«Джонни Бернхам исчез!» — гласил заголовок, а чуть ниже было написано: "Похищен наследник «Стали Бернхама». Лиана почувствовала, как защемило сердце в груди, и, только когда она прочитала следующий абзац, стало ясно, что похитила его Хиллари. Лиана знала, что Ник сейчас, наверное, вне себя от горя, и ей снова захотелось позвонить ему. Но чем она сможет ему сейчас помочь? Выразить свое сочувствие? Попробовать утешить? Бессмысленно спрашивать, как он поживает. Лиана и так это поняла, прочитав заметку. Наверняка он бросил все силы на поиски Джонни.
В течение последующих двух месяцев она следила за развитием событий. Джонни так и не нашли, да и вообще отовсюду известия приходили мрачные.
Как раз в это время Гесс, один из главнокомандующих Гитлера, в приступе безумия отправился по собственной инициативе в Великобританию, чтобы уговорить англичан сдаться. Самолет потерпел крушение, и Гесса арестовали, после чего Гитлер объявил его сумасшедшим. Однако впоследствии выяснилось, что Гесс не был таким уж сумасшедшим. К концу июня стало понятно, чего он хотел добиться. Он хотел, чтобы англичане сдались, и тогда Гитлеру не пришлось бы открывать еще один фронт, который немцы называли Западным. Двадцать второго июня Гитлер вторгся в Россию, аннулировав взаимный договор о ненападении и повсеместно перейдя границу. Мир застыл в ужасе — стольких жизней это стоило. За одиннадцать дней немцы заняли территорию, размеры которой превосходили Францию. Единственным положительным следствием этого события стало то, что двадцать пятого июля правая рука Рузвельта Гарри Хопкинс полетел в Москву, чтобы предложить программу ленд-лиза русским. Но русские отказались, и единственное, чего удалось добиться Хопкинсу, это организовать встречу Черчилля и Рузвельта девятого августа в заливе Аргентия на Ньюфаундленде. Так был образован Атлантический союз. Это была первая встреча Черчилля и Рузвельта, и оба прибыли на досмотровых кораблях — Черчилль на «Принце Уэльском», а Рузвельт на «Аугусте». Оба были крайне довольны результатами переговоров, согласно которым Великобритания будет получать помощь и в дальнейшем. А Джонни Бернхам все еще не был найден.
Судебное слушание все откладывалось, и за четыре месяца, с тех пор как Джонни пропал, Ник Бернхам похудел на тридцать фунтов. Целый эскадрон сыщиков и телохранителей прочесывал Штаты и даже заглядывал в Канаду. Но мальчик как сквозь землю провалился. На этот раз Хиллари удалось обвести Ника вокруг пальца. Ему только оставалось надеяться, что ребенок жив и здоров. А потом совершенно неожиданно восемнадцатого августа Нику позвонили. Мальчика, очень похожего на Джона, видели в Южной Каролине на старом, когда-то фешенебельном курорте. Он жил с родителями, мать — блондинка. Ник нанял самолет и лично отправился туда с тремя телохранителями, и еще десяток полицейских ожидали его на месте, и они обнаружили их — Джонни, Филиппа Мар-кхама и Хиллари с обесцвеченными волосами. Они снимали небольшой довоенный дом и жили там с двумя горничными-негритянками и старым дворецким. Маркхам поклялся матери, что скандал будет исчерпан, и сам надеялся на это, но похищение мальчика только осложнило положение. Теперь миссис Маркхам опасалась, что ее сын попадет за решетку. Именно она оплачивала их тайное логово, дожидаясь, когда утихнет шум. Но она настаивала, чтобы мальчика вернули. И, наконец, в отчаянии и из чувства уважения к Нику она сама позвонила ему.
Когда Маркхам услышал команды, усиленные мегафонами, и понял, что дом окружен, его первым порывом было бежать. Но оказалось уже слишком поздно. Перед ним выросли двое с наведенными на него дулами револьверов.
— О, ради Бога… — Он пытался выкрутиться. — Заберите ребенка.
Телохранители взяли Джонни, и Филипп увидел Ника.
— Если ты еще когда-нибудь, сукин сын, приблизишься к нам, я убью тебя собственными руками. Ты меня понял? — Ник схватил Филиппа за горло. Телохранители спокойно наблюдали за этим, и лишь подбежавшая Хиллари повисла у Ника на руке.
