— Хотя ты бы никогда этого не подумал, глядя на него, правда? Ты выглядишь чертовски плохо, Жерво.— Я и чувствую себя так же, — сказал Кристиан. Левой рукой он погладил собаку и вздохнул. — Проклятье. А я только что отправил ей красную орхидею.
Белый, элегантный, только что построенный загородный дом в Белгрейв Сквейр был оскорблением для Мэдди. Все, что касалось герцога Жерво, оскорбляло ее. Как член Общества Друзей она полагала, что должна проявить заботу, уводя герцога от танцев, азартных игр и праздного времяпрепровождения, но, по правде говоря, ее божественную внутреннюю сущность не слишком интересовало его душевное состояние. На самом деле она ощущала настоящий антагонизм к мужчинам. При обычных обстоятельствах Мэдди не подумала бы о нем. Ей не приходилось никогда много слышать о герцоге Жерво, пока он не начал по каким-то непонятным причинам писать письма в журнал Лондонского Аналитического Общества и стал занимать какое-то невидимое место в маленьком доме Тиммса в Челси.Она всегда читала журнал вслух своему отцу и, конечно, это она написала под диктовку ответ на опубликованное письмо герцога с запросом о монографии Тиммса о решении уравнений пятой степени. С тех пор прошло почти шесть месяцев, в ящиках на окнах рос сладкий горох, и тюльпаны красными всполохами выделялись на фоне бледных стен. Мэдди стала постоянной гостьей в Белгрейв Сквейр.Она никогда не видела самого Жерво. Она вообще не заглядывалась на мужчин. А герцог никогда не обратил бы внимания на женщину такого скромного квакерского поведения, как она. Он лично не посещал собраний Аналитического Общества, у него были более аристократичные и сомнительные способы времяпрепровождения.И вот Архимедия Тиммс появилась на пороге его благородного дома с копией последней работы отца, переписанной ее аккуратным почерком. Забрав бумаги, старший лакей Кальвин проводил ее в нишу гостиной, предложил шоколад, унес записи Тиммса и оставил ее чуть ли не на три с половиной часа, заставив ждать своего возвращения с запиской и несколькими исписанными ручкой листами. Ряды уравнений были выписаны так, словно буквы, цифры и дуги представляли большую эстетическую ценность, чем математический результат.Чаще всего Кальвин возвращался с обещанием герцога, завтра. А когда она приходила на следующий день, назывался другой срок, потом еще — до тех пор, пока она не теряла терпение. К этому добавлялось спокойное, но несколько растущее возбуждение отца, связанное с тематикой их совместной с Жерво работы. Вся жизнь отца была в математике, неопровержимое доказательство теоремы поставило весь смысл его существования не для личной славы из-за такого достижения, а из любви к науке. Он считал герцога чудом, удивительным благом в своей жизни и воспринимал нерегулярное общение с этим человеком с бесконечным терпением.По правде говоря, Мэдди испугалась, что она немного ревнует. Как светилось лицо отца, когда она, наконец, вернулась от Жерво с новым набором уравнений и аксиом, как он был потрясен, а потом глубоко удовлетворен, когда она прочитала ему все, и он обнаружил новое вычисление, выполненное с особой тщательностью. Да, можно было позавидовать такому счастью, ведь для нее в математике не было ничего, кроме бесконечного набора символов. Эта наука напоминала ей послание на иностранном языке, которое можно прочитать и произнести, но нельзя понять. Некоторые люди были просто рождены математиками, а Мэдди, несмотря на счастливые надежды отца, даже назвавшего ее в честь Архимеда, была не из их числа.А герцог Жерво был несомненным талантом. Кроме того, он был распутным, безрассудным, экстравагантным и галантным игроком, любителем женщин, покровителем искусств, художников, музыкантов и писателей. В скандальных газетах он проходил под призрачными инициалами Г.Ж. Его подвиги описывались довольно часто. У Мэдди появилось занятие интересоваться его жизнью. Говоря откровенно, он был повеса. Тиммсу было безразлично все, для него значение имел только талант. Но Жерво был герцогом, и об этом Мэдди вспоминала гораздо чаще, чем отец, говоря точнее, всякий раз, когда она ждала его в гостиной. А теперь, дав два месяца назад согласие написать вместе с Тиммсом работу и даже снизойдя до предварительного представления материалов на ежемесячном собрании Аналитического Общества, Жерво, очевидно, забыл об этом и ему даже нельзя было надоедать просьбами закончить последний этап вычислений.