Моя покойная сестра Элоина была очень строга в этом вопросе, но привязанность заставляла ее видеть меня высоким и даже стройным. Ваше мнение, конечно, вернее, не в силу требовательности, а ввиду его объективности. Но, я думаю, в мужчинах надо обращать внимание на то, что у них в голове, а остальное вторично. И потому меня обнадеживает, что больше всего во мне Вам по душе интеллектуальный облик, который только акцентируется, вне сомнений, новой оправой моих очков. Тут, в любом случае, вы не заблуждаетесь, поскольку, если не считать недолгого периода службы рассыльным, я в жизни не знал иных занятий, кроме чтения и письма. Мои руки не способны ни к чему, кроме работы пером. Потому-то моим первым желанием, после выхода на пенсию, стало научиться хоть что-нибудь делать руками, а именно сеять и жать, так как для испытания себя на других поприщах было наверняка поздно.
Я не знал, что Ваш сын учится на факультете информационных наук, ни тем паче того, что для своей диссертации он интересуется предварительной цензурой в первые послевоенные годы. Действительность была не столь мрачна и достойна сожаления, как ему представляется, но, если он желает, мне не трудно рассказать о принудительных назначениях директоров, отстранениях от должности как мере предосторожности, сокращенных нормах типографской бумаги, обязательных инструкциях, категорических запретах и прочем, хотя, откровенно говоря, я посоветовал бы ему не ворошить прошлое, а устремить свой взгляд в будущее. Задумывался ли Ваш сын о завтрашнем дне испанских журналистов? Меня не удивляет, когда молодежь чувствует влечение к этой отчаянной, влиятельной и рискованной профессии, однако правда состоит в том, что не все то золото, что блестит. Знаком ли Ваш сын со статистикой «Фигаро», согласно которой нынешнего числа дипломированных испанских журналистов достаточно, чтобы покрыть все вакантные места, которые появились бы во всей Европе (!) вплоть до двухтысячного года? Мрачная перспектива. И словно этого мало, сегодня провозглашается, что свобода слова хороша сама по себе, без дипломов и званий, иначе говоря, что для занятия журналистикой теперь достаточно будет шариковой ручки да немного здоровой наглости. Каково? Какой смысл тогда в наших усилиях, в усилиях моего поколения? Вот, на мой взгляд, что требует серьезного изучения, а вовсе не ушедшие в прошлое случаи давления и цензуры. Сегодняшние молодые любят занимать время, тратя его понапрасну, то есть, чтобы Вам было понятно, посвящать себя бесполезным вещам, исследованиям, которые ничему не служат, В прошлый четверг в Корнехо, в помещении музея, обосновались четверо новоиспеченных биологов, которые целыми днями только и делают, что охотятся на крыс. Когда я разговариваю с ними, меня поражает полное отсутствие у них прагматизма. Работают, лишь бы работать, для самооправдания, дабы делать вид, что чем-то заняты. По вечерам расставляют свои ловушки, а с утра вновь разбирают. Такова их задача. И к каким же выводам они пришли? Вы только представьте себе: оказывается, вопреки утверждениям научных трудов мохнатая северная крыса водится не только в Пиренеях, но и в наших краях! Их просто раздуло от гордости за свое открытие, но на мой взгляд, сеньора, все это так же бессмысленно, как пытаться определить пол ангелов. Что нам, простым испанцам, с того, что теперь учебники укажут дополнительную область распространения мохнатой северной крысы? Разве присутствие пресловутой крысы увеличит плодородность наших полей? Или, может, повысит объем производства и уровень жизни испанцев? Как будто не все равно нам, водится ли эта крыса чуть ниже или чуть выше? Наша страна – страна созерцателей. Вы только посудите: четверо здоровенных парней в самом расцвете сил попусту тратят время на крыс, а в сентябре нам не будет хватать рабочих рук, чтобы убрать фрукты, снова придется оставить их на деревьях, как в другие годы. К чему мы придем таким путем?!
Я прощаюсь с Вами. Послезавтра с Протто Андретти и четой Аспиасу, наваррцами, которые уже несколько лет отдыхают в наших местах, я отправлюсь на коротенькую двухдневную экскурсию к устью Кареса. Обернусь очень быстро. Это маленькое развлечение поможет мне скрасить ожидание Вашего письма, с каждым днем все более желанного.
Искренне Ваш
Э.С.
13 июля
Дорогая!
Пишу Вам в Нисериас, на берегу Кареса, на смотровой площадке над рекой. Кажется, что ты прямо под открытым небом сошел к самому сердцу Земли, – таково величие окружающих меня колоссальных форм, Горный хребет здесь обрывается, и можно разглядеть новые ступенчатые отроги, очертания самых дальних из которых размыты завесой тумана. Иззубренная Пенья-Мельера царит во главе этого ансамбля орографического хаоса, где короткими зимними днями солнце появляется всего на несколько (три, как сказали нам здесь) часов. Проезжаешь перевал Пуэнте-Нанса, на идиллический пейзаж которого накладывают отпечаток суровости мрачные гребни Пиков Европы, и попадаешь в этот подавляющий своим величием каньон, где склоны и утесы, при всей своей отвесности, покрыты беспорядочной и разнообразной растительностью: бук, дуб, каштан, ольха, ясень, орешник… Бог мой, какая ботаническая мешанина! А внизу, на самом дне ущелья, река. Однако, сдается мне, что Карес утратил свою прозрачность, ту удивительную голубизну, что выделяла его из всех рек старой Европы. Неужели и это, друг мой, результат загрязнения?
Нежно вспоминающий Вас в горах
Э.С.
20 июля
Дорогая Росио!
