что бы там ни говорила Лэйн, она не могла в эту ночь обойтись без младшей сестры.
— А ну-ка, милая моя, поднатужьтесь, — напевно упрашивала Мелани. — Вы, мисс Лэйн, распрекрасно управляетесь. Распрекрасно — и все тут.
— Боже милостивый! — воскликнула Сэйбл, которая пританцовывала на месте, стараясь заглянуть через плечо экономки. — Уже головка видна!
— Да успокойся ты и помолчи хоть минуту… — прошептала Лэйн в перерыве между потугами. — И хорошо бы тебе не путаться под ногами у Мелани.
Сэйбл послушно отошла в сторону, но и там продолжала вытягивать шею и гримасничать, как бы помогая стараниям сестры вывести наконец ребенка на свет. Экономка заметила это и наградила ее свирепым взглядом. Девушка отступила к креслу и рухнула в него со смешанным выражением досады и раскаяния на лице.
— Я стараюсь, стараюсь не мешать! Но неужели я совсем ничем не могу помочь?
— Ты уже помогаешь — тем, что ты рядом со мной.
Лэйн постаралась улыбнуться всепрощающей улыбкой старшей сестры и взяла протянутую руку Сэйбл. Как раз в это время ее настигла новая потуга. Измученное тело скрючилось, словно в эпилептическом припадке, пожатие превратилось в сокрушительное.
— Лэйн! Ой-ой-ой!
Но боль в пальцах почти тотчас была забыта: сестра начала тужиться изо всех последних сил. Казалось, это длилось бесконечно. Сэйбл поймала себя на том, что с силой напрягает все тело, словно это могло помочь сестре или облегчить ее муки. Она даже начала тихонько постанывать, хотя Лэйн так и не издала ни звука, только часто и шумно дышала. Тем более неожиданно прозвучал ее пронзительный крик — триумфальный вопль, а вовсе не крик боли. Секундой позже в руках Мелани лежал, пошевеливая ручками и ножками, темноволосый новорожденный.
— Да он просто красавчик! — ахнула Сэйбл, пораженная этим фактом до глубины души.
До сих пор ей не приходилось видеть новорожденных, однако она много слышала о том, что они похожи на сморщенные недозрелые сливы. Но это дитя было пухленькое, с округлым милым личиком — чудо, а не ребенок! Сэйбл немедленно почувствовала, что обожает его.
Мелани с удовольствием вымыла новорожденного, завернула в мягкое одеяльце и вложила в руки Сэйбл, приговаривая: «Вот так, иди к тетушке…» Сэйбл вполголоса ворковала над новообретенным племянником, ожидая, когда экономка закончит приводить в порядок Лэйн и та сможет заняться сыном.
— Ну скажите же, что он красавчик! — И она чмокнула младенца в макушку, покрытую темными волосиками.
— Да уж, мисс Лэйн потрудилась на славу, — с гордостью подтвердила Мелани.
Сэйбл опустилась в любимое кресло — роскошный предмет мебели времен королевы Анны, с изящной шелковой обивкой цвета лаванды. У нее было такое чувство, что это она только что родила. Мальчик, надо же! Она подумала, что у него, наверное, волосы отца, но этого нельзя было сказать с уверенностью, так как она ни разу не видела мужа Лэйн. Зато она с уверенностью могла утверждать, что у ребенка глаза матери. Голубые, как у всех новорожденных, они уже заметно отливали серым.
— Как бы мне хотелось, чтобы его отец сейчас был здесь, — вдруг сказала Лэйн с горечью, прижимая к себе ребенка. — Он был бы так горд!
— Да и какой отец не был бы? — добавила Сэйбл с завистью, наклоняясь к постели, чтобы погладить малыша по головке. — Но ты, конечно, не всерьез хочешь увидеть его здесь. Отец убил бы его на месте.
Лэйн съежилась среди подушек, и девушка тотчас пожалела о своих необдуманных словах.
— Лэйн, я не хотела…
Та молча протянула руку. Сэйбл позволила увлечь себя на постель и опустилась рядом с сестрой, которая с материнской заботой поправила упавший ей на лоб непокорный локон. Она не знала, что в этот момент Лэйн думала: Сэйбл слишком неопытна, слишком невинна, она никогда и ни с чем не сталкивалась…
— Ничего, Сэй, все как-нибудь образуется. Я найду способ вернуться к нему.
— Но ты только что родила ребенка, ты еще слишком слаба! — воскликнула пораженная Сэйбл.
— В рождении ребенка нет ничего необычного, и мое выздоровление — всего лишь вопрос времени, как и мое возвращение к мужу.