По меньшей мере, Мэдди надеялась, что он забыл. У нее было опасение, что герцог может сыграть с отцом ужасную шутку. В самых страшных ночных кошмарах ей представлялось, как Жерво приходит в Аналитическое Общество со своими шокирующими друзьями, может быть, навеселе, с сомнительными женщинами и выставляет отца и всех членов общества на посмешище. У нее не было реальной причины подозревать, что он так поступит, но отец был очень огорчен и смущен перед своими друзьями-математиками из-за поведения этого аристократа — слишком ленивого, чтобы жить в соответствии с обстоятельствами, а не распущенностью. Жерво просто убивал свободное время, а для ее отца — в этой статье содержался источник жизненной силы.Она поднялась по ступенькам под портиком белого загородного дома, думая послать герцогу вместе с вежливым и скромным запросом отца записку со своими замечаниями. Несмотря на то, что у нее в душе никогда не было смелости поговорить с Жерво наедине, она была уверена, что не оробеет перед его титулом. Ее не беспокоил разговор с ним — это знак, что ее порывы в согласии с волей Господа. На основе библейского равенства людей она чувствовала, что все, что может указать на заблуждения и грехи герцога перед Господом, должно пойти ему на пользу.Кальвин привычно улыбался, впуская Мэдди в дом и передавая ей плоскую кожаную папку.— Передайте, пожалуйста, мистеру Тиммсу с поклоном от его светлости, — сказал он при этом. — Герцог просил сообщить мистеру Тиммсу, что его светлость посетит завтра вечером собрание Аналитического Общества вместе с сэром Чарльзом Милнером и с благодарностью примет дальнейшие приглашения сотрудничества.Мэдди взяла папку в руки.— О! — сказала она, — он закончил…Кальвин сделал вид, что не заметил ее удивления, но выжидательно кивнул в сторону гостиной.— Не хотите шоколада, мисс?— Шоколада? — Мэдди собралась с мыслями. — Нет, мне пора идти. Я должна сразу передать расчеты отцу.— Как вам угодно, мисс.Такое внезапное и неожиданное внимание к своему обещанию со стороны необязательного герцога вызывало у Мэдди чувство раздражения, а не удовольствия. Гнусный человек! В самый последний момент закончив с дифференциалами, он втравил всех в неразбериху и беспокойство и полагает при этом, что он обладает всеми правами, просто обращаясь с президентом Милнером.— Скажу откровенно, мой друг, — проговорила она со строгим выражением лица, приготовленным для самого герцога. — Я надеюсь, что Жерво достаточно поработал над своим докладом. Боюсь, у моего отца не будет времени ему помочь.Кальвин ласково посмотрел на нее.— Его светлость не рассчитывал на совет мистера Тиммса. — Он, как всегда, выделил голосом почетное звание.Мэдди поняла, что ему не понравилась ее скромная речь, где она не назвала его мирской должности. Мэдди было наплевать на это. И дальше она стала бы называть его по фамилии, как это делает скромный квакер.Минуту она стояла молча, постукивая ногой.— Можно поговорить с ним?— Сожалею, но его светлости нет дома.Нога Мэдди стала постукивать чаще.— Понятно. Как неудачно. В таком случае, передайте ему благодарность от моего отца.
Кристиан лежал в постели, на лбу у него была тряпка с сильно пахнущей камфарой. Он хмыкнул, услышав царапанье Кальвина в дверь.— Приходила мисс Архимедия Тиммс, ваша светлость. Она забрала документы.— Хорошо.Наступила тишина.— Врач придет через четверть часа, если я пошлю за ним, ваша светлость.— Не нуждаюсь в этих коновалах. Я скоро уйду, — сказал Кристиан в ответ.Швейцар пробормотал что-то в знак согласия. Дверь за ним закрылась. Кристиан снял тряпку с головы и подумал, не умрет ли он от головной боли, прежде чем встретится с Сазерлендом? Глава 2 Вечернее собрание Аналитического Общества на третий день имело оглушительный успех. Для Тиммсов это собрание началось еще днем, когда в их современный дом на Верхней Чейн Роу пришел напудренный лакей в ливрее и с запиской, написанной характерным почерком герцога Жерво. Он пришлет машину, чтобы доставить мистера Тиммса на собрание в половине восьмого. После собрания он просит мистера Тиммса и его дочь оказать ему честь поужинать с ним и мистером Чарльзом Милнером в Белгрейв Сквейр. После этого их проводят домой в собственном экипаже.