Смешно! Руководствовался интуицией? Но это слишком уж ненадежная штука, тут немудрено ошибиться на порядок-другой. И почему он был так уверен, что его творения, никем не афишируемые, дойдут до тех, кому предназначены? Несколько сотен человек — и он этим доволен… Да, некоторым художникам присущ такой мазохизм: пусть меня освистывают и оплевывают профаны — это лучшее подтверждение того, что я гений, доступный лишь вкусам интеллектуальной суперэлиты.
Андрей посмотрел на Марго и поразился: она улыбалась так же таинственно. «Точно — гнездо заговорщиков! — вспомнил он свои недавние опасения. — Конечно, литературные интересы — это только прикрытие. Наверное, они действительно собирают под свое крыло всех непризнанных гениев, до которых могут дотянуться. Вот забавно! Значит, и Кирилл Ильич — гений? И Марго? Черт, а почему бы нет? Вот только бы знать, в какой области…»
— Если не возражаете, — прервал его размышления Гудков, — я поставлю еще одну свою композицию. Впрочем, вы, кажется, хотите у меня что-то спросить?
— Хочу. Сдается мне, Леонид Сергеевич, что вы ведете здоровый образ жизни, ненавидите телерекламу и популярную музыку, в грош не ставите прорицателей, презираете политиков. Угадал?
— Рад, что вы начинаете кое-что понимать. Со временем узнаете больше. Хочу добавить, что я материалист до мозга костей — так же, как и вы, верно?
Рука Ворохова непроизвольно дернулась, и часть кофе немедленно выплеснулась ему на брюки.
— Дьявольщина! — выругался он. — Слушайте… Вы что, хотите сказать, что я один из вас? Может, мы все — клоны?
— Да нет, что вы! — Композитор улыбнулся. — Сразу видно — фантаст! Я ведь уже сказал, что со временем вы все узнаете. Кстати, могу сообщить о себе еще одну вещь.
Леонид Сергеевич допил свой кофе и поднялся.
— В придачу ко всему, — сказал он, — я не верю, что человечество когда-нибудь поумнеет.
Глава 10. «ЧИСТКА»
Паша Ростовцев закурил новую сигарету. Кромптон с трудом скрыл раздражение. Нелепая, идиотская привычка! Подумать только, табаку во всем мире поклоняется больше людей, чем любому отдельно взятому богу!
— Вы много курите, — сказал Кромптон. — На мой взгляд, весьма сомнительное удовольствие. Кстати, руководство «Пирс энд Гарретт» практикует драконовские меры против курильщиков. Они там — в высшей степени униженные существа. Отвыкайте!
— Успеется, — беззаботно ответил Паша и со вкусом затянулся. — В конце концов я же не завтра отчаливаю.
Разговор, конечно, шел на английском — местные кудесники клавиатуры, как правило, изъяснялись на нем свободно, а писали подчас даже грамотнее, чем на своем родном. Это устраивало Кромптона, не знавшего и десятка русских слов.
Ресторан был небольшой, уютный, довольно тихий. Любители гульнуть на широкую ногу явно предпочитали другие заведения — более шумные, где сама атмосфера побуждала «отрываться». Сюда же, судя по всему, приходили просто насладиться отменной кухней, а заодно и поговорить. Кухня действительно впечатляла. Кромптон убедился, что «русские» блюда, которые ему доводилось пробовать в Европе и Америке, не шли ни в какое сравнение с приготовленными в Москве. По крайней мере американский «борщ» после тарелки настоящего, разжигающего аппетит одним запахом, вспоминался как натуральные помои.
Кромптон взял бокал и отпил глоток янтарного вина.
— Информацию о ваших способностях я получил из надежного источника, — сказал он. — И все же — только не обижайтесь! — мне показалось, что ваш образ в некоторой степени мифологизирован. Скажите, вы в самом деле считаете себя компьютерным богом?
Ростовцев хмыкнул.
— Кем я себя считаю — это никому не интересно. Богом, королем, на худой конец князем — нужное подчеркните сами. Однако сдается мне, что вы не приехали бы в Россию ради парня, которых пруд пруди. Что, в ваших пятидесяти штатах не нашлось программистов экстракласса?
«Какой самонадеянный тип! — подумал Кромптон. — Считает, что я приехал исключительно из-за него. Нет, птенчик, ты всего лишь одно звено в цепи грандиозного замысла. Довольно важное звено, спору нет, но я вполне мог выйти и на кого-нибудь другого. Просто ты подвернулся под руку в нужное время и в нужном месте».