Мне кажется похвальным твое предложение перейти на «ты» и доводы, приводимые тобой: «Мы же зрелые люди, а не старички». Именно. Так оно и есть. И теперь, когда мы на пороге полной откровенности, признаюсь, что твои первые «ты» пробудили во мне невыразимое ощущение, одновременно молодящее и эротическое. А «твоя Росио», которым заканчиваешь ты письмо, говорит об интимности, о близости, в высшей степени обнадеживающей меня.
С самых первых писем я чувствовал искушение подсказать тебе то, что теперь предлагаешь ты, однако так и не осмелился. Я всегда был робок и нерешителен, особенно с женщинами, В герои я не гожусь, В свои 65 лет так и не научился первым проходить в дверь. Видно, я родился с каким-то комплексом подчиненности, от которого не сумел избавиться. Мне думается, это происходит в Кастилии со всеми, кто, как я, родом из деревни. Переезд в столицу, усилия, затрачиваемые, чтобы тебя признали, – такое с самого начала ставит в зависимое и, я бы даже сказал, подневольное положение.
Для меня перейти на «ты» – это словно бы приглашение снять галстук и беседовать с тобой в пижаме (не усматривай здесь никакой задней мысли), отбросив всякие церемонии. Как только в наших отношениях пропадает этот сковывающий момент, автоматически исчезают робость и недоверие. Ведь робкий человек недоверчив по сути своей. Он не верит в себя, мнителен в отношении своей внешности, подозрителен ко всему окружающему. Тебе никогда не случалось чувствовать, что ты мешаешь? Никогда не было ощущения, что ты некстати, когда случалось наткнуться на кого-то, вторгнуться в компанию или войти в контору? Малодушие делает нас мнительными, лишает непосредственности и, как следствие, снижает возможности нашей ассимиляции. Мы вполне отдаем себе в этом отчет, однако охвачены неодолимым страхом, с которым невозможно справиться. Ах, если б можно было его победить! Тогда б мы избавились от робости. А так мы оказываемся в положении людей, которых не замечают, что в свою очередь приводит нас в состояние напряжения, чреватое взрывом. Агрессивность робких людей, беспричинная и нелепая, вошла в пословицу. Упаси нас Боже от агрессивной робости!
Но я расфилософствовался, друг мой, тогда как следует благодарить тебя за данное мне новое свидетельство доверия. После прочтения твоего письма я считаю тебя более своей или, точнее говоря, впервые чувствую некоторые права на тебя. Нет сомнений, общение на «ты» сближает, и сейчас, покрывая своими каракулями эти листки, я испытываю блаженное ощущение, будто шагаю подле тебя по парку Марии-Луисы, там, в Севилье, беззаботно болтая о том о сем. Когда же это осуществится наяву?
Здесь у нас все идет нормально. Днем погода теплая, без эксцессов, но после захода солнца начинает дуть норд, упорный и крайне коварный ветерок, вынуждающий надевать жилетку. Вчера вечером я встретился на площадке для игры в шары с Анхелем Дамианом, Аспиасу и Протто Андретти. Кстати, этот, как всегда, увильнул, когда пришла пора покрывать расходы на экскурсию, которые с ресторанными счетами и подорожавшим бензином составили кругленькую сумму. Согласись, дорогая, с ценами творится какое-то безобразие, дошло до того, что просто невозможно выбраться куда-то из дому. Самая скромная еда в придорожном ресторанчике, без десерта и с бочковым вином, обходится в пятьсот песет. Каково? Мы ели пять раз, не считая завтраков, так что можешь прикинуть. И это за какую-то двухдневную экскурсию. Правда, для Протто все равно, два дня или полдюжины, он-то вечный нахлебник. Причем любопытно, что этот тип не умеет болтать ни о чем другом, кроме денег, хотя бумажник он не вытащит даже на спор. Разговоры о деньгах меня угнетают, не говоря уже о том, что тратить их, а затем разглагольствовать об этом – горько вдвойне: когда платишь и когда вспоминаешь. А потом, зачем же изобретались деньги, как не для того, чтоб их тратить?
Ты, наверно, спрашиваешь себя, откуда здесь взялся тип с подобным именем. Я тебе расскажу. Дед Протто приехал в наши края с французами, в прошлом веке, на строительство железной дороги Алар-дель-Рей – Сантандер. В Рейносе он познакомился с девушкой, женился на ней и перебрался жить в Эпсиносу, где поставил лесопилку, прогоревшую после истребления лесов. Протто, единственный парень среди его внуков, когда подрос, отказался эмигрировать, взял жену из столицы, некую Нарсису, и, будучи убежден, что наша зона богата природными ископаемыми, снова пустил в эксплуатацию невесть с каких пор заброшенный рудник в Седеньи, в двух шагах отсюда, где раньше добывали медь. Место это очень красиво. На горных срезах подле дороги проступают синие и зеленые прожилки азурита и малахита, однако, по словам знатоков, месторождение нерентабельно. Может, оно и стало бы приносить доход, кабы вложить в него денег, но только не при том кустарном способе разработки, каким пользуется Протто, каждое утро привозящий на фургоне полдюжины поденщиков. Так или иначе, рентабелен рудник или нет, хоть хозяин при деле. Но тут выкинула номер жена – бросила опостылевшую деревню и в поисках подобающих условий перебралась в Эспиносу, а оттуда в столицу. Томясь в деревне, эта дамочка, чтобы не сидеть без дела, развлекалась тем, что рожала каждый год по ребенку. На седьмом она остановилась и как-то утром исчезла из дома, оставив Протто записку, где сообщала, что сыта детьми по горло и отправляется в Венесуэлу с каким-то профсоюзным деятелем. Можешь представить себе изумление в столице и во всем районе при этом известии. Мужчину в самом