В который раз Сэйбл бросилась в глаза перемена, происшедшая со старшей сестрой. И не просто перемена, а перемена полная, окончательная, неожиданно оттолкнувшая их друг от друга, сделавшая почти чужими.
— Папа никогда не позволит тебе этого. После всего того, на что он пошел, чтобы вернуть тебя…
— Пропади он пропадом вместе со всем, на что он пошел! — отрезала Лэйн, и ее серые глаза загорелись странным мрачным огнем. — Это мой ребенок, моя жизнь! И когда ты только поймешь, что драгоценный папочка сделал из нас точное подобие нашей матери?
— В этом не только его вина. Мы не имели ничего против того, чтобы он баловал нас, а что до меня, то мне и по сей день это нравится.
— А знаешь, почему? Потому что ты не пробовала ничего другого. Ты даже не знаешь, что бывает другая, лучшая жизнь.
«Лучшая?» — чуть было не вырвалось у Сэйбл, но она сумела придержать язык. Та, другая жизнь была для ее сестры лучшей. В той жизни она была любима мужчиной, который дрался за нее, как дьявол. Она только и думала, что о нем, родила ему чудесного ребенка, а значит, подарила ему будущее. Что до нее, Сэйбл, она нежилась в своем уютном гнездышке, вышивая салфетки и позволяя отцу баловать себя. Лэйн была права, но — о Господи! — почему бы ей не ошибаться хоть изредка!
— Папа любит нас, — сказала она с вызовом.
— Конечно, любит. Только он так глубоко прячет нас под свое крыло, что может задушить ненароком.
— Это не так. Мы имеем возможность давать балы, ездить верхом, мы можем…
— Когда-нибудь ты вырастешь, — сказала Лэйн так резко, что Сэйбл невольно отпрянула, — и поймешь, что наряды и балы — всего лишь ничтожная часть настоящей жизни.
— Да? Может быть, настоящая жизнь — это когда полуголыми бродят по лесам и питаются только ягодами и орехами? Или когда раскрашивают лица на манер палитры сумасшедшего художника?
— Мисс Сэйбл, — вмешалась Мелани, сообразив, что между сестрами разгорается настоящая ссора, — не сходить ли вам и не глянуть, где это ваш отец? Небось ждет не дождется, когда ему покажут первого внучонка.
Экономка, агукая над младенцем, передала его матери для первого кормления. Стоило Сэйбл увидеть, как жадно ребенок сосет материнскую грудь, как ее оставило всякое желание спорить. У ее крошки-племянника были малюсенькие пальчики, одна из ручонок лежала там, где билось сердце Лэйн, и все это было до того умилительно, что на глаза ей навернулись невольные слезы. Она подумала, что каждое дитя имеет право знать своего отца, что каждая женщина имеет право сама выбирать себе спутника жизни. Эта мысль была новой, странной, но Сэйбл сознавала правоту сестры каким-то внезапно проснувшимся глубоким инстинктом. Встретив испытующий взгляд Лэйн, она не отвела глаз.
— Пожалуй, я схожу за папой.
Крик боли, животный, мучительный, раздался в полной тишине. Казалось, он не затих, а впитался в стены кабинета, просочился в каждую пору Ричарда Кавано, проник в каждую клеточку его тела. Этот звук разом опустошил его, отнял не только силы, но и способность мыслить здраво. Человек, не раз без страха смотревший в лицо смерти, схватился за край стола, словно от предательски нанесенного удара. Слепо нашарив стакан, полный виски, полковник опустошил его жадными глотками. Он поймал себя на том, что дрожит крупной, сотрясающей все тело дрожью.
Жалость и ненависть накатывали, сталкивались и постепенно сплетались воедино. С каким наслаждением он убил бы сукиного сына, из-за которого его дочери пришлось столько страдать! Как он ненавидел того, кто обесчестил ее, вынудил произвести на свет ублюдка!
Кавано не успел еще опомниться от вопля дочери, как раздался детский плач. Ребенок! Странная смесь эмоций наполнила полковника. Кто же родился, мальчик или девочка? Здорово ли дитя? И, Боже милосердный, жива ли Лэйн?!
Но больше всего он жаждал, чтобы ему принесли на блюде голову ее «мужа».
Раздался стук в дверь. Кавано пролаял: «Войдите!», надеясь, что это тот, кого он ожидает. Мимо горничной протиснулся капрал Иохансен и вытянулся в струнку, по уставу четко отсалютовав. Полковник небрежно ответил на приветствие и рявкнул тем же голосом:
— Ну?!