— Как ни странно, Павел, — сказал он, — вы недалеки от истины. Конечно, классных программистов на родине компьютера больше, чем где бы то ни было. Но подлинные таланты — как, впрочем, и у вас — наперечет. Все они очень хорошо устроились — работают в самых известных фирмах.
— А компания «Пирс энд Гарретт», — продолжил Паша, — как сравнительно Молодая, не успела раздобыть себе настоящего аса. Сманить у конкурентов не удалось — те ценными кадрами не разбрасываются. Вы ему сумму называете, а хозяева тут же об этом узнают и прибавляют жалованье. Тут-то вы и вспомнили о заснеженной России, где наряду с медведями до сих пор еще встречаются очень и очень неглупые люди. Причем — самое главное! — дешевые, как попкорн.
— Меня удивляет ваш тон, Павел, — сказал Кромптон. — Вам предлагают блестящую перспективу. «Пирс энд Гарретт» — стремительно развивающаяся компания. Не в этом, так в следующем году она серьезно потеснит на рынке нынешних монстров. Заметьте, что вам даже не пришлось ничего предпринимать — мы сами вас разыскали. Мы же обеспечим и ваш выезд за границу. Поверьте, въехать в Штаты сейчас еще труднее, чем год-два назад. Условия предельно жесткие, в визе отказывают даже людям, у которых гораздо больше оснований эмигрировать, чем у вас. Но мы все сделаем, можете на нас положиться.
— Не сомневаюсь, мистер Кромптон. — Ростовцев потушил сигарету, затем нетвердой уже рукой взял графинчик с водкой и наполнил свою рюмку. — Ну, за процветание вашей фирмы!
«Пей, пей! — подумал Кромптон и снова пригубил из бокала. — Чем больше, тем лучше. Напейся вдрызг! Но не сразу. Мне хотелось бы еще выслушать твои суждения по некоторым вопросам».
— А что, мистер Кромптон, — сказал Паша, орудуя вилкой, — вы водку совершенно не употребляете? Такое впечатление, как будто я пью один.
— Вы слишком категоричны, Павел. — Кромптон демонстративно приподнял свой бокал. — Назвать меня трезвенником все-таки нельзя. Вы, как истинный русский, любите водку. Это дело вкуса. Но хотел бы заметить, что в Америке от употребления спиртного ежегодно умирают примерно пятьсот человек, а у вас, насколько мне известно, многие тысячи. Конечно, американцы тоже любят крепкие напитки, но у нас лучше развита медицина, а кроме того, несколько иная психология. Так что советовал бы вашим соотечественникам серьезно задуматься.
Паша махнул рукой.
— Знаете, — сказал он, отодвинув тарелку, — я, конечно, признателен вам за хлопоты. Вы отличный агент, мистер Кромптон, фирма может вами гордиться. Разумеется, я поеду к вам и буду работать на совесть. Но… Есть такая русская пословица, что у трезвого на уме — у пьяного на языке. Я, правда, еще далеко не пьян, и все же… Приехав в вашу хваленую Америку, я, безусловно, буду держать рот на замке, так что позвольте мне напоследок быть откровенным. В общем… Не обижайтесь, но я вовсе не считаю себя облагодетельствованным, а Америку — страной грез. По моим понятиям, это всего лишь гигантская отрыжка европейской цивилизации. Разумеется, с совсем не благовонным запахом.
— Да? — Кромптон постарался, чтобы в его голосе проскользнуло лишь легкое удивление, но внутри у него все кричало: «Молодец! Отрыжка Европы — очень метко сказано! Как будто знал, что на самом деле я европеец, лишь нацепивший маску янки. Впрочем, и это неверно. Мой дом — весь мир. Родина — это предрассудок. И все-таки будет интересно послушать, что выдаст этот русский. Надо только контролировать себя и во всем следовать легенде».
— А разве вы, Павел, посещали Соединенные Штаты?
— Нет, но многие знакомые там были, а я их мнение уважаю, как собственное. Кроме того, вы далеко не единственный американец, с которым мне довелось общаться. Ну и, само собой, масса сведений, почерпнутых из Сети…
— Так чем же вас не устраивает Америка?
