— Говорил. А что?
— Кто-нибудь из здесь присутствующих видел?
Он перекинул сигару в другой угол рта и покачал головой.
— Какого черта...
Я повернулся и открыл дверь.
— Куда вы? — завопил Сэмсон.
Я, не останавливаясь, вышел в холл, словно в бреду, мысленно колотя себя по голове тупым инструментом.
Я вышел в зал клуба, и меня чертовски удивило, что вокруг люди смеются и пьют, всячески развлекаясь. Казалось, я был за тысячу миль от «Сераля» с его весельем и музыкой. Я вышел на улицу туда, где стоял мой кадиллак. Я завел мотор и поехал к центру. На Темпл-стрит я вышел из машины напротив здания суда, пересек улицу и спустился в подвал.
В морге было холодно.
Эмиль — служитель, с которым я познакомился в результате нескольких предыдущих посещений морга, молча поднялся со стула и направился
ко мне.
Я начал снимать с себя галстук.
— Рад видеть вас, Эмиль. — Я снял галстук, повесил пиджак на спинку его стула и стал расстегивать рубашку. — У меня к вам вопрос. А потом я бы хотел взглянуть на одного из покойников. — В Лос-Анджелес-ском окружном морге трупы называются покойниками.
Я поднял на спине рубашку, повернулся и попросил Эмиля взглянуть на мою спину:
— Эмиль, вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? На одном из покойников?
Он уставился на мою спину и покачал головой.
— Ну и ну! Вы что, сражались с дикой кошкой? — Он нахмурил брови и добавил: — Да, да. У одного из покойников такая же спина.
— Он еще тут?
— Ага. Хотите взглянуть?
— Конечно, хочу.
Эмиль повернулся и пошел вперед. Я последовал за ним между столами к одному из последних. Эмиль откинул простыню.
— Кажется, этот, — сказал он.
Я посмотрел на неподвижное, спокойное мертвое лицо с маленькими усиками и светлыми волосами, закрывавшими уши. На большом пальце правой ноги была прямоугольная бирка: «Джозеф Луи Мэддерн». Наконец-то я встретился с маленьким Джои.
Я сказал:
— Я бы хотел взглянуть на его спину, Эмиль. Можно?
Он кивнул и осторожно повернул тело Джо на бок. Я посмотрел. Вот они — шрамы, прорытые в плоти, подобные тем бороздам, которые я увидел вчера вечером, посмотрев на собственную спину в зеркале у себя в квартире. Подобные шрамам у меня на спине.
Я всматривался в них с минуту, потом сказал:
— Спасибо, Эмиль. Все сходится.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— А в чем дело?
— Убийство, — сказал я. — Чертовски занятное убийство. Спасибо за помощь.
Я застегнул рубашку, сунул галстук в карман пиджака и снова надел пиджак. Я вышел, тяжело поднялся по ступеням и перешел через улицу к своей машине.
Я сказал тихо:
— Ну и сучка. Проклятая сучка.
Я опустил стекло и подставил лицо ветру. В этот вечер он был прохладнее и приятно холодил кожу, но он не мог проникнуть внутрь и развеять давивший меня тяжелый ком. Конец дела. Представление окончено, а я даже не чувствую себя счастливым. Одиннадцать часов вечера, воскресенье. Мне очень не хотелось делать то, что мне предстояло, но рано или поздно это все равно пришлось бы сделать.
Я вынул из чехла револьвер и освободил его от всех патронов. Их я вложил в тот же карман, где был галстук, снова спрятал револьвер в чехол и стал слушать мурлыканье мотора.
Она еще не легла. Она выглядела как никогда красивой, улыбаясь мне. Я прошел в комнату и сел на диван. Она подошла, села рядом и посмотрела мне в лицо, явно озадаченная.
— Что с вами, Шелл? — спросила она тихо. — У вас странный вид. Что случилось?
Я посмотрел на нее и, чувствуя, как поднимается во мне ощущение дурноты, сказал:
— Все кончено. Все время ходил кругами, а сегодня сподобился. Все сложилось, и все сходится, и странно, что я так долго не замечал. Я знаю, что Джо убили вы, и знаю, почему, и теперь я должен позвонить в полицию и вызвать их, чтобы они приехали и взяли вас.
Она ничего не сказала. Просто посмотрела на меня.
— Мне очень жаль, — сказал я. — Действительно жаль. Мне чертовски жаль, Робин.
Она не возмутилась, не закатила истерики, ничего такого. Она устремила наг меня умные, красивые темные глаза и сказала:
— Вы шутите, да, Шелл? Это не всерьез?
— Я не шучу. Мне очень жаль, но это всерьез. Вы — человек конченый. Разве что вам вдруг повезет.
