Вы можете отрицать это потом, сколько вздумается, вам все равно не поверят. Уж я лично позабочусь об этом, милочка. В то же время Уик всегда бывает щедрым, когда хочет, чтобы от него отстали.
– Скажите же, насколько щедрым?
Он назвал сумму. Похоже, поначалу Инночента хотела запротестовать, но воздержалась.
– Ее ждет адская жизнь, эту шлюху. Она понятия не имеет, что он за человек и как с ним обращаться.
– А это уже ее проблемы, – промолвил Эллингем, закрывая за ними дверь. – А ваше дело достойно перенести поражение.
И они остались одни. Дженис по-прежнему на коленях, словно поклоняясь своему божеству – его пенису. А тому, похоже, эта картинка пришлась по вкусу. Он уже вновь удлинился, обретая прежнюю твердость, возбужденный надеждой, что больше не будет ненужных перерывов в его увлекательной деятельности.
Так кто же она, эта Весталка? Лицо ее все еще было скрыто вуалью, как она того пожелала, хотя сама она сняла последние остатки одежды с того, что он хотел бы укрыть от нее. Ничего больше. Каждая пядь его тела принадлежала ей сейчас, когда он заявил, что сделал свой выбор.
Но он пока хотел, чтобы ее тайна оставалась нераскрытой. Он желал ее такой, какой она была, покорной и смиренной у его ног, но страстно стремящейся заполучить его пенис. Пара, подобранная на небесах, с легкой иронией подумал он, затем повалил ее на пол, раздвинув ей ноги, и немедленно приступил к делу.
Свершилось. О Господи, свершилось. Он выбрал ее. У нее захватило дух от этой мысли. Она едва удержалась от желания сделать что-нибудь, что могло бы изменить его решение.
Еще было совсем рано, хотя он уже успел взять ее на полу, затем прижав к стене и лишь потом на кровати. И вот теперь они снова лежали, тесно прижавшись, одной рукой он тискал ее грудь, другая тем временем, тихонько скользнув вниз живота промеж ног, старательно пыталась раздвинуть губки ее лона.
Все ее тело тут же обдало жаром. Прикосновение его ищущих, требовательных пальцев больше всего возбуждало ее. Хотя нет. Больше волнует тот палец, что теребит ее напряженный сосок. Нет… скорее, и то и другое вместе… О-о-о… А теперь его пальцы в промежности взялись за пылающий, жаждущий бутончик клитора.
Его длинные, искушенные пальцы скользили, щупали, ласкали, она моментально вся взмокла; большой и указательный лихорадочно массировали ее сосок, дергали и разминали его, тут же нежно обводя его контуры… ее стоны подстегивают его, и вот уже твердый как камень член бьется в округлости ягодиц… вызывая взрыв наслаждения… все, что он захочет, все…
Она кончила… обильно, сочно, жарко… И пока она таяла в сладострастных муках, он вошел в нее сзади, вонзив свой жезл промеж ног и не преставая массировать ее сосок.
Хватило пары энергичных толчков, чтобы довести его до продолжительного, медленного, невыразимо сладостного извержения в самых глубинах ее трепещущего естества.
– Пылкая, нагая, жаждущая секса Весталка меня просто околдовывает, – шепнул он ей на ухо. – О чем она думает?
– О том, что член моего повелителя обворожил меня, – также шепотом ответила она.
– Отлично, потому что он снова жаждет войти в тебя.
– Именно об этом я и думала… И он вошел в нее, невероятно твердый и стойкий, и снова излился в ней.
Ему захотелось рассмотреть се в зеркале. Он ухватил ее за бедра, поглубже заправил свой член меж полушарий ягодиц и принялся разглядывать себя в зеркале, не переставая поигрывать ее сосками.
Она смотрела на эту невообразимо эротичную картинку: ее голое тело корчится, извивается и изгибается в одном ритме с его телом, ее нога закинута на его ногу, а тонкий каблучок ее сапожка бьется о его ботинок.
Ей видна часть его толстого члена, погруженного в ее лоно. У нее перехватывает дыхание. И эти настойчивые пальцы, теребящие, терзающие, пощипывающие ее соски… они заводят ее, доводят до экстаза, еще чуть-чуть, и она взорвется. Но она не хочет, чтобы он остановился. Она готова без конца плавать в этом ощущении полной отдачи и обладания, а его искушенные пальцы продолжают обрабатывать кончики затвердевших сосков. Именно так, именно там…
«Мне слишком нравится это…
Великий Боже… Да ради такого наслаждения я готова навсегда подчиняться ему во всем… Я не могу… Я не должна… Мне хочется…
Женщины из века в век делали это – отдавались голой чувственности, откровенной похоти… Я смогу… Это все мое…
Уже сейчас. Он избрал меня. Он дал мне это… Я не могу, не могу, не могу…
Что это за победа, если я покоряюсь и полностью отдаюсь ему? Чему это его научило? Чему это научило меня?»
