Круглое мальчишеское лицо, каштановые волосы, аккуратно расчесанные на пробор в манере конца пятидесятых, румяные щеки, маленькие разочарованные глазки. Одет он был в темно-синий блейзер, какой люди его поколения обязательно назвали бы шикарным, а из V-образного выреза джемпера виднелся сине-белый галстук в тон. Не будь блейзер застегнут, Тайрмен наверняка разглядел бы на джемпере какую-нибудь спортивную эмблему.
– Послушайте... – повторил незнакомец извиняющимся тоном.
Говорил он тем самым притворно-вежливым говором лондонца, с каким говорили британские актеры в старых довоенных фильмах, почему-то полагая, будто разговаривают как истинные кокни.
Незнакомец протянул Дереку маленькую розовую руку.
– Послушайте, вы случайно не знаете, где здесь поблизости выпить чашечку по-настоящему хорошего, доброго чая?
– Можно попытать счастья в Армии Спасения.
Незнакомец рассмеялся с несколько излишней готовностью.
– Нет-нет-нет, вы не поняли меня, старина. Я хочу угостить вас чашкой чая. Судя по вашему виду, вам обязательно следует немного освежиться. Я угощаю. Вы не знаете где-нибудь здесь хорошее кафе?
– Можно зайти к Бетти, – ответил Дерек.
– А где это?
Тайрмен смерил незнакомца скептическим взглядом.
– Вы живете в Йорке и не знаете, где находится «Чайная Бетти»? Не верю.
Манерный незнакомец явно смутился. Он вскинул вверх руки – мол, пощадите, сдаюсь.
– Нет. Честно не знаю, старина. Я в вашем городе впервые.
Тайрмен удивленно посмотрел на него.
– Хорошо. Я думал, все знают «Чайную Бетти». Любитель чая небрежным жестом легонько потрепал Дерека по руке.
– Прекрасно. Ведите меня туда.
Новоиспеченные знакомые поспешили в «Чайную Бетти». Краснолицый толстячок комично семенил рядом с Дереком.
– Меня зовут Тони. А вас?
Тайрмен не ответил.
– Я здесь на отдыхе. Остановился в «Викинге». Превосходная гостиница. В коврах нога по щиколотку утопает. Так и должно быть. У них ведь такие цены.
– Не надо нам идти к Бетти, – неожиданно произнес Дерек; его охватил страх, заглушивший даже коварное чувство голода.
Тони, который когда-то сам сидел без гроша в кармане, подумал, что этот неряшливый молодой человек стыдится показаться в благородном обществе.
– Нет-нет. Выберем только лучшее. Я угощаю, дружище. Кстати, я не уверен, что хорошо расслышал ваше имя.
– Клод, – солгал Дерек, когда они оказались возле знаменитой «Чайной Бетти». Ему вспомнился Клод Рейнс, актер, сыгравший Человека-Невидимку.
– Клод, – с сомнением в голосе повторил Тони. – Прекрасное имя. Нынче не слишком часто услышишь такое.
Они прошли мимо позолоченных витрин и шагнули через порог. В ноздри ударил изысканный аромат свежесваренного кофе, и у изголодавшегося Дерека рот наполнился слюной. Он и его новый знакомый спустились по ступенькам и остановились перед веревочным ограждением. В ту же секунду подлетела симпатичная молоденькая официантка.
– Желаете зал для курящих или для некурящих? – осведомилась она.
– Я бы, пожалуй, выбрал для некурящих, – сказал Тони, оглядываясь на Дерека. – Для некурящих?
Тот равнодушно пожал плечами.
– Думаю, для некурящих, – заговорщическим тоном ответил официантке его новый знакомый.
Официантка проводила их к небольшому столику в темном углу и, оставив меню, отошла.
– Заказывайте что хотите, – прощебетал Тони. – Все, что только придет вам в голову.
Устало и не выказывая каких-либо видимых признаков благодарности, Дерек Тайрмен остановил свой выбор на чае «Эрл Грей», мясном ассорти и огромном количестве тостов, Тони – на кофе и пироге. Заказанного пришлось ждать довольно долго.
Внимание Дерека привлекла обильно увешанная бриллиантами дама, сидевшая за столиком в центре зала. Она с наслаждением выпускала сигаретный дым над головами двух своих внуков, энергично поглощавших пирожные. На столе прямо перед ней возвышалась целая гора эклеров с шоколадной глазурью, к которым дама не проявляла ни малейшего интереса. Эклеры были для нее не более чем элементом показухи, вроде золотого «роллекса» на пухлом загорелом запястье.