Ее глаза сузились, и она тряхнула массой огненно-рыжих волос, которые снова напомнили мне небо над тихоокеанскими островами.
— Я не убивала его, Шелл, — сказала она. — Нет, нет. Верьте мне.
— У-гу, Робин. Это сделали вы. Я думал на Эдди Кэша, но я проверил его, и он оказался чист. Тоже и Драгун. Остаетесь только вы.
Она как-то сникла и тесно прижалась ко мне.
— Забудьте об этом, Шелл. Пожалуйста, забудьте. — Я чувствовал на своей щеке ее теплое дыхание. Она уткнулась губами мне в шею и прошептала: — Вы ничего не знаете. Вы ничего не могли узнать.
Это было так странно. Мы сидели друг подле друга на диване, она прижалась лицом к моей шее, ее волосы щекотали мне лицо. И мы говорили об этом. Просто, спокойно и сдержанно, как будто за чашкой чаю, или как будто мы через минуту засмеемся и выпьем по стаканчику. Но внутри у меня был холод, и я знал, что то, что происходит, далеко не игра.
Она тоже это знала.
— Робин, — сказал я, — вы говорили, что Джо не бегал за девушками, за другими женщинами. Вы сами говорили мне, что любите его, хотите выйти за него замуж. Вы жили с ним. Он входил в вашу жизнь. Поэтому, когда вы узнали, что он спутался с другой женщиной, вы убили его. Скажите, что вы покончили с ним потому, что любили его, ревновали, мстили ему, наконец. Но все равно это было убийство, и его совершили вы, Робин.
Казалось, вся кровь отхлынула от ее лица, она положила руки мне на плечи и притянула меня к себе.
— Перестаньте! Перестаньте! — сказала она свистящим шепотом. Потом мягко и нежно: — Шелл, Шелл, поцелуйте меня. Пожалуйста, поцелуйте меня.
Я повернул голову и посмотрел на нее. Она подняла левую руку и притянула мою голову к своей. Губы ее были холодные, сухие, неподвижные.
Прекратить все это было бы нетрудно. Она действовала с очевидной целью и неуклюже. Но я не останавливал ее. Я хотел посмотреть, до чего она может дойти. Ее правая рука проползла мне под пиджак. В то время как ее губы крепко прижалась к моим, я почувствовал, как ее рука осторожно добралась до чехла с револьвером.
Оторвавшись от меня, она вдруг вскочила с дивана, сжимая в руке мой револьвер. Лицо ее исказилось, губы полураскрылись, обнажив зубы. Она стояла передо мной, держа в правой руке револьвер и твердо упираясь в ковер ногами.
Она не медлила, не ждала, не колебалась ни секунды. Плавным движением подняв револьвер, она прицелилась мне в грудь. Скорее выдохнув, чем прошептав сквозь зубы:
— Шелл, — она оттянула курок.
Послышался острый щелчок, и она снова, и еще раз снова, оттянула
и спустила курок, целясь мне в сердце. Я не двигался. Сидя на диване, я следил за сменой чувств, отражавшихся на ее лице, — недоумения, безнадежности, отчаяния, — когда она поняла, что произошло. И я увидел, что она уже больше не красивая.
Ее лицо помертвело, губы раскрылись, вокруг рта появились складки. Револьвер выпал из ее ослабевших пальцев, и она медленно опустилась на ковер и зарыдала.
Казалось, прошло много времени, и вот она заговорила, — прерывисто, с тоской в голосе.
— Теперь уже все равно. Но я жила, как в аду. Я любила его, — она снова зарыдала, и ее обмякшее тело передернула дрожь. — Я обвинила его в измене, в том, что он обманывал меня с другой женщиной, и он засмеялся. Он смеялся надо мной. Сказал, что устал, он устал от меня, что он уходит. Мы бросились друг на друга. Мы оба много выпили.
Она медленно приподнялась и села, тупо уставившись на меня; тушь черными пятнами расползлась по ее щекам и под глазами.
— Я возненавидела его, как никого на свете, — сказала она пустым, безжизненным голосом. —Пока мы ссорились, я все время подливала ему, и он пил стакан за стаканом, как воду. Он совсем опьянел, и тогда я подошла к нему сзади и ударила его книгодержателем. И стала бить его — еще и еще. Должно быть, я с ума сошла. Он упал на диван, и тогда я обезумела от ужаса. Я не знала, что делать. Я попробовала влить ему в рот еще немного ликера, пролила его на одежду и застегнула на нем рубашку, каким-то образом вытащила его из дому, и в машину. Я поехала, не зная куда, не зная, что мне делать. Потом я вспомнила, что в газетах было что-то насчет массы несчастных случаев, и подумала, что, может быть, это будет выглядеть как еще один несчастный случай. Когда я въехала на одну из улиц вокруг Елисейского парка, я открыла дверцу и вытолкнула его на дорогу. Я даже не знала, на какой улице, — было темно; вот и все. И я поехала на большой скорости, и в какой-то момент мне показалось, что я теряю управление.
