Было около двух ночи. Мэтт добрался до постели только около полуночи, но проснулся почти мгновенно. Теперь, когда он вновь обрел детей, он уже не отключал телефон по ночам, и всякий раз, когда телефон звонил в неурочное время, сердце его сжималось тревогой. Кто это? Роберт? Или Ванесса? Оставалось только надеяться, что не Салли.
– Да? – сонным голосом спросил он, схватив трубку.
– Мэтт… – Звонила Пип. Одного слова было достаточно, чтобы он заметил, как дрожит у нее голос.
– Что-нибудь случилось? – Но он уже заранее знал ответ, и волна ужаса накрыла его с головой.
– Да… мама… В нее стреляли. Она сейчас в госпитале. Можешь приехать?
– Уже бегу, – бросил он, выбравшись из постели. – Что произошло?
– Не знаю. Трубку сняла Элис, а потом позвали меня. Какой-то мужчина сказал, что в маму стреляли – три раза.
– Она жива? – Ноги у Мэтта подкосились.
– Да. – Пип плакала.
– Они объяснили, как это случилось?
– Нет. Ты приедешь?
– Постараюсь как можно быстрее. – Мэтт гадал, куда ехать сначала. Может быть, прямо в госпиталь? Или сначала к Пип? Сердце его разрывалось. Ему хотелось быть возле Офелии, но, похоже, Пип он сейчас нужнее.
– Ты возьмешь меня в больницу? К маме?
Мэтт колебался всего долю секунды. Все еще держа трубку в руке, он принялся натягивать джинсы.
– Ладно. Одевайся. Я уже выезжаю. Куда ее отвезли?
– В Центральный госпиталь, отделение хирургии. Это случилось только что. Больше мне ничего не известно.
– Хорошо, жди. Я люблю тебя, Пип.
Мэтту не хотелось тратить время на то, чтобы вселять в девочку напрасные надежды. Поспешно одевшись, он схватил ключи от машины и выскочил из дома, даже не позаботившись запереть дверь. По дороге он позвонил в госпиталь. Ему коротко сказали, что ничего пока не известно – Офелия жива, но состояние ее по-прежнему критическое. Шла операция, и какие бы то ни было прогнозы делать еще рано.
Мэтт вел машину на предельной скорости. Петляя по горной дороге, он слегка притормозил, но, оказавшись на шоссе, снова до отказа надавил на педаль газа. Вихрем пролетев по мосту, он швырнул деньги ошеломленной служащей в будке и через двадцать минут после звонка Пип стоял уже возле их дома. Решив не тратить время зря, Мэтт посигналил несколько раз. Через мгновение Пип выскочила из дома в джинсах и теплой куртке с капюшоном, которую она отыскала в шкафу. Личико ее было бледным и испуганным.
– С тобой все в порядке? – коротко спросил Мэтт.
Пип молча кивнула. Она была слишком напугана, чтобы плакать. Казалось, она вот-вот упадет в обморок, и Мэтт выругался сквозь зубы, от души надеясь, что этого не случится. Оба молчали. Мэтту хотелось ругаться, но он сдерживался. Что толку теперь проклинать упрямство Офелии, не захотевшей отказаться от своей безумной и опасной затеи? Произошло то, что должно было произойти… чего он так боялся… и о чем твердил ей все месяцы. Но разве ему легче от того, что он оказался прав? Мэтт уже не надеялся, что Офелия выживет. Да и Пип, наверное, тоже. Три пули почти в упор означали смерть. Хотя Мэтту известны случаи, когда люди выживали и не с такими ранениями.
До самого госпиталя они не обменялись ни словом. Припарковавшись на стоянке, Мэтт выскочил из машины и бегом ринулся к двери. Пип бежала за ним. Джефф, Боб и Милли заметили их, как только они появились на пороге. Вернее, догадались, кто это. Достаточно только взглянуть на Пип – если не считать копны рыжих волос, она была миниатюрной, но точной копией своей матери.
– Пип? – Боб осторожно положил ей руку на плечо. – Привет. Я Боб.
– Я знаю. – Пип узнала его по описанию Офелии. Впрочем, и остальных тоже. – А где мама? – с тревогой спросила она, изо всех сил стараясь не выдать своего страха.
Мэтт, подойдя к ним, поздоровался. Лицо у него было сердитое. Конечно, он не мог винить эту троицу в том, что произошло, – в конце концов, они сами выбрали для себя работу, но он все равно злился на них и даже не пытался этого скрыть.
– Они как раз сейчас пытаются извлечь пули, – объяснила Милли.
– Как она? – спросил Мэтт у Джеффа, безошибочно угадав в нем старшего.
