Тут Африко уйти уже собрался,Как сам решил, но все душой болел;И, Мензолу руками обнимая,Он говорил, влюбленный лик лобзая:
CCCXIII «Будь проклята, о ночь, с своею тьмою,Завистница восторга нас двоих!Ведь я так рано принужден тобоюПокинуть благородную! КакихЯ ждал блаженств — и их лишен судьбою!»И много длительных речей иныхВ страдании глубоком изливалось:Разлука горше смерти показалась.
CCCXIV Стояла Мензола, мила, стыдлива,Потупившись, как будто бы грешна,Хотя уж не была она так живо,Как в первый раз, тоской удручена.Разнеженная, хоть чужда порыва,Была уже счастливее она.Обмана все-таки ей страшно былоНевольно — и она заговорила:
CCCXV «Что можешь сделать ты еще — не знаю;Не уходить — предлог теперь какой?Любовь моя, тебя я умоляю, —Ты утолен со всею полнотой —Ты должен удалиться, полагаю,Не медля ни минуты здесь со мной.Ведь только если ты уйдешь, любимый,Я здесь могу остаться невредимой.
CCCXVI И лишь листок, я слышу, шевельнется,Мне чудятся шаги подруг моих.Так пусть тебе в разлуке не взгрустнется:Ведь от напастей я спасусь лихих.Хоть пред разлукой больно сердце бьется.Готова я, и страх во мне затих,А ночь близка, а нам идти далекоОбоим, чтобы дома быть до срока.
CCCXVII Но, юноша, скажи свое мне имя,И пусть оно останется со мной:Мне груз любви тяготами своимиС ним будет легче, нежели одной».«Моя душа, — ответил он, — какимиЖить силами смогу, простясь с тобой?»И назвал ей себя — и целовалисьОни без счета, нежно миловались.
CCCXVIII Влюбленные, готовые расстаться,Уже прощались столько, столько разН не могли никак нацеловаться —Глав тысячу б я вел о том рассказ.Но это всем знакомо, может статься,Кто наслаждался так хотя бы раз,Кто знает, сколько несказанной мукиВ усладе, что обречена разлуке.
CCCXIX Несчетных поцелуев не умелиОни унять. Пойдут, скрепив сердца,Но шаг — и вновь назад, к желанной цели —Лобзать румянец милого лица.«Моя душа! Прощай! Зачем? Ужели?» —Друг другу лепетали без конца,Вздыхая, и расстаться не решались,Сходились вновь, и шли, и возвращались.
СССХХ Но видя, что уж невозможно далеОтсрочить расставание никак,В объятья руки жадные сплетали,Друг друга, страстные, сжимая так,Что их бы силою не разорвали:Любовь не отступала ни на шаг.И долго так стояло изваянье —Любовники влюбленные в слиянье.
CCCXXI Но наконец они разъединились,Пожала руку милая рука,На миг друг в друга пристально воззрились,Пришли в себя, опомнились слегка.И вот они, печальные, простились,Хоть и была разлука так тяжка.«Будь, Мензола, хранима вышней силой!» —«С тобою здесь, мой Африке, мой милый!»
CCCXXII Путь Африко к долине направляет,А в горы Мензола с копьем в руке,Задумчиво — и глубоко вздыхаетО сбывшемся несчастии в тоске.И взор его ее сопровождает,Любуясь ей, еще невдалеке.Что шаг, то Африко оборотится,На ненаглядную не наглядится.
СССХХIII Шла Мензола, все время озираясь,Любуясь на любимого сверх сил,К сразившему ей сердце обращаясь,Что, как никто, желанен ей и мил.Движеньями и знаками прощаясь,Так дружку друг далеко проводил,Пока они не выбрались из лесаИ дали разделила их завеса.
CCCXXIV Наш Африке в то место устремился,Где утром он свою одежду скрыл;Пришел — не отдыхал, заторопился,Себя в мужское платье обрядил.Потом домой веселый воротилсяИ там наряд он женский положилСкорей на место, чтобы не явилисьОтец и мать да платья не хватились.
CCCXXV И хоть и пребывали АлименаИ Джирафоне в грусти не шутя,Все на дорогу глядючи бессменно:Не возвращается ль домой дитя?-Но, как увидели: идет — мгновенноУтешились, покой свой обретя,И начались расспросы: где скитался?Что долго так домой не возвращался?
CCCXXVI Чтобы сокрыть любовное томленье,Оправдывался Африко и лгал:Хоть улеглось в груди смолы кипенье,Он глубже, чем когда-нибудь, пылал..С горошинку казалось измышленье,И говорить он сам с собою стал:«Когда же день придет на смену ночи,И я вернусь лобзать уста и очи?»,
CCCXXVII Так все в душе безмолвно вспоминаяВ подробностях, что совершилось днем,И этим душу много услаждая,Все, что ни делали они вдвоем,Он повторял в уме. Но тьма ночнаяУж спать велит; он прочь — чуть не бегом,Хоть глаз сомкнуть и ни на миг не в силах,Всю ночь во власти тех же мыслей милых.