— Ради Бога, отпусти его. — Тогда Ник повернулся к Хиллари и изо всех сил ударил ее по лицу. Филипп, воспользовавшись случаем, нанес ему удар в челюсть. В голове у Ника зашумело, ноги у него подкосились, но он снова выпрямился и под истошные крики Хиллари вмазал Маркхаму.
— Прекрати!.. Прекрати! — Но Ника было уже не остановить. Он схватил Маркхама за волосы и с силой ударил его лицом о землю, после чего опустил руки и поднялся. Маркхам лежал на земле и громко стонал, из рассеченной брови текла кровь. Бросившаяся на Ника Хиллари попыталась было расцарапать ему лицо, но он отшвырнул ее в сторону и спокойно направился к сыну.
— Пошли, тигренок. Нам пора домой. — Челюсть у него страшно болела, но Ник уже не ощущал боли, когда в его ладони оказалась рука Джонни и они под прикрытием телохранителей тронулись в ожидавшей их машине. Но никто не предпринимал попыток напасть на них. Кроме Хиллари, лежащего на земле Маркхама и двух горничных, наблюдавших с крыльца за происходящим, никого вокруг не было. Когда они сели в машину, Ник прижал к себе сына, не стыдясь посторонних, начал покрывать поцелуями его лицо и наконец разрыдался. Четыре месяца он провел, как в аду, и теперь решил сделать все, чтобы больше такое не повторилось.
— Ой, папа! — Джонни крепко прижался к Нику. Мальчику только что исполнилось десять, и, казалось, он подрос на целый фут. — Я много раз хотел позвонить тебе и сказать, что со мной все в порядке, но они не давали.
— Они обижали тебя, сынок? — Ник утер слезы. Джонни покачал головой.
— Нет. Все было нормально. Мама говорила, что мистер Маркхам хочет стать моим отцом. Но когда к нам приехала его мать, она сказала, что он должен вернуть меня или по крайней мере сообщить тебе, что со мной все в порядке. — Ник понял, кто стоял за тем звонком, и поклялся себе, что обязательно отблагодарит эту женщину, когда они вернутся. — Еще она сказала, что больше не даст ему денег и скорее всего он окажется за решеткой. — Но Ник знал, что этого не случится, как бы ему ни хотелось — Она была очень добра и спрашивала, как мне живется. А мама называла ее старой ведьмой. — Ник и телохранители улыбнулись Джонни говорил без умолку по дороге домой, но единственное, что уловил Ник, так это то, что план их сорвался и, похитив Джона, они не знали, что с ним делать.
— Нам все еще предстоит судиться с мамой?
— И как можно скорее. — При этом сообщении вид у Джона стал удрученным, но, вернувшись домой и чувствуя себя в безопасности в собственной постели, он взял в свои ладони руку отца и улыбнулся. Ник сидел с Джонни, пока тот не заснул, а потом медленно вернулся в свою комнату, гадая, когда все это кончится.
Но по крайней мере Лиана прочитала на следующий день в Сан-Франциско добрые известия. «Джонни Бернхам найден». А неделю спустя снова была назначена дата судебного разбирательства. Суд должен был начаться первого октября, но, когда подошел этот день, все затмили сообщения о переговорах в Москве между Авереллом Гарриманом, лордом Бивербруком и Молотовым, министром иностранных дел Сталина. Они закончились подписанием протокола о помощи Соединенных Штатов и Великобритании России, и Гарриман заключил с советской стороной договор о ленд-лизе на сумму миллиард долларов. Сталин настаивал, чтобы Соединенные Штаты вступили в войну, но по совету Рузвельта Гарриман отказался. Россия должна была удовлетвориться помощью продовольствием и вооружением, и она удовлетворилась. А когда эти новости немного поутихли, Лиана прочитала, что судебный процесс Бернхам-Маркхам в Нью-Йорке идет полным ходом.
Глава тридцать четвертая
Хиллари вошла в зал суда, облаченная в темно-серый костюм и белую шляпку, — волосы ее снова приобрели естественный цвет — в сопровождении обоих партнеров юридической фирмы, представлявшей ее интересы. Со скромным видом она опустилась в кресло между своими адвокатами. Ник сидел рядом с Беном Гриром, который вынужден был постоянно напоминать своему клиенту, чтобы тот не бросал такие яростные взгляды на бывшую жену.
Дело доложили суду — вопрос о попечительстве над десятилетним сыном истцов. Затем каждая сторона получила слово. Бен Грир обрисовал Хиллари как женщину, никогда не хотевшую иметь ребенка, редко видевшуюся со своим сыном, отправлявшуюся без него в длительные путешествия, предположительно часто изменявшую Нику Бернхаму, будучи его женой.