– Не знаем. С тех пор как ее увезли – полная тишина. – Им казалось, что прошло уже несколько часов.
Боб пошел за кофе, Милли ласково сжала руку Пип, а другой девочка ухватилась за Мэтта. Они сидели молча, да и что тут говорить? Может быть, только одна Пип еще надеялась на чудо. Всякий раз, бросив взгляд на девочку, взрослые старательно отводили глаза. Сказать нечего, а лгать им не хотелось. Вероятность того, что Офелия останется в живых, казалась ничтожной.
– А того, кто в нес стрелял, поймали? – вдруг спросил Мэтт.
– Нет. Но запомнили хорошо. Его сейчас ищут. Если у парня найдут на руках следы пороха, ему конец. Я погнался за ним, но… Не хотелось оставлять ее одну, понимаете? – неловко объяснил Джефф. Мэтт угрюмо кивнул. Ему все равно, поймают убийцу или нет. Что толку, если Офелия не выживет? Разве то, что негодяй окажется за решеткой, сможет вернуть ее к жизни? Что ж, пока она еще жива… уже хорошо.
Пару раз он звонил в справочную, но всякий раз ему говорили только, что операция пока не закончилась. С ее начала прошло уже семь часов.
Когда Офелию вывезли из операционной, жизнь еще теплилась в ней.
Джефф позвонил в Центр, и очень скоро на госпиталь обрушился целый шквал звонков. Звонили из газет. К счастью, в госпитале репортеры пока не появлялись.
В половине десятого к ним наконец вышел один из хирургов. Сердце у Мэтта екнуло. Пип тоже побледнела. С тех пор как они приехали сюда, Мэтт ни на мгновение не выпускал ее руки. Пип вцепилась в него мертвой хваткой, словно он был последней надеждой, которая у нее еще оставалась.
– Она жива. – Это было первое, что произнес врач. – Что будет дальше, пока сказать трудно. Первая пуля, пробив легкое, вышла через спину навылет. Вторая прошла через шею, к счастью, не повредив позвоночник. Учитывая все это, можно сказать, что ей здорово повезло. Впрочем, радоваться еще рано. А вот третья… тут все гораздо хуже. Пуля задела яичник, разорвала аппендикс, повредила желудок и кишечник. Чтобы зашить все это, потребовалось почти четыре часа. Остается только надеяться, что у нее хватит сил выкарабкаться.
– А можно ее видеть? – хрипло спросила Пип. Врач покачал головой:
– Пока нет. Она в реанимации. Но через пару часов, если все будет хорошо, можете приехать. Сейчас она еще спит, но часа через два уже, возможно, придет в себя. Потом мы сделаем ей укол обезболивающего, так что не удивляйтесь, если она покажется вам странной. Но иначе нельзя.
– Мама умрет? – тоненьким голоском спросила Пип, и Мэтт затаил дыхание, ожидая ответа врача.
– Мы надеемся, что нет, – ответил тот, глядя в глаза девочке. – Все возможно, конечно… ранения достаточно тяжелые. Но раз уж она перенесла операцию, значит, организм у нее крепкий. Она молодчина, твоя мама. Крепкий орешек! Ты не бойся – мы сделаем все, что можем, честное слово.
– Аминь! – шумно выдохнул Боб, молясь про себя, чтобы Офелия выкарабкалась.
Пип опустилась на стул, словно ее вдруг перестали держать ноги, и застыла. Впрочем, ни Мэтт, ни остальные тоже не собирались никуда уходить. Так они молча просидели почти до полудня, когда в приемную заглянула сестра и шепотом сказала, что им можно подняться в отделение интенсивной терапии. Уже на пороге им стало жутковато – через стекло, которое отделяло их от Офелии, были видны мониторы, по экранам которых бежали извилистые зеленые линии, и бесчисленное множество проводов, тянувшихся к ним от кровати. За экранами мониторов следили трое врачей в белых халатах, а саму Офелию под многочисленными трубками и бинтами почти невозможно было разглядеть. Землистого цвета лицо ее пугало. Она не открыла глаз, даже когда Пип с Мэттом подошли к ее постели.
– Я люблю тебя, мамочка, – прошептала малышка, прижавшись к Мэтту, который, отвернувшись, чтобы не заметила Пип, смахивал слезы.
Он понимал, что должен держаться – хотя бы ради нее, – но сейчас ему хотелось одного: взять Офелию за руку, прижать ее к губам… отдать свою жизнь, если понадобится, лишь бы она осталась с ними! Впрочем, для нее делалось все возможное. Но за то время, что они стояли возле нее, Офелия так и не пришла в себя.