CCCXXVIII Вернемся к Мензоле, что из долиныОдна в задумчивости шла, поройСебя считая все же в зле невинной,Все каялась, она и, лоб рукойСжимая, думала: «Такой судьбинойЯ сражена, и мой позор — такой,Что, смерть, приди ко мне, тебя молю я,А то сама убью себя, горюя».
CCCXXIX Так горную вершину миновала,Спустилась вниз по склону, там как раз,Где солнце при восходе отражалоСвой первый луч и где последний гас.И тут, как полагаю я, лежалаЕе пещера, так — сказать на глаз —На выстрел лука, а внизу катилсяВеселый ручеек, журчал, резвился.
СССХХХ И подошла она к своей пещере,С глубокой думою в нее вошла.Предстали вновь страданья и потери.«О горе мне! — она произнесла. —Зачем, прекрасная, по крайней мереЯ у ручья в тот день не умерлаПеред Дианой или в день злосчастный,Как мне явился юноша прекрасный!
CCCXXXI He знаю, глупая, как появитьсяОпять к Диане мне? С каким лицом?Как повернуться? И на что решиться?Я вся горю и страхом, и стыдом,И все во мне как будто леденится,Дыханье в горле сдавлено клубкомИ от печали, и от жуткой боли,Томящей сердце, сжатое в неволе.
CCCXXXII Приди, о смерть, к несчастной обделенной,Приди же к этой грешнице мирской,Приди ты к ней, в несчастный час рожденной!Не медли ты! Чем, если не тобой,Счастлива буду с честью оскверненнойДевической? Сердечный голос мойТвердит, что если не придешь ты скоро,К тебе приду навстречу — от позора.
CCCXXXIII Увы, подружки, думаете вы ли,Что я из круга вашего ушла?Увы, подружки, что меня любилиТак искренно, покуда я цвелаНевинностью, — теперь бы вы убили,Как зверя дикого, исчадье зла,Что чистоту навек свою сгубилоИ наши все законы преступило!
CCCXXXIV Именовать вольны меня с тобою,О Каллисто, что, как и я, былаКогда-то нимфой, после ж злой судьбоюВ тебя впилась Дианина стрела.Зевс обманул тебя, и ты живоюМедведя вид свирепый приняла,В лесах блуждая, от охот бежалаИ уж не говорила, а рычала.
CCCXXXV Дианина подруга, нимфа Чалла!Муньоне надругался над тобой,Диана ж поносить не перестала,Пронзивши с юношей одной стрелой!И стала ты ручьем, и зажурчалаВолна Муньоне под твоей волной.В ваш круг отныне быть и мне приятой!Мое бесславье — этот день проклятый!
CCCXXXVI И то мне чудится — Диана телоМне расплеснула быстрою рекой,То — шкурой зверя спину мне одела,То перья птицы стан покрыли мой,То — дерево — листвой я зашумелаИ потеряла прежний вид людской.Копье носить я недостойна болеИ нимфою охотиться на воле.
CCCXXXVII Отец мой, мать моя! Вы, сестры, братья!Когда, меня Диане посвятив,Священные вы мне надели платья,Раздался, помню, твердый ваш призыв,Чтобы клялась Диану почитать яИ всех, кто с ней. И, в горы проводив,Оставили — не с тем, чтоб я грешила,Но чтобы девство навсегда хранила.
CCCXXXVIII Не мыслите, что верность я попралаСвятой Диане, что глухой тоскойДуша полна; не знаете нимало,Какая боль сменила мне покой.А знали бы — как жалость бы бежалаРодных сердец! И с ревностью какойМеня бы вы, отступницу, убили —И дело бы благое совершили!»
CCCXXXIX Так сильны были муки и рыданьяНесчастной Мензолы, так тяжек былЖестокий вопль безмерного страданья,Что нет в стихах моих потребных силИх выразить и дать именованьяХоть сотой доле их. Тот вопль, уныл,Растрогал бы деревья или камни, —Такая сила в слове не дана мне.
CCCXL И в сетованьях этих и в рыданьеВся ночь прошла. Но только воспарилВеликолепный день в красе, в сиянье —Глаза ее в слезах отяжелилИ, во всю ночь бессонное, сознаньеС дыханием ее остановил, —Она уснула, слезы все роняя,От тяжкого страданья отдыхая.
CCCXLI А Африко, огнем любви пылаяКак никогда, покоя не обрел;И, лишь увидел — ночь уходит, тая,Почти бессонный, поднялся. ПошелОн в гору, прямо к месту поспешая,Где накануне с Мензолой провелСладчайший день и радости, и страсти,Что был потом тяжело злой напасти.
CCCXLII Тут Мензолу застанет он, конечно;Но, не застав, сказал себе: «Ну, вотВедь слишком рано». Начал ждать беспечно,Чтобы его она, когда придет,Застала здесь. Мнил, что не бесконечноТо ожиданье. На венки сберетЦветов он пестрых. Вот он тихо бродит,Большие, малые цветы находит.
