– Я защищаю права этого человека. И я не утверждала, что стану препятствовать расследованию. Я «прихожусь» ему агентом. Все имеющиеся у вас вопросы попрошу направлять к адвокату.
Я осушил банку, и вторую мне брать не хотелось.
– Вы не оставляете нам выхода.
– Это вы не оставили себе выхода своим поведением: нельзя было называть этого человека зэком. С этим будет разбираться наш адвокат.
– Мы только задаем предварительные вопросы. О формальном расследовании речи не идет.
– Номура здесь был. Кажется, двадцать третьего.
Все это действовало мне на нервы, поэтому я решил высказаться:
– Он привез с собой человека, который, по его словам, проявлял интерес к моим картинам.
– Кто это был?
– Не знаю. Я не обратил на него внимания. Мы с Номурой перекинулись словцом – так, о ерунде всякой.
– Номура записал в блокноте, что поехал в Нагано с человеком по имени Осито, который хотел с вами встретиться. В машине обнаружена квитанция за проезд по платной автостраде, что подтверждает его присутствие в Нагано.
– Я же сказал, что он был у меня. У меня было много работы, и мне не хотелось принимать гостей.
– Господин Номура проявлял интерес к совершенному вами преступлению.
– Он сказал, что хочет написать об этом книгу.
– Расскажите о человеке, которого он с собой привез.
– На вид тридцать – тридцать пять. Худощав. Больше ничего не приметил.
– О чем вы разговаривали с господином Номурой?
– Он спросил, что я почувствовал, когда убил человека.
– Достаточно уже, – в разговор вмешалась Нацуэ. – Со всеми вопросами обращайтесь к адвокату. Этот человек – не просто знаменитость, это художник международного масштаба. А для начала разберемся с вашей хамской манерой общаться с людьми и навешивать ярлыки. После этого мы окажем вам содействие в расследовании.
Нацуэ вручила визитку старшему из детективов.
– Этот человек – не от мира сего, поэтому он оказался в тюрьме. Он воспринял случившееся как интересный опыт, чего вы, я уверена, даже не поймете.
Нацуэ подтолкнула меня в комнату.
Огонь в очаге стал угасать. Я принес свежих поленец, чтобы пламя снова разгорелось. Пошерудил догорающие угли кочергой и подложил на них пару свежих поленьев.
Нацуэ приглушенным голосом что-то говорила детективам – до меня доносились лишь неотчетливые звуки. Покончив с разговорами, детективы удалились.
Нацуэ вошла в прихожую и сняла шубу, оставшись в ладно скроенном костюме, деловая дама до кончиков ногтей. Положила на стол какой-то чек.
– Шесть миллионов иен. Я нашла покупателя на твою новую картину. Два миллиона забрала себе – лучше так, если мы собираемся поддерживать деловые отношения. Но если хочешь, я могу их тебе отдать.
– Шесть миллионов на одного – слишком много. Я подарил картину тебе.
– В любом случае прими чек. Я знаю, что деньги тебя не интересуют, но и лишними они не бывают.
Нацуэ села на диван, скрестила ноги. Закурила сигарету. Я присел на корточки у очага.
– Расскажи, как было на самом деле, – проговорила Нацуэ, выдыхая клубы табачного дыма. – Ты его убил?
Я засмеялся. Нацуэ посмотрела на меня без тени улыбки на лице.


Глава 6
ЦВЕТ ЛЬДА

1

На столе лежала пачка купюр.
Нацуэ обналичила чек. Я не проявлял к деньгам видимого интереса, и она, видно, опасалась, что я про них и вовсе забыл и скорее всего потеряю.
Нацуэ оставила деньги и вернулась в Токио – визит ее казался совсем беспредметным: она не легла со мной в постель, не спрашивала об очередном полотне и даже не стала смотреть картину.
Я размышлял, что бы съесть на ужин. Смотрителей я попросил, чтобы на меня больше не готовили. С прошлого вечера у меня крошки во рту не было.
Сильно ломать голову я не стал – попросту взял бутылку коньяка и, обхватив ее за горлышко, направился на второй этаж.
Меня ждала «Нагая Акико». Картину я завершил, и касаться ее у меня не было никакого желания. Я присел на корточки и долго смотрел на нее, прислушиваясь к своему тяжелому дыханию.
Уж сколько лет я по-настоящему не заканчивал полотна. И вот теперь оно готово. Обычно я просто терял к картине интерес и то, что получилось, относил с глаз долой – в галерею, а уж там ее продавали как завершенную работу. И даже при этом никто никогда не обвинял меня в том, что полотно не закончено. Порой я умудрялся себя дурачить, объясняя отсутствие вдохновения тем, что работа готова.