Вскоре сестра напомнила им, что пора уходить. Услышав это, Пип молча отвернулась, и по щекам ее хлынули слезы. Ее терзал страх, что теперь она потеряет и мать. Кроме Офелии, у нее никого не оставалось. И вдруг, словно почувствовав ее отчаяние, Офелия открыла глаза и посмотрела на Пип, а потом перевела взгляд на Мэтта… улыбнулась, словно чтобы порадовать их, и снова закрыла.
– Мамочка! – Голос Пип зазвенел, отражаясь от стеклянных стен бокса. – Ты меня слышишь?
Офелия слабо кивнула. Единственное, что у нее не болело, – голова. Дышала она через кислородную маску.
– Я люблю тебя, Пип, – прошептала она. И перевела взгляд на Мэтта.
По его лицу она сразу же поняла все, что он хотел ей сказать. Последнее, о чем она успела подумать, прежде чем провалиться в небытие: «Мэтт был прав». И потом ее вдруг словно засосало в черную дыру. Теперь он стоял тут, лицо у него было злое, и Офелия догадалась, что он взбешен. Немного удивившись тому, что они вдруг оказались тут вместе с Пип, она решила, что скорее всего дочь позвонила ему.
– Привет, Мэтт, – успела прошептать Офелия, прежде чем снова погрузиться в забытье.
Когда Пип с Мэттом вышли, в глазах у обоих стояли слезы, но теперь они означали радость и облегчение. У них появилась надежда.
– Ну как она? – набросились на них остальные, едва они появились на пороге. К тому времени как Пип с Мэттом вышли, они уже совсем извелись от беспокойства, а заметив их мокрые от слез лица, окончательно пали духом. Первое, что пришло им в голову, – Офелии уже нет в живых.
– Она разговаривает. – Пип, захлюпав носом, вытерла глаза.
– Разговаривает?! – Боб был потрясен. – И что она сказала?
– Что любит меня. – Пип просияла. Но всем им, даже ей, было ясно, как хрупка вероятность того, что Офелия выживет.
Боб с Джеффом и Милли вернулись в Центр, пообещав, что к вечеру, перед своим обычным дежурством, непременно зайдут узнать, как дела. Нужно было заехать домой и хоть пару часов поспать. После того, что случилось ночью, в Центре решили устроить совещание – обсудить вопрос о безопасности членов их команды. Нападение на Офелию потрясло всех без исключения. Боб и Джефф уже заявили, что с этого дня ни шагу не сделают без оружия, благо разрешение у них имелось, и Милли их поддержала. Но главное, что волновало участников совещания, – вопрос, можно ли брать добровольцев на ночные дежурства. Большинство считали, что нельзя. Однако для Офелии было уже слишком поздно думать об этом.
Мэтт с Пип просидели в госпитале до вечера. Им еще дважды позволили повидаться с Офелией. Правда, в первый раз она спала, а во второй, похоже, страдала от сильной боли. Врач посоветовал уйти, сказав, что введет ей обезболивающее. Все это время Мэтт безуспешно пытался уговорить Пип съездить домой, принять душ, переодеться и хоть часок поспать. Но она согласилась, только убедившись, что мать после укола тоже крепко спит. Мэтт отвез ее домой, и обезумевший от радости Мусс кинулся к ним, бешено виляя хвостом. Мэтт поджарил им тосты и сделал яичницу. На автоответчике были два сообщения – оба от учителей Пип, которые выражали ей сочувствие в связи с несчастьем. Скорее всего Элис, перед тем как уйти, сообщила им, что произошло. На столе лежала записка – Элис просила Пип непременно позвонить, если ей что-нибудь понадобится. Кроме того, она пообещала, что вечером обязательно зайдет прогулять Мусса.
Пока жарилась яичница, Мэтт вывел истомившегося пса прогуляться, а потом они с Пип уселись за стол. Выглядели они оба ужасно – словно уцелевшие после кораблекрушения, подумал про себя Мэтт. Пип так устала, что почти не могла есть. Да и Мэтту кусок не лез в горло.
– Может, поедем? – беспокойно предложила Пип. В страхе, что, пока ее нет, что-то может случиться с матерью, она даже поесть толком не могла – крутилась на стуле, не сводя с Мэтта умоляющих глаз.
– Погоди, давай хотя бы примем душ, а? – предложил он. Поспать немного им тоже не помешало бы. Днем им удалось по очереди немного подремать, но Мэтт считал, что этого мало – по крайней мере для Пип.
– Я не хочу спать, – упрямо набычившись, заявила она, и Мэтт уступил. В конце концов они сошлись на том, что примут душ, а потом отправятся в госпиталь и пробудут там до утра. Мэтт больше не пытался спорить. Честно говоря, сердце у него тоже было не на месте. Он прогулял Мусса, и через полчаса они вместе с Пип уже сидели на диванчике возле отделения интенсивной терапии.