CCCXLIII Один сплетя, себе он надеваетНа кудри русые. Затем другойПлесть из цветов роскошных начинает,Меж ними ветви с ловкостью большойДерев пахучих, нежных заплетает,Промолвив: «Этим же своей рукойЕй обовью головку золотуюКогда придет, а после поцелую».
CCCXLIV Так Мензолы своей все дожидалсяНапрасно он: она еще спала;Цветы сбирая, мальчик развлекался —И скука ожиданья не гнела,Он взором к лесу часто устремлялся —Туда-сюда: вот-вот, она пришла;Глядит и внемлет; лист зашевелитсяНа кустике — уж Мензола помнится.
CCCXXLV Но больше трех часов так миновало,А Мензолы все было не видать.Он столько ждал, что солнце уж пылалоТак яростно, что тяжело дышатьОт жару было, и его нималоЦветы, венки не стали развлекать,Он тосковал, он ужасов боялсяИ взорами испуганно метался.
CCCXLVI И начал он: «Увы! — в душе взывая. —Что может это значить? Нет ее!»И, мысли странные перебирая,Искал унять смятение свое.Случайностей родилась в мыслях стая —Обильно ими всякое житье, —И, жаждая любой такой причины,В уме он строил всякие картины.
CCCXLVII Час близился к вечерням. ПодступилаМгла сумрака, и день уж угасал,А Мензола так и не приходила.Терзался Африко и горевал,Растерянный; на сердце смутно было,Когда, решившись уходить, сказалПечально он: «Быть может, повстречалисьПодружки по дороге, привязались —
CCCXLVIII Да, может быть, ее и удержали,И, значит, мне б ее напрасно ждать.И вижу — звезды ночи замерцали,А путь еще далекий мне держать.И в этой чаще странной пусть печалиИ ожидания смешны, — опятьСюда вернусь я завтра же с рассветом».И он пошел на холм в решенье этом.
CCCXLIX Проснулась Мензола часу в девятом,Исполнена страданий и скорбей.В ее уме, сомненьями объятом,Вставала мысль, одна другой страшней.Она металась, как в кругу заклятом,И просто мысль не приходила ейО данном накануне обещаньеВновь к Африко вернуться на свиданье.
CCCL Но так раскаянье и сожаленьеВладели ей, что помогли решить:По договору — утра приближеньеВстречать вдвоем — и вовсе не ходить;Но всей душой, во всем — в любом движеньеСвой грех великий постараться скрыть,Так что, когда Диана вновь вернется,В ней подозренье и не шевельнется.
CCCLI Но все ж не мог из памяти сердечнойИсчезнуть Африке; к нему онаЧто миг — то льнет, любови бесконечнойИ тайного желания полна.Но так владел ей страх Дианы вечный,Что, мыслью робкой порабощена,Туда уже не смела и прокрасться,Где Африко иль где он мог попасться.
CCCLII Так день прошел, еще, опять и снова,Прошла неделя, месяц миновал,Как Африко не видел дорогогоЛица любимой. Жил он и страдал.И все влекло его — не знал иного, —Все к лесу, где он Мензолу лобзал,И все ее разыскивал, блуждаяИ чудеса о ней воображая.
CCCLIII Но не являлась облегчить томленья.Так что Фортуна сжалилась над ним,Скупая до сих пор на наслажденья,Увидев, как он бледен, как томим,Страдальцу оказала снисхожденье:Ведь отдых и ему необходим,А бродит он, беседуя с собою,Не ведая мгновения покою.
CCCLIV И вот, когда второй уж месяц длился,Как, Мензолы не видеть осужден,Он большим бы страданием томился,Да был уж до предела доведен, —Казалось, будто в зверя обратилсяВсем видом, голосом, молчаньем он,И голова кудрявая тускнела,И все молчал, как будто онемелый, —
CCCLV И пас однажды, как обычно, стадоВ давно знакомом месте под горой,И в мысль ему вошло тогда, что надоПойти туда, где давнею поройЕму клялася Мензола-отрадаК нему вернуться. Кинулся стрелой,Большое стадо бросив без охраны,С одним копьем, один к своей желанной.
CCCLVI И, подошедши к водам в той долине,Где Мензолой своею овладел,Глядел вокруг и, стоя посредине,«О Мензола, — сказать себе посмел, —Не верю, ты ль рушительница нынеОбета, что мне клятвой прозвенелСвященною сюда ко мне вернуться?Ведь богу, мне ль — придется обмануться.
CCCLVII Напомню ли, как тут мы обнимались,Слились в одно сплетенье жадных рук;Клялась вернуться, и очей касалисьУста — и лгал напрасной клятвы звук,И тут — не навсегда ль мы расставались?Меж нами даль горчайшей из разлук.Напомню ли, какие увереньяТы расточала, чуждая сомненья?»
CCCLVIII Перескажу ль все стоны, воздыханья,Что Африко, рыдая, издавал?И, бередя несносные терзанья,За мигом миг, вращаясь, восставал, —Малейшие любви воспоминанья,И добрые, и злые. Он страдалЧас от часу несносней и тяжеле —И кончить положил он в самом деле.