— Папа! — воскликнула Мэдди с ужасом, понизив голос до шепота, чтобы не услышал лакей у входа в гостиную. — Мы не сможем.— Не сможем? — спросил отец. — Я не думаю, что можно прийти на собрание, а затем отказаться от ужина с Жерво.Она покраснела.— Потерянное время и праздные разговоры. Он дурной человек. Я знаю, что ты восхищаешься научными знаниями, но его характер ужасен!— Я такого же мнения, — ответил он неохотно. — Но разве мы первыми бросим в него камень?— Я сомневаюсь, что мы будем первыми. — Легким движением она бросила записку герцога в огонь. Дорогая тяжелая бумага съежилась, слабо задымилась, ударившись о медную решетку. — Это не значит бросать камни, это просто нежелание общаться с человеком!Отец развернулся в сторону горящей записки, а потом сосредоточил внимание на ее голосе.— Всего один вечер.— Ты можешь идти. Я вернусь сразу же, как только закончится собрание.— Мэдди? — Отец нахмурился. — Ты боишься его.— Конечно, нет! Почему я должна бояться?— Я подумал, может быть… он обманул тебя?Мэдди хмыкнула.— Он заставлял меня часами ждать в своей дурацкой гостиной. Я могу описать тебе обои на стенах во всех подробностях. Это голубые шпалеры на белом фоне с розовыми мальвами в пересечениях линий, с шестнадцатью лепестками, тремя листочками с желтой сердцевиной.Брови Тиммса расправились.— Я опасался, что он сказал тебе что-то неприятное.— Он никогда ничего не говорил мне по простой причине, что никогда не видел меня. Но ты вспомнишь мое слово: он худший из аристократов. Распутный, безнравственный и безбожный. Мы скромные люди, мы не должны принимать его предложение.Отец долго сидел молча. Потом поднял брови и задумчиво сказал:— Но я хочу, чтобы мы пообедали с ним, Мэдди.Его пальцы играли с деревянной буквой «Y», вращая ее на красном сукне. Масляная лампа у его плеча не горела в тусклом северном свете уже полдня, отцу был безразличен недостаток освещения.Она сжала кулаки и поставила на них подбородок.— О, папа!— Не обращаешь ли ты на это слишком много внимания, девочка Мэдди?Она вздохнула и ничего больше не говоря открыла дверь, чтобы сообщить медлительному лакею, что они примут приглашение герцога на ужин.Желая скрыть свою растерянность, Мэдди отправила отца наверх переодеться в свой костюм «для собраний» и побриться, что было необходимо. Затем она занялась собственным гардеробом. Еще до послания от Жерво она собиралась надеть свое серое шелковое платье как подобавшее особому случаю. Сейчас у нее возникло два искушения: одеться так, будто обеды с герцогом для них с отцом обычное занятие или же появиться на ужине в Белгрейв Сквейр в наряде, который больше бы подходил для лазания по помойным ящикам.В придачу к тому, а это само по себе греховно, что придется одеться соответственно принадлежности к светским повесам, ее выбор ограничивался материальными возможностями. Гардеробик Мэдди оставлял желать лучшего. Ее семья была далеко не из самых блестящих в Обществе Друзей. Но они всегда должны были носить одежду, подобающую порядочным и честным людям и вести простые и честные разговоры. Строгое серо-стальное шелковое платье с твердым воротником было лучшим в ее гардеробе. Прямые линии покроя, высокая, правда уже вышедшая из моды талия не давали платью возможности претендовать на большее, чем оно было: лучшей утренней одеждой простой квакерской девушки в последние четыре года.Мэдди взглянула на черное платье, в котором выполняла обязанности сиделки или ходила за покупками. Оно было чистым и приличным, но заметно потертым на локтях. Нельзя, чтобы папины товарищи по Обществу подумали, что для нее важность случая, по которому они собираются, не имеет никакого значения.