Она покачала головой, созерцая ковер.
— Может, это было бы и лучше, — сказала она. — Я поехала домой, поставила машину и стала ждать полицию. Чуть с ума не сошла от ожидания.
Я встал, подошел к ней и помог подняться. Я усадил ее на диван. Я сказал:
— Могли бы уж рассказать мне и все остальное, Робин. Как насчет того, о чем вы умолчали? Эдди. История с шантажом.
— Вы и об этом знаете?
— Большей частью, да. Я знаю, что Джо вымогал у Кэша деньги. По крайней мере, я думаю, что это был Джо, — может, это были вы? Но вы знали об этом.
— Знала, — сказала она безжизненным тоном. — Но это был Джо. Эдди все проигрывал и проигрывал, и Драгун не хотел больше принимать его ставки. Потом погиб компаньон Эдди, и у него вдруг появилась масса денег. У Джо возникла идея, он позвонил Эдди и сказал, будто знает, что Эдди убил своего компаньона. Он не назвал себя, но его затея сработала. Джо даже удивился, что это оказалось так легко, но когда он получил деньги, он перестал этим интересоваться. Только велел мне следить, не заподозрит ли его Эдди, — он знал, что мы с Эдди вроде как друзья. Джо хотел, чтобы я выдала его за своего брата. Эдди не понравилось бы, если бы он узнал, что мы — не брат и сестра.
— Вряд ли, — сказал я. — Вот, значит, как это было. Скажите, Робин, вы лично не думали шантажировать Эдди, независимо от Джо?
Она резко повернула голову и гневно взглянула на меня обведенными тушью, заплаканными глазами, но промолчала. Я спросил:
— Больше ничего не хотите мне рассказать?
Она не ответила, но, наклонившись вперед, обхватила руками колени и прижалась к ним лицом. Я подошел к телефону, набрал номер «Сераля» и попросил Сэмсона. Он был еще там. Пока я ждал, когда он подойдет, я в последний раз посмотрел на Робин. Она изменилась: стала старше, некрасивее, невыразительнее. Вероятно, я и сам выглядел сейчас некрасивым.
Паршивая у меня работенка.
Робин увели. Спокойно, не сопротивляясь, она вышла в сопровождении рослых мальчиков в синих мундирах. С ними исчезли со стола бронзовые подставки для книг — их отправят в лабораторию для обследования. Сэмсон и я сидели в первой комнате, которую только что покинула Робин.
Сэмсон погрыз неизбежную черную сигару и сказал:
— Думаю, это точка над 1, Шелл. Как вы узнали, что в гибели Джо повинна Робин?
— Ну, было пять важных пунктов, между которыми я увидел связь, и несколько более мелких по краям, которые ничего не значили. Важные пункты — это Виктор Пил, который нанял меня, но не объяснил, зачем ему это нужно; Робин, страстная сестра; Флеминг Драгун, у которого работал Джо; подозрительная сестра Флеминга, Сара; и Эдди Кэш. Эдди Кэш так нравился мне в роли убийцы, что я боялся потерять его. Казалось, у него действительно есть повод, но я сам проверил его алиби — железно! Значит — минус Эдди. Почему отпал Виктор Пил, вам известно. Значит, уже два отпали. Это мог быть Драгун,
потому что Джо запускал руку в его кассу, — этот малыш был нечист на руку. Однако тут было одно маленькое «но»: Драгун не был до конца уверен, что Джо пользуется его доходами, Пока он не выбил истину из маленького человечка по имени Гарри Зэркл. Зэркл и Джо мошенничали сообща, и Драгуну пришлось иметь дело с Зэрклом, поскольку Джо уже не было в живых. Если бы убийцей был Дрэг, он должен был бы знать об их махинациях еще до гибели Джо. Кроме того, Джо получил бы гораздо более тяжкие увечья: я видел Флеминга в деле и знаю, на что способны он и его подручные. Стало быть, Драгун тоже отпал. Остались две красотки — Сара и Робин. Сара могла бы иметь мотив для убийства: Джо набивался ей в друзья и кончил тем, что лягнул ее. — Я усмехнулся: — Я знаю, потому что видел синяк, и он был достаточно свежий — прошло всего несколько дней.
Сэмсон задвигал своей массивной челюстью:
— Вы видели синяк? На каком месте?