CCCLIX И он остановился над водою,Копье в руке блестящее зажалИ острие уставил пред собою,А древко в землю. «Злой Амур! — сказал. —К какой судьбе я приведен тобою!Вот умираю, грозный час настал!И все же пусть мой миг последний минет,Когда надежда вовсе дух покинет.
CCCLX О мой отец, о мать, спаси вас, Боже!Я ухожу в Аид, в угрюмый край.А ты, река, зовись со мною схожеИ мой конец страдальный означай,Какого нет мучительней и строже!И взгляду всех живых напоминайВолной, моею кровью обагренной,Что пал я здесь, любовью пораженный».
CCCLXI Промолвив так и к Мензоле взывая,Он сталью грудь насквозь себе пронзил,И, сердце та мучительно пронзая,Его сразила, юноша почил.И мертвого взяла волна речная,И дух от тела вольно воспарил,А воды, что долиною катились,Густою кровью ярко обагрились.
CCCLXII Та речка — так, как и теперь, — делиласьПониже на два разные русла.Тем, что поуже, там волна катилась,Где хижина покойного была, —Волна кровавая. И вот случилось,Был Джирафоне тут, как потеклаВода, что кровь. Сжал сердце ток бегущийПредчувствием большой беды грядущей.
CCCLXIII И вот пошел туда, не молвив слова,Где было стадо, как он думать мог.Нет Африко, — напрягши силы снова,Он по реке со всех пустился ногИскать, откуда начался суровоЗловеще обагренный кровью ток,И отчего, и кто тому причина, —И подошел, и вот увидел сына.
CCCLXIV Взглянул — лежит он в речке бездыханный,Грудь юную насквозь прошло копье, —Чуть не упав, старик в тоске нежданнойВдруг понял горе горькое свое.Взял за руку его и с несказаннойПечалью молвил: «Чье тут дело? Чье?Сыночек мой! Кто эту рану злуюНанес тебе и отнял жизнь живую?»
CCCLXV Труп вынес из воды отец несчастныйИ положил, рыдая, на траву,И проклинал он этот день ужасный:«Сын ненаглядный, как переживу?Как мать узнает: сгинул сокол ясный,Его не видеть больше наяву?..Что делать нам, убогим, в горькой доле?Одни мы одинешеньки — доколе…»
CCCLXVI И вбитое копье из сердца вынул,И на железо он глядел с тоской.«Сынок мой, кто со злобой ярой ринулЕго в тебя, с свирепостью такой,Что красный день мой уж навеки минул? —Он говорил, рыдая. — Где покой?Уж, верно, тут Дианы злое жало.Ей, ненасытной, нашей крови мало».
CCCLXVII Но вот, оглядывая неустанноКопье со всех сторон, он в нем узналТо, что при сыне было постоянно.Тут, света уж невзвидев, зарыдал:«О, что же тут за дикий случай странный?Сынок мой глупый, бедный! — он сказал. —К нему пришел ты сам ли злой судьбою,Расчелся ль кто твоим копьем с тобою?»
CCCLXVIII Потом, поплакав долго и уныло,Он сына поднял на плечи себеИ с тем копьем, что было так постыло.Отнес его домой, к родной избе.И матери поведал все, как было,Все время плача, о лихой судьбе,И, показав копье, того не минул,Как сам его из груди сына вынул.
CCCLXIX А плакала ли мать тут безутешно,Об этом никому не нужно слов,И не пересказать бы мне, конечно,И вопль, и плач, и поздний тщетный зов,И как она, страдая в тьме кромешной,Кляла Фортуну и самих богов,Лицом к лицу сыночка прижималасьИ в муках, и рыданьях надрывалась.
CCCLXX Но наконец, как чтить умерших строгийПовелевал обычай той порой,Так тело, после скорби слезной, многой,Рождавшей плач, и жесткий вопль, и вой,Сожгли, рыдая с мукой и тревогой,С великой, безутешною тоской,Как те, что в этой жизни благо зналиЕдинственное — и его теряли.
CCCLXXI А после пепел стынущий собралиКостей сыновних и к реке пошли,Где воды все багряные бежалиИ кровью сына милого цвели.У берега там землю раскопалиИ пепел в ней глубоко погребли,Чтоб имя там его не погасало,Но реку навсегда знаменовало.
CCCLXXII С тех пор, как ныне, реку люди сталиПрозваньем Африко именовать:И там в тоске и горе пребывалиОтец-страдалец, мученица мать.Так Африко окончил жизнь в печали.О милом память — речке сохранять.Оставим их и возвратимся сноваМы к Мензоле, о ней продолжу слово.
CCCLXXIII А Мензола тем временем страдалаИ грустно, и раздумчиво жила.Но все ж, поняв, что облегчить нималоВсего, что совершилось, не могла, —В неcчастиях терпенье обреталаИ, как бывало, снова начала,Хоть изредка, с подругами встречатьсяИ, хоть и против воли, оживляться.