В конце концов Мэдди все же решила надеть шелковое платье, а чтобы выразить свое отношение к греховному поведению герцога, сняла белый воротник. Она разложила платье перед собой и осталась довольной его видом. Ей нравилось, что на платье нет никаких украшений.Другая проблема — что делать с волосами? Белый накрахмаленный капор, который она носила, смотрелся слишком обыденно. На этот раз Мэдди решила воспользоваться познаниями, полученными от матери, которая кое-что знала об обычаях и нравах общества. Тем более приходилось учитывать, что собрание математиков будет особенным.Она решила переплести свою косу. Даже само по себе расчесывание волос уже было нелегкой задачей. Мэдди унаследовала от матери длинные густые волосы и никогда не стригла их. После того как она заплела косу и уложила ее короной на голове, Мэдди достала коробку со дна своего выдвижного ящика в шкафу и вытащила оттуда жемчужное ожерелье своей матери.Нет, поначалу она не собиралась надевать жемчуг на шею, но, немного подумав, решила, что в волосах жемчуг будет не очень заметен, что будет своеобразным компромиссом между язычеством и фанатизмом.Но когда она спустилась вниз, предварительно убедившись, что отец оделся как надо, выдержка и уверенность на время покинули ее. Она испугалась, что жемчуг в волосах будет выглядеть очень глупо. Посоветоваться было не с кем, в доме, кроме папы и Джеральдины, никого не было. Безуспешно Мэдди пыталась разглядеть себя в отражении на серебряном чайном подносе. В этот момент на лестнице раздались неторопливые папины шаги.В дверь постучали, и она побежала на кухню за Джеральдиной, поскольку звонок не работал, хотя хозяин дома обещал починить его еще днем. Убедившись, что папа благополучно спустился с лестницы, она взглянула на лакея. Он подал папе руку и помог подняться в черную блестящую карету с голубым гербом на дверце, на котором парил белый феникс, окруженный шестью золотыми геральдическими лилиями. Вдруг лакей поклонился и протянул Мэдди руку. Ей не оставалось ничего иного как подчиниться. Лекционный зал в Королевском Институте на Олбемери-стрит представлял собой амфитеатр с удобными скамьями примерно мест на девятьсот. И обычно он был слишком велик для собраний членов Аналитического Общества. Тех, кого интересовала философия чистой математики и кто разбирался в ней, собиралось обычно так мало, что они занимали только четыре ряда возле возвышения, остальная же часть зала не освещалась и отвечала им гулким эхом.Однако когда экипаж выехал на Олбемери-стрит, тротуар оказался заполнен джентльменами, ожидавшими возможности войти в институт. Мэдди даже испугалась, подумав, что, может быть, они что-то перепутали. Но нет, здесь был сам президент Милнер, кругленький и приветливый. Он подошел к двери экипажа и, подав руку Тиммсу, помог ему спуститься. Потом вышла Мэдди, а толпа на лестнице расступилась, пропуская их и приветствуя поклонами.— Рад служить вам, мисс Тиммс! Пойдемте в читальный зал, — сказал Милнер, приглашая Тиммса с дочерью пройти. — Герцог с нетерпением ждет вас.Мэдди усмехнулась, поскольку сомневалась в способностях герцога на такие чувства. Несколько растерялась она в переполненном зале, задержавшись у раздевалки, где царил беспорядок. Но ее выручил вежливый джентльмен, один из постоянных членов Общества, который помог ей снять шаль.— Кто все эти люди? — шепотом спросила она у него.— Полагаю, они пришли посмотреть на герцога-математика.Мэдди недовольно поморщилась.— Нечто вроде ученого поросенка?Он пожал плечами и взял ее за руку:— Передайте мои лучшие пожелания мистеру Тиммсу. Я много жду от его лекции.Мэдди кивнула и отвернулась. «Как же это в духе Жерво, — подумала она, — обращать все в цирк». Она должна была ожидать этого. Из ее отца собираются сделать посмешище.У закрытой двери в читальный зал Мэдди чуть задержалась, вспомнив о жемчуге в волосах. Кажется, никто не обратил на него внимания. Она дотронулась рукой до косы, чтобы проверить, на месте ли ожерелье.Оно было на месте. Мэдди нащупала его и сообразила, что у нее довольно глупый вид. Бестолковая эксцентричная старая дева! Что ж удивляться? К тому же квакерша, то есть принадлежащая к странным людям. И нацепила жемчуг на свою туго заплетенную косу! Эта мысль заставила ее смутиться: что подумает о ней бессовестный герцог?