А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но он к этому дню с заданием не справился, из-за чего в склепе святого шейха вышел крупный разговор. «Консультант» заявил, что если человек, обещавший достать паспорт, не сдержит слова и завтра, то придется искать другого посредника. Адыл Аббасов был вне себя, но, чувствуя свою беспомощность, стал рвать волосы, бить себя в грудь и плакаться, что здоровье его ухудшается с каждым днем. Разговор этот я записал на пленку, а вот сфотографировать сообщников не удалось — было слишком темно, не применять же «вспышку»!
Шакир-советчик, по-видимому, умел стараться, когда хотел. На другой день он вошел в склеп, протянул своему хозяину паспорт и рухнул на пол.
— Адылджан, вы б знали, как я измотался из-за этих «корочек». Но еще раз доказал, что готов умереть ради вас! — прохрипел он.
— Ну, как же, и милиции, возможно, известно, что вы мне настоящий друг, Шакирджан, — «поблагодарил» Адыл. — В одном деле замешаны, как тут не подружиться.
— Вы, оказывается, и сегодня в саване, — ухмыльнулся Шакир-советчик. — Признаться, гляжу на вас двоих в саване — и душа уходит в пятки.
— Вы савана не бойтесь, — поучающе заметил Могильщик Суфи. — В конце концов и вас завернут в него.
— Да, но вы надели его чуточку раньше… — ответил Шакир колкостью на колкость. Однако Могильщик и не думал отступать.
— Если хотите, могу сейчас принести и вам один…
Адыл-баттал не знал, куда себя деть от радости. Шакир тоже был счастлив, добился богатства, о котором мечтал всю жизнь. Облегченно чувствовал себя и Могильщик. Он надеялся, что Адыл-избавитель, обзаведясь паспортом, поскорее сгинет с глаз долой, и он, Суфи, вернется в спокойное лоно мечети Ходжа Ахрару Вали. Вот почему они так развязно шутили, смеялись.
Шакир-советчик, спохватившись, поспешил распрощаться. Пожелал Адылу-хитрецу счастливого пути, доброго здоровья везде и всегда. Потом напомнил, что полковник их общий враг до конца дней, и попросил Аббасова непременно убрать Атаджанова.
— Бог даст, послезавтра в мечети Ходжа Ахрару Вали мы будем отпевать его! — пообещал Адыл-разбойник, сверкнув глазами.
Они даже обнялись, прощаясь. Я отвернулся. Стало как-то не по себе, глядя, как человек в саване обнимает человека, который еще не надел его.
У нас было договорено: если Шакир-«консультант» пойдет домой с золотом, проводить его до ворот кладбища и дать сигнал стоявшим в засаде милиционерам, посветив спичкой. Вот мелькнул огонек и тотчас за воротами послышалась возня, приглушенные голоса: «Стой, ни с места!», «Что это такое?! Я буду жаловаться!», «Тихо! Руки!», — и опять кладбище погрузилось в пучину мертвой тишины. Все в порядке, решил я удовлетворенно и поспешил обратно в склеп: следовало выяснить дальнейшие планы преступников. Но я, видно, опоздал: Адыл-баттал и Могильщик Суфи навострились уже прятать золото. К тому же они, кажется, успели обговорить, как убрать с пути моего наставника. И неизвестно, на какое время назначено покушение… Нет, теперь времени терять нельзя, надо действовать быстро и решительно.
Я осторожно вытащил из карманов Аббасова новый паспорт, два пистолета и деньги. Затем обчистил Могильщика: выгреб даже истершиеся, позеленевшие пятаки, не говоря о двух пачках пятидесятирублевок.
Уложил все это в стальной сундук. Держись, Адыл-злодей! Твоя жизнь в моих руках, вот в этом продолговатом, покрытом рясавчиной сундуке. Ты ведь Див, чудовище из сказок, перебравшееся в нашу жизнь, и ты шагу не посмеешь ступить из склепа, если исчезнет этот сундучок! Так что занимай свое место в гробу и дожидайся нас.
— Прощай, мой шах, одетый в саван! — прошептал я и, с трудом взвалив тяжелый сундук на плечо, отправился в отделение.
Избавившись от тяжелой ноши, я пошел домой. Уже открывая дверь ключом, услышал пронзительный звон телефона. Подбежал, схватил трубку.
— Хашим! — раздался крик Салимджана-ака.
— Я слушаю!
— Собирайся немедленно!
— Что случилось?
— Поступило сообщение, что люди обнаружили на кладбище два живых трупа…
— Да уж не Адыла ли негодяя с Могильщиком?