Сестра сказала им, что к Офелии приезжали ее коллеги из Центра. К сожалению, она спала; впрочем, она и сейчас все еще спит. Мэтта это не удивило – когда он звонил в последний раз, ему сказали, что состояние Офелии пока еще критическое. Не успела Пип сесть на диван, как моментально провалилась в сон. Мэтт облегченно вздохнул. Усевшись возле нее, он гадал, что будет с Пип, если спасти Офелию не удастся. Ему невыносимо даже думать об этом, но реальность происходящего заставляла все учитывать. Что ж, если удастся, он оформит опекунство над девочкой. Тогда она останется жить у него, в коттедже… нет, лучше он снимет квартиру в городе. Перебирая в голове различные возможности, одна из которых была печальнее другой, Мэтт вдруг увидел спешившую к ним сестру. Напряженное выражение ее лица испугало Мэтта, и сердце его ухнуло в пятки.
– Ваша жена хочет вас видеть, – тихонько прошептала она, и Мэтт, хоть и заметил оговорку, не стал ее поправлять. Осторожно отстранив неловко подвернутую руку Пип, он последовал за сестрой.
Офелия не спала, на лице ее выражалось нетерпение. Похоже, она ждала его. Увидев Мэтта, она знаком попросила его сесть рядом. Мэтт осторожно поцеловал ее в щеку и почувствовал ее горячечный шепот. Ему показалось, что ей больно даже дышать.
– Прости, Мэтт… ты был прав… мне так жаль… ты позаботишься о Пип?
Этого он и страшился. Офелия, боясь, что умрет, хотела убедиться, что он никому не отдаст Пип. Мэтт знал, что близких родственников у них нет – только какая-то дальняя родня в Париже. Если Офелии не станет, у Пип останется только он.
– Конечно, ты же знаешь… Офелия, я люблю тебя… не уходи, любимая… останься с нами… ты нам очень нужна… ты поправишься… – Казалось, он умоляет ее не умирать.
– Я постараюсь, – слабым голосом пообещала она и мгновенно провалилась в сон.
Сестра сделала Мэтту знак уходить.
– Как она? – нетерпеливо спросил он. – Какие-нибудь изменения есть?
– Она держится молодцом.
Сестре очень хотелось его успокоить. Она до сих пор удивлялась – этот мужчина вместе с девочкой просидели тут почти весь день. Такое случалось не часто. Сестра уже успела вдоволь наглядеться на людское равнодушие и черствость. Но эти двое не уходили ни на минуту, только съездили на пару часов домой, однако утром, едва рассвело, оба снова были уже на посту.
Офелии стало немного лучше.
Мэтт опять отвез Пип домой, предупредив, что ему либо придется съездить к себе за вещами, либо купить кое-что. Обсудив эту проблему за завтраком, они решили съездить в супермаркет. Мэтт уже понял, что Пип отчаянно не хочется оставаться одной, да и ему спокойнее на душе, пока она с ним.
Улучив минутку, он позвонил Роберту, рассказал ему о случившемся, а потом договорился с Элис, что она будет выгуливать Мусса. Потом Мэтт позвонил в школу, где училась Пип, и рад был услышать, что девочке рекомендовали лучше побыть дома. Директор выразил ему сочувствие и сказал, что все они надеются, что миссис Макензи вскоре поправится. Судя по записям на автоответчике, было еще несколько соболезнующих звонков из Центра, но ему не хотелось звонить туда.
Заскочив в супермаркет они вернулись в госпиталь и снова заняли свой пост у дверей отделения интенсивной терапии. Только вечером Мэтт смог наконец с облегчением признаться себе, что Офелия выглядит значительно лучше. Приехавшие повидать ее Боб, Милли и Джефф тоже это отметили. После их ухода он взял предложенное сестрой одеяло и заботливо укутал им Пип.
– Я люблю тебя, Мэтт, – прошептала она.
– Я тоже тебя люблю, – тихо ответил он. Мэтт купил кое-что из одежды и белья – так, чтобы хватило по крайней мере на неделю. Конечно, рано или поздно ему придется съездить домой, но Мэтту не хотелось пока оставлять Пип одну. Так что в ближайшие дни попасть домой ему вряд ли удастся.
– А мою маму ты тоже любишь? – Мэтт с Офелией старались скрывать свои отношения, так что Пип до сих пор не знала, что между ними что-то есть.
– Да, – с улыбкой ответил он, и губы Пип неуверенно дрогнули в ответ.