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Белый, элегантный, только что построенный загородный дом в Белгрейв Сквейр был оскорблением для Мэдди. Все, что касалось герцога Жерво, оскорбляло ее. Как член Общества Друзей она полагала, что должна проявить заботу, уводя герцога от танцев, азартных игр и праздного времяпрепровождения, но, по правде говоря, ее божественную внутреннюю сущность не слишком интересовало его душевное состояние. На самом деле она ощущала настоящий антагонизм к мужчинам. При обычных обстоятельствах Мэдди не подумала бы о нем. Ей не приходилось никогда много слышать о герцоге Жерво, пока он не начал по каким-то непонятным причинам писать письма в журнал Лондонского Аналитического Общества и стал занимать какое-то невидимое место в маленьком доме Тиммса в Челси.Она всегда читала журнал вслух своему отцу и, конечно, это она написала под диктовку ответ на опубликованное письмо герцога с запросом о монографии Тиммса о решении уравнений пятой степени. С тех пор прошло почти шесть месяцев, в ящиках на окнах рос сладкий горох, и тюльпаны красными всполохами выделялись на фоне бледных стен. Мэдди стала постоянной гостьей в Белгрейв Сквейр.Она никогда не видела самого Жерво. Она вообще не заглядывалась на мужчин. А герцог никогда не обратил бы внимания на женщину такого скромного квакерского поведения, как она. Он лично не посещал собраний Аналитического Общества, у него были более аристократичные и сомнительные способы времяпрепровождения.И вот Архимедия Тиммс появилась на пороге его благородного дома с копией последней работы отца, переписанной ее аккуратным почерком. Забрав бумаги, старший лакей Кальвин проводил ее в нишу гостиной, предложил шоколад, унес записи Тиммса и оставил ее чуть ли не на три с половиной часа, заставив ждать своего возвращения с запиской и несколькими исписанными ручкой листами. Ряды уравнений были выписаны так, словно буквы, цифры и дуги представляли большую эстетическую ценность, чем математический результат.Чаще всего Кальвин возвращался с обещанием герцога, завтра. А когда она приходила на следующий день, назывался другой срок, потом еще — до тех пор, пока она не теряла терпение. К этому добавлялось спокойное, но несколько растущее возбуждение отца, связанное с тематикой их совместной с Жерво работы. Вся жизнь отца была в математике, неопровержимое доказательство теоремы поставило весь смысл его существования не для личной славы из-за такого достижения, а из любви к науке. Он считал герцога чудом, удивительным благом в своей жизни и воспринимал нерегулярное общение с этим человеком с бесконечным терпением.По правде говоря, Мэдди испугалась, что она немного ревнует. Как светилось лицо отца, когда она, наконец, вернулась от Жерво с новым набором уравнений и аксиом, как он был потрясен, а потом глубоко удовлетворен, когда она прочитала ему все, и он обнаружил новое вычисление, выполненное с особой тщательностью. Да, можно было позавидовать такому счастью, ведь для нее в математике не было ничего, кроме бесконечного набора символов. Эта наука напоминала ей послание на иностранном языке, которое можно прочитать и произнести, но нельзя понять. Некоторые люди были просто рождены математиками, а Мэдди, несмотря на счастливые надежды отца, даже назвавшего ее в честь Архимеда, была не из их числа.А герцог Жерво был несомненным талантом. Кроме того, он был распутным, безрассудным, экстравагантным и галантным игроком, любителем женщин, покровителем искусств, художников, музыкантов и писателей. В скандальных газетах он проходил под призрачными инициалами Г.Ж. Его подвиги описывались довольно часто. У Мэдди появилось занятие интересоваться его жизнью. Говоря откровенно, он был повеса. Тиммсу было безразлично все, для него значение имел только талант. Но Жерво был герцогом, и об этом Мэдди вспоминала гораздо чаще, чем отец, говоря точнее, всякий раз, когда она ждала его в гостиной. А теперь, дав два месяца назад согласие написать вместе с Тиммсом работу и даже снизойдя до предварительного представления материалов на ежемесячном собрании Аналитического Общества, Жерво, очевидно, забыл об этом и ему даже нельзя было надоедать просьбами закончить последний этап вычислений.