— Прошу прощения, сэр, но мне пока не удалось…
— Проклятие! — Кавано запустил обе руки в свои седеющие волосы, словно собираясь вырвать их. — Неужели в таком большом городе трудно найти кормилицу? Я хочу только одного: чтобы это забрали из моего дома как можно скорее.
«Это», — мысленно повторил Иохансен. Полковник назвал своего внука «это». Капрал не ожидал ничего подобного и был неприятно удивлен. Иохансен не первый год знал полковника Кавано и до сих пор уважал его и восхищался им, в особенности за способность к сочувствию и пониманию. Близилась к концу война Севера и Юга, сделавшая из Кавано героя, и он для многих военных являлся образцом для подражания, почти кумиром. Именно поэтому капрал поначалу гордился тем, что посвящен в тайну полковника. Однако теперь он был бы счастлив, если бы на его месте оказался кто-нибудь другой. С каждой минутой ему все больше хотелось с кем-то поделиться, найти способ остановить это безумие.
— Каковы будут дальнейшие распоряжения, сэр?
Кавано поднял голову. Сейчас он выглядел измученным, немощным, словно прожитые годы разом дали знать о себе.
— Продолжайте поиски, капрал, — едва слышно произнес он и добавил, когда Иохансен уже направился к двери:
— Спасибо тебе, сынок…
Поверенный мрачных планов полковника скрылся за дверью. Ричард Кавано некоторое время невидящим взглядом смотрел на полупустую бутылку, потом вновь наполнил стакан.
Он намерен поступить единственно правильным образом, думал он. Так будет лучше для Лэйн. Разве он не сделал все возможное, разве не перевернул небо и землю, чтобы избавить ее от унижения, от сплетен, от мук? Разве он не отказался от командования фортом Макферсон, чтобы девочки могли забыть прошлое, словно его и не было? Разве не отправил с глаз долой каждого солдата, который участвовал в операции по спасению Лэйн, который слышал ее требование вернуть ее к мужу? Он добился того, чтобы слухи затихли, не найдя пищи, которая раздувала бы их. И вот теперь этот ублюдок!.. Если хоть один посторонний взгляд упадет на него, репутация Лэйн будет загублена.
Полковник поднял взгляд на портрет, висевший напротив стола. Каролина поддержала бы его, если бы была жива. Она согласилась бы, что лучше всего похоронить прошлое, что Лэйн и без того слишком много вынесла, что ни одна женщина не заслуживала унижения стать матерью полукровки, ублюдка.
«Я делаю это ради Лэйн, Каролина, только ради нее».
Когда дверь, ведущая в кабинет отца, открылась, выпустив капрала Иохансена, Сэйбл Кавано метнулась под лестницу и притаилась там, затаив дыхание. Шаги удалились по коридору, а она никак не могла заставить себя выйти из укрытия. Не может быть, чтобы то, что она подслушала, было правдой!
«Как ты можешь, папа? Ведь это твой внук! Как ты посмотришь Лэйн в глаза, когда придешь за ребенком? Или ты прикажешь подчиненному сделать это за тебя?»
Но почему она решила, что произойдет какое-то объяснение? Скорее всего ребенка отдадут в чужие руки тайно, а уж потом сообщат сестре, как распорядились его судьбой.
Эта мысль до того ужаснула девушку, что она разом вышла из ступора и бросилась в комнату Лэйн. Захлопнув за собой дверь, она привалилась спиной к прохладному дереву, словно кто-то уже шел следом, чтобы осуществить мрачный план отца. Лицо Сэйбл было таким белым и искаженным, что Лэйн резко спросила, что произошло.
— Я хочу знать! — потребовала она, так как Сэйбл молчала, стараясь не встречаться с ней взглядом.
— Папа решил забрать у тебя ребенка! Иохансен подыскивает кормилицу и…
— Зверь! Дьявол! — вырвалось у Лэйн, и она так судорожно прижала к себе сына, что тот заплакал, недовольный таким бесцеремонным обращением, и ей пришлось укачивать его.
— Что ж делать-то, а, мисс Лэйн? — спросила Мелани, вышивавшая в кресле у кровати.
— Тут ничего не поделаешь! — воскликнула Сэйбл в отчаянии, бросаясь от двери к постели сестры. — Он наш отец, и мы не можем его ослушаться.
Так же внезапно, как и вспылила, Лэйн успокоилась. Лицо ее приняло безмятежное выражение человека, принявшего решение, кончики пальцев, поглаживающие темноволосую головку новорожденного, не дрожали.
— Его нужно срочно доставить к его отцу.
— Что? — изумилась Сэйбл, округлив глаза. — Ты, конечно, шутишь? Пройдут недели, пока ты наберешься сил для путешествия.