— В том-то и дело! Толпа преследует их…
Пока я поспешно одевался, у ворот засигналила дежурная машина. Салимджан-ака подвинулся, я плюхнулся рядом. «Волга» рванулась вперед и понеслась по улицам, оглашая их воем сирены, но вдруг мотор почихал и заглох. Водитель вырулил машину к обочине, остановил. На лбу его выступили крупные капли пота.
— Что там у тебя? — искрикнул Салимджан-ака.
— Простите, товарищ полковник. Я виноват… это… это моя вина…
— В чем дело, тебя спрашивают!
— Бензин кончился… Забыл заправиться с вечера…
— Разгильдяй! — вскипел Салимджан-ака, резко открывая дверцу. — Давно пора было выгнать тебя в три шеи!
Мы вышли на дорогу: ни одной машины. Топать к кладбищу не имело никакого смысла. Свернули направо, прошли улицу Яккачинар и вышли на Мукими — так до отделения было ближе.
Вдруг из-за угла вынеслась толпа, впереди которой бежали, словно два спринтера, живые трупы в саванах. И правда, им мог бы позавидовать любой спортсмен — скорость они развили самую невероятную; мы не успели и глазом моргнуть, как они проскочили мимо.
Толпа была уже человек в пятьдесят и все увеличивалась. В основном, старики, но были здесь и люди средних лет, и молодые, и около десятка ребятишек, которые свистели, улюлюкали и пытались кидать камушки в убегающих поверх голов преследующих. Шум, крики, топот множества ног…
Толпа стала настигать беглецов, когда вдруг Могильщик Суфи остановился, закрутил над головой длинным посохом.
— Ха-а-ё Ходжа Ахрару Вали! — дико завизжал он. От неожиданности толпа остановилась, отпрянула назад. Беглецы понеслись дальше, воспользовавшись секундным замешательством преследователей…
Мы только потом выяснили, почему пришлось отщепенцам раньше времени покинуть свое убежище. Всему послужила причиной моя поспешность.
Адыл-хитрец тотчас обнаружил исчезновение стального сундука.
— Послушай, Могильщик, ты брось такие шутки шутить! — рявкнул он.
— О каких шутках вы говорите, мой избавитель? — удивился Суфи.
— Ты же вытащил у меня пистолеты!
— Упаси боже, зачем они мне?!
— Постой, постой, ты и кинжал спер?!
— О создатель! — простонал Могильщик.
— Ия, паспорт тоже исчез?!
— О всевышний! — пошатнулся от ужаса Суфи.
— Оставь всевышнего в покое! — завизжал, свирепея, Адыл-баттал. — Где сундук? Куда ты припрятал золото?
Могильщик Суфи тоже почувствовал неладное, ощутив удивительную пустоту карманов.
— Что вы обвиняете меня, когда сами выгребли из моих карманов все до последней копейки?! — Он начал зловеще подниматься с места. — Глядите, в карманах один ветер гуляет! Вы стащили у меня даже перочинный ножичек!
— Предатель!
— Мелкий воришка! — И два живых трупа кинулись друг на друга с кулаками. Адыл был зол как сто чертей, ведь он потерял все, что имел, и надежду на спасение. Ну, а Могильщик, старый рецидивист, не впервые участвовал в подобных побоищах да еще так отъелся на дармовых харчах, что только держись! В общем, они так измочалили друг друга, что оба без сил рухнули на пол. Будь бедный шейх Адыл живым, долго бы ломал голову, кому присудить пальму первенства.
Некоторое время они сидели, привалясь спиной к стене, буравя врага глазами.
— Где сундук?
— Отдай перочинный ножичек!
— Куда спрятал пистолеты?
— Деньги забрал, хоть мелочь оставил бы на проезд!
После этого драка возобновилась с новой силой. В склепе раздавались лишь глухие звуки ударов и возгласы: «Вот тебе пистолеты, ё Ходжа Ахрару Вали!», «Вот тебе перочинный ножичек, ё Джамшид!»
В это время мимо склепа проходил некий богобоязненный старец Абдураззак-ата, который решил перед утренней молитвой посетить могилу снохи, скончавшейся при родах, и услышал шум, глухие вскрики, тяжелое сопение. Поначалу он испугался, подумав, неужели, мол, наш святейший шейх Адыл воскрес; но любопытство взяло верх, заглянул в щель двери и увидел, как два… покойника в саванах дубасят друг друга.
Старик перетрусил теперь не на шутку, прямиком бросился бежать к мечети Ходжа Ахрару Вали, где уже собралось человек тридцать молельщиков. Старики коротко посовещались и вскорости окружили склеп тесным кольцом. Но никто не осмеливался подойти к дверям. Тогда имам мечети показал небывалую храбрость: открыл дверь и отпрянул, выкрикнув:
— Будь ты самим шайтаном — изыди!