По меньшей мере, Мэдди надеялась, что он забыл. У нее было опасение, что герцог может сыграть с отцом ужасную шутку. В самых страшных ночных кошмарах ей представлялось, как Жерво приходит в Аналитическое Общество со своими шокирующими друзьями, может быть, навеселе, с сомнительными женщинами и выставляет отца и всех членов общества на посмешище. У нее не было реальной причины подозревать, что он так поступит, но отец был очень огорчен и смущен перед своими друзьями-математиками из-за поведения этого аристократа — слишком ленивого, чтобы жить в соответствии с обстоятельствами, а не распущенностью. Жерво просто убивал свободное время, а для ее отца — в этой статье содержался источник жизненной силы.Она поднялась по ступенькам под портиком белого загородного дома, думая послать герцогу вместе с вежливым и скромным запросом отца записку со своими замечаниями. Несмотря на то, что у нее в душе никогда не было смелости поговорить с Жерво наедине, она была уверена, что не оробеет перед его титулом. Ее не беспокоил разговор с ним — это знак, что ее порывы в согласии с волей Господа. На основе библейского равенства людей она чувствовала, что все, что может указать на заблуждения и грехи герцога перед Господом, должно пойти ему на пользу.Кальвин привычно улыбался, впуская Мэдди в дом и передавая ей плоскую кожаную папку.— Передайте, пожалуйста, мистеру Тиммсу с поклоном от его светлости, — сказал он при этом. — Герцог просил сообщить мистеру Тиммсу, что его светлость посетит завтра вечером собрание Аналитического Общества вместе с сэром Чарльзом Милнером и с благодарностью примет дальнейшие приглашения сотрудничества.Мэдди взяла папку в руки.— О! — сказала она, — он закончил…Кальвин сделал вид, что не заметил ее удивления, но выжидательно кивнул в сторону гостиной.— Не хотите шоколада, мисс?— Шоколада? — Мэдди собралась с мыслями. — Нет, мне пора идти. Я должна сразу передать расчеты отцу.— Как вам угодно, мисс.Такое внезапное и неожиданное внимание к своему обещанию со стороны необязательного герцога вызывало у Мэдди чувство раздражения, а не удовольствия. Гнусный человек! В самый последний момент закончив с дифференциалами, он втравил всех в неразбериху и беспокойство и полагает при этом, что он обладает всеми правами, просто обращаясь с президентом Милнером.— Скажу откровенно, мой друг, — проговорила она со строгим выражением лица, приготовленным для самого герцога. — Я надеюсь, что Жерво достаточно поработал над своим докладом. Боюсь, у моего отца не будет времени ему помочь.Кальвин ласково посмотрел на нее.— Его светлость не рассчитывал на совет мистера Тиммса. — Он, как всегда, выделил голосом почетное звание.Мэдди поняла, что ему не понравилась ее скромная речь, где она не назвала его мирской должности. Мэдди было наплевать на это. И дальше она стала бы называть его по фамилии, как это делает скромный квакер.Минуту она стояла молча, постукивая ногой.— Можно поговорить с ним?— Сожалею, но его светлости нет дома.Нога Мэдди стала постукивать чаще.— Понятно. Как неудачно. В таком случае, передайте ему благодарность от моего отца.
Кристиан лежал в постели, на лбу у него была тряпка с сильно пахнущей камфарой. Он хмыкнул, услышав царапанье Кальвина в дверь.— Приходила мисс Архимедия Тиммс, ваша светлость. Она забрала документы.— Хорошо.Наступила тишина.— Врач придет через четверть часа, если я пошлю за ним, ваша светлость.— Не нуждаюсь в этих коновалах. Я скоро уйду, — сказал Кристиан в ответ.Швейцар пробормотал что-то в знак согласия. Дверь за ним закрылась. Кристиан снял тряпку с головы и подумал, не умрет ли он от головной боли, прежде чем встретится с Сазерлендом? Глава 2 Вечернее собрание Аналитического Общества на третий день имело оглушительный успех. Для Тиммсов это собрание началось еще днем, когда в их современный дом на Верхней Чейн Роу пришел напудренный лакей в ливрее и с запиской, написанной характерным почерком герцога Жерво. Он пришлет машину, чтобы доставить мистера Тиммса на собрание в половине восьмого. После собрания он просит мистера Тиммса и его дочь оказать ему честь поужинать с ним и мистером Чарльзом Милнером в Белгрейв Сквейр. После этого их проводят домой в собственном экипаже.