– Ты женишься на ней, когда она поправится? – Мэтт ужасно обрадовался, что она сказала «когда», а не «если». Он тоже старался изо всех сил гнать дурные мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Да? – сонным голосом спросил он, схватив трубку.
– Мэтт… – Звонила Пип. Одного слова было достаточно, чтобы он заметил, как дрожит у нее голос.
– Что-нибудь случилось? – Но он уже заранее знал ответ, и волна ужаса накрыла его с головой.
– Да… мама… В нее стреляли. Она сейчас в госпитале. Можешь приехать?
– Уже бегу, – бросил он, выбравшись из постели. – Что произошло?
– Не знаю. Трубку сняла Элис, а потом позвали меня. Какой-то мужчина сказал, что в маму стреляли – три раза.
– Она жива? – Ноги у Мэтта подкосились.
– Да. – Пип плакала.
– Они объяснили, как это случилось?
– Нет. Ты приедешь?
– Постараюсь как можно быстрее. – Мэтт гадал, куда ехать сначала. Может быть, прямо в госпиталь? Или сначала к Пип? Сердце его разрывалось. Ему хотелось быть возле Офелии, но, похоже, Пип он сейчас нужнее.
– Ты возьмешь меня в больницу? К маме?
Мэтт колебался всего долю секунды. Все еще держа трубку в руке, он принялся натягивать джинсы.
– Ладно. Одевайся. Я уже выезжаю. Куда ее отвезли?
– В Центральный госпиталь, отделение хирургии. Это случилось только что. Больше мне ничего не известно.
– Хорошо, жди. Я люблю тебя, Пип.
Мэтту не хотелось тратить время на то, чтобы вселять в девочку напрасные надежды. Поспешно одевшись, он схватил ключи от машины и выскочил из дома, даже не позаботившись запереть дверь. По дороге он позвонил в госпиталь. Ему коротко сказали, что ничего пока не известно – Офелия жива, но состояние ее по-прежнему критическое. Шла операция, и какие бы то ни было прогнозы делать еще рано.
Мэтт вел машину на предельной скорости. Петляя по горной дороге, он слегка притормозил, но, оказавшись на шоссе, снова до отказа надавил на педаль газа. Вихрем пролетев по мосту, он швырнул деньги ошеломленной служащей в будке и через двадцать минут после звонка Пип стоял уже возле их дома. Решив не тратить время зря, Мэтт посигналил несколько раз. Через мгновение Пип выскочила из дома в джинсах и теплой куртке с капюшоном, которую она отыскала в шкафу. Личико ее было бледным и испуганным.
– С тобой все в порядке? – коротко спросил Мэтт.
Пип молча кивнула. Она была слишком напугана, чтобы плакать. Казалось, она вот-вот упадет в обморок, и Мэтт выругался сквозь зубы, от души надеясь, что этого не случится. Оба молчали. Мэтту хотелось ругаться, но он сдерживался. Что толку теперь проклинать упрямство Офелии, не захотевшей отказаться от своей безумной и опасной затеи? Произошло то, что должно было произойти… чего он так боялся… и о чем твердил ей все месяцы. Но разве ему легче от того, что он оказался прав? Мэтт уже не надеялся, что Офелия выживет. Да и Пип, наверное, тоже. Три пули почти в упор означали смерть. Хотя Мэтту известны случаи, когда люди выживали и не с такими ранениями.
До самого госпиталя они не обменялись ни словом. Припарковавшись на стоянке, Мэтт выскочил из машины и бегом ринулся к двери. Пип бежала за ним. Джефф, Боб и Милли заметили их, как только они появились на пороге. Вернее, догадались, кто это. Достаточно только взглянуть на Пип – если не считать копны рыжих волос, она была миниатюрной, но точной копией своей матери.
– Пип? – Боб осторожно положил ей руку на плечо. – Привет. Я Боб.
– Я знаю. – Пип узнала его по описанию Офелии. Впрочем, и остальных тоже. – А где мама? – с тревогой спросила она, изо всех сил стараясь не выдать своего страха.
Мэтт, подойдя к ним, поздоровался. Лицо у него было сердитое. Конечно, он не мог винить эту троицу в том, что произошло, – в конце концов, они сами выбрали для себя работу, но он все равно злился на них и даже не пытался этого скрыть.
– Они как раз сейчас пытаются извлечь пули, – объяснила Милли.
– Как она? – спросил Мэтт у Джеффа, безошибочно угадав в нем старшего.
– Не знаем. С тех пор как ее увезли – полная тишина. – Им казалось, что прошло уже несколько часов.