Господа Фалтон и Мэтьюз, со своей стороны, объяснили, что Хиллари страстно любила сына и была доведена до нервного срыва отказом мужа отдать ей ребенка, когда она уходила из дома. Мистера Маркхама они представили как человека, обожающего детей, желающего помочь жене создать для Джонни новый дом. Однако, продолжали они, Ник Бернхам по своей натуре жестокий человек; он был настолько ослеплен ревностью, что обрушился на свою жену с угрозами и сделал все возможное, чтобы разрушить ее отношения с сыном, а все потому, что не мог смириться с тем, что его жена хочет с ним развестись. Они говорили и говорили. Проблемы похищения они коснулись с большой осторожностью. Вне себя от горя из-за потери сына, беспомощная перед лицом угроз Ника, Хиллари увезла Джона в надежде уберечь покой ребенка хотя бы до начала суда. Но план ее сорвался. Она не могла вернуться из-за страха перед Ником… она опасалась, что Ник причинит боль ребенку… Ник видел, какую затейливую паутину плетут адвокаты, и с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не закричать. И что еще хуже, он понимал, насколько сильную команду они составляют. Лучше Фалтона и Мэтьюза не было никого, и хотя Бен Грир был тоже хорош, Ник начал опасаться, что он им не ровня.
Слушания должны были продолжаться в течение двух-трех недель, и в конце главным свидетелем должен выступить сам Джонни. Но на третьей неделе слушаний Джонни заболел свинкой, и судья снова отложил дело. Судебные заседания возобновились четырнадцатого ноября. Ник и Бен Грир ощущали, что этот перерыв пошел им на пользу. Он дал им возможность перегруппироваться и найти дополнительных свидетелей, хотя Ник был разочарован, осознав, как мало тех, кто соглашался давать показания. Люди не хотели, чтобы их впутывали в это дело. Никто не был ни в чем уверен… прошло уже столько времени. Даже миссис Маркхам отказалась. Она уже сделала все, что могла, сообщив Нику о том, где находится ребенок, остальное было его делом. Она считала, что непоправимый урон уже нанесен ее имени. Имена Филиппа и Хиллари слишком долго не сходили с газетных страниц, и Ник, с ее точки зрения, был повинен в этом не меньше, чем ее сын. Ей было уже не важно, кто получит мальчика, оно ей надоело, это разбирательство. Единственное, что удалось Нику, это собрать несколько горничных, ненавидящих Хиллари, но, по их словам, никто из них не видел, чтобы она по-настоящему пренебрегала ребенком. В конце второго дня после возобновления слушаний Нику оставалось только всплескивать руками, когда они с Беном Гриром пошли посовещаться.
— Господи Иисусе, зачем она это делает, Бен? Ей ведь не нужен Джон.
— Теперь она не может отступиться. Она зашла слишком далеко. Так всегда бывает с судебными делами. Пока добираешься до конца, никому уже ничего не нужно. Но судебную машину трудно повернуть назад.
На следующий день Ник в отчаянии попытался откупиться, и на какое-то мгновение ему показалось, что битва выиграна. Он заметил заинтересованный блеск в глазах Маркхама, когда они встретились в коридоре суда, но глаза Хиллари ничего на выражали. А когда Ник в отчаянии отошел в сторону, Филипп схватил Хиллари за руку.
— Какого черта, почему ты отказала ему? На что, ты считаешь, мы будем жить следующие несколько лет? Своим наследством ты пользоваться не можешь, и ты знаешь, что сказала моя мать.
— Плевать я хотела. Я не возьму у него ни цента.
— Дура. — Он снова схватил ее за руку, но Хиллари вырвала ее.
— Пошли вы к черту оба. Мне нужен мой сын.
— С чего это? Ты ведь не любишь детей.
— Он мой. — Она говорила о Джоне, как о меховой шубе, драгоценностях или военном трофее. Пусть он ей не нужен, но свои права на него она не может не заявить. — Почему я должна что-то уступать Нику?
— Ради Бога, возьми деньги.
— Мне не нужны деньги. — Хиллари наградила Маркхама холодным, надменным взглядом.
— Да нет же, нужны. Нам обоим они нужны.
— Твоя мать передумает.