— Силы понадобятся не мне, а тебе. Ты его повезешь.
Глаза Сэйбл раскрылись еще шире, хотя это казалось невозможным. Некоторое время она молча переводила взгляд с экономки на сестру и обратно, чувствуя нарастающий жар паники. Лица, между которыми метался ее взгляд, все больше напоминали ей лица союзников, только что объявивших войну.
— Мелани, хоть ты-то понимаешь, что это невозможно? — взмолилась девушка.
Морщины на темном лице экономки сложились в загадочную улыбку. Окончательно перепуганная, Сэйбл замахала руками:
— Я не могу! Я не сумею, да и… да и просто не стану этого делать! Ни за что, ни за что, ни за что! Вот что мы сделаем, мы продержимся, пока Лэйн не наберется сил. — Девушка почувствовала громадное облегчение, что нашла идеальный выход, и поспешно добавила:
— Вот тогда я сделаю все, что в моих силах, и помогу ей.
— Ты только что сказала, что мое выздоровление растянется на недели. Пойми, отец способен на все!
«Зато я ни на что не способна! Глупо даже думать, что я, Сэйбл Кавано, сумею в целости и сохранности перевезти новорожденное дитя через добрую половину страны!»
Она всю жизнь прожила за спиной отца, даже образование получив частным образом, а единственное в ее жизни приключение — поездка на запад прошлой весной, задуманная как каникулы, — имело катастрофические последствия, одним из которых был ребенок Лэйн. Она никогда не путешествовала без компаньонки или военного эскорта из числа подчиненных отца. Тонкости ухода за детьми были ей абсолютно неизвестны, а ведь в данном случае речь шла о новорожденном! Занимаясь благотворительностью, она, как правило, лишь относила еду и лекарства, оставляя их распределение и применение людям более опытным.
Сэйбл бросила быстрый взгляд на свои руки. Белые, изящные, ухоженные. Совершенно бесполезные.
— Я не сумею, Лэйн, — всхлипнула она, чувствуя, как слеза чертит дорожку вдоль щеки. — Я бы и рада помочь, но не сумею.
Взгляды сестер встретились. Сэйбл показалось, что ее кольнули чем-то острым. Как выразительны были глаза Лэйн!
— Ты в долгу у меня, не забывай этого, Сэйбл.
То, о чем она хотела напомнить (как будто это можно было забыть!), случилось прекрасным весенним вечером, когда сестры совершали прогулку верхом в окрестностях форта Макферсон и спешились, чтобы немного отдохнуть.
Индейцы сиу появились словно из-под земли. Не было никакой надежды добежать до привязанных поодаль лошадей. Кавалеристы, сопровождавшие сестер, падали, так и не успев сделать ни одного выстрела. Сэйбл не нашла ничего лучшего, как забиться в истерике от неожиданности и страха, зато Лэйн подтолкнула сестру к лошади ближайшего упавшего кавалериста, подхватила его ружье и начала отстреливаться, прикрывая ее бегство. Как только у нее кончились патроны, один из индейцев, особенно жутко размалеванный и наиболее жестокий на вид, оглушил ее ударом томагавка и перебросил через спину своей лошади. Трудно было сказать, был ли шанс на спасение у них обеих, но факт оставался фактом: она оказалась в плену, спасая Сэйбл.
«И сколько же страданий ей пришлось вынести в то время, пока я жила привычной жизнью, в полной безопасности».
Неизвестно, как долго Сэйбл занималась бы самобичеванием, но дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Ричард Кавано, казалось, заполнил собой весь дверной проем. Три верхние пуговицы на его форме были расстегнуты, стакан виски дрожал в руке. Он обвел комнату налитыми кровью глазами, нашел колыбель и впился взглядом в спящего ребенка. Сэйбл сделала невольный шаг в том же направлении. До сих пор ей не приходилось видеть отца в таком состоянии: непричесанным, небритым, пьяным. Это было не только неприятное, но и пугающее зрелище.
— Пришел посмотреть на внука, да, папа? — спросила Лэйн, и Сэйбл была поражена тем, с каким хладнокровием держалась сестра.
Значит, мальчик, подумал полковник, и на секунду гордость заставила его выпрямиться. Но тотчас ему бросились в глаза черные волосики ребенка. Гнев вернулся, еще более яростный, чем прежде. Лицо Ричарда Кавано презрительно скривилось.
— Это… это… — Слова застряли у него в горле, словно что-то кислое, едкое, и он выплюнул их с отвращением:
— Это не мой внук!