У нее вырвался глубокий гортанный возглас восторга. Что бы он ни делал, она не хотела, не желала, чтобы он останавливался. Даже видя все в зеркале, она не могла объяснить таинство того, каким образом получается, что, когда он ласкает ее соски, это вызывает у нее взрыв наслаждения. Как его деликатные круговые движения пальцев вокруг ее венчика заставляют ее буквально таять от неги.
– Обещай, что ты всегда будешь голой со мной, – жадно хрипел он ей в ухо.
– А ты денно и нощно станешь так играть моими сосками… – задыхаясь, шептала она прерывисто. Это просто колдовство, думала она. Ее реакция противоречила всему, что она поклялась исполнить, так покорно отдаваясь ему.
Она даже представить себе не могла, что будет так увлечена, очарована и захвачена им, его ласками, его сексом, его умением доставлять наслаждение. Ей и не снилось, что будет говорить ему подобные вещи, молить его, чтобы он хватал ее голые груди, когда ему вздумается, страстно желая, моля его еще и еще пронзать ее своим стальным членом.
Он так глубоко проник в нее, что она боялась пошевельнуться, пока его пальцы терзали и мучили ее соски.
И тут он вдруг перевернулся на спину, увлекая ее за собой так, что она устроилась на нем сверху, а его твердый толстый член упирался в самое ее нутро.
Он обрабатывал ее груди, сжимая, потирая, поглаживая и разминая их, а затем тут же находил и хватал ее соски. Деликатно и нежно он брал каждый сосок двумя пальцами, чтобы ее охватывало сладострастие, когда он завладевает ими.
«А потом отвергнуть его так же, как он отверг и бросил сотни других до меня».
Но как сможет она отвергнуть такую восхитительную, невыразимую чувственность, возникшую между ними? Мужчины умирали, женщины ломали свои судьбы ради этого, а тут вот оно, он дал ей это добровольно или по своей прихоти как раз потому, что она оказалась немного другой, чуть более восприимчивой и чувствительной.
И он хочет делать это законным образом, он хочет назвать ее своей женой.
Она не рассчитывала, что окажется перед подобной дилеммой. Она думала, что будет полна ненависти, став его жертвой. Что ей придется притворяться и она проклянет все, связанное с ним.
Она не могла даже предположить, что дело дойдет до спальни, поскольку две другие кандидатки обладали гораздо большим опытом.
И вот сейчас она здесь, и она должна отказаться от того, чего желает больше всего в жизни, во имя всех женщин, которых он скомпрометировал и честь которых погубил. Таков был ее обет. А его эротизм и мужской шарм не должны иметь никакого значения.
Ее потрясла дрожь сожаления. Она с трудом сдерживалась, чтобы не отвести глаз, смотря на их отражение в зеркале. Какие воспоминания останутся у нее, кроме тех моментов их плотского единения?
И вот она здесь, обласканная им, залитая его спермой, убаюканная его руками.
А она ли была здесь? На ее лице все еще была вуаль. Он называл ее Весталкой.
Она должна уйти.
Она обязана уйти, потому что женщины не покидали Уика – он бросал их. Безжалостно. Бессердечно. Правда, давая им кучу драгоценностей в качестве утешения. Но все же бросал.
Она отвергнет его. Это будет чудом проявления ее гордости. Тогда уж Инночента сможет еще раз попытать удачу с ним, как только откроется, естественно, подпольным путем, что союз «она и он» не состоится.
О-о-о… Поток сожаления грозил залить ее.
Но такой человек, как Уик, никогда не пойдет на поводке, не будет вести себя нормально, не поверит, что в семье и браке можно хранить честь, верность и достоинство.
Бросая его, она защитит честь всех тех женщин, которых он использовал и которые поверили, что он может измениться.
Глава 8
– Где она?
Уик запер дверь на засов, его рев гулким эхом разносился по пустому коридору. Где-то в доме в мертвой тишине часы пробили пять. Гулкое безмолвие.
– Уилтон! – Он не слишком церемонился с ней и даже не спешил одеться, когда она вошла в комнату. Он даже не пытался скрыть свою ярость. – Где женщина?