CCCLXXIV И повстречать не раз ей приходилосьТех нимф, что были с ней, когда онаДосталась Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8
CCCXIII «Будь проклята, о ночь, с своею тьмою,Завистница восторга нас двоих!Ведь я так рано принужден тобоюПокинуть благородную! КакихЯ ждал блаженств — и их лишен судьбою!»И много длительных речей иныхВ страдании глубоком изливалось:Разлука горше смерти показалась.
CCCXIV Стояла Мензола, мила, стыдлива,Потупившись, как будто бы грешна,Хотя уж не была она так живо,Как в первый раз, тоской удручена.Разнеженная, хоть чужда порыва,Была уже счастливее она.Обмана все-таки ей страшно былоНевольно — и она заговорила:
CCCXV «Что можешь сделать ты еще — не знаю;Не уходить — предлог теперь какой?Любовь моя, тебя я умоляю, —Ты утолен со всею полнотой —Ты должен удалиться, полагаю,Не медля ни минуты здесь со мной.Ведь только если ты уйдешь, любимый,Я здесь могу остаться невредимой.
CCCXVI И лишь листок, я слышу, шевельнется,Мне чудятся шаги подруг моих.Так пусть тебе в разлуке не взгрустнется:Ведь от напастей я спасусь лихих.Хоть пред разлукой больно сердце бьется.Готова я, и страх во мне затих,А ночь близка, а нам идти далекоОбоим, чтобы дома быть до срока.
CCCXVII Но, юноша, скажи свое мне имя,И пусть оно останется со мной:Мне груз любви тяготами своимиС ним будет легче, нежели одной».«Моя душа, — ответил он, — какимиЖить силами смогу, простясь с тобой?»И назвал ей себя — и целовалисьОни без счета, нежно миловались.
CCCXVIII Влюбленные, готовые расстаться,Уже прощались столько, столько разН не могли никак нацеловаться —Глав тысячу б я вел о том рассказ.Но это всем знакомо, может статься,Кто наслаждался так хотя бы раз,Кто знает, сколько несказанной мукиВ усладе, что обречена разлуке.
CCCXIX Несчетных поцелуев не умелиОни унять. Пойдут, скрепив сердца,Но шаг — и вновь назад, к желанной цели —Лобзать румянец милого лица.«Моя душа! Прощай! Зачем? Ужели?» —Друг другу лепетали без конца,Вздыхая, и расстаться не решались,Сходились вновь, и шли, и возвращались.
СССХХ Но видя, что уж невозможно далеОтсрочить расставание никак,В объятья руки жадные сплетали,Друг друга, страстные, сжимая так,Что их бы силою не разорвали:Любовь не отступала ни на шаг.И долго так стояло изваянье —Любовники влюбленные в слиянье.
CCCXXI Но наконец они разъединились,Пожала руку милая рука,На миг друг в друга пристально воззрились,Пришли в себя, опомнились слегка.И вот они, печальные, простились,Хоть и была разлука так тяжка.«Будь, Мензола, хранима вышней силой!» —«С тобою здесь, мой Африке, мой милый!»
CCCXXII Путь Африко к долине направляет,А в горы Мензола с копьем в руке,Задумчиво — и глубоко вздыхаетО сбывшемся несчастии в тоске.И взор его ее сопровождает,Любуясь ей, еще невдалеке.Что шаг, то Африко оборотится,На ненаглядную не наглядится.
СССХХIII Шла Мензола, все время озираясь,Любуясь на любимого сверх сил,К сразившему ей сердце обращаясь,Что, как никто, желанен ей и мил.Движеньями и знаками прощаясь,Так дружку друг далеко проводил,Пока они не выбрались из лесаИ дали разделила их завеса.
CCCXXIV Наш Африке в то место устремился,Где утром он свою одежду скрыл;Пришел — не отдыхал, заторопился,Себя в мужское платье обрядил.Потом домой веселый воротилсяИ там наряд он женский положилСкорей на место, чтобы не явилисьОтец и мать да платья не хватились.
CCCXXV И хоть и пребывали АлименаИ Джирафоне в грусти не шутя,Все на дорогу глядючи бессменно:Не возвращается ль домой дитя?-Но, как увидели: идет — мгновенноУтешились, покой свой обретя,И начались расспросы: где скитался?Что долго так домой не возвращался?
CCCXXVI Чтобы сокрыть любовное томленье,Оправдывался Африко и лгал:Хоть улеглось в груди смолы кипенье,Он глубже, чем когда-нибудь, пылал..С горошинку казалось измышленье,И говорить он сам с собою стал:«Когда же день придет на смену ночи,И я вернусь лобзать уста и очи?»,
CCCXXVII Так все в душе безмолвно вспоминаяВ подробностях, что совершилось днем,И этим душу много услаждая,Все, что ни делали они вдвоем,Он повторял в уме. Но тьма ночнаяУж спать велит; он прочь — чуть не бегом,Хоть глаз сомкнуть и ни на миг не в силах,Всю ночь во власти тех же мыслей милых.