— Многим. Во-первых, раздутое, гипертрофированное чувство собственной значимости. Конечно, построить своими руками богатейшее государство мира — тут есть чем гордиться. Но не захлебываясь от спеси, как это делаете вы. Вам кажется, что только янки способны судить здраво. Все прочие — недоумки. Их надо мягко увещевать, шелестя баксами, а если упрутся — вправлять мозги с помощью авианосцев и крылатых ракет. Если вам не нравится какой-то правитель, даже избранный самым законным образом, вы тут же начинаете бомбить его народ, виновный в том, что он терпит такого тирана. Знаете, я еще способен понять и даже простить изуверство, совершенное невменяемым человеком. Но когда в оправдание изуверства ваш президент начинает рассуждать о своем долге, ответственности за судьбы мира и общечеловеческих ценностях, мне так и хочется заткнуть ему рот грязным вонючим носком.
— Вы, русские, тоже пролили много крови. Вспомните Афганистан, Чечню…
— Афганистан мы давно признали ошибкой, а Чечня — это наша территория. Может, вы еще запретите нам бить у себя на кухне тараканов?
— Хорошо, я вас понял. Что дальше?
— Жестокость по отношению к чужим закономерно перетекает в беспощадность к своим. Мистер Кромптон, у меня такое ощущение, что через двадцать — тридцать лет вы начисто перебьете друг друга — просто от помрачения мозгов, вызванного вышей псевдокультурой, которая воспевает насильников и извращенцев. Их всех, конечно, в конце концов убивают мускулистые добрые дядьки, но грех подан так привлекательно, что как раз садистам и начинают подражать, представлять себе конвульсии подстреленной жертвы, хрупкое горло под своими железными пальцами, чьи-то разлетающиеся внутренности… Слушайте, в Штатах месяца не проходит, чтобы кто-нибудь не взял в руки автоматическую винтовку и не отправил на тот свет как минимум десяток человек! Патологическая ненависть к своим двуногим сородичам — как у взрослых, так и у детей. Если у вас школьник, преспокойно расстреливающий целый класс, — самое обычное явление, какое вы имеете право называться цивилизованным государством? Почему в богатейшей стране планеты больше всего психопатов, маньяков, последователей сатанизма, а также астрологов, хиромантов и прочих шарлатанов? Почему у вас насаждаются невежество и мракобесие? Мне рассказывали об уровне образованности выпускников ваших школ и даже студентов. Они не знают самых элементарных вещей! Много раз слышал о том, как наши двоечники, переехав в Америку, оказывались самыми умными в своем классе. А самое паршивое то, что и у нас все дело идет к этому. Ослепленные вашим внешним благополучием, мы и своих детей начали обучать на западный манер. Результаты налицо — тупиц и недоучек становится все больше. Скоро и теорию Дарвина начнут запрещать, как в некоторых ваших штатах.
— Вы, Павел, оказывается, очень сердитый человек. Какие еще у вас к нам претензии?
Паша потянулся к графинчику.
— Уф! — сказал он, отправив водку в желудок и закусив на этот раз лишь кусочком хлеба. Затем водрузил локти на стол. — О чем это мы? Ах да, о претензиях… Ну, их у меня миллион. Да взять хотя бы еду. У вас же нет нормальной, натуральной жратвы! Все выращено в неестественных условиях, на гормонах и прочих биодобавках. Или за счет пересадки генов. Что, не так? Знаем, знаем! — Он с многозначительной ухмылкой поводил в воздухе пальцем, и тут один из его локтей сорвался со стола.
«Он уже теряет координацию движений, — подумал Кромптон. — Русские не знают меры. Наверное, мне так и не придется дослушать его рассказ до конца».
Однако, несмотря на изрядное количество выпитого, язык у Паши пока не заплетался.
— Да, ребята, жратва у вас хреновая. Все, кто был в Штатах, прикалываются над вашей земляникой, которой только свиней кормить. А эта ваша вечная сухомятка — все на ходу да на бегу? Известно ведь, что американской кухни в природе не существует. А русская — вот она. — Паша обвел рукой стол. — Вам нравится?
— Удивляете вы меня, Павел, — сказал Кромптон, проигнорировав его вопрос. — В Америке все мерзко и скверно, кругом сплошное насилие, культура рассчитана на обывателя, из школ выходят неучи, еда тошнотворная… Что еще?
— Спорт. Этот ваш рестлинг — зрелище для дебилов, которое устраивают дебилы.
— Вот видите… Все вам не так. Зачем же вы согласились покинуть уютную Россию и поехать в эту кошмарную Америку?