В эту картину я выложился полностью, без остатка. Я чувствовал себя неживым, опустошенным. Чувство было мне знакомо, даже слишком. Так расстаются с мечтой. Словно бы вся моя жизнь, а может, даже и плоть перетекли на этот холст, не оставив мне ничего.
Я запил.
Приложив ко рту бутылку, я залил в горло коньяку. Очень скоро я совершенно захмелел.
На меня как-то одновременно все навалилось: картина эта, Акико – я сам стал себе в тягость. Меня не отпускала безумная мысль, что мою душу забрала обнаженная фигура на полотне.
Стемнело, но мне ясно виделся портрет. Зачем только я его создал? Что за надобность такая была изливать жизнь, свою собственную жизнь, на куске холста?
В былые времена я был счастлив, запечатлевая на холсте узнаваемый облик. Мало-помалу радость созидания притупилась. Я перестал писать что-то дельное.
Я плакал. От собственных слез становилось смешно: они катятся по щекам, а я смеюсь. Поднес ко рту бутылку и быстро ее опрокинул в горло. Встал, спустился в прохладный погреб, достал следующую.
Я все пил и пил, по-турецки усевшись перед картиной. Почему-то рядом с полотном я не ощущал ни холода, ни хода времени.
Свет был нестерпимый.
Наверно, наступило утро. Кто-то звал меня по имени. Казалось, заговорило полотно. Передо мной было лицо Акико, словно сошедшее с полотна.
– Как же хорошо, что я пришла. Я тебе звонила, снова и снова, но ты не брал трубку. Уж думала, что ты уехал навсегда и больше не вернешься.
До затуманенного сознания дошло, что девушка плачет. Она снова была на полотне. Отчасти я понимал, что Акико пришла меня навестить и плакала. Отчасти мне казалось, что она сошла с полотна.
– Ты пил, да? Сидел и напивался в одиночку.
– Я не в одиночку.
Я хотел сказать ей, что все это время рядом была она, но не смог выговорить этих слов.
Что-то опустилось на мои плечи. Наверное, одеяло, хотя надобности я в нем не испытывал. Под голову мне положили подушку.
Стало темно. Как будто бы погас свет. Значит, стояла ночь.
Хотелось выпить и рухнуть в хмельную бездонную пропасть. Я пошарил вокруг – где-то должна быть бутылка. Чья-то ладонь поймала мою руку. Я знал, что это Акико.
Неожиданная сила была в том пожатии. Я перестал шарить вокруг.
– Почему ты не на холсте? – попытался я выговорить, но провалился в сонное забытье.
Меня разбудил просочившийся с улицы лучик света.
Все тело неимоверно зудело. Я хотел почесаться, но руки не слушались. В неповоротливом разуме вязли мысли: будто голову наполнили густой мутной жижей.
Хотелось опохмелиться. Опьянение спало, только по телу раскинулась немочь. Спиртного, как назло, не было.
Попытался встать, в голове всколыхнулась жижа, меня замутило, и я снова опустился.
Я лежал на постели без движения и видел потолок – и лицо Акико. Я зажмурился, снова открыл глаза и понял, что эта Акико была реальная, а не сошедшая с полотна.
Попытка сесть отозвалась дурнотой. Я застонал.
– Не шевелись.
– Который час?
– Дело к полудню. Ты бы немного перекусил.
– Думаешь, мне сейчас до еды?
– Самую малость. Я что-нибудь приготовлю.
– Кофе достаточно.
– Нет, тебе надо что-нибудь полегче.
Рука Акико вновь сдержала мою руку. Я закрыл глаза. Никакого намека на голод. Я попытался разбудить интерес к пище.
Акико отпустила мою руку. Я весь зудел, но чесаться не хотелось – от этого только еще больше зудом изойдешь, нестерпимым зудом.
Я пытался понять, пьян ли я. Сложно было сказать. Зуд можно было счесть признаком обезвоживания или последними отзвуками оставшегося в организме алкоголя.
Я знал, что сейчас надо поспать или хотя бы закрыть глаза. Меня не столько страшила похмельная мука, сколько смутная боязнь воспоминаний.
Закрыл глаза. Попытался представить зимний пейзаж: снег, голые ветви, чистый прозрачный воздух. Вдруг перед мысленным взором снова возникла Ахико с полотна. Да, эту картину я закончил. Я застонал. Бодрствовать было невыносимо.