Боб пошел за кофе, Милли ласково сжала руку Пип, а другой девочка ухватилась за Мэтта. Они сидели молча, да и что тут говорить? Может быть, только одна Пип еще надеялась на чудо. Всякий раз, бросив взгляд на девочку, взрослые старательно отводили глаза. Сказать нечего, а лгать им не хотелось. Вероятность того, что Офелия останется в живых, казалась ничтожной.
– А того, кто в нес стрелял, поймали? – вдруг спросил Мэтт.
– Нет. Но запомнили хорошо. Его сейчас ищут. Если у парня найдут на руках следы пороха, ему конец. Я погнался за ним, но… Не хотелось оставлять ее одну, понимаете? – неловко объяснил Джефф. Мэтт угрюмо кивнул. Ему все равно, поймают убийцу или нет. Что толку, если Офелия не выживет? Разве то, что негодяй окажется за решеткой, сможет вернуть ее к жизни? Что ж, пока она еще жива… уже хорошо.
Пару раз он звонил в справочную, но всякий раз ему говорили только, что операция пока не закончилась. С ее начала прошло уже семь часов.
Когда Офелию вывезли из операционной, жизнь еще теплилась в ней.
Джефф позвонил в Центр, и очень скоро на госпиталь обрушился целый шквал звонков. Звонили из газет. К счастью, в госпитале репортеры пока не появлялись.
В половине десятого к ним наконец вышел один из хирургов. Сердце у Мэтта екнуло. Пип тоже побледнела. С тех пор как они приехали сюда, Мэтт ни на мгновение не выпускал ее руки. Пип вцепилась в него мертвой хваткой, словно он был последней надеждой, которая у нее еще оставалась.
– Она жива. – Это было первое, что произнес врач. – Что будет дальше, пока сказать трудно. Первая пуля, пробив легкое, вышла через спину навылет. Вторая прошла через шею, к счастью, не повредив позвоночник. Учитывая все это, можно сказать, что ей здорово повезло. Впрочем, радоваться еще рано. А вот третья… тут все гораздо хуже. Пуля задела яичник, разорвала аппендикс, повредила желудок и кишечник. Чтобы зашить все это, потребовалось почти четыре часа. Остается только надеяться, что у нее хватит сил выкарабкаться.
– А можно ее видеть? – хрипло спросила Пип. Врач покачал головой:
– Пока нет. Она в реанимации. Но через пару часов, если все будет хорошо, можете приехать. Сейчас она еще спит, но часа через два уже, возможно, придет в себя. Потом мы сделаем ей укол обезболивающего, так что не удивляйтесь, если она покажется вам странной. Но иначе нельзя.
– Мама умрет? – тоненьким голоском спросила Пип, и Мэтт затаил дыхание, ожидая ответа врача.
– Мы надеемся, что нет, – ответил тот, глядя в глаза девочке. – Все возможно, конечно… ранения достаточно тяжелые. Но раз уж она перенесла операцию, значит, организм у нее крепкий. Она молодчина, твоя мама. Крепкий орешек! Ты не бойся – мы сделаем все, что можем, честное слово.
– Аминь! – шумно выдохнул Боб, молясь про себя, чтобы Офелия выкарабкалась.
Пип опустилась на стул, словно ее вдруг перестали держать ноги, и застыла. Впрочем, ни Мэтт, ни остальные тоже не собирались никуда уходить. Так они молча просидели почти до полудня, когда в приемную заглянула сестра и шепотом сказала, что им можно подняться в отделение интенсивной терапии. Уже на пороге им стало жутковато – через стекло, которое отделяло их от Офелии, были видны мониторы, по экранам которых бежали извилистые зеленые линии, и бесчисленное множество проводов, тянувшихся к ним от кровати. За экранами мониторов следили трое врачей в белых халатах, а саму Офелию под многочисленными трубками и бинтами почти невозможно было разглядеть. Землистого цвета лицо ее пугало. Она не открыла глаз, даже когда Пип с Мэттом подошли к ее постели.
– Я люблю тебя, мамочка, – прошептала малышка, прижавшись к Мэтту, который, отвернувшись, чтобы не заметила Пип, смахивал слезы.
Он понимал, что должен держаться – хотя бы ради нее, – но сейчас ему хотелось одного: взять Офелию за руку, прижать ее к губам… отдать свою жизнь, если понадобится, лишь бы она осталась с ними! Впрочем, для нее делалось все возможное. Но за то время, что они стояли возле нее, Офелия так и не пришла в себя.