Филипп тоже рассчитывал на это Но если она не передумает, им предстояла борьба, к которой он отнюдь не стремился. Филипп опасался, что ему даже придется пойти работать, а это уж будет конец света. А Хиллари тем более никогда не станет работать — в этом он не сомневался. Но она оказалась предусмотрительнее, чем он.
— Ты никогда не слышал об алиментах на ребенка? — Хиллари нежно улыбнулась. — Ник захочет убедиться, что Джонни имеет все, что ему надо. Значит, и мы будем это иметь. Вуаля. — Она сделала реверанс, и Филипп ухмыльнулся.
— Ты чертовски умна для хорошенькой женщины. — Он поцеловал ее в щеку, и они вернулись в зал суда, где вовсю полыхало сражение. Судья считал, что они закончат к Дню Благодарения, и Ник весь напрягся при одной мысли об этом. А что, если он проиграет? Что он будет делать? Он не мог представить свою жизнь без сына. Он даже не решался думать об этом. А потом неожиданно они подошли к концу, и адвокатам было предоставлено слово для заключительных выступлений. Джонни уже дал свои показания, но он был смущен, и речь его звучала по-детски, он разрывался между обоими родителями — обожаемым отцом и матерью, которая, не сдерживаясь, рыдала прямо в зале суда и которую ему явно было очень жалко.
Судья объяснил, что обычно ему требуется от недели до двух, чтобы прийти к определенному решению. Но, учитывая напряжение, в котором пребывают обе стороны уже почти год, заинтересованность прессы и тяжелый груз, обрушившийся на плечи ребенка, на этот раз он попытается принять решение быстрее. Все будут поставлены в известность о дне оглашения решения, а пока всем следует разойтись по домам и ждать. Когда Ник выходил из здания суда, его, как и всегда, ослепляли вспышки фоторепортеров, а вокруг крутились журналисты: «Что они сказали, Ник? Где мальчик?.. Кто выигрывает?.. Не думаете ли вы, что она снова его похитит?..» Все они уже привыкли к этому. Но на этот раз, выйдя из зала суда, Хиллари остановилась с Филиппом на ступеньках лестницы и одарила всех лучезарной улыбкой Ник залез в свой лимузин, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он несколько прибавил в весе после возвращения Джона, но в сорок уже ощущал себя восьмидесятилетним стариком.
Ник посмотрел на Грира, который сидел, склонившись над своими записями, рядом, и покачал головой.
— Знаешь, иногда мне кажется, что это никогда не кончится.
— Кончится, — поднял на него взгляд Грир. — Кончится.
— Но как?
— Это нам неизвестно. Надо подождать решения судьи. Ник вздохнул.
— Ты представляешь себе, что значит препоручить другим решение судьбы самого дорогого тебе существа?
Грир медленно покачал головой.
— Нет. Но я знаю, сколько тебе пришлось пережить, и мне очень жаль тебя. — Грир смотрел на Ника не как адвокат, но как друг. — Я чертовски надеюсь, что ты выиграешь, Ник.
— И я. А если нет? Я смогу подать апелляцию?
— Сможешь. Но это займет очень много времени. Я бы тебе советовал подождать. Дай ей полгода пожить с мальчиком, и она вместе с ним прибежит к тебе обратно. Я всю неделю наблюдал за ней, и она полностью соответствует тому, что ты о ней рассказывал. Холодная, хитрая, жестокая. Ей наплевать на сына. Стоит тебе заикнуться о чем-нибудь, и она наносит ответный удар в самое больное место.
— Да, она такая.
— Но она одумается. Попомни мои слова, она вернет мальчика. Все, чего она хочет, это победить. Публично. Чтобы она выглядела хорошей матерью. Ты же знаешь все эти мифы — Америка, материнство, яблочный пирог.
Ник улыбнулся чуть ли не впервые за всю неделю.
— Не думаю, что она ими руководствуется. Ее скорее интересуют соболиные меха и Ван-Клиф.
Грир тоже улыбнулся в ответ.
— Только не в суде. Она же не дурочка, да и адвокаты у нее смышленые ребята.
Ник посмотрел на Бена, который по-настоящему стал ему другом.
— Как и ты. — И он почувствовал, как комок застрял у него в горле. — Выиграем мы или проиграем, ты молодец, Бен. Я знаю, что ты сделал все, что мог.
— Если мы не выиграем, это ничего не будет значить.
— Мы должны выиграть.
Грир кивнул, и оба умолкли, глядя на серое зимнее небо, скользящее за окном.