Ответа не последовало.
— Будь ты привидением иль ангелом — изыди!
Опять безрезультатно. Тогда имам догадался, что дело нечисто, что силы небесные здесь ни при чем и пора прибегнуть к силам земным.
— Закир-кары, бегите, позвоните в милицию!
Не успел он произнести эти магические слова, как из склепа выскочил вначале длинный мертвец с палкой в руке, за ним — мертвец-коротышка. Они стремглав припустились к задним воротам кладбища. Молельщикам ничего другого не осталось, как броситься в погоню, подхватив под мышки галоши, то и дело слетающие с ног…
Дальше — больше: к преследователям стали присоединяться все новые и новые помощники — подметающие улицу дворники, разносчики молока, рабочие, возвращающиеся из ночной смены, старухи, вставшие спозаранок замесить тесто. Толпа все увеличивалась, как снежный ком, долго преследовала преступников, пока не окружила вконец обессилевших «покойничков». Но подходить к ним никто не осмеливался.
— Неужто это привидение святого шейха Адыла? — предположил кто-то. — Тогда кто же второй?
— А может, воры, прятавшиеся в склепе?
— Да что ты, разве остались воры в нашем городе?!
— А может, их похоронили по ошибке? Ведь бывает так…
— А чего тогда они прячут лица? И почему убегали?
— Кажется, боятся.
— Тогда точно — воры!
— Возможно, это артисты, репетирующие роль воров?
— Вполне. Говорят же, что скоро экранизируют «Гёроглы Султана».
— Чудеса!
— Когда настанет светопреставление, сосед, говорят, святейший отец Баховутдин восстанет из могилы!
— Эй, святейшие, покажите-ка свой светлейший лик!
В это самое время мы настигли толпу, запыхавшиеся, взмыленные, как кони, и устремились к преступникам, расталкивая людей.
— Хашим, чего смотришь, раскрой им лица, пусть увидят люди! — распорядился Атаджанов.
Я сдернул саваны с живых трупов. Толпа пораженно ахнула, на миг застыла, как загипнотизированная, потом всколыхнулась, точно море при шторме.
— Так ведь это вовсе не шейх Адыл, а Адыл-баттал!
— Главарь всех воров. Недалеко же убежал…
— От народа не убегут!
— Взяточник!
— Лжец!
— Клеветник!
— Бей их! — выкрикнул кто-то.
Ненависть к преступникам, видно, была, что бомба замедленного действия, и вот теперь она взорвалась. Словом, артобстрел был что надо, и следует признать, основной удар достался мне с Салимджаном-ака: ведь мы должны были защитить преступников от самосуда. Не знаю, чем бы кончилось дело, не подоспей дружинники.
Мы кое-как доставили Аббасова и Могильщика в отделение, уложили на диван. Вот Адыл-баттал открыл мутные глаза.
— Пить…
Салимджан-ака подал ему стакан воды. Аббасов принял его дрожащими руками, облизнулся, но в этот момент взгляд его стал более осознанным — отшвырнул стакан, метя в полковника.
— Нет! Я еще не мертв, я не умру! — закричал он, из последних сил порываясь встать. Зубы его стучали, глаза округлились, изо рта показалась пена, с лица градом лил пот. Он привстал, опершись на руку, и выкрикнул опять, задыхаясь:
— Что-то сердце… Нет, я не умру!
— Да, еще будете жить, — хладнокровно вставил Салимджан-ака. — Перед судом ведь отвечать за все надо.
— Преступление бессмертно!
— Успокойтесь.
— Милиции никогда не дождаться покоя!
— Выпейте водички.
— Салим! Я тебя задушу собственными руками! — крикнул Адыл-негодяп, бросаясь на полковника с протянутыми руками, но тут же сник, упал ничком на диван и сполз на пол. Адыл Аббасов был мертв. Уложив тело на диван, мы вызвали врача-экеперта…
Жены отказались забрать останки Адыла-хитреца, поэтому на четвертый день его похоронили на средства милиции. Самад-ака Кадыров предложил прибить на столбе у его могилы дощечку со следующей надписью:
«ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕН АДЫЛ АББАСОВ — ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ВОРОВСТВА, ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА, РВАЧЕСТВА, ЖАДНОСТИ, СТЯЖАТЕЛЬСТВА, ВЫСОКОМЕРИЯ, ЭГОИЗМА. ГОД РОЖДЕНИЯ НЕ ИЗВЕСТЕН. СКОНЧАЛСЯ 14 ИЮЛЯ НА РАССВЕТЕ».