— Неважно. — Я усмехнулся. — Но можете мне поверить, Сара не стала бы убивать человека только за то, что он ее немного поцарапал. Не тот она тип. Скорее, ей это даже могло понравиться. Так что я решил внимательно присмотреться к Робин.
Робин говорила, что Джо не водился ни с какими девушками. Черта с два, еще как водился. И даже если вначале она об этом не знала, то позже, конечно, обнаружила. Она знала, что он проводил ночи с одной красоткой, и не сказала нам об этом только из-за нечистой совести. Она сообразила (и вероятно, была права), что любой, кто узнал бы, что она сожительствует с Джо, — который вовсе ей не брат, — и что она обнаружила его измену, сразу бы увидел повод к убийству — самый древний и убедительный повод с тех пор, как Каин ухлопал Авеля. Другим ее мотивом могло быть желание самой воспользоваться деньгами, которые Джо получил в результате шантажа. И наконец, — что показалось мне подозрительным, — стоило мне появиться, как Робин тут же старалась избавиться от Эдди. По той или иной причине она выставляла его, как только я приходил к ней с моими вопросами. Это могло ровно ничего не значить, но могло и означать, что она хотела обезопасить себя на случай, если я окажусь достаточно проницательным и начну задавать компрометирующие ее вопросы. Меньше всего ей хотелось, чтобы Кэш присутствовал при том, как я стану выпускать котов из мешка.
Сэмсон извлек огромную спичку и поджег свою сигару.
— Я могу представить себе ее желание присвоить деньги, — сказал он между затяжками, — но кто сказал, что Джо водился с другими женщинами? И кто сказал, что Робин знала об его изменах?
— Я говорю. Вспомните, она же спала с ним. И не спрашивайте, откуда я знаю, что она знала. Поверьте мне на слово. — Я посмотрел на него усмехаясь: — Он изменил ей. Я узнал это по некоторым царапинам. Но что она знала, это точно.
— Синяки. Царапины. Черт знает что. — Когда от Сэмсона что-нибудь ускользало, он начинал чертыхаться.
Я сказал:
— Дело об убийствах всецело ваше, Сэм. Раскрывайте его до конца. Все, кроме истории Джои-Робин-Мэддерн. У меня на то свои причины. Нет, нет, я не имею в виду ничего противозаконного. Пусть вездесущая рука закона вершит свое дело. Но просто смягчите, сгладьте этот угол, Сэм, хорошо?
Он кивнул своей крупной, седой головой.
— Сделаю все, что смогу, Шелл. Газеты и без того получат массу материала.
— Еще бы, — сказал я тихо, думая о юном, нетерпеливом человечке. — Каким сенсационным успехом это было бы для Келли.
Комната 324. Я тихо постучал, и через пару минут внутри вспыхнул свет, и она открыла дверь и посмотрела на меня сквозь старомодные, в золотой оправе очки. На ней не было уже высоких туфель со шнурками, и в мягких домашних туфлях без каблуков и простом ситцевом халате она казалась ростом с мышку. И все равно я опять подумал, что она красивая.
— О, мистер Скотт! — воскликнула она. — Что-нибудь случилось?
— Простите, если я разбудил вас, миссис Мэддерн. Я как-то не думал, что уже так поздно. Можно на минутку?
— Конечно, мистер Скотт.
Я вошел и остановился посреди комнаты. У меня и так выдался тяжелый вечер, но самое тяжелое еще предстояло — рассказать миссис Мэддерн, что именно случилось с ее сыном и какой корыстный тип он был на самом деле. Я ненавидел себя за то, что я" должен рассказать ей про ее Джозефа. Он уже не будет для нее босоногим малышом в коротких штанишках. Все же одно обстоятельство было в пользу Джо: он был достаточно умен, чтобы понять, что попал в общество грубых и жестоких людей, которые, если бы захотели, могли бы окончательно превратить его в черствого, бессердечного человека: и все-таки он имел совесть оставить матери, в случае какой-нибудь беды, накопленные им деньги. Даже если их источником было шантажирование убийцы и обкрадывание букмекера. Странно, как все это, в конце концов, сработало.
— Присядьте, мистер Скотт, — сказала она своим мягким, тихим голосом. — Что-нибудь о Джозефе?
— Да. — Я открыл было рот, чтобы сказать ей, что ее сын вор и шантажист и ничтожный мелкий мошенник. Она выжидающе смотрела на меня сквозь свои очки. Я вдруг почувствовал, что не могу.
— В чем дело? — спросила она.
— Да, в общем, ничего нового. — Я уже знал,, что скажу ей. — Просто я закончил расследование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19