CCCXXVIII Вернемся к Мензоле, что из долиныОдна в задумчивости шла, поройСебя считая все же в зле невинной,Все каялась, она и, лоб рукойСжимая, думала: «Такой судьбинойЯ сражена, и мой позор — такой,Что, смерть, приди ко мне, тебя молю я,А то сама убью себя, горюя».
CCCXXIX Так горную вершину миновала,Спустилась вниз по склону, там как раз,Где солнце при восходе отражалоСвой первый луч и где последний гас.И тут, как полагаю я, лежалаЕе пещера, так — сказать на глаз —На выстрел лука, а внизу катилсяВеселый ручеек, журчал, резвился.
СССХХХ И подошла она к своей пещере,С глубокой думою в нее вошла.Предстали вновь страданья и потери.«О горе мне! — она произнесла. —Зачем, прекрасная, по крайней мереЯ у ручья в тот день не умерлаПеред Дианой или в день злосчастный,Как мне явился юноша прекрасный!
CCCXXXI He знаю, глупая, как появитьсяОпять к Диане мне? С каким лицом?Как повернуться? И на что решиться?Я вся горю и страхом, и стыдом,И все во мне как будто леденится,Дыханье в горле сдавлено клубкомИ от печали, и от жуткой боли,Томящей сердце, сжатое в неволе.
CCCXXXII Приди, о смерть, к несчастной обделенной,Приди же к этой грешнице мирской,Приди ты к ней, в несчастный час рожденной!Не медли ты! Чем, если не тобой,Счастлива буду с честью оскверненнойДевической? Сердечный голос мойТвердит, что если не придешь ты скоро,К тебе приду навстречу — от позора.
CCCXXXIII Увы, подружки, думаете вы ли,Что я из круга вашего ушла?Увы, подружки, что меня любилиТак искренно, покуда я цвелаНевинностью, — теперь бы вы убили,Как зверя дикого, исчадье зла,Что чистоту навек свою сгубилоИ наши все законы преступило!
CCCXXXIV Именовать вольны меня с тобою,О Каллисто, что, как и я, былаКогда-то нимфой, после ж злой судьбоюВ тебя впилась Дианина стрела.Зевс обманул тебя, и ты живоюМедведя вид свирепый приняла,В лесах блуждая, от охот бежалаИ уж не говорила, а рычала.
CCCXXXV Дианина подруга, нимфа Чалла!Муньоне надругался над тобой,Диана ж поносить не перестала,Пронзивши с юношей одной стрелой!И стала ты ручьем, и зажурчалаВолна Муньоне под твоей волной.В ваш круг отныне быть и мне приятой!Мое бесславье — этот день проклятый!
CCCXXXVI И то мне чудится — Диана телоМне расплеснула быстрою рекой,То — шкурой зверя спину мне одела,То перья птицы стан покрыли мой,То — дерево — листвой я зашумелаИ потеряла прежний вид людской.Копье носить я недостойна болеИ нимфою охотиться на воле.
CCCXXXVII Отец мой, мать моя! Вы, сестры, братья!Когда, меня Диане посвятив,Священные вы мне надели платья,Раздался, помню, твердый ваш призыв,Чтобы клялась Диану почитать яИ всех, кто с ней. И, в горы проводив,Оставили — не с тем, чтоб я грешила,Но чтобы девство навсегда хранила.
CCCXXXVIII Не мыслите, что верность я попралаСвятой Диане, что глухой тоскойДуша полна; не знаете нимало,Какая боль сменила мне покой.А знали бы — как жалость бы бежалаРодных сердец! И с ревностью какойМеня бы вы, отступницу, убили —И дело бы благое совершили!»
CCCXXXIX Так сильны были муки и рыданьяНесчастной Мензолы, так тяжек былЖестокий вопль безмерного страданья,Что нет в стихах моих потребных силИх выразить и дать именованьяХоть сотой доле их. Тот вопль, уныл,Растрогал бы деревья или камни, —Такая сила в слове не дана мне.
CCCXL И в сетованьях этих и в рыданьеВся ночь прошла. Но только воспарилВеликолепный день в красе, в сиянье —Глаза ее в слезах отяжелилИ, во всю ночь бессонное, сознаньеС дыханием ее остановил, —Она уснула, слезы все роняя,От тяжкого страданья отдыхая.
CCCXLI А Африко, огнем любви пылаяКак никогда, покоя не обрел;И, лишь увидел — ночь уходит, тая,Почти бессонный, поднялся. ПошелОн в гору, прямо к месту поспешая,Где накануне с Мензолой провелСладчайший день и радости, и страсти,Что был потом тяжело злой напасти.
CCCXLII Тут Мензолу застанет он, конечно;Но, не застав, сказал себе: «Ну, вотВедь слишком рано». Начал ждать беспечно,Чтобы его она, когда придет,Застала здесь. Мнил, что не бесконечноТо ожиданье. На венки сберетЦветов он пестрых. Вот он тихо бродит,Большие, малые цветы находит.