В тот день город вздохнул глубоко и свободно, точно и в самом деле избавился от гнета сказочного чудовища — Дива. И казалось, птицы защебетали веселее, солнечные лучи стали теплее, цветы еще краше и душистее. Детишки приналегли на мороженое, а мужчины исподтишка («Как бы не засекли милиционеры или дружинники!») пропустили рюмочку-другую.
Преступность в лице Адыла-баттала была зарыта в сырую землю. Горожане, хоть и неофициально, устроили себе праздник. «Прощай, баттал!» — не печалясь, как вы понимаете, воскликнул ваш покорный слуга, то есть я, Хашимджан, и тоже присоединился к веселью.
Город мой цветущий
Таким образом, дорогие мои друзья, вот и заканчиваю я свой рассказ, где всего было понемножку: и правды, и вымысла, и грусти, и радости. Вы, дорогие читатели, надеюсь, сами поймете, догадаетесь, что и в последней главе ваш Хашимджан опять забегает вперед. Но так будет, обязательно будет. Знаю, знаю, порядком надоел вам, но если признаться откровенно, сам тоже устал. Я мог бы, конечно, на этом поставить точку и распрощаться с вами, но вижу, все-таки надо еще подвести кое-какие итоги.
После того как в нашем городе блюстителем порядка стал народ, мы, милиционеры, поневоле превратились в настоящих бездельников: то играем в шашки, то в «слова», а однажды составили футбольную команду и сыграли со старшеклассниками одной школы. Матч проиграли со счетом восемнадцать — ноль. Попробовали организовать художественную самодеятельность и выступать с концертами, но Сурата-ака назначили редактором районной газеты, и поэтому из нашей новой затеи тоже ничего не вышло.
Майор товарищ Халиков перевелся в отделение милиции Багишамала.
Самада-ака проводили на пенсию. Прощание было очень трогательным.
Вот в такой период, когда работники нашего отделения разбредались кто куда, Салимджана-ака и председателя исполкома товарища Умарова неожиданно вызвали в Ташкент в Министерство. Право слово, я с опаской ждал возвращения наставника, мало ли что?.. Но Салимджан-ака вернулся довольный, сияющий.
— Хашим, сынок! — воскликнул он, обняв меня.
— Значит, опять поздравлять? — спросил я осторожно.
— Не меня надо поздравлять, а я должен поздравить! Тебя, всех наших товарищей.
— Благодарю, товарищ полковник, от имени всех коллег-тунеядцев! — воскликнул я, стукнув каблуками и отдавая честь.
Итак, вот с чем поздравлял меня Салимджан-ака. Состоялась официальная церемония передачи функций отделения милиции в руки представителей народных дружин. В торжестве участвовали сотрудники Министерства, областного управления. Сурат-ака на общественных началах назначался руководителем районной добровольной милиции. ОБХСС возглавил наш славный пенсионер Мамаразык-ака. Начальником угрозыска стала, по предложению женщин района, Мархамат Касымова, недавно вышедшая на пенсию, а до этого тридцать восемь лет проработавшая судьей, энергичная женщина. Район наш объявили опытно-показательным. Представитель Министерства закончил свое выступление словами: «Товарищи, теперь дело за вами, держитесь! На вас смотрит вся страна!» При этом вся масса народа, собравшаяся на главной площади города, крикнула как один:
— Не беспокойтесь, не подведем!
Это прозвучало клятвой.
На другой день девять наших работников выехали в девять районов области для передачи опыта. Салимджан-ака начал оформлять документы на пенсию.
А мы с Фаридой… Да, кстати, бабуля моя сама ходила сватать и с первого захода обделала дело. Хотя ее приняли очень тепло, она сразу заявила, что в случае отказа всей семье не поздоровится. Те посмеялись и сказали, что дело до этого не дойдет.
Я решил вернуться в свой родной кишлак, заново открыть парикмахерскую имени покойного моего учителя уста Усмана Акрамова. Свадьбу мы с Фаридой решили отложить до осени, к сезону созревания урожая. Конечно, ее можно было справить и пораньше, но упрямая моя бабушка решила во что бы то ни стало пошить восемнадцать матрацев и восемнадцать одеял, и ни одним меньше!
Я три дня подряд спорил с Салимджаном-ака, который стал самым дорогим мне человеком, с которым мы делились и радостью, и горем. Я настаивал:
— Поедемте в кишлак, вот где вы развернетесь со своим цветоводством.
— Нет, ты останешься в городе. Дай на старости лет понянчить внуков! — возражал полковник.
— Поедемте, поедемте, вот увидите, как будет хорошо.
— Не могу… — отказывался Салимджан-ака и вздыхал. — Не могу я оставить бесприютной могилку жены…
Так мы спорили — то ругались, то целовались — три дня подряд. На четвертый день Салимджан-ака появился в дверях взволнованный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28