— Папа! — воскликнула Мэдди с ужасом, понизив голос до шепота, чтобы не услышал лакей у входа в гостиную. — Мы не сможем.— Не сможем? — спросил отец. — Я не думаю, что можно прийти на собрание, а затем отказаться от ужина с Жерво.Она покраснела.— Потерянное время и праздные разговоры. Он дурной человек. Я знаю, что ты восхищаешься научными знаниями, но его характер ужасен!— Я такого же мнения, — ответил он неохотно. — Но разве мы первыми бросим в него камень?— Я сомневаюсь, что мы будем первыми. — Легким движением она бросила записку герцога в огонь. Дорогая тяжелая бумага съежилась, слабо задымилась, ударившись о медную решетку. — Это не значит бросать камни, это просто нежелание общаться с человеком!Отец развернулся в сторону горящей записки, а потом сосредоточил внимание на ее голосе.— Всего один вечер.— Ты можешь идти. Я вернусь сразу же, как только закончится собрание.— Мэдди? — Отец нахмурился. — Ты боишься его.— Конечно, нет! Почему я должна бояться?— Я подумал, может быть… он обманул тебя?Мэдди хмыкнула.— Он заставлял меня часами ждать в своей дурацкой гостиной. Я могу описать тебе обои на стенах во всех подробностях. Это голубые шпалеры на белом фоне с розовыми мальвами в пересечениях линий, с шестнадцатью лепестками, тремя листочками с желтой сердцевиной.Брови Тиммса расправились.— Я опасался, что он сказал тебе что-то неприятное.— Он никогда ничего не говорил мне по простой причине, что никогда не видел меня. Но ты вспомнишь мое слово: он худший из аристократов. Распутный, безнравственный и безбожный. Мы скромные люди, мы не должны принимать его предложение.Отец долго сидел молча. Потом поднял брови и задумчиво сказал:— Но я хочу, чтобы мы пообедали с ним, Мэдди.Его пальцы играли с деревянной буквой «Y», вращая ее на красном сукне. Масляная лампа у его плеча не горела в тусклом северном свете уже полдня, отцу был безразличен недостаток освещения.Она сжала кулаки и поставила на них подбородок.— О, папа!— Не обращаешь ли ты на это слишком много внимания, девочка Мэдди?Она вздохнула и ничего больше не говоря открыла дверь, чтобы сообщить медлительному лакею, что они примут приглашение герцога на ужин.Желая скрыть свою растерянность, Мэдди отправила отца наверх переодеться в свой костюм «для собраний» и побриться, что было необходимо. Затем она занялась собственным гардеробом. Еще до послания от Жерво она собиралась надеть свое серое шелковое платье как подобавшее особому случаю. Сейчас у нее возникло два искушения: одеться так, будто обеды с герцогом для них с отцом обычное занятие или же появиться на ужине в Белгрейв Сквейр в наряде, который больше бы подходил для лазания по помойным ящикам.В придачу к тому, а это само по себе греховно, что придется одеться соответственно принадлежности к светским повесам, ее выбор ограничивался материальными возможностями. Гардеробик Мэдди оставлял желать лучшего. Ее семья была далеко не из самых блестящих в Обществе Друзей. Но они всегда должны были носить одежду, подобающую порядочным и честным людям и вести простые и честные разговоры. Строгое серо-стальное шелковое платье с твердым воротником было лучшим в ее гардеробе. Прямые линии покроя, высокая, правда уже вышедшая из моды талия не давали платью возможности претендовать на большее, чем оно было: лучшей утренней одеждой простой квакерской девушки в последние четыре года.Мэдди взглянула на черное платье, в котором выполняла обязанности сиделки или ходила за покупками. Оно было чистым и приличным, но заметно потертым на локтях. Нельзя, чтобы папины товарищи по Обществу подумали, что для нее важность случая, по которому они собираются, не имеет никакого значения.В конце концов Мэдди все же решила надеть шелковое платье, а чтобы выразить свое отношение к греховному поведению герцога, сняла белый воротник. Она разложила платье перед собой и осталась довольной его видом. Ей нравилось, что на платье нет никаких украшений.