Следующая неделя, когда все ждали звонка от судьи, была сплошным мучением. Днем и ночью Ник мерил шагами свой кабинет, потом мчался на работу, возвращался домой и пытался провести каждую свободную минуту с сыном. Грир ходил с видом человека, готовящегося стать отцом. Ни одно предшествующее дело не затрагивало его настолько, как это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
В течение последующих двух месяцев она следила за развитием событий. Джонни так и не нашли, да и вообще отовсюду известия приходили мрачные.
Как раз в это время Гесс, один из главнокомандующих Гитлера, в приступе безумия отправился по собственной инициативе в Великобританию, чтобы уговорить англичан сдаться. Самолет потерпел крушение, и Гесса арестовали, после чего Гитлер объявил его сумасшедшим. Однако впоследствии выяснилось, что Гесс не был таким уж сумасшедшим. К концу июня стало понятно, чего он хотел добиться. Он хотел, чтобы англичане сдались, и тогда Гитлеру не пришлось бы открывать еще один фронт, который немцы называли Западным. Двадцать второго июня Гитлер вторгся в Россию, аннулировав взаимный договор о ненападении и повсеместно перейдя границу. Мир застыл в ужасе — стольких жизней это стоило. За одиннадцать дней немцы заняли территорию, размеры которой превосходили Францию. Единственным положительным следствием этого события стало то, что двадцать пятого июля правая рука Рузвельта Гарри Хопкинс полетел в Москву, чтобы предложить программу ленд-лиза русским. Но русские отказались, и единственное, чего удалось добиться Хопкинсу, это организовать встречу Черчилля и Рузвельта девятого августа в заливе Аргентия на Ньюфаундленде. Так был образован Атлантический союз. Это была первая встреча Черчилля и Рузвельта, и оба прибыли на досмотровых кораблях — Черчилль на «Принце Уэльском», а Рузвельт на «Аугусте». Оба были крайне довольны результатами переговоров, согласно которым Великобритания будет получать помощь и в дальнейшем. А Джонни Бернхам все еще не был найден.
Судебное слушание все откладывалось, и за четыре месяца, с тех пор как Джонни пропал, Ник Бернхам похудел на тридцать фунтов. Целый эскадрон сыщиков и телохранителей прочесывал Штаты и даже заглядывал в Канаду. Но мальчик как сквозь землю провалился. На этот раз Хиллари удалось обвести Ника вокруг пальца. Ему только оставалось надеяться, что ребенок жив и здоров. А потом совершенно неожиданно восемнадцатого августа Нику позвонили. Мальчика, очень похожего на Джона, видели в Южной Каролине на старом, когда-то фешенебельном курорте. Он жил с родителями, мать — блондинка. Ник нанял самолет и лично отправился туда с тремя телохранителями, и еще десяток полицейских ожидали его на месте, и они обнаружили их — Джонни, Филиппа Мар-кхама и Хиллари с обесцвеченными волосами. Они снимали небольшой довоенный дом и жили там с двумя горничными-негритянками и старым дворецким. Маркхам поклялся матери, что скандал будет исчерпан, и сам надеялся на это, но похищение мальчика только осложнило положение. Теперь миссис Маркхам опасалась, что ее сын попадет за решетку. Именно она оплачивала их тайное логово, дожидаясь, когда утихнет шум. Но она настаивала, чтобы мальчика вернули. И, наконец, в отчаянии и из чувства уважения к Нику она сама позвонила ему.
Когда Маркхам услышал команды, усиленные мегафонами, и понял, что дом окружен, его первым порывом было бежать. Но оказалось уже слишком поздно. Перед ним выросли двое с наведенными на него дулами револьверов.
— О, ради Бога… — Он пытался выкрутиться. — Заберите ребенка.
Телохранители взяли Джонни, и Филипп увидел Ника.
— Если ты еще когда-нибудь, сукин сын, приблизишься к нам, я убью тебя собственными руками. Ты меня понял? — Ник схватил Филиппа за горло. Телохранители спокойно наблюдали за этим, и лишь подбежавшая Хиллари повисла у Ника на руке.
— Ради Бога, отпусти его. — Тогда Ник повернулся к Хиллари и изо всех сил ударил ее по лицу. Филипп, воспользовавшись случаем, нанес ему удар в челюсть. В голове у Ника зашумело, ноги у него подкосились, но он снова выпрямился и под истошные крики Хиллари вмазал Маркхаму.