Я сел, встревожив в голове мутные воды. Попытался встать на ноги, меня бросило в пот. Умудрился сохранить равновесие. Будто не на своих ногах, я вышел из мастерской и кое-как, шаг за шагом, спустился по лестнице.
Опустившись на пол в гостиной, я окликнул Акико, которая хозяйничала на кухне:
– Пойду в душ.
Каким-то образом добрался до ванной. С помощью гостьи разделся и встал под душ – настолько горячий, насколько можно было терпеть. В душе меня вырвало чем-то коричневым. Жижа смешалась с водой, растворилась и утекла прочь. Акико приготовила для меня жидкую овсянку. Меня хоть и вырвало, но мутить не перестало. Преодолевая тошноту, я зачерпнул ложкой немного кашицы и прожевал, зачерпнул – прожевал. Палочками девушка подцепила кусочек маринованной сливы и положила его мне в ложку.
Я съел небольшую пиалу овсяной каши, что забрало у меня остатки сил. Еле доковылял до дивана и рухнул на него. В камине плясали языки пламени. Впрочем, тепла огонь давал недостаточно, и Акико включила обогреватель.
– Если бы ты заснул, так бы и окоченел. Я так испугалась – ты был холодный как лед.
– Всего лишь напился, – сказал я, потягивая принесенный Акико чай.
Теперь вопрос, пьян ли я, не был для меня актуален: я переживал лишь отголоски своего недавнего «кутежа».
– Я алкоголик.
– Не говори так. Я тебя в таком состоянии вижу впервые. А пара пива не считается. У тебя даже хватает сил на пробежки.
– Но временами я превращаюсь в алкоголика.
– Ты напиваешься лишь изредка, это не считается.
– Ты плакала.
– Да, на тебя было больно смотреть.
Акико сунула в зубы сигарету.
– Меня будто украли. Словами трудно выразить… Знаешь, меня будто затянуло в эту картину.
– Кто тебя затянул?
– Сам себя и затянул. Так обидно, до слез.
Я понял. По крайней мере мне так казалось, потому что, едва я пытался напрячь мозг, со дна его будто поднималась тина, и оттого становилось еще муторнее.
– Пока ты спал, жена смотрителя заходила – белье забрать. Я сказала, что пришла взглянуть на картины и жду, когда ты проснешься. Полнейший бред. Она взяла да и расхохоталась.
– Не бери в голову.
– Как же не брать-то?
– Не думай, она болтать не станет – не того сорта человек. Знаешь, доносчиков в тюрьме было – пропасть, у меня нюх на таких. Эта языком трепать не станет.
– Точно?
Ахико устроилась перед очагом. Мне курить не хотелось, и я рассеянно наблюдал за дымом от ее сигареты. Огонь притягивал. Девушка потянулась за пепельницей.
– Ну вот, я почти ожил: под душем пропарился, червячка заморил.
– Это радует. У меня просьба: я уйду, только ты снова пить не начинай. Наверно, тебе просто некуда себя приложить – картину-то закончил…
– Пить не буду.
– Что так?
– Все, выпил – протрезвел. Надобность отпала.
– Что-то я тебе не верю. Во всем остальном – да, но не по части выпивки.
– Я бы, наверно, до сих пор пьяным валялся, если б не ты.
Попытка засмеяться отозвалась нахлынувшей тошнотой. Снова стало муторно.

2

Я бы не назвал это страданием.
Пот меня сильно прошиб, дышать было труднее – и все, собственно. Передыхов я не делал, общее чувство было таким, словно меня лечили от водянки головного мозга.
Приятно похрустывал снежок под ногами – будто бы что-то ломалось, крошилось. Погода в последние дни выдалась ясная, солнечная, снег начал подтаивать, обрастая настом.
Я вернулся в хижину, мокрый от пота.
Пока я разминался да потягивался, увидел двух знакомцев-детективов, которые наведывались накануне.
– День добрый, господин Накаги. Тут у вас еще таять не начало, а ниже – так слякоть. Если дело так пойдет, и у вас дорога раскиснет.
Я делал наклоны – все никак не мог отдышаться.
– Вы душ пока примите. Нам бы с вами побеседовать, если, конечно, не возражаете.
Тот, что помоложе, молчал, спрятавшись за плечом товарища. Видно, адвокат Нацуэ оказал серьезное давление.
– Следствие идет своим чередом. С вашей помощью, конечно, мы бы быстрее раскрыли это преступление. Однако не будем вас утруждать больше, чем того требует необходимость.
Сделав несколько глубоких вдохов, я вернулся в хижину и принял душ. Полное исцеление от гидроцефалии. Даже аппетит проснулся.