— Уютную… Она всегда была немытой, как подметил один из наших классиков. Пусть вас не обманывает видимое великолепие Москвы. Наша столица — это всего лишь красивая нарядная дверь, за которой — огромное заброшенное помещение, набитое бесхозным хламом. Тот же классик назвал Россию страной рабов, страной господ. Ничего не изменилось, разве что господа правят более тонкими, изощренными методами, а рабам настойчиво внушается, будто от их волеизъявления в этой жизни что-то зависит.
— Вам трудно угодить, Павел. Богатая и свободная Америка не устраивает вас в той же степени, что и нищая, рабская Россия. Насколько я понимаю, вы все же решили выбрать из двух зол?
Паша вздохнул.
— Видите ли, мистер Кромптон… Америка — страна невысокой духовности, но вы, как никто, цените людей, умеющих что-то делать руками и головой. Вы предприимчивы, изобретательны, вам удалось добиться производительности труда, до которой нам с нашей извечной безалаберностью — как до Луны. Под звездно-полосатым небом все четко: заработал — получи. У нас, в России, честным трудом можно заработать только инфаркт. Все состояния делаются за счет хитроумных афер и особых отношений с продажными чиновниками. Я люблю свою страну, но меня здесь считают за негра — в самом обидном понимании, за которое у вас и засудить могут. В общем, держат за раба, а денег дают ровно столько, чтобы не ходил на работу в дырявых джинсах. Я стою больше, во много раз больше, чем мне платят в моей фирме! Впрочем, вы и сами это прекрасно знаете, иначе не были бы здесь. И еще одно соображение. Скоро все худшее, что только есть в Америке, будет и у нас. Россию уже захлестывает этим дерьмом. Осталось только разрешить продажу оружия — и не будет никакой разницы. Есть ли тогда смысл держаться за испохабленную страну, где, помимо прочего, тебе ни черта не платят?
Он помолчал, глядя в стол.
— У вас же светлая голова, Павел, — заговорил Кромптон. — Для агента фирмы противоестественно отговаривать клиента, но я думаю, что вы могли бы и здесь неплохо устроиться. В России неразбериха, а умный человек всегда найдет способ поймать рыбу в мутной воде!
Паша недобро посмотрел на него и прикурил очередную сигарету.
— Понимаю, о чем вы. Поверьте, я через это уже прошел. Король хакеров — так меня величали. Еще будучи школьником, я умел мастерски взламывать несложные охранные системы. Брал отовсюду понемногу, деньги сначала переводил на счета взрослых парней, которым доверял. У меня всегда водились бабки, я снимал таких роскошных девочек, что все вокруг умирали от зависти. Со временем мои аппетиты разрастались, я начал проворачивать крупные дела. Затем, разумеется, попал на крючок одной мощной мафиозной группировки. Меня стали использовать как чистильщика банковских счетов, и я не думал, что когда-нибудь смогу вырваться из этих железных лап.
— Смогли?
Почти минуту Паша молчал, пуская дым.
— Мой приятель, тоже знаменитый хакер, как-то попался и загремел в тюрьму. Позже я узнал, что его там убили. Пустили по кругу, а потом забили насмерть. Это был гордый парень, он не захотел подчиняться подонкам, которые заправляли тамошней жизнью, указывали каждому его место. И поплатился за это. Я просидел в трансе весь день и всю ночь. Подруга убежала от меня в ужасе — думала, что я повредился рассудком. А я все размышлял над своей жизнью, мысленно перелистывал ее последние страницы и перечеркивал их жирным крестом. Надо уметь вовремя остановиться, мистер Кромптон. «Все, — сказал я себе, — хакер Ростовцев умер, да здравствует честный программист Ростовцев. Жизнь только начинается, и не стоит ее уродовать. Прежних бабок тебе, Паша, больше не видать, и это очень скверно, потому что ты привык ни в чем себе не отказывать. Но ничего, поумеришь аппетит. Зато никогда не познакомишься с тюремной парашей». И вот я перед вами — белоснежный ангел, отряхнувший с крыльев грязь.