CCCXLIII Один сплетя, себе он надеваетНа кудри русые. Затем другойПлесть из цветов роскошных начинает,Меж ними ветви с ловкостью большойДерев пахучих, нежных заплетает,Промолвив: «Этим же своей рукойЕй обовью головку золотуюКогда придет, а после поцелую».
CCCXLIV Так Мензолы своей все дожидалсяНапрасно он: она еще спала;Цветы сбирая, мальчик развлекался —И скука ожиданья не гнела,Он взором к лесу часто устремлялся —Туда-сюда: вот-вот, она пришла;Глядит и внемлет; лист зашевелитсяНа кустике — уж Мензола помнится.
CCCXXLV Но больше трех часов так миновало,А Мензолы все было не видать.Он столько ждал, что солнце уж пылалоТак яростно, что тяжело дышатьОт жару было, и его нималоЦветы, венки не стали развлекать,Он тосковал, он ужасов боялсяИ взорами испуганно метался.
CCCXLVI И начал он: «Увы! — в душе взывая. —Что может это значить? Нет ее!»И, мысли странные перебирая,Искал унять смятение свое.Случайностей родилась в мыслях стая —Обильно ими всякое житье, —И, жаждая любой такой причины,В уме он строил всякие картины.
CCCXLVII Час близился к вечерням. ПодступилаМгла сумрака, и день уж угасал,А Мензола так и не приходила.Терзался Африко и горевал,Растерянный; на сердце смутно было,Когда, решившись уходить, сказалПечально он: «Быть может, повстречалисьПодружки по дороге, привязались —
CCCXLVIII Да, может быть, ее и удержали,И, значит, мне б ее напрасно ждать.И вижу — звезды ночи замерцали,А путь еще далекий мне держать.И в этой чаще странной пусть печалиИ ожидания смешны, — опятьСюда вернусь я завтра же с рассветом».И он пошел на холм в решенье этом.
CCCXLIX Проснулась Мензола часу в девятом,Исполнена страданий и скорбей.В ее уме, сомненьями объятом,Вставала мысль, одна другой страшней.Она металась, как в кругу заклятом,И просто мысль не приходила ейО данном накануне обещаньеВновь к Африко вернуться на свиданье.
CCCL Но так раскаянье и сожаленьеВладели ей, что помогли решить:По договору — утра приближеньеВстречать вдвоем — и вовсе не ходить;Но всей душой, во всем — в любом движеньеСвой грех великий постараться скрыть,Так что, когда Диана вновь вернется,В ней подозренье и не шевельнется.
CCCLI Но все ж не мог из памяти сердечнойИсчезнуть Африке; к нему онаЧто миг — то льнет, любови бесконечнойИ тайного желания полна.Но так владел ей страх Дианы вечный,Что, мыслью робкой порабощена,Туда уже не смела и прокрасться,Где Африко иль где он мог попасться.
CCCLII Так день прошел, еще, опять и снова,Прошла неделя, месяц миновал,Как Африко не видел дорогогоЛица любимой. Жил он и страдал.И все влекло его — не знал иного, —Все к лесу, где он Мензолу лобзал,И все ее разыскивал, блуждаяИ чудеса о ней воображая.
CCCLIII Но не являлась облегчить томленья.Так что Фортуна сжалилась над ним,Скупая до сих пор на наслажденья,Увидев, как он бледен, как томим,Страдальцу оказала снисхожденье:Ведь отдых и ему необходим,А бродит он, беседуя с собою,Не ведая мгновения покою.
CCCLIV И вот, когда второй уж месяц длился,Как, Мензолы не видеть осужден,Он большим бы страданием томился,Да был уж до предела доведен, —Казалось, будто в зверя обратилсяВсем видом, голосом, молчаньем он,И голова кудрявая тускнела,И все молчал, как будто онемелый, —
CCCLV И пас однажды, как обычно, стадоВ давно знакомом месте под горой,И в мысль ему вошло тогда, что надоПойти туда, где давнею поройЕму клялася Мензола-отрадаК нему вернуться. Кинулся стрелой,Большое стадо бросив без охраны,С одним копьем, один к своей желанной.
CCCLVI И, подошедши к водам в той долине,Где Мензолой своею овладел,Глядел вокруг и, стоя посредине,«О Мензола, — сказать себе посмел, —Не верю, ты ль рушительница нынеОбета, что мне клятвой прозвенелСвященною сюда ко мне вернуться?Ведь богу, мне ль — придется обмануться.
CCCLVII Напомню ли, как тут мы обнимались,Слились в одно сплетенье жадных рук;Клялась вернуться, и очей касалисьУста — и лгал напрасной клятвы звук,И тут — не навсегда ль мы расставались?Меж нами даль горчайшей из разлук.Напомню ли, какие увереньяТы расточала, чуждая сомненья?»
CCCLVIII Перескажу ль все стоны, воздыханья,Что Африко, рыдая, издавал?И, бередя несносные терзанья,За мигом миг, вращаясь, восставал, —Малейшие любви воспоминанья,И добрые, и злые. Он страдалЧас от часу несносней и тяжеле —И кончить положил он в самом деле.