Накинув халат, я прошел в гостиную, подбросил в камин пару поленец. Пламя от догорающих углей потянулось к свежей пище и разгорелось. Я коснулся желтой ленточки, повязанной на левом запястье, и мне подумалось, что вполне можно обойтись и без пива. Ленточка эта – нечто наподобие оберега, которым Акико пыталась оградить меня от пьянства.
Накануне вечером она уехала к себе на виллу. Перед отъездом приготовила легкий ужин, повязала мне на запястье ленточку и была такова. Наверно, ей не верилось, что я брошу пить. Хотела меня вроде как испытать. Вернее, снять мерку – проверить, насколько я безнадежный алкоголик. Каким образом я предпочту себя уничтожить? В какую сторону я рванусь, когда меня будет терзать очередная напасть?
Теперь я был совершенно трезв.
Я распахнул окно. Ворвался поток свежего прохладного воздуха.
– А ленточка зачем? – спросил старший детектив, зайдя на террасу. Говорил он вежливо, и тем не менее в голосе его чувствовался вызов.
– Это напоминание о том, что я собственными руками убил человека.
– Я вас не понимаю.
Детектив решил больше не распространяться о моем прошлом.
– Вас посетил некий Койти Осита? Вероятно, его привез с собой Йочи Номура.
Детектив как ни в чем не бывало показал мне фотографию Оситы. Он не стал спрашивать, знаком ли я с ним.
– С тех пор как мы с вами виделись, следствие серьезно продвинулось вперед. Мы побывали в доме Номуры и обнаружили массу записей, касающихся лично вас.
– Он хотел написать обо мне книгу. Не как о художнике, а как об убийце. У него был талант к таким вещам.
– В своих записях он упоминает о Койти Осите.
Я закурил.
– На совести Оситы лежит убийство. Он совершил его три года назад и был признан невменяемым, а потому судить его не стали. Как бы вам объяснить… Имелись веские доводы.
– Неужели?
– А почему Номура решил вас познакомить?
– Он видел в нас некое сходство. Небогатое воображение, надо сказать, для человека, который пишет книги.
– Он допускал подобную вероятность. Нам по-прежнему неизвестно местонахождение его знакомца.
– Вы же провели расследование.
– Мы прорабатываем версии: наведываемся туда, где он предположительно может показаться. Велика вероятность, что он заявится сюда.
– Если он появится, я вам обязательно сообщу. Что-то мне подсказывало: придет Осита. И в таком случае я не буду ставить полицию в известность.
– Будем признательны. С тех пор как он уехал из Токио, мы его след потеряли. Возможно, он все еще там.
– Обещаю поставить вас в известность.
– В записях покойного говорится, что вы с Оситой во многом похожи. Он расписал по пунктам. У вас не сложилось подобного впечатления?
– Мы с ним не разговаривали. По-моему, самый обыкновенный человек.
– Номура написал, что ваши картины глубоко тронули Оситу, чем он и поделился, а после этого начал анализировать, в чем вы похожи.
– Например?…
– Изоляция, голод… полагаю, он имел в виду духовный голод, но точно не скажу. Или вот еще: взрывная горячность. Позвольте, я зачитаю его записи. Цитирую: «Я убежден, оба они страдают от некоего голода», конец цитаты.
Записи Номуры перестали быть мне интересны. Если эти «откровения» – максимум, на что он оказался способен, мне их слушать не обязательно.
Каждый человек страдает от некоего голода. Так что, по словам Номуры, у меня есть нечто схожее со всем родом человеческим. А потом Осита убил его в припадке ярости – если, конечно, это действительно дело его рук.
– Больше мне нечего добавить.
– Если что-нибудь узнаете, звоните. Мы дадим вам телефон главного управления. Это в Токио. Нам доподлинно неизвестно, где было совершено убийство, но тело нашли именно там.
Полиция располагала точным временем смерти и чеком за проезд по скоростной трассе. Я предположил, что при желании они могли бы установить место смерти с достаточной степенью вероятности. Возможно, они намеренно решили создать некую «туманность».
– То есть если я что-нибудь выясню, то должен вам сообщить.
– Мы будем признательны.
Не уверен, что копы озвучили истинную причину своего визита. Может быть, они полагали обнаружить у меня Оситу.
Я затушил сигарету.
– А этот Осита, он из Нагано?
– Нет, из Токио.
– Господа, вы наведывались ко мне уже дважды. У вас какие-то подозрения на мой счет.
– С чего бы нам вас подозревать? Вероятно, вы шутите, – сказал детектив, глядя на меня в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21