«Сопляк ты, — подумал Кромптон. — Вся наша жизнь полна греха, кругом мерзость и смрад. Как там говорили древние греки? „Человек — двуногое существо без перьев“. То-то и оно! Ты можешь с ног до головы обклеить себя белыми перышками, но рано или поздно они бы облетели. Наверное, уже начали облетать, только ты, упиваясь своей исключительностью, стараешься не заметить этого. Дурачок! Среди великих людей, оставивших след в истории, не было ни одного святого. Напротив, почетное место в их рядах занимают такие чудовища, что кровь стынет в жилах, как вспомнишь, что они натворили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Андрей посмотрел на Марго и поразился: она улыбалась так же таинственно. «Точно — гнездо заговорщиков! — вспомнил он свои недавние опасения. — Конечно, литературные интересы — это только прикрытие. Наверное, они действительно собирают под свое крыло всех непризнанных гениев, до которых могут дотянуться. Вот забавно! Значит, и Кирилл Ильич — гений? И Марго? Черт, а почему бы нет? Вот только бы знать, в какой области…»
— Если не возражаете, — прервал его размышления Гудков, — я поставлю еще одну свою композицию. Впрочем, вы, кажется, хотите у меня что-то спросить?
— Хочу. Сдается мне, Леонид Сергеевич, что вы ведете здоровый образ жизни, ненавидите телерекламу и популярную музыку, в грош не ставите прорицателей, презираете политиков. Угадал?
— Рад, что вы начинаете кое-что понимать. Со временем узнаете больше. Хочу добавить, что я материалист до мозга костей — так же, как и вы, верно?
Рука Ворохова непроизвольно дернулась, и часть кофе немедленно выплеснулась ему на брюки.
— Дьявольщина! — выругался он. — Слушайте… Вы что, хотите сказать, что я один из вас? Может, мы все — клоны?
— Да нет, что вы! — Композитор улыбнулся. — Сразу видно — фантаст! Я ведь уже сказал, что со временем вы все узнаете. Кстати, могу сообщить о себе еще одну вещь.
Леонид Сергеевич допил свой кофе и поднялся.
— В придачу ко всему, — сказал он, — я не верю, что человечество когда-нибудь поумнеет.
Глава 10. «ЧИСТКА»
Паша Ростовцев закурил новую сигарету. Кромптон с трудом скрыл раздражение. Нелепая, идиотская привычка! Подумать только, табаку во всем мире поклоняется больше людей, чем любому отдельно взятому богу!
— Вы много курите, — сказал Кромптон. — На мой взгляд, весьма сомнительное удовольствие. Кстати, руководство «Пирс энд Гарретт» практикует драконовские меры против курильщиков. Они там — в высшей степени униженные существа. Отвыкайте!
— Успеется, — беззаботно ответил Паша и со вкусом затянулся. — В конце концов я же не завтра отчаливаю.
Разговор, конечно, шел на английском — местные кудесники клавиатуры, как правило, изъяснялись на нем свободно, а писали подчас даже грамотнее, чем на своем родном. Это устраивало Кромптона, не знавшего и десятка русских слов.
Ресторан был небольшой, уютный, довольно тихий. Любители гульнуть на широкую ногу явно предпочитали другие заведения — более шумные, где сама атмосфера побуждала «отрываться». Сюда же, судя по всему, приходили просто насладиться отменной кухней, а заодно и поговорить. Кухня действительно впечатляла. Кромптон убедился, что «русские» блюда, которые ему доводилось пробовать в Европе и Америке, не шли ни в какое сравнение с приготовленными в Москве. По крайней мере американский «борщ» после тарелки настоящего, разжигающего аппетит одним запахом, вспоминался как натуральные помои.
Кромптон взял бокал и отпил глоток янтарного вина.
— Информацию о ваших способностях я получил из надежного источника, — сказал он. — И все же — только не обижайтесь! — мне показалось, что ваш образ в некоторой степени мифологизирован. Скажите, вы в самом деле считаете себя компьютерным богом?
Ростовцев хмыкнул.
— Кем я себя считаю — это никому не интересно. Богом, королем, на худой конец князем — нужное подчеркните сами. Однако сдается мне, что вы не приехали бы в Россию ради парня, которых пруд пруди. Что, в ваших пятидесяти штатах не нашлось программистов экстракласса?
«Какой самонадеянный тип! — подумал Кромптон. — Считает, что я приехал исключительно из-за него. Нет, птенчик, ты всего лишь одно звено в цепи грандиозного замысла. Довольно важное звено, спору нет, но я вполне мог выйти и на кого-нибудь другого. Просто ты подвернулся под руку в нужное время и в нужном месте».