Тони, сидевший рядом с Дереком, болтал не переставая. Тайрмен чувствовал, как от него пахнет лосьоном после бритья «Олд Спайс», а при ближайшем рассмотрении заметил под глазами темные круги, лоб пересекали морщины, да и само лицо напоминало старую, выдубленную ветром кожу.
– Знаете, когда-то я занимался торговлей коврами. Моя мать была инвалидом. Теперь, когда ее не стало, мне не о ком заботиться. Если хочу куда-нибудь съездить, то быстренько собираю свои вещички и еду. В субботу вечером я подумал: «А не съездить ли мне в Йорк?» В воскресенье утром я уже на вокзале Кинг-Кросс, быстренько сажусь в поезд, и вот я здесь.
Когда Дереку принесли еду, он вспомнил, что есть следует как можно медленнее и осторожнее, чтобы пища тут же не полезла обратно. Он все еще не согрелся.
Тони с чувством какого-то собственнического удовлетворения наблюдал за тем, как ест его новый знакомый, время от времени прерывая свой поток – вернее, монолог – красноречия, чтобы откусить очередной кусочек пирога. Для него эти минуты в «Чайной Бетти» были наполнены теплом и очарованием романтического приключения. Его поступком двигала не похоть, а искреннее желание наслаждаться обществом красивого молодого человека. По правде говоря, внешне этот юноша весьма далек от совершенства, но Тони все современные юноши представлялись неряхами. Этот по крайней мере не был грубым или агрессивным.
На Дерека жирная пища произвела отрезвляющее действие. Бифштекс с грибами, казалось, таял во рту, однако Тайрмен пытался не показать, что не ел уже несколько дней. Ощущение сытости восстановило силы, а вместе с ними вернулась и ясность мысли. До него постепенно стала доходить абсурдность ситуации, в которой он оказался.
– Можете снять свою шапочку, – пошутил Тони. – Здесь вовсе не обязательно находиться в головном уборе.
Дерек посмотрел на него долгим, критическим взглядом.
– Может, пропустим по рюмашке? – предложил бывший торговец коврами. – В моем отеле премиленький, уютный бар...
После этих слов Дерек понял, что не будет ни рюмашек, ни прочих глупостей. Сейчас он все доест и отправится прочь из Йорка. Хватит искушать судьбу.
– Не знал, что в чайную пускают посетителей с собаками, – осуждающе произнес Тони.
Дерек перестал жевать, собравшись переспросить Тони, что он имеет в виду.
– Или это не собаки. Они что-то вынюхивают под нашим столиком...
Дерек, не заметивший ничего странного, невольно дернул правой рукой, пролив на скатерть содержимое своей чашки. Тони с материнской заботливостью, бормоча слова утешения, принялся промокать пролитое салфеткой.
Дерек почувствовал в ногах предательскую дрожь и невнятно забормотал:
– О Боже, только не это...
Его поведение явно озадачило Тони.
– Успокойтесь. Обычное дело, пролили немного чая. Бывает.
Дерек попытался встать, однако ноги отказали ему, и он упал на пол, потянув на себя столик и все, что на нем стояло. Остальные посетители чайной и стоявшая поблизости официантка на какой-то миг замерли, безмолвно глядя на упавшего юношу. Дерек, дрожа, лежал на полу, весь залитый кофе. Наполовину съеденный пирог прилип к его груди.
Тони неуверенным, дрожащим голосом обратился к присутствующим:
– Все в порядке. Я думаю, с ним просто случился припадок. Все в порядке. Сейчас я позову на помощь...
После этого он своей тяжеловесной, раскачивающейся походкой поспешил вверх по лестнице и выбежал на улицу. Здесь Тони охватило смятение. Ему тут же пришло в голову, что, если вызвать машину «скорой помощи», то придется отвечать на вопросы врачей, и его имя сообщат в полицию. Полиция, в свою очередь, покопается в архивах и обнаружит, что он уже получал предупреждения от полисменов за приставания к мужчинам в общественных туалетах. Напуганный подобной перспективой, Тони на всех парах поспешил в отель «Викинг», где просидел, запершись в своем номере, весь остаток дня.

Глава 6

Отделение имени королевы Виктории, как и предполагало его название, было самой древней и самой уродливой частью Йоркского лазарета – огромного, скудно финансируемого медицинского учреждения. Начиная с середины дня, коридоры оглашались душераздирающими криками. Истошные вопли страждущих заставляли и самих пациентов, и посетителей недоумевать по поводу того, как же проводились хирургические операции в те времена, когда анестезии еще не существовало.