— Прекрати!.. Прекрати! — Но Ника было уже не остановить. Он схватил Маркхама за волосы и с силой ударил его лицом о землю, после чего опустил руки и поднялся. Маркхам лежал на земле и громко стонал, из рассеченной брови текла кровь. Бросившаяся на Ника Хиллари попыталась было расцарапать ему лицо, но он отшвырнул ее в сторону и спокойно направился к сыну.
— Пошли, тигренок. Нам пора домой. — Челюсть у него страшно болела, но Ник уже не ощущал боли, когда в его ладони оказалась рука Джонни и они под прикрытием телохранителей тронулись в ожидавшей их машине. Но никто не предпринимал попыток напасть на них. Кроме Хиллари, лежащего на земле Маркхама и двух горничных, наблюдавших с крыльца за происходящим, никого вокруг не было. Когда они сели в машину, Ник прижал к себе сына, не стыдясь посторонних, начал покрывать поцелуями его лицо и наконец разрыдался. Четыре месяца он провел, как в аду, и теперь решил сделать все, чтобы больше такое не повторилось.
— Ой, папа! — Джонни крепко прижался к Нику. Мальчику только что исполнилось десять, и, казалось, он подрос на целый фут. — Я много раз хотел позвонить тебе и сказать, что со мной все в порядке, но они не давали.
— Они обижали тебя, сынок? — Ник утер слезы. Джонни покачал головой.
— Нет. Все было нормально. Мама говорила, что мистер Маркхам хочет стать моим отцом. Но когда к нам приехала его мать, она сказала, что он должен вернуть меня или по крайней мере сообщить тебе, что со мной все в порядке. — Ник понял, кто стоял за тем звонком, и поклялся себе, что обязательно отблагодарит эту женщину, когда они вернутся. — Еще она сказала, что больше не даст ему денег и скорее всего он окажется за решеткой. — Но Ник знал, что этого не случится, как бы ему ни хотелось — Она была очень добра и спрашивала, как мне живется. А мама называла ее старой ведьмой. — Ник и телохранители улыбнулись Джонни говорил без умолку по дороге домой, но единственное, что уловил Ник, так это то, что план их сорвался и, похитив Джона, они не знали, что с ним делать.
— Нам все еще предстоит судиться с мамой?
— И как можно скорее. — При этом сообщении вид у Джона стал удрученным, но, вернувшись домой и чувствуя себя в безопасности в собственной постели, он взял в свои ладони руку отца и улыбнулся. Ник сидел с Джонни, пока тот не заснул, а потом медленно вернулся в свою комнату, гадая, когда все это кончится.
Но по крайней мере Лиана прочитала на следующий день в Сан-Франциско добрые известия. «Джонни Бернхам найден». А неделю спустя снова была назначена дата судебного разбирательства. Суд должен был начаться первого октября, но, когда подошел этот день, все затмили сообщения о переговорах в Москве между Авереллом Гарриманом, лордом Бивербруком и Молотовым, министром иностранных дел Сталина. Они закончились подписанием протокола о помощи Соединенных Штатов и Великобритании России, и Гарриман заключил с советской стороной договор о ленд-лизе на сумму миллиард долларов. Сталин настаивал, чтобы Соединенные Штаты вступили в войну, но по совету Рузвельта Гарриман отказался. Россия должна была удовлетвориться помощью продовольствием и вооружением, и она удовлетворилась. А когда эти новости немного поутихли, Лиана прочитала, что судебный процесс Бернхам-Маркхам в Нью-Йорке идет полным ходом.
Глава тридцать четвертая
Хиллари вошла в зал суда, облаченная в темно-серый костюм и белую шляпку, — волосы ее снова приобрели естественный цвет — в сопровождении обоих партнеров юридической фирмы, представлявшей ее интересы. Со скромным видом она опустилась в кресло между своими адвокатами. Ник сидел рядом с Беном Гриром, который вынужден был постоянно напоминать своему клиенту, чтобы тот не бросал такие яростные взгляды на бывшую жену.
Дело доложили суду — вопрос о попечительстве над десятилетним сыном истцов. Затем каждая сторона получила слово. Бен Грир обрисовал Хиллари как женщину, никогда не хотевшую иметь ребенка, редко видевшуюся со своим сыном, отправлявшуюся без него в длительные путешествия, предположительно часто изменявшую Нику Бернхаму, будучи его женой.