— Как ни странно, Павел, — сказал он, — вы недалеки от истины. Конечно, классных программистов на родине компьютера больше, чем где бы то ни было. Но подлинные таланты — как, впрочем, и у вас — наперечет. Все они очень хорошо устроились — работают в самых известных фирмах.
— А компания «Пирс энд Гарретт», — продолжил Паша, — как сравнительно Молодая, не успела раздобыть себе настоящего аса. Сманить у конкурентов не удалось — те ценными кадрами не разбрасываются. Вы ему сумму называете, а хозяева тут же об этом узнают и прибавляют жалованье. Тут-то вы и вспомнили о заснеженной России, где наряду с медведями до сих пор еще встречаются очень и очень неглупые люди. Причем — самое главное! — дешевые, как попкорн.
— Меня удивляет ваш тон, Павел, — сказал Кромптон. — Вам предлагают блестящую перспективу. «Пирс энд Гарретт» — стремительно развивающаяся компания. Не в этом, так в следующем году она серьезно потеснит на рынке нынешних монстров. Заметьте, что вам даже не пришлось ничего предпринимать — мы сами вас разыскали. Мы же обеспечим и ваш выезд за границу. Поверьте, въехать в Штаты сейчас еще труднее, чем год-два назад. Условия предельно жесткие, в визе отказывают даже людям, у которых гораздо больше оснований эмигрировать, чем у вас. Но мы все сделаем, можете на нас положиться.
— Не сомневаюсь, мистер Кромптон. — Ростовцев потушил сигарету, затем нетвердой уже рукой взял графинчик с водкой и наполнил свою рюмку. — Ну, за процветание вашей фирмы!
«Пей, пей! — подумал Кромптон и снова пригубил из бокала. — Чем больше, тем лучше. Напейся вдрызг! Но не сразу. Мне хотелось бы еще выслушать твои суждения по некоторым вопросам».
— А что, мистер Кромптон, — сказал Паша, орудуя вилкой, — вы водку совершенно не употребляете? Такое впечатление, как будто я пью один.
— Вы слишком категоричны, Павел. — Кромптон демонстративно приподнял свой бокал. — Назвать меня трезвенником все-таки нельзя. Вы, как истинный русский, любите водку. Это дело вкуса. Но хотел бы заметить, что в Америке от употребления спиртного ежегодно умирают примерно пятьсот человек, а у вас, насколько мне известно, многие тысячи. Конечно, американцы тоже любят крепкие напитки, но у нас лучше развита медицина, а кроме того, несколько иная психология. Так что советовал бы вашим соотечественникам серьезно задуматься.
Паша махнул рукой.
— Знаете, — сказал он, отодвинув тарелку, — я, конечно, признателен вам за хлопоты. Вы отличный агент, мистер Кромптон, фирма может вами гордиться. Разумеется, я поеду к вам и буду работать на совесть. Но… Есть такая русская пословица, что у трезвого на уме — у пьяного на языке. Я, правда, еще далеко не пьян, и все же… Приехав в вашу хваленую Америку, я, безусловно, буду держать рот на замке, так что позвольте мне напоследок быть откровенным. В общем… Не обижайтесь, но я вовсе не считаю себя облагодетельствованным, а Америку — страной грез. По моим понятиям, это всего лишь гигантская отрыжка европейской цивилизации. Разумеется, с совсем не благовонным запахом.
— Да? — Кромптон постарался, чтобы в его голосе проскользнуло лишь легкое удивление, но внутри у него все кричало: «Молодец! Отрыжка Европы — очень метко сказано! Как будто знал, что на самом деле я европеец, лишь нацепивший маску янки. Впрочем, и это неверно. Мой дом — весь мир. Родина — это предрассудок. И все-таки будет интересно послушать, что выдаст этот русский. Надо только контролировать себя и во всем следовать легенде».
— А разве вы, Павел, посещали Соединенные Штаты?
— Нет, но многие знакомые там были, а я их мнение уважаю, как собственное. Кроме того, вы далеко не единственный американец, с которым мне довелось общаться. Ну и, само собой, масса сведений, почерпнутых из Сети…
— Так чем же вас не устраивает Америка?