— Папа, — сказала Лэйн твердо, хотя глаза ее наполнились слезами, — это моя плоть и кровь, а значит, он…
— Отродье дьявола!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— А ну-ка, милая моя, поднатужьтесь, — напевно упрашивала Мелани. — Вы, мисс Лэйн, распрекрасно управляетесь. Распрекрасно — и все тут.
— Боже милостивый! — воскликнула Сэйбл, которая пританцовывала на месте, стараясь заглянуть через плечо экономки. — Уже головка видна!
— Да успокойся ты и помолчи хоть минуту… — прошептала Лэйн в перерыве между потугами. — И хорошо бы тебе не путаться под ногами у Мелани.
Сэйбл послушно отошла в сторону, но и там продолжала вытягивать шею и гримасничать, как бы помогая стараниям сестры вывести наконец ребенка на свет. Экономка заметила это и наградила ее свирепым взглядом. Девушка отступила к креслу и рухнула в него со смешанным выражением досады и раскаяния на лице.
— Я стараюсь, стараюсь не мешать! Но неужели я совсем ничем не могу помочь?
— Ты уже помогаешь — тем, что ты рядом со мной.
Лэйн постаралась улыбнуться всепрощающей улыбкой старшей сестры и взяла протянутую руку Сэйбл. Как раз в это время ее настигла новая потуга. Измученное тело скрючилось, словно в эпилептическом припадке, пожатие превратилось в сокрушительное.
— Лэйн! Ой-ой-ой!
Но боль в пальцах почти тотчас была забыта: сестра начала тужиться изо всех последних сил. Казалось, это длилось бесконечно. Сэйбл поймала себя на том, что с силой напрягает все тело, словно это могло помочь сестре или облегчить ее муки. Она даже начала тихонько постанывать, хотя Лэйн так и не издала ни звука, только часто и шумно дышала. Тем более неожиданно прозвучал ее пронзительный крик — триумфальный вопль, а вовсе не крик боли. Секундой позже в руках Мелани лежал, пошевеливая ручками и ножками, темноволосый новорожденный.
— Да он просто красавчик! — ахнула Сэйбл, пораженная этим фактом до глубины души.
До сих пор ей не приходилось видеть новорожденных, однако она много слышала о том, что они похожи на сморщенные недозрелые сливы. Но это дитя было пухленькое, с округлым милым личиком — чудо, а не ребенок! Сэйбл немедленно почувствовала, что обожает его.
Мелани с удовольствием вымыла новорожденного, завернула в мягкое одеяльце и вложила в руки Сэйбл, приговаривая: «Вот так, иди к тетушке…» Сэйбл вполголоса ворковала над новообретенным племянником, ожидая, когда экономка закончит приводить в порядок Лэйн и та сможет заняться сыном.
— Ну скажите же, что он красавчик! — И она чмокнула младенца в макушку, покрытую темными волосиками.
— Да уж, мисс Лэйн потрудилась на славу, — с гордостью подтвердила Мелани.
Сэйбл опустилась в любимое кресло — роскошный предмет мебели времен королевы Анны, с изящной шелковой обивкой цвета лаванды. У нее было такое чувство, что это она только что родила. Мальчик, надо же! Она подумала, что у него, наверное, волосы отца, но этого нельзя было сказать с уверенностью, так как она ни разу не видела мужа Лэйн. Зато она с уверенностью могла утверждать, что у ребенка глаза матери. Голубые, как у всех новорожденных, они уже заметно отливали серым.
— Как бы мне хотелось, чтобы его отец сейчас был здесь, — вдруг сказала Лэйн с горечью, прижимая к себе ребенка. — Он был бы так горд!
— Да и какой отец не был бы? — добавила Сэйбл с завистью, наклоняясь к постели, чтобы погладить малыша по головке. — Но ты, конечно, не всерьез хочешь увидеть его здесь. Отец убил бы его на месте.
Лэйн съежилась среди подушек, и девушка тотчас пожалела о своих необдуманных словах.
— Лэйн, я не хотела…
Та молча протянула руку. Сэйбл позволила увлечь себя на постель и опустилась рядом с сестрой, которая с материнской заботой поправила упавший ей на лоб непокорный локон. Она не знала, что в этот момент Лэйн думала: Сэйбл слишком неопытна, слишком невинна, она никогда и ни с чем не сталкивалась…
— Ничего, Сэй, все как-нибудь образуется. Я найду способ вернуться к нему.
— Но ты только что родила ребенка, ты еще слишком слаба! — воскликнула пораженная Сэйбл.
— В рождении ребенка нет ничего необычного, и мое выздоровление — всего лишь вопрос времени, как и мое возвращение к мужу.