Вскоре сестра напомнила им, что пора уходить. Услышав это, Пип молча отвернулась, и по щекам ее хлынули слезы. Ее терзал страх, что теперь она потеряет и мать. Кроме Офелии, у нее никого не оставалось. И вдруг, словно почувствовав ее отчаяние, Офелия открыла глаза и посмотрела на Пип, а потом перевела взгляд на Мэтта… улыбнулась, словно чтобы порадовать их, и снова закрыла.
– Мамочка! – Голос Пип зазвенел, отражаясь от стеклянных стен бокса. – Ты меня слышишь?
Офелия слабо кивнула. Единственное, что у нее не болело, – голова. Дышала она через кислородную маску.
– Я люблю тебя, Пип, – прошептала она. И перевела взгляд на Мэтта.
По его лицу она сразу же поняла все, что он хотел ей сказать. Последнее, о чем она успела подумать, прежде чем провалиться в небытие: «Мэтт был прав». И потом ее вдруг словно засосало в черную дыру. Теперь он стоял тут, лицо у него было злое, и Офелия догадалась, что он взбешен. Немного удивившись тому, что они вдруг оказались тут вместе с Пип, она решила, что скорее всего дочь позвонила ему.
– Привет, Мэтт, – успела прошептать Офелия, прежде чем снова погрузиться в забытье.
Когда Пип с Мэттом вышли, в глазах у обоих стояли слезы, но теперь они означали радость и облегчение. У них появилась надежда.
– Ну как она? – набросились на них остальные, едва они появились на пороге. К тому времени как Пип с Мэттом вышли, они уже совсем извелись от беспокойства, а заметив их мокрые от слез лица, окончательно пали духом. Первое, что пришло им в голову, – Офелии уже нет в живых.
– Она разговаривает. – Пип, захлюпав носом, вытерла глаза.
– Разговаривает?! – Боб был потрясен. – И что она сказала?
– Что любит меня. – Пип просияла. Но всем им, даже ей, было ясно, как хрупка вероятность того, что Офелия выживет.
Боб с Джеффом и Милли вернулись в Центр, пообещав, что к вечеру, перед своим обычным дежурством, непременно зайдут узнать, как дела. Нужно было заехать домой и хоть пару часов поспать. После того, что случилось ночью, в Центре решили устроить совещание – обсудить вопрос о безопасности членов их команды. Нападение на Офелию потрясло всех без исключения. Боб и Джефф уже заявили, что с этого дня ни шагу не сделают без оружия, благо разрешение у них имелось, и Милли их поддержала. Но главное, что волновало участников совещания, – вопрос, можно ли брать добровольцев на ночные дежурства. Большинство считали, что нельзя. Однако для Офелии было уже слишком поздно думать об этом.
Мэтт с Пип просидели в госпитале до вечера. Им еще дважды позволили повидаться с Офелией. Правда, в первый раз она спала, а во второй, похоже, страдала от сильной боли. Врач посоветовал уйти, сказав, что введет ей обезболивающее. Все это время Мэтт безуспешно пытался уговорить Пип съездить домой, принять душ, переодеться и хоть часок поспать. Но она согласилась, только убедившись, что мать после укола тоже крепко спит. Мэтт отвез ее домой, и обезумевший от радости Мусс кинулся к ним, бешено виляя хвостом. Мэтт поджарил им тосты и сделал яичницу. На автоответчике были два сообщения – оба от учителей Пип, которые выражали ей сочувствие в связи с несчастьем. Скорее всего Элис, перед тем как уйти, сообщила им, что произошло. На столе лежала записка – Элис просила Пип непременно позвонить, если ей что-нибудь понадобится. Кроме того, она пообещала, что вечером обязательно зайдет прогулять Мусса.
Пока жарилась яичница, Мэтт вывел истомившегося пса прогуляться, а потом они с Пип уселись за стол. Выглядели они оба ужасно – словно уцелевшие после кораблекрушения, подумал про себя Мэтт. Пип так устала, что почти не могла есть. Да и Мэтту кусок не лез в горло.
– Может, поедем? – беспокойно предложила Пип. В страхе, что, пока ее нет, что-то может случиться с матерью, она даже поесть толком не могла – крутилась на стуле, не сводя с Мэтта умоляющих глаз.
– Погоди, давай хотя бы примем душ, а? – предложил он. Поспать немного им тоже не помешало бы. Днем им удалось по очереди немного подремать, но Мэтт считал, что этого мало – по крайней мере для Пип.
– Я не хочу спать, – упрямо набычившись, заявила она, и Мэтт уступил. В конце концов они сошлись на том, что примут душ, а потом отправятся в госпиталь и пробудут там до утра. Мэтт больше не пытался спорить. Честно говоря, сердце у него тоже было не на месте. Он прогулял Мусса, и через полчаса они вместе с Пип уже сидели на диванчике возле отделения интенсивной терапии.