— Многим. Во-первых, раздутое, гипертрофированное чувство собственной значимости. Конечно, построить своими руками богатейшее государство мира — тут есть чем гордиться. Но не захлебываясь от спеси, как это делаете вы. Вам кажется, что только янки способны судить здраво. Все прочие — недоумки. Их надо мягко увещевать, шелестя баксами, а если упрутся — вправлять мозги с помощью авианосцев и крылатых ракет. Если вам не нравится какой-то правитель, даже избранный самым законным образом, вы тут же начинаете бомбить его народ, виновный в том, что он терпит такого тирана. Знаете, я еще способен понять и даже простить изуверство, совершенное невменяемым человеком. Но когда в оправдание изуверства ваш президент начинает рассуждать о своем долге, ответственности за судьбы мира и общечеловеческих ценностях, мне так и хочется заткнуть ему рот грязным вонючим носком.
— Вы, русские, тоже пролили много крови. Вспомните Афганистан, Чечню…
— Афганистан мы давно признали ошибкой, а Чечня — это наша территория. Может, вы еще запретите нам бить у себя на кухне тараканов?
— Хорошо, я вас понял. Что дальше?
— Жестокость по отношению к чужим закономерно перетекает в беспощадность к своим. Мистер Кромптон, у меня такое ощущение, что через двадцать — тридцать лет вы начисто перебьете друг друга — просто от помрачения мозгов, вызванного вышей псевдокультурой, которая воспевает насильников и извращенцев. Их всех, конечно, в конце концов убивают мускулистые добрые дядьки, но грех подан так привлекательно, что как раз садистам и начинают подражать, представлять себе конвульсии подстреленной жертвы, хрупкое горло под своими железными пальцами, чьи-то разлетающиеся внутренности… Слушайте, в Штатах месяца не проходит, чтобы кто-нибудь не взял в руки автоматическую винтовку и не отправил на тот свет как минимум десяток человек! Патологическая ненависть к своим двуногим сородичам — как у взрослых, так и у детей. Если у вас школьник, преспокойно расстреливающий целый класс, — самое обычное явление, какое вы имеете право называться цивилизованным государством? Почему в богатейшей стране планеты больше всего психопатов, маньяков, последователей сатанизма, а также астрологов, хиромантов и прочих шарлатанов? Почему у вас насаждаются невежество и мракобесие? Мне рассказывали об уровне образованности выпускников ваших школ и даже студентов. Они не знают самых элементарных вещей! Много раз слышал о том, как наши двоечники, переехав в Америку, оказывались самыми умными в своем классе. А самое паршивое то, что и у нас все дело идет к этому. Ослепленные вашим внешним благополучием, мы и своих детей начали обучать на западный манер. Результаты налицо — тупиц и недоучек становится все больше. Скоро и теорию Дарвина начнут запрещать, как в некоторых ваших штатах.
— Вы, Павел, оказывается, очень сердитый человек. Какие еще у вас к нам претензии?
Паша потянулся к графинчику.
— Уф! — сказал он, отправив водку в желудок и закусив на этот раз лишь кусочком хлеба. Затем водрузил локти на стол. — О чем это мы? Ах да, о претензиях… Ну, их у меня миллион. Да взять хотя бы еду. У вас же нет нормальной, натуральной жратвы! Все выращено в неестественных условиях, на гормонах и прочих биодобавках. Или за счет пересадки генов. Что, не так? Знаем, знаем! — Он с многозначительной ухмылкой поводил в воздухе пальцем, и тут один из его локтей сорвался со стола.
«Он уже теряет координацию движений, — подумал Кромптон. — Русские не знают меры. Наверное, мне так и не придется дослушать его рассказ до конца».
Однако, несмотря на изрядное количество выпитого, язык у Паши пока не заплетался.
— Да, ребята, жратва у вас хреновая. Все, кто был в Штатах, прикалываются над вашей земляникой, которой только свиней кормить. А эта ваша вечная сухомятка — все на ходу да на бегу? Известно ведь, что американской кухни в природе не существует. А русская — вот она. — Паша обвел рукой стол. — Вам нравится?
— Удивляете вы меня, Павел, — сказал Кромптон, проигнорировав его вопрос. — В Америке все мерзко и скверно, кругом сплошное насилие, культура рассчитана на обывателя, из школ выходят неучи, еда тошнотворная… Что еще?
— Спорт. Этот ваш рестлинг — зрелище для дебилов, которое устраивают дебилы.
— Вот видите… Все вам не так. Зачем же вы согласились покинуть уютную Россию и поехать в эту кошмарную Америку?
— Уютную… Она всегда была немытой, как подметил один из наших классиков. Пусть вас не обманывает видимое великолепие Москвы. Наша столица — это всего лишь красивая нарядная дверь, за которой — огромное заброшенное помещение, набитое бесхозным хламом. Тот же классик назвал Россию страной рабов, страной господ. Ничего не изменилось, разве что господа правят более тонкими, изощренными методами, а рабам настойчиво внушается, будто от их волеизъявления в этой жизни что-то зависит.