В который раз Сэйбл бросилась в глаза перемена, происшедшая со старшей сестрой. И не просто перемена, а перемена полная, окончательная, неожиданно оттолкнувшая их друг от друга, сделавшая почти чужими.
— Папа никогда не позволит тебе этого. После всего того, на что он пошел, чтобы вернуть тебя…
— Пропади он пропадом вместе со всем, на что он пошел! — отрезала Лэйн, и ее серые глаза загорелись странным мрачным огнем. — Это мой ребенок, моя жизнь! И когда ты только поймешь, что драгоценный папочка сделал из нас точное подобие нашей матери?
— В этом не только его вина. Мы не имели ничего против того, чтобы он баловал нас, а что до меня, то мне и по сей день это нравится.
— А знаешь, почему? Потому что ты не пробовала ничего другого. Ты даже не знаешь, что бывает другая, лучшая жизнь.
«Лучшая?» — чуть было не вырвалось у Сэйбл, но она сумела придержать язык. Та, другая жизнь была для ее сестры лучшей. В той жизни она была любима мужчиной, который дрался за нее, как дьявол. Она только и думала, что о нем, родила ему чудесного ребенка, а значит, подарила ему будущее. Что до нее, Сэйбл, она нежилась в своем уютном гнездышке, вышивая салфетки и позволяя отцу баловать себя. Лэйн была права, но — о Господи! — почему бы ей не ошибаться хоть изредка!
— Папа любит нас, — сказала она с вызовом.
— Конечно, любит. Только он так глубоко прячет нас под свое крыло, что может задушить ненароком.
— Это не так. Мы имеем возможность давать балы, ездить верхом, мы можем…
— Когда-нибудь ты вырастешь, — сказала Лэйн так резко, что Сэйбл невольно отпрянула, — и поймешь, что наряды и балы — всего лишь ничтожная часть настоящей жизни.
— Да? Может быть, настоящая жизнь — это когда полуголыми бродят по лесам и питаются только ягодами и орехами? Или когда раскрашивают лица на манер палитры сумасшедшего художника?
— Мисс Сэйбл, — вмешалась Мелани, сообразив, что между сестрами разгорается настоящая ссора, — не сходить ли вам и не глянуть, где это ваш отец? Небось ждет не дождется, когда ему покажут первого внучонка.
Экономка, агукая над младенцем, передала его матери для первого кормления. Стоило Сэйбл увидеть, как жадно ребенок сосет материнскую грудь, как ее оставило всякое желание спорить. У ее крошки-племянника были малюсенькие пальчики, одна из ручонок лежала там, где билось сердце Лэйн, и все это было до того умилительно, что на глаза ей навернулись невольные слезы. Она подумала, что каждое дитя имеет право знать своего отца, что каждая женщина имеет право сама выбирать себе спутника жизни. Эта мысль была новой, странной, но Сэйбл сознавала правоту сестры каким-то внезапно проснувшимся глубоким инстинктом. Встретив испытующий взгляд Лэйн, она не отвела глаз.
— Пожалуй, я схожу за папой.
Крик боли, животный, мучительный, раздался в полной тишине. Казалось, он не затих, а впитался в стены кабинета, просочился в каждую пору Ричарда Кавано, проник в каждую клеточку его тела. Этот звук разом опустошил его, отнял не только силы, но и способность мыслить здраво. Человек, не раз без страха смотревший в лицо смерти, схватился за край стола, словно от предательски нанесенного удара. Слепо нашарив стакан, полный виски, полковник опустошил его жадными глотками. Он поймал себя на том, что дрожит крупной, сотрясающей все тело дрожью.
Жалость и ненависть накатывали, сталкивались и постепенно сплетались воедино. С каким наслаждением он убил бы сукиного сына, из-за которого его дочери пришлось столько страдать! Как он ненавидел того, кто обесчестил ее, вынудил произвести на свет ублюдка!
Кавано не успел еще опомниться от вопля дочери, как раздался детский плач. Ребенок! Странная смесь эмоций наполнила полковника. Кто же родился, мальчик или девочка? Здорово ли дитя? И, Боже милосердный, жива ли Лэйн?!
Но больше всего он жаждал, чтобы ему принесли на блюде голову ее «мужа».
Раздался стук в дверь. Кавано пролаял: «Войдите!», надеясь, что это тот, кого он ожидает. Мимо горничной протиснулся капрал Иохансен и вытянулся в струнку, по уставу четко отсалютовав. Полковник небрежно ответил на приветствие и рявкнул тем же голосом:
— Ну?!