– Сэр? – Она не боялась его. Уже много лет она справлялась со всеми его капризами, прихотями и вспышками гнева. – Откуда мне знать?
– Как откуда знать? – взревел он. – Ты знаешь все, что происходит в этом доме. Где она?
– Я не знаю.
– Найди ее, – отрезал он и пошел за штанами, рубашкой и сапогами. Он даже не стал купаться или умываться, так был разъярен. Он хотел сохранить на себе ее запах и впитать всеми порами ее предательство.
А теперь к Эллингему, этому сукину сыну.
– Мой дорогой Уик, – произнес Эллингем укоризненно, срочно вытащенный из кровати. – Нельзя так обращаться с гостями, особенно с лучшим другом и главным сводником. – Он покачал головой, начав понимать волнение Уика. – Что значит – где она? Прежде всего, кто она?
– Эта целомудренная штучка, которую ты представил мне как чистую и невинную. Так вот, она ушла, ты слышишь меня? Она бросила мою постель, мой дом и мой член – и кто знает, куда она направилась и какие россказни будет распространять. Черт бы ее побрал со всеми ее прелестями… Вылезай из постели, Эллингем! На кону твоя башка в прямом и переносном смысле. Я тебе ее оторву, если ты не скажешь, кто она и куда делась.
– Погоди, Уик. Ты же ведь еще не знаешь, может, она в доме – на кухне или в библиотеке…
Уик бросил на него злобный взгляд, но Эллингем не смотрел на него, занятый одеванием.
– В пять утра, понимаешь, болван ты этакий? Кто она, Эллингем?
– Великий Боже, ты выбираешь себе малышку в жены и до сих пор не спросил ее имени? – ужаснулся Эллингем.
Это не укладывалось ни в какие рамки и было слишком даже для Уика. День и ночь развлекаться с девушкой и даже не поинтересоваться, кто она. Хотя бы потому, что она может зачать от него? Это просто неприлично. Ему не хотелось даже думать об этом. Девушка была в доме, она должна быть здесь.
– Ты что, даже ни разу не снял вуаль с ее лица?
– А зачем? – небрежно бросил Уик. – Она мила, доступна, а ее тело жаждет удовольствий. Что еще нужно знать?
– Ее чертово имя, ты, кусок дерьма! Бога ради, ты же собираешься жениться на ней!
– Я хочу вернуть ее… – Уик перевел дыхание и поправился: – В мою постель.
– Ты хочешь заполучить ее жаркое тело, – процедил Эллингем. – А для этого тебе придется хорошенько потрудиться.
– Я… хочу… ее.
– А-а-а… – протянул Эллингем. – Значит, ее.
– Кто она?
– Она – Весталка, и она улетела.
– Эллингем… – Его тон не допускал возражений, его руки сжались, словно он собирался раздавить сводника о ближайшую стену. – Кто… она?
– Насилие никуда тебя не приведет, – огрызнулся Эллингем. – Помни, на кону большие деньги, а также честь королевы и страны.
– Кто она?
– Некая девушка, которая, судя по всему, слишком хороша для тебя.
– Я… убью… тебя… Я душу из тебя вытрясу.
Эта женщина вернется в мою постель в течение дня, а через месяц станет моей женой. Хочет она того или нет. Таковы были условия соглашения, и я не думаю, что это была неудачная шутка с твоей стороны, поскольку ее последствия ты и представить себе не можешь.
Эта угроза подействовала на Эллингема. Вес Уика в обществе был намного выше влияния ангелов небесных. За ним стояли деньги, титул, родословная, связи, наконец. И множество совершенно неосязаемых вещей, главная из которых – свет, который сотрет в порошок любого, неугодного ему.
Будучи приспешником и наперсником Уика, Эллингем получал массу удовольствий и развлечений, и он, конечно же, не будет защищать Весталку, раз это угрожает его дружбе с Уиком.
В конечном счете всему есть пределы.
Но видеть Уика таким возбужденным в высшей степени забавно. И он сможет шантажировать его в любое время, когда захочет взять верх над ним.
– Не горячись, Уик. Еще не время идти на баррикады. Ты ведь не знаешь наверняка, что она ушла. Давай сначала посмотрим, позавтракаем, успокоимся, а уж потом, если потребуется, схватимся со львицей в ее логове.
– Он целовал тебя?
Теперь пришло время ей искать прибежище в грустной голубой комнате. Хотя грусть – это не то, что она чувствовала тем утром, когда она добралась до дома, полураздетая, раздираемая угрызениями совести.