— Вам трудно угодить, Павел. Богатая и свободная Америка не устраивает вас в той же степени, что и нищая, рабская Россия. Насколько я понимаю, вы все же решили выбрать из двух зол?
Паша вздохнул.
— Видите ли, мистер Кромптон… Америка — страна невысокой духовности, но вы, как никто, цените людей, умеющих что-то делать руками и головой. Вы предприимчивы, изобретательны, вам удалось добиться производительности труда, до которой нам с нашей извечной безалаберностью — как до Луны. Под звездно-полосатым небом все четко: заработал — получи. У нас, в России, честным трудом можно заработать только инфаркт. Все состояния делаются за счет хитроумных афер и особых отношений с продажными чиновниками. Я люблю свою страну, но меня здесь считают за негра — в самом обидном понимании, за которое у вас и засудить могут. В общем, держат за раба, а денег дают ровно столько, чтобы не ходил на работу в дырявых джинсах. Я стою больше, во много раз больше, чем мне платят в моей фирме! Впрочем, вы и сами это прекрасно знаете, иначе не были бы здесь. И еще одно соображение. Скоро все худшее, что только есть в Америке, будет и у нас. Россию уже захлестывает этим дерьмом. Осталось только разрешить продажу оружия — и не будет никакой разницы. Есть ли тогда смысл держаться за испохабленную страну, где, помимо прочего, тебе ни черта не платят?
Он помолчал, глядя в стол.
— У вас же светлая голова, Павел, — заговорил Кромптон. — Для агента фирмы противоестественно отговаривать клиента, но я думаю, что вы могли бы и здесь неплохо устроиться. В России неразбериха, а умный человек всегда найдет способ поймать рыбу в мутной воде!
Паша недобро посмотрел на него и прикурил очередную сигарету.
— Понимаю, о чем вы. Поверьте, я через это уже прошел. Король хакеров — так меня величали. Еще будучи школьником, я умел мастерски взламывать несложные охранные системы. Брал отовсюду понемногу, деньги сначала переводил на счета взрослых парней, которым доверял. У меня всегда водились бабки, я снимал таких роскошных девочек, что все вокруг умирали от зависти. Со временем мои аппетиты разрастались, я начал проворачивать крупные дела. Затем, разумеется, попал на крючок одной мощной мафиозной группировки. Меня стали использовать как чистильщика банковских счетов, и я не думал, что когда-нибудь смогу вырваться из этих железных лап.
— Смогли?
Почти минуту Паша молчал, пуская дым.
— Мой приятель, тоже знаменитый хакер, как-то попался и загремел в тюрьму. Позже я узнал, что его там убили. Пустили по кругу, а потом забили насмерть. Это был гордый парень, он не захотел подчиняться подонкам, которые заправляли тамошней жизнью, указывали каждому его место. И поплатился за это. Я просидел в трансе весь день и всю ночь. Подруга убежала от меня в ужасе — думала, что я повредился рассудком. А я все размышлял над своей жизнью, мысленно перелистывал ее последние страницы и перечеркивал их жирным крестом. Надо уметь вовремя остановиться, мистер Кромптон. «Все, — сказал я себе, — хакер Ростовцев умер, да здравствует честный программист Ростовцев. Жизнь только начинается, и не стоит ее уродовать. Прежних бабок тебе, Паша, больше не видать, и это очень скверно, потому что ты привык ни в чем себе не отказывать. Но ничего, поумеришь аппетит. Зато никогда не познакомишься с тюремной парашей». И вот я перед вами — белоснежный ангел, отряхнувший с крыльев грязь.
«Сопляк ты, — подумал Кромптон. — Вся наша жизнь полна греха, кругом мерзость и смрад. Как там говорили древние греки? „Человек — двуногое существо без перьев“. То-то и оно! Ты можешь с ног до головы обклеить себя белыми перышками, но рано или поздно они бы облетели. Наверное, уже начали облетать, только ты, упиваясь своей исключительностью, стараешься не заметить этого. Дурачок! Среди великих людей, оставивших след в истории, не было ни одного святого. Напротив, почетное место в их рядах занимают такие чудовища, что кровь стынет в жилах, как вспомнишь, что они натворили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30