Однако сейчас, в ранние вечерние часы, в больнице царила подозрительная тишина, которую нарушали лишь приглушенные голоса, звяканье кухонной посуды и время от времени смех и негромкий, с трудом сдерживаемый плач.
Лаверн и Сэвидж, уже отработавшие полный рабочий день, шли по узкому коридору, освещенному голыми электрическими лампочками. Каблуки звонко впечатывались в потертый линолеум больничного коридора. Засиженные мухами стены украшали безвкусные рисунки местных школьников, немного оживляя мрачноватую атмосферу больницы. Хотя, по правде сказать, красочные хоккеисты с разноцветными кляксами вместо голов лишь усиливали жутковатое ощущение.
В самом конце коридора полицейские свернули направо, следуя указателю, направлявшему посетителей к палате «С 12». Они прошли через двойные двери, напоминавшие традиционные декорации к дешевым телесериалам из жизни больницы, и оказались в регистратуре. Женщина с накрученными на бигуди волосами сидела за столом, погрузившись в чтение какого-то журнала. Почувствовав присутствие посетителей, она медленно оторвала взгляд от журнальной страницы. Лаверн предъявил служебное удостоверение, и выражение ее лица из безразличного тотчас превратилось в услужливое.
– Доктор Грегг? Ой, вы только что разминулись с ней. Она минуту назад отправилась к своим лежачим больным.
– Неправда, – раздался откуда-то сзади грубый фельдфебельский голос.
Полицейские обернулись и увидели высокую, не отличающуюся особым изяществом женщину с суровым выражением лица. Ее светло-каштановые волосы были зачесаны назад и небрежно заколоты в пучок. Лаверн и Сэвидж представились. Не выказав ни малейшей искры доброжелательности, женщина проводила их до крохотного, тесного служебного кабинета. Большую его часть занимала походная кровать-раскладушка.
Имя Дерека Тайрмена было ей явно небезразлично.
– Если вы хотите знать мое мнение, – сказала доктор Грегг, – то с ним нет ничего особенного. Большую часть дня кричал как резаный. Он не может ходить и, должна признаться, абсолютно не чувствует ног. К сожалению, мы не можем найти этому какого-либо медицинского объяснения.
Поскольку доктору Грегг не платили за вынесение моральных суждений, она, подобно остальным врачам или медсестрам, раздавала их бесплатно. Грегг была абсолютно уверена в том, что новый пациент, поступивший в ее палату, – закоренелый наркоман, пожинающий плоды своего разрушительного образа жизни.
Ее как врача возмущало, что скудные средства, выделяемые на лечение по-настоящему больных людей, приходится тратить на тех, кто по собственной воле накликал на себя несчастье. Теперь же в довершение ко всему ее драгоценное время отнимает этот высокий угрюмый полицейский со своей миловидной коллегой.
– Его родители должны прийти сегодня вечером, – сказала женщина-полицейский. – А пока мы хотели бы поговорить с вашим пациентом наедине, если это, конечно, возможно.
Доктор Грегг пожала плечами. В иных обстоятельствах она непременно бы принялась, что называется, качать права, как это делают врачи в кинофильмах: «Нет, я не позволю! Моего пациента ни в коем случае нельзя беспокоить!» Однако она не стала, да и, по совести говоря, не имела морального права делать подобное заявление, поскольку не верила, что пациент Тайрмен действительно болен. Ей было глубоко безразлично, причинят полицейские ему беспокойство или нет. По этой причине доктор Грегг ограничилась лишь короткой фразой:
– Пожалуйста. Надеюсь, вы добьетесь от него больше толку, чем мы.
– Спасибо, доктор, – улыбнулась Линн. – Боюсь, нам придется выставить перед дверью полицейского для несения круглосуточного дежурства.
Доктор Грегг сделала хмурое лицо. Заметив, что рослый полицейский смотрит на нее, она ответила ему неприязненным взглядом. К ее ужасу, блюститель закона подмигнул.
– А что такого натворил это парень? – неожиданно для самой себя спросила она.
Ответа не последовало. Всем своим видом выражая неприязнь к посетителям, доктор Грегг встала и приоткрыла дверь, давая понять, что разговор окончен. Лаверн и Сэвидж вышли в коридор. Мимо них, толкая перед собой противно дребезжащую каталку, прошаркала немолодая медсестра. Доктор Грегг довела полицейских до двери, ведущей в палату Дерека Тайрмена. Гулко топая деревянными подошвами босоножек, она шагнула через порог.