— Прошу прощения, сэр, но мне пока не удалось…
— Проклятие! — Кавано запустил обе руки в свои седеющие волосы, словно собираясь вырвать их. — Неужели в таком большом городе трудно найти кормилицу? Я хочу только одного: чтобы это забрали из моего дома как можно скорее.
«Это», — мысленно повторил Иохансен. Полковник назвал своего внука «это». Капрал не ожидал ничего подобного и был неприятно удивлен. Иохансен не первый год знал полковника Кавано и до сих пор уважал его и восхищался им, в особенности за способность к сочувствию и пониманию. Близилась к концу война Севера и Юга, сделавшая из Кавано героя, и он для многих военных являлся образцом для подражания, почти кумиром. Именно поэтому капрал поначалу гордился тем, что посвящен в тайну полковника. Однако теперь он был бы счастлив, если бы на его месте оказался кто-нибудь другой. С каждой минутой ему все больше хотелось с кем-то поделиться, найти способ остановить это безумие.
— Каковы будут дальнейшие распоряжения, сэр?
Кавано поднял голову. Сейчас он выглядел измученным, немощным, словно прожитые годы разом дали знать о себе.
— Продолжайте поиски, капрал, — едва слышно произнес он и добавил, когда Иохансен уже направился к двери:
— Спасибо тебе, сынок…
Поверенный мрачных планов полковника скрылся за дверью. Ричард Кавано некоторое время невидящим взглядом смотрел на полупустую бутылку, потом вновь наполнил стакан.
Он намерен поступить единственно правильным образом, думал он. Так будет лучше для Лэйн. Разве он не сделал все возможное, разве не перевернул небо и землю, чтобы избавить ее от унижения, от сплетен, от мук? Разве он не отказался от командования фортом Макферсон, чтобы девочки могли забыть прошлое, словно его и не было? Разве не отправил с глаз долой каждого солдата, который участвовал в операции по спасению Лэйн, который слышал ее требование вернуть ее к мужу? Он добился того, чтобы слухи затихли, не найдя пищи, которая раздувала бы их. И вот теперь этот ублюдок!.. Если хоть один посторонний взгляд упадет на него, репутация Лэйн будет загублена.
Полковник поднял взгляд на портрет, висевший напротив стола. Каролина поддержала бы его, если бы была жива. Она согласилась бы, что лучше всего похоронить прошлое, что Лэйн и без того слишком много вынесла, что ни одна женщина не заслуживала унижения стать матерью полукровки, ублюдка.
«Я делаю это ради Лэйн, Каролина, только ради нее».
Когда дверь, ведущая в кабинет отца, открылась, выпустив капрала Иохансена, Сэйбл Кавано метнулась под лестницу и притаилась там, затаив дыхание. Шаги удалились по коридору, а она никак не могла заставить себя выйти из укрытия. Не может быть, чтобы то, что она подслушала, было правдой!
«Как ты можешь, папа? Ведь это твой внук! Как ты посмотришь Лэйн в глаза, когда придешь за ребенком? Или ты прикажешь подчиненному сделать это за тебя?»
Но почему она решила, что произойдет какое-то объяснение? Скорее всего ребенка отдадут в чужие руки тайно, а уж потом сообщат сестре, как распорядились его судьбой.
Эта мысль до того ужаснула девушку, что она разом вышла из ступора и бросилась в комнату Лэйн. Захлопнув за собой дверь, она привалилась спиной к прохладному дереву, словно кто-то уже шел следом, чтобы осуществить мрачный план отца. Лицо Сэйбл было таким белым и искаженным, что Лэйн резко спросила, что произошло.
— Я хочу знать! — потребовала она, так как Сэйбл молчала, стараясь не встречаться с ней взглядом.
— Папа решил забрать у тебя ребенка! Иохансен подыскивает кормилицу и…
— Зверь! Дьявол! — вырвалось у Лэйн, и она так судорожно прижала к себе сына, что тот заплакал, недовольный таким бесцеремонным обращением, и ей пришлось укачивать его.
— Что ж делать-то, а, мисс Лэйн? — спросила Мелани, вышивавшая в кресле у кровати.
— Тут ничего не поделаешь! — воскликнула Сэйбл в отчаянии, бросаясь от двери к постели сестры. — Он наш отец, и мы не можем его ослушаться.
Так же внезапно, как и вспылила, Лэйн успокоилась. Лицо ее приняло безмятежное выражение человека, принявшего решение, кончики пальцев, поглаживающие темноволосую головку новорожденного, не дрожали.
— Его нужно срочно доставить к его отцу.
— Что? — изумилась Сэйбл, округлив глаза. — Ты, конечно, шутишь? Пройдут недели, пока ты наберешься сил для путешествия.
— Силы понадобятся не мне, а тебе. Ты его повезешь.