Другая проблема — что делать с волосами? Белый накрахмаленный капор, который она носила, смотрелся слишком обыденно. На этот раз Мэдди решила воспользоваться познаниями, полученными от матери, которая кое-что знала об обычаях и нравах общества. Тем более приходилось учитывать, что собрание математиков будет особенным.Она решила переплести свою косу. Даже само по себе расчесывание волос уже было нелегкой задачей. Мэдди унаследовала от матери длинные густые волосы и никогда не стригла их. После того как она заплела косу и уложила ее короной на голове, Мэдди достала коробку со дна своего выдвижного ящика в шкафу и вытащила оттуда жемчужное ожерелье своей матери.Нет, поначалу она не собиралась надевать жемчуг на шею, но, немного подумав, решила, что в волосах жемчуг будет не очень заметен, что будет своеобразным компромиссом между язычеством и фанатизмом.Но когда она спустилась вниз, предварительно убедившись, что отец оделся как надо, выдержка и уверенность на время покинули ее. Она испугалась, что жемчуг в волосах будет выглядеть очень глупо. Посоветоваться было не с кем, в доме, кроме папы и Джеральдины, никого не было. Безуспешно Мэдди пыталась разглядеть себя в отражении на серебряном чайном подносе. В этот момент на лестнице раздались неторопливые папины шаги.В дверь постучали, и она побежала на кухню за Джеральдиной, поскольку звонок не работал, хотя хозяин дома обещал починить его еще днем. Убедившись, что папа благополучно спустился с лестницы, она взглянула на лакея. Он подал папе руку и помог подняться в черную блестящую карету с голубым гербом на дверце, на котором парил белый феникс, окруженный шестью золотыми геральдическими лилиями. Вдруг лакей поклонился и протянул Мэдди руку. Ей не оставалось ничего иного как подчиниться. Лекционный зал в Королевском Институте на Олбемери-стрит представлял собой амфитеатр с удобными скамьями примерно мест на девятьсот. И обычно он был слишком велик для собраний членов Аналитического Общества. Тех, кого интересовала философия чистой математики и кто разбирался в ней, собиралось обычно так мало, что они занимали только четыре ряда возле возвышения, остальная же часть зала не освещалась и отвечала им гулким эхом.Однако когда экипаж выехал на Олбемери-стрит, тротуар оказался заполнен джентльменами, ожидавшими возможности войти в институт. Мэдди даже испугалась, подумав, что, может быть, они что-то перепутали. Но нет, здесь был сам президент Милнер, кругленький и приветливый. Он подошел к двери экипажа и, подав руку Тиммсу, помог ему спуститься. Потом вышла Мэдди, а толпа на лестнице расступилась, пропуская их и приветствуя поклонами.— Рад служить вам, мисс Тиммс! Пойдемте в читальный зал, — сказал Милнер, приглашая Тиммса с дочерью пройти. — Герцог с нетерпением ждет вас.Мэдди усмехнулась, поскольку сомневалась в способностях герцога на такие чувства. Несколько растерялась она в переполненном зале, задержавшись у раздевалки, где царил беспорядок. Но ее выручил вежливый джентльмен, один из постоянных членов Общества, который помог ей снять шаль.— Кто все эти люди? — шепотом спросила она у него.— Полагаю, они пришли посмотреть на герцога-математика.Мэдди недовольно поморщилась.— Нечто вроде ученого поросенка?Он пожал плечами и взял ее за руку:— Передайте мои лучшие пожелания мистеру Тиммсу. Я много жду от его лекции.Мэдди кивнула и отвернулась. «Как же это в духе Жерво, — подумала она, — обращать все в цирк». Она должна была ожидать этого. Из ее отца собираются сделать посмешище.У закрытой двери в читальный зал Мэдди чуть задержалась, вспомнив о жемчуге в волосах. Кажется, никто не обратил на него внимания. Она дотронулась рукой до косы, чтобы проверить, на месте ли ожерелье.Оно было на месте. Мэдди нащупала его и сообразила, что у нее довольно глупый вид. Бестолковая эксцентричная старая дева! Что ж удивляться? К тому же квакерша, то есть принадлежащая к странным людям. И нацепила жемчуг на свою туго заплетенную косу! Эта мысль заставила ее смутиться: что подумает о ней бессовестный герцог?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49