Дерек Тайрмен лежал на спине, отвернув голову в сторону. Дальнюю часть комнаты отгораживала выцветшая ширма с цветочным орнаментом. Мусорная корзина возле кровати была доверху забита засохшими букетами цветов – нарциссов и тюльпанов.
– Я распоряжусь, чтобы вам не мешали, – веско произнесла доктор Грегг, оставив полицейских в убогой больничной палате в обществе бледного, несчастного пациента.
Как только пациент поступил в больницу, его вымыли и облачили в просторную светло-голубую пижаму. Тайрмен с безучастным видом лежал на больничной койке. Безжизненно-тусклый взгляд был устремлен на старомодные медные шишки на спинке кровати.
В отличие от остальных помещений больницы в палате Дерека Тайрмена оказалось на удивление холодно. Лаверн кашлянул и увидел, что изо рта у него вырвалось крохотное облачко пара.
– Он в сознании? – поинтересовалась Линн.
– Не знаю, – ответил Лаверн.
Тайрмен оторвал голову от подушки, чтобы получше рассмотреть вошедших.
– Он оставил ее, – неожиданно произнес молодой человек хрипловатым голосом.
Лаверн придвинул поближе к кровати два легких пластмассовых стула, и они с Линн сели.
– Кто оставил кого? – спросила Линн.
Тайрмен улыбнулся какой-то неприятной улыбкой, обнажив желтые зубы:
– Но она все еще его видит.
Лаверн посмотрел на свою помощницу и поднял вверх брови, будто говоря: «Напрасная трата времени». Однако долг требовал по крайней мере попытаться что-то разузнать от Тайрмена. Суперинтендант задал свой первый вопрос:
– Дерек, где вы находились в ночь на 21 декабря?
– Ана, – ответил Тайрмен.
Лаверн было принял произнесенное больным слово за явную бессмыслицу или обычную оговорку.
– В ночь, когда умерла ваша приятельница, – произнес он намеренно медленно и отчетливо, – где вы находились?
Тайрмен закрыл глаза, как будто вопросы причиняли ему боль.
– Нет, нет...
– Дерек, где вы находились, когда она умерла? – поинтересовался Лаверн.
– Ана, ана, – как будто эхом отозвался больной.
– Что это он говорит? – повернулся Лаверн к своей спутнице.
– Что-то вроде «нана», – нахмурившись, ответила Линн.
– Что вы имеете в виду, Дерек?.. Послушай, Линн, он что, просит бананов?
Неожиданно Тайрмен подскочил и, открыв глаза, схватил Лаверна за руку.
– Он отпевает меня – как покойника!
– Извините... не понимаю.
В ту же секунду Тайрмен завопил во весь голос. Лицо его побагровело, вены на шее набухли. Лаверн поспешно высвободил руку и откинулся на спинку стула, совершенно не представляя, что делать дальше.
Дверь в палату распахнулась, и в дверном проеме показалась голова медсестры – толстой, неуклюжей особы.
– Эй, ты! Ну-ка заткнись! – рявкнула она.
Испуганный Тайрмен умолк. Дверь закрылась. Грубая выходка медсестры произвела куда более неприятное впечатление, чем неожиданная истерика больного.
После бурного всплеска эмоций жизненные силы Тайрмена, похоже, куда-то улетучились. Веки его потяжелели, голова откатилась к стене.
– Отходная молитва, – прошептал больной, погружаясь в тяжелый сон.
За ширмой скрипнула половица. В раме расположенного за ней окна задребезжало стекло. Лаверн и Сэвидж отставили в сторону стулья и выскользнули в коридор.
– Что еще за отходная молитва, черт побери? – удивился Лаверн.
– Сомневаюсь, что это означает что-то осмысленное, – откликнулась Линн. – У него явно не все в порядке с головой.
Доктор Грегг стояла в нескольких метрах от них, увлеченная разговором с каким-то врачом-мужчиной. В руках у нее был большой блокнот, в который женщина энергично тыкала дешевенькой шариковой ручкой. Почувствовав приближение полицейских, она смерила их коротким взглядом и, намеренно избегая смотреть на Лаверна, обратилась с вопросом к Линн:
– Ну что? Приятное зрелище?
Прежде чем Линн успела открыть рот, Лаверн ответил докторше с саркастической усмешкой:
– Да. Благодарим вас, доктор! Огромное вам спасибо за долготерпение и потраченное на нас время!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28