CCCLIX И он остановился над водою,Копье в руке блестящее зажалИ острие уставил пред собою,А древко в землю. «Злой Амур! — сказал. —К какой судьбе я приведен тобою!Вот умираю, грозный час настал!И все же пусть мой миг последний минет,Когда надежда вовсе дух покинет.
CCCLX О мой отец, о мать, спаси вас, Боже!Я ухожу в Аид, в угрюмый край.А ты, река, зовись со мною схожеИ мой конец страдальный означай,Какого нет мучительней и строже!И взгляду всех живых напоминайВолной, моею кровью обагренной,Что пал я здесь, любовью пораженный».
CCCLXI Промолвив так и к Мензоле взывая,Он сталью грудь насквозь себе пронзил,И, сердце та мучительно пронзая,Его сразила, юноша почил.И мертвого взяла волна речная,И дух от тела вольно воспарил,А воды, что долиною катились,Густою кровью ярко обагрились.
CCCLXII Та речка — так, как и теперь, — делиласьПониже на два разные русла.Тем, что поуже, там волна катилась,Где хижина покойного была, —Волна кровавая. И вот случилось,Был Джирафоне тут, как потеклаВода, что кровь. Сжал сердце ток бегущийПредчувствием большой беды грядущей.
CCCLXIII И вот пошел туда, не молвив слова,Где было стадо, как он думать мог.Нет Африко, — напрягши силы снова,Он по реке со всех пустился ногИскать, откуда начался суровоЗловеще обагренный кровью ток,И отчего, и кто тому причина, —И подошел, и вот увидел сына.
CCCLXIV Взглянул — лежит он в речке бездыханный,Грудь юную насквозь прошло копье, —Чуть не упав, старик в тоске нежданнойВдруг понял горе горькое свое.Взял за руку его и с несказаннойПечалью молвил: «Чье тут дело? Чье?Сыночек мой! Кто эту рану злуюНанес тебе и отнял жизнь живую?»
CCCLXV Труп вынес из воды отец несчастныйИ положил, рыдая, на траву,И проклинал он этот день ужасный:«Сын ненаглядный, как переживу?Как мать узнает: сгинул сокол ясный,Его не видеть больше наяву?..Что делать нам, убогим, в горькой доле?Одни мы одинешеньки — доколе…»
CCCLXVI И вбитое копье из сердца вынул,И на железо он глядел с тоской.«Сынок мой, кто со злобой ярой ринулЕго в тебя, с свирепостью такой,Что красный день мой уж навеки минул? —Он говорил, рыдая. — Где покой?Уж, верно, тут Дианы злое жало.Ей, ненасытной, нашей крови мало».
CCCLXVII Но вот, оглядывая неустанноКопье со всех сторон, он в нем узналТо, что при сыне было постоянно.Тут, света уж невзвидев, зарыдал:«О, что же тут за дикий случай странный?Сынок мой глупый, бедный! — он сказал. —К нему пришел ты сам ли злой судьбою,Расчелся ль кто твоим копьем с тобою?»
CCCLXVIII Потом, поплакав долго и уныло,Он сына поднял на плечи себеИ с тем копьем, что было так постыло.Отнес его домой, к родной избе.И матери поведал все, как было,Все время плача, о лихой судьбе,И, показав копье, того не минул,Как сам его из груди сына вынул.
CCCLXIX А плакала ли мать тут безутешно,Об этом никому не нужно слов,И не пересказать бы мне, конечно,И вопль, и плач, и поздний тщетный зов,И как она, страдая в тьме кромешной,Кляла Фортуну и самих богов,Лицом к лицу сыночка прижималасьИ в муках, и рыданьях надрывалась.
CCCLXX Но наконец, как чтить умерших строгийПовелевал обычай той порой,Так тело, после скорби слезной, многой,Рождавшей плач, и жесткий вопль, и вой,Сожгли, рыдая с мукой и тревогой,С великой, безутешною тоской,Как те, что в этой жизни благо зналиЕдинственное — и его теряли.
CCCLXXI А после пепел стынущий собралиКостей сыновних и к реке пошли,Где воды все багряные бежалиИ кровью сына милого цвели.У берега там землю раскопалиИ пепел в ней глубоко погребли,Чтоб имя там его не погасало,Но реку навсегда знаменовало.
CCCLXXII С тех пор, как ныне, реку люди сталиПрозваньем Африко именовать:И там в тоске и горе пребывалиОтец-страдалец, мученица мать.Так Африко окончил жизнь в печали.О милом память — речке сохранять.Оставим их и возвратимся сноваМы к Мензоле, о ней продолжу слово.
CCCLXXIII А Мензола тем временем страдалаИ грустно, и раздумчиво жила.Но все ж, поняв, что облегчить нималоВсего, что совершилось, не могла, —В неcчастиях терпенье обреталаИ, как бывало, снова начала,Хоть изредка, с подругами встречатьсяИ, хоть и против воли, оживляться.
CCCLXXIV И повстречать не раз ей приходилосьТех нимф, что были с ней, когда онаДосталась Африке.
1 2 3 4 5 6 7 8