Боже, как она осмелилась бежать из владений Уика? И даже тогда ее удача зависела от какого-то чудака, который решил, что побег не вызовет гнева Уика.
Она поспала, позавтракала, еще поспала, и вот теперь, в этот предвечерний час дня, когда она покинула Уика, у нее было ощущение, словно прошло не меньше месяца.
Да к тому же была Джулия, такая заботливая, которая знала Уика и просто умирала от любопытства, желая узнать подробности кровопролития.
Ладно, уж по крайней мере от них она ее оградит.
– Нет, не целовал. Поцелуй лучше ты меня. Лгунья… ведь он же целовал ее, но разве слизывание спермы с языка можно назвать настоящим поцелуем? А его пальцы, требовательные, тонко чувствующие… не думать об этом… не позволять себе вспоминать…
– Он ласкал тебя? – с дрожью в голосе задала ей вопрос Джулия.
Дьявольщина! Но ведь ей же следовало ожидать этого вопроса, подумала Дженис растерянно.
– Мне не понравилось, – ответила она как можно более равнодушно. Ни малейшего намека на то, как страстно желала она этих его ласк. – Не стоило терпеть мучения, которым он подверг нас, чтобы обнаружить, что пятьдесят тысяч годовых окажутся недостаточной компенсацией за замужество.
– Значит, он ласкал тебя, – произнесла Джулия погасшим голосом.
– А чего ты ожидала? – потеряла вдруг терпение Дженис. – Он ищет себе жену, женщину, которой он предложит руку. Которую он будет ласкать, целовать и…
«…ему будет наплевать, кто она, лишь бы она без устали и с удовольствием раздвигала для него ноги…
…и эта женщина – я.
и я никогда не смогу сказать об этом…»
Он даже не снял вуаль с ее лица. И не хотел от нее ничего, кроме полного и неограниченного доступа к самым интимным местам ее обнаженного тела. Даже сейчас, день спустя после возвращения, ее тело хранило его запах.
Ей не хотелось забывать его. Но она не желала признаваться в этом даже себе самой.
– О, – чуть слышно произнесла Джулия. – О-о-о.
– Ты же сказала… – начала Дженис.
– Да, я сама сказала. Прости меня. Я только хочу… знать, – закончила за нее Джулия.
– Конечно, ты желаешь знать, поскольку он едва не уничтожил тебя. Он несет в себе смертельную опасность и зло, он обольстителен, он безнадежно развращен и испорчен. И я-то как раз довольна тем, что смогла избежать несчастной судьбы – оказаться той, кого он выберет в жены.
– И кто же тогда стала его избранницей? – просияла Джулия. Это была новость, свежая сплетня, и, возможно, она первая узнает ее.
О Господи. Опять ловушка… На этот вопрос не было ответа. Перед ней разверзлась непроходимая трясина, и ей нужно было найти обходной путь, чтобы достичь другого берега.
– Знаешь, он держал нас в уединенном месте, изолированно. Мы не знали имен друг друга. Он общался с нами поодиночке. Это был самый разумный и мудрый способ, потому что неизбранные могли вернуться в свет с незапятнанной репутацией. Это был единственный положительный момент во всей этой затее… – Дженис уводила разговор в сторону. Такая ложь… Даже сейчас ее тело сгорало от желания. В тот раз, той ночью перед зеркалом, она, голая, лежала в его постели, став рабыней его волшебных рук, и это было все, что она собиралась помнить всегда.
Проклятие! Ее тело жаждало его рук и настойчивых, требовательных толчков его члена, и никакая правда о нем ничего не изменит и никогда не заставит ее забыть это. И он хорошо знал это.
Как она могла сотворить такое с собой? Храбрая, отчаянная авантюристка Дженис отважилась замахнуться на чудовище лишь для того, чтобы самой оказаться безвозвратно соблазненной им.
Как глупо! Как это невыразимо наивно с ее стороны!
– Дженис?..
А теперь она была потеряна для любого другого мужчины, навсегда…
– Да, Джулия? – Это был ее голос? В мыслях она слышала только его, ее соски заранее затвердевали в ожидании, все ее тело млело.
– Хочешь чаю?
Реальность напоминает о себе. Она поступила как самая безрассудная женщина во всей Англии, сбежав из его постели, отвергнув его секс и отбросив шанс, который, возможно, был предоставлен ей единственный раз в жизни.
– Мой дорогой Уик, будем называть ее Весталкой до тех пор, пока не узнаем, чего ей хочется, чтобы обращаться к ней как-то иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13