Сестра сказала им, что к Офелии приезжали ее коллеги из Центра. К сожалению, она спала; впрочем, она и сейчас все еще спит. Мэтта это не удивило – когда он звонил в последний раз, ему сказали, что состояние Офелии пока еще критическое. Не успела Пип сесть на диван, как моментально провалилась в сон. Мэтт облегченно вздохнул. Усевшись возле нее, он гадал, что будет с Пип, если спасти Офелию не удастся. Ему невыносимо даже думать об этом, но реальность происходящего заставляла все учитывать. Что ж, если удастся, он оформит опекунство над девочкой. Тогда она останется жить у него, в коттедже… нет, лучше он снимет квартиру в городе. Перебирая в голове различные возможности, одна из которых была печальнее другой, Мэтт вдруг увидел спешившую к ним сестру. Напряженное выражение ее лица испугало Мэтта, и сердце его ухнуло в пятки.
– Ваша жена хочет вас видеть, – тихонько прошептала она, и Мэтт, хоть и заметил оговорку, не стал ее поправлять. Осторожно отстранив неловко подвернутую руку Пип, он последовал за сестрой.
Офелия не спала, на лице ее выражалось нетерпение. Похоже, она ждала его. Увидев Мэтта, она знаком попросила его сесть рядом. Мэтт осторожно поцеловал ее в щеку и почувствовал ее горячечный шепот. Ему показалось, что ей больно даже дышать.
– Прости, Мэтт… ты был прав… мне так жаль… ты позаботишься о Пип?
Этого он и страшился. Офелия, боясь, что умрет, хотела убедиться, что он никому не отдаст Пип. Мэтт знал, что близких родственников у них нет – только какая-то дальняя родня в Париже. Если Офелии не станет, у Пип останется только он.
– Конечно, ты же знаешь… Офелия, я люблю тебя… не уходи, любимая… останься с нами… ты нам очень нужна… ты поправишься… – Казалось, он умоляет ее не умирать.
– Я постараюсь, – слабым голосом пообещала она и мгновенно провалилась в сон.
Сестра сделала Мэтту знак уходить.
– Как она? – нетерпеливо спросил он. – Какие-нибудь изменения есть?
– Она держится молодцом.
Сестре очень хотелось его успокоить. Она до сих пор удивлялась – этот мужчина вместе с девочкой просидели тут почти весь день. Такое случалось не часто. Сестра уже успела вдоволь наглядеться на людское равнодушие и черствость. Но эти двое не уходили ни на минуту, только съездили на пару часов домой, однако утром, едва рассвело, оба снова были уже на посту.
Офелии стало немного лучше.
Мэтт опять отвез Пип домой, предупредив, что ему либо придется съездить к себе за вещами, либо купить кое-что. Обсудив эту проблему за завтраком, они решили съездить в супермаркет. Мэтт уже понял, что Пип отчаянно не хочется оставаться одной, да и ему спокойнее на душе, пока она с ним.
Улучив минутку, он позвонил Роберту, рассказал ему о случившемся, а потом договорился с Элис, что она будет выгуливать Мусса. Потом Мэтт позвонил в школу, где училась Пип, и рад был услышать, что девочке рекомендовали лучше побыть дома. Директор выразил ему сочувствие и сказал, что все они надеются, что миссис Макензи вскоре поправится. Судя по записям на автоответчике, было еще несколько соболезнующих звонков из Центра, но ему не хотелось звонить туда.
Заскочив в супермаркет они вернулись в госпиталь и снова заняли свой пост у дверей отделения интенсивной терапии. Только вечером Мэтт смог наконец с облегчением признаться себе, что Офелия выглядит значительно лучше. Приехавшие повидать ее Боб, Милли и Джефф тоже это отметили. После их ухода он взял предложенное сестрой одеяло и заботливо укутал им Пип.
– Я люблю тебя, Мэтт, – прошептала она.
– Я тоже тебя люблю, – тихо ответил он. Мэтт купил кое-что из одежды и белья – так, чтобы хватило по крайней мере на неделю. Конечно, рано или поздно ему придется съездить домой, но Мэтту не хотелось пока оставлять Пип одну. Так что в ближайшие дни попасть домой ему вряд ли удастся.
– А мою маму ты тоже любишь? – Мэтт с Офелией старались скрывать свои отношения, так что Пип до сих пор не знала, что между ними что-то есть.
– Да, – с улыбкой ответил он, и губы Пип неуверенно дрогнули в ответ.
– Ты женишься на ней, когда она поправится? – Мэтт ужасно обрадовался, что она сказала «когда», а не «если». Он тоже старался изо всех сил гнать дурные мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43