Глаза Сэйбл раскрылись еще шире, хотя это казалось невозможным. Некоторое время она молча переводила взгляд с экономки на сестру и обратно, чувствуя нарастающий жар паники. Лица, между которыми метался ее взгляд, все больше напоминали ей лица союзников, только что объявивших войну.
— Мелани, хоть ты-то понимаешь, что это невозможно? — взмолилась девушка.
Морщины на темном лице экономки сложились в загадочную улыбку. Окончательно перепуганная, Сэйбл замахала руками:
— Я не могу! Я не сумею, да и… да и просто не стану этого делать! Ни за что, ни за что, ни за что! Вот что мы сделаем, мы продержимся, пока Лэйн не наберется сил. — Девушка почувствовала громадное облегчение, что нашла идеальный выход, и поспешно добавила:
— Вот тогда я сделаю все, что в моих силах, и помогу ей.
— Ты только что сказала, что мое выздоровление растянется на недели. Пойми, отец способен на все!
«Зато я ни на что не способна! Глупо даже думать, что я, Сэйбл Кавано, сумею в целости и сохранности перевезти новорожденное дитя через добрую половину страны!»
Она всю жизнь прожила за спиной отца, даже образование получив частным образом, а единственное в ее жизни приключение — поездка на запад прошлой весной, задуманная как каникулы, — имело катастрофические последствия, одним из которых был ребенок Лэйн. Она никогда не путешествовала без компаньонки или военного эскорта из числа подчиненных отца. Тонкости ухода за детьми были ей абсолютно неизвестны, а ведь в данном случае речь шла о новорожденном! Занимаясь благотворительностью, она, как правило, лишь относила еду и лекарства, оставляя их распределение и применение людям более опытным.
Сэйбл бросила быстрый взгляд на свои руки. Белые, изящные, ухоженные. Совершенно бесполезные.
— Я не сумею, Лэйн, — всхлипнула она, чувствуя, как слеза чертит дорожку вдоль щеки. — Я бы и рада помочь, но не сумею.
Взгляды сестер встретились. Сэйбл показалось, что ее кольнули чем-то острым. Как выразительны были глаза Лэйн!
— Ты в долгу у меня, не забывай этого, Сэйбл.
То, о чем она хотела напомнить (как будто это можно было забыть!), случилось прекрасным весенним вечером, когда сестры совершали прогулку верхом в окрестностях форта Макферсон и спешились, чтобы немного отдохнуть.
Индейцы сиу появились словно из-под земли. Не было никакой надежды добежать до привязанных поодаль лошадей. Кавалеристы, сопровождавшие сестер, падали, так и не успев сделать ни одного выстрела. Сэйбл не нашла ничего лучшего, как забиться в истерике от неожиданности и страха, зато Лэйн подтолкнула сестру к лошади ближайшего упавшего кавалериста, подхватила его ружье и начала отстреливаться, прикрывая ее бегство. Как только у нее кончились патроны, один из индейцев, особенно жутко размалеванный и наиболее жестокий на вид, оглушил ее ударом томагавка и перебросил через спину своей лошади. Трудно было сказать, был ли шанс на спасение у них обеих, но факт оставался фактом: она оказалась в плену, спасая Сэйбл.
«И сколько же страданий ей пришлось вынести в то время, пока я жила привычной жизнью, в полной безопасности».
Неизвестно, как долго Сэйбл занималась бы самобичеванием, но дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Ричард Кавано, казалось, заполнил собой весь дверной проем. Три верхние пуговицы на его форме были расстегнуты, стакан виски дрожал в руке. Он обвел комнату налитыми кровью глазами, нашел колыбель и впился взглядом в спящего ребенка. Сэйбл сделала невольный шаг в том же направлении. До сих пор ей не приходилось видеть отца в таком состоянии: непричесанным, небритым, пьяным. Это было не только неприятное, но и пугающее зрелище.
— Пришел посмотреть на внука, да, папа? — спросила Лэйн, и Сэйбл была поражена тем, с каким хладнокровием держалась сестра.
Значит, мальчик, подумал полковник, и на секунду гордость заставила его выпрямиться. Но тотчас ему бросились в глаза черные волосики ребенка. Гнев вернулся, еще более яростный, чем прежде. Лицо Ричарда Кавано презрительно скривилось.
— Это… это… — Слова застряли у него в горле, словно что-то кислое, едкое, и он выплюнул их с отвращением:
— Это не мой внук!
— Папа, — сказала Лэйн твердо, хотя глаза ее наполнились слезами, — это моя плоть и кровь, а значит, он…
— Отродье дьявола!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56