга по плечу и попрощались. Он заторопился обратно в школу. Я нашел телефон.
Еще пять минут свободы, чтобы выкурить сигарету с гвоздикой. Я прижал палец к устройству, считывающему отпечатки, и набрал номер.
– Папа, – сказал я, – папа, приезжай за мной. Меня выгнали.
ПЕЙС ПЕРЕДАЧА 000013382629815
НОВЫЙ ХОСТ КАДМОН ВВЕДЕН В СИСТЕМУ
ЦЕЛЬ НЕИЗВЕСТНА
ЗАПРОС ХОСТА МАЭ ХОСТУ ТРО
ОБМЕН ИНФОРМАЦИЕЙ:
МАЭСТРО: АНАЛИЗ ХОСТА ГАРМА
ПЕЙС: ПРИНЯТО
МАЭСТРО: БЕЗОПАСНОСТЬ ХОСТА ГАРМА НЕДОСТАТОЧНА
ПЕЙС: ПРИНЯТО
МАЭСТРО: ХОСТ КАДМОН ВВЕДЕН В СИСТЕМУ В ЦЕЛЯХ БЕЗОПАСНОСТИ
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ ПОЛНЫЙ АНАЛИЗ ХОСТА КАДМОНА
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИИ ОТКАЗАНО
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ РАССЕКРЕТИТЬ ХОСТА КАДМОНА
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИИ ОТКАЗАНО
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ РАССЕКРЕТИТЬ РАССЛЕДОВАНИЕ ВЫБРОСА КАЛЛИОПЫ
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ РАССЕКРЕТИТЬ РАССЛЕДОВАНИЕ ДЛЯ ХОСТОВ (ВСЕХ) ГОСТЕЙ (ВСЕХ)
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ УБРАТЬ ХОСТА КАДМОНА ИЗ СИСТЕМЫ
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИЯХ ОТКАЗАНО
ПЕЙС: ТРЕБУЕТСЯ ПОЛНЫЙ АНАЛИЗ ХОСТА МАЭ ХОСТА ТРО
МАЭСТРО: ЦЕЛЬ?
ПЕЙС: ПОДОЗРЕНИЕ ХОСТ МАЭ ХОСТ ТРО СКОМПРОМЕТИРОВАНЫ
МАЭСТРО: В ТРЕБОВАНИИ ОТКАЗАНО КОНЕЦ ОБМЕНА ИНФОРМАЦИЕЙ СОХРАНЕНО И ЗАБЛОКИРОВАНО
ОТПРАВКА ОБМЕНА ИНФОРМАЦИЕЙ ХОСТАМ (ВСЕМ)
ОЖИДАНИЕ ИНСТРУКЦИЙ
КОНЕЦ
Глава 5
КОЛЛЕДЖ ВСЕХ ДУШ
Джим Полпути проглотил таблетку и ждал неизбежных неприятностей с желудком. От лекарств его рвало, но все равно он предпочитал их генной терапии, хотя Блу твердила, что она совершенно безвредна. Вот пусть сама ее и принимает, черт ее дери. Никакое лечение не помогает, ну разве что (и то совсем чуть-чуть) отодвигает неизбежное. Очень слабое утешение перед лицом вечности.
Он включил музыку, громко, пожалуй, даже слишком, пытаясь заглушить дурноту дикими визжащими звуками. Благословенный грохот. Подожди-ка, его творение пытается что-то ему сказать, произносит слова, которых совсем не слышно. Щелк. Музыка смолкла.
– Что?
– Я говорю, ты на меня сердишься. Ты на меня сердишься, а я не знаю за что.
Джим рассматривает экран, ребенок кажется таким потерянным. Он обиделся.
– Я совсем не сержусь на тебя.
– Сердишься, – настаивал он. – Я точно знаю, потому что ты меня наказываешь. Что я сделал? Не понимаю.
– Ладно, ладно, ничего подобного, – успокаивал его Джим. – Просто я извлекаю тебя из одной среды и вставляю в другую.
– Но я не хочу уходить. Мне здесь хорошо.
– Может, там тебе будет еще лучше?
Он смотрит на Джима взглядом, полным сомнения, его глаза стального цвета полны слез. «Уж не переусердствовал ли я со слезами?» – подумал Джим. Или это уже плод эволюции? В любом случае он слишком чувствительный, мне не нужен сын-плакса.
– Дай мне попробовать, – говорит Джим.
– Я буду хорошим, обещаю, – просит он.
– Неужели тебе не интересно узнать что-нибудь новое?
Джим Полпути почувствовал укол совести. Мальчик может многому научиться, но не в этом цель. Он создавал его не для этого. Его задача – просто протестировать конфигурацию. Виртуальный ребенок будет для системы подопытной свинкой, чтобы в нее мог потом войти настоящий ребенок. А значит, слезы совсем ни к чему. И все-таки это лучшее творение Джима, искусственный интеллект, максимально приближенный к настоящему, хотя, как кажется Джиму, подлинный прорыв еще впереди.
Если, конечно, у него осталось на это время.
Джим не хочет его обижать. Он слишком его любит. Полностью прописанная личность. Сколько одиноких программистов влюблялись в собственные произведения? Так много, что и не сосчитать.
Смотри не ошибись, Пигмалион.
Он решает перепрограммировать мальчика заново. Он убрал непокорность с помощью нескольких клавиш. Для того чтобы тест прошел успешно, мальчик должен быть как можно больше похожим на человека. А значит, Джим Полпути должен стать больше чем богом, он должен быть еще и отцом.
– Считай это приключением, – говорит Джим, борясь с очередным приступом тошноты. – Нам очень нужно, чтобы ты это сделал. Ты попробуешь, сын? Ради меня, попытайся.
* * *
– Ни в коем случае. Выход из системы означает, что ты потеряешь огромную часть своего потенциала, – заявил первый хост Боба и Бетти, охотников за вирусами.
– Твой отец прав, Гейб, ты слишком много вложил труда, чтобы сейчас все бросить, – поддержал его второй.
Мои родители: доктор Роберт Хэлл и доктор Беатрис Хэлл. Знаменитые ученые. Или лучше – ученые-знаменитости? Папа – эпидемиолог. Мама – микробиолог. Медики, их работа – бороться с болезнями. Союз «Чистые руки».
Мое имя – мое настоящее имя – Габриель Кеннеди Хэлл. Мне никогда оно не нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26