Господа Фалтон и Мэтьюз, со своей стороны, объяснили, что Хиллари страстно любила сына и была доведена до нервного срыва отказом мужа отдать ей ребенка, когда она уходила из дома. Мистера Маркхама они представили как человека, обожающего детей, желающего помочь жене создать для Джонни новый дом. Однако, продолжали они, Ник Бернхам по своей натуре жестокий человек; он был настолько ослеплен ревностью, что обрушился на свою жену с угрозами и сделал все возможное, чтобы разрушить ее отношения с сыном, а все потому, что не мог смириться с тем, что его жена хочет с ним развестись. Они говорили и говорили. Проблемы похищения они коснулись с большой осторожностью. Вне себя от горя из-за потери сына, беспомощная перед лицом угроз Ника, Хиллари увезла Джона в надежде уберечь покой ребенка хотя бы до начала суда. Но план ее сорвался. Она не могла вернуться из-за страха перед Ником… она опасалась, что Ник причинит боль ребенку… Ник видел, какую затейливую паутину плетут адвокаты, и с трудом сдерживался, чтобы не вскочить и не закричать. И что еще хуже, он понимал, насколько сильную команду они составляют. Лучше Фалтона и Мэтьюза не было никого, и хотя Бен Грир был тоже хорош, Ник начал опасаться, что он им не ровня.
Слушания должны были продолжаться в течение двух-трех недель, и в конце главным свидетелем должен выступить сам Джонни. Но на третьей неделе слушаний Джонни заболел свинкой, и судья снова отложил дело. Судебные заседания возобновились четырнадцатого ноября. Ник и Бен Грир ощущали, что этот перерыв пошел им на пользу. Он дал им возможность перегруппироваться и найти дополнительных свидетелей, хотя Ник был разочарован, осознав, как мало тех, кто соглашался давать показания. Люди не хотели, чтобы их впутывали в это дело. Никто не был ни в чем уверен… прошло уже столько времени. Даже миссис Маркхам отказалась. Она уже сделала все, что могла, сообщив Нику о том, где находится ребенок, остальное было его делом. Она считала, что непоправимый урон уже нанесен ее имени. Имена Филиппа и Хиллари слишком долго не сходили с газетных страниц, и Ник, с ее точки зрения, был повинен в этом не меньше, чем ее сын. Ей было уже не важно, кто получит мальчика, оно ей надоело, это разбирательство. Единственное, что удалось Нику, это собрать несколько горничных, ненавидящих Хиллари, но, по их словам, никто из них не видел, чтобы она по-настоящему пренебрегала ребенком. В конце второго дня после возобновления слушаний Нику оставалось только всплескивать руками, когда они с Беном Гриром пошли посовещаться.
— Господи Иисусе, зачем она это делает, Бен? Ей ведь не нужен Джон.
— Теперь она не может отступиться. Она зашла слишком далеко. Так всегда бывает с судебными делами. Пока добираешься до конца, никому уже ничего не нужно. Но судебную машину трудно повернуть назад.
На следующий день Ник в отчаянии попытался откупиться, и на какое-то мгновение ему показалось, что битва выиграна. Он заметил заинтересованный блеск в глазах Маркхама, когда они встретились в коридоре суда, но глаза Хиллари ничего на выражали. А когда Ник в отчаянии отошел в сторону, Филипп схватил Хиллари за руку.
— Какого черта, почему ты отказала ему? На что, ты считаешь, мы будем жить следующие несколько лет? Своим наследством ты пользоваться не можешь, и ты знаешь, что сказала моя мать.
— Плевать я хотела. Я не возьму у него ни цента.
— Дура. — Он снова схватил ее за руку, но Хиллари вырвала ее.
— Пошли вы к черту оба. Мне нужен мой сын.
— С чего это? Ты ведь не любишь детей.
— Он мой. — Она говорила о Джоне, как о меховой шубе, драгоценностях или военном трофее. Пусть он ей не нужен, но свои права на него она не может не заявить. — Почему я должна что-то уступать Нику?
— Ради Бога, возьми деньги.
— Мне не нужны деньги. — Хиллари наградила Маркхама холодным, надменным взглядом.
— Да нет же, нужны. Нам обоим они нужны.
— Твоя мать передумает.
Филипп тоже рассчитывал на это Но если она не передумает, им предстояла борьба, к которой он отнюдь не стремился. Филипп опасался, что ему даже придется пойти работать, а это уж будет конец света. А Хиллари тем более никогда не станет работать — в этом он не сомневался. Но она оказалась предусмотрительнее, чем он.
— Ты никогда не слышал об алиментах на ребенка? — Хиллари нежно улыбнулась. — Ник захочет убедиться, что Джонни имеет все, что ему надо. Значит, и мы будем это иметь. Вуаля. — Она сделала реверанс, и Филипп ухмыльнулся.
— Ты чертовски умна для хорошенькой женщины. — Он поцеловал ее в щеку, и они вернулись в зал суда, где вовсю полыхало сражение. Судья считал, что они закончат к Дню Благодарения, и Ник весь напрягся при одной мысли об этом. А что, если он проиграет? Что он будет делать? Он не мог представить свою жизнь без сына. Он даже не решался думать об этом. А потом неожиданно они подошли к концу, и адвокатам было предоставлено слово для заключительных выступлений. Джонни уже дал свои показания, но он был смущен, и речь его звучала по-детски, он разрывался между обоими родителями — обожаемым отцом и матерью, которая, не сдерживаясь, рыдала прямо в зале суда и которую ему явно было очень жалко.
Судья объяснил, что обычно ему требуется от недели до двух, чтобы прийти к определенному решению. Но, учитывая напряжение, в котором пребывают обе стороны уже почти год, заинтересованность прессы и тяжелый груз, обрушившийся на плечи ребенка, на этот раз он попытается принять решение быстрее. Все будут поставлены в известность о дне оглашения решения, а пока всем следует разойтись по домам и ждать. Когда Ник выходил из здания суда, его, как и всегда, ослепляли вспышки фоторепортеров, а вокруг крутились журналисты: «Что они сказали, Ник? Где мальчик?.. Кто выигрывает?.. Не думаете ли вы, что она снова его похитит?..» Все они уже привыкли к этому. Но на этот раз, выйдя из зала суда, Хиллари остановилась с Филиппом на ступеньках лестницы и одарила всех лучезарной улыбкой Ник залез в свой лимузин, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он несколько прибавил в весе после возвращения Джона, но в сорок уже ощущал себя восьмидесятилетним стариком.
Ник посмотрел на Грира, который сидел, склонившись над своими записями, рядом, и покачал головой.
— Знаешь, иногда мне кажется, что это никогда не кончится.
— Кончится, — поднял на него взгляд Грир. — Кончится.
— Но как?
— Это нам неизвестно. Надо подождать решения судьи. Ник вздохнул.
— Ты представляешь себе, что значит препоручить другим решение судьбы самого дорогого тебе существа?
Грир медленно покачал головой.
— Нет. Но я знаю, сколько тебе пришлось пережить, и мне очень жаль тебя. — Грир смотрел на Ника не как адвокат, но как друг. — Я чертовски надеюсь, что ты выиграешь, Ник.
— И я. А если нет? Я смогу подать апелляцию?
— Сможешь. Но это займет очень много времени. Я бы тебе советовал подождать. Дай ей полгода пожить с мальчиком, и она вместе с ним прибежит к тебе обратно. Я всю неделю наблюдал за ней, и она полностью соответствует тому, что ты о ней рассказывал. Холодная, хитрая, жестокая. Ей наплевать на сына. Стоит тебе заикнуться о чем-нибудь, и она наносит ответный удар в самое больное место.
— Да, она такая.
— Но она одумается. Попомни мои слова, она вернет мальчика. Все, чего она хочет, это победить. Публично. Чтобы она выглядела хорошей матерью. Ты же знаешь все эти мифы — Америка, материнство, яблочный пирог.
Ник улыбнулся чуть ли не впервые за всю неделю.
— Не думаю, что она ими руководствуется. Ее скорее интересуют соболиные меха и Ван-Клиф.
Грир тоже улыбнулся в ответ.
— Только не в суде. Она же не дурочка, да и адвокаты у нее смышленые ребята.
Ник посмотрел на Бена, который по-настоящему стал ему другом.
— Как и ты. — И он почувствовал, как комок застрял у него в горле. — Выиграем мы или проиграем, ты молодец, Бен. Я знаю, что ты сделал все, что мог.
— Если мы не выиграем, это ничего не будет значить.
— Мы должны выиграть.
Грир кивнул, и оба умолкли, глядя на серое зимнее небо, скользящее за окном.
Следующая неделя, когда все ждали звонка от судьи, была сплошным мучением. Днем и ночью Ник мерил шагами свой кабинет, потом мчался на работу, возвращался домой и пытался провести каждую свободную минуту с сыном. Грир ходил с видом человека, готовящегося стать отцом. Ни одно предшествующее дело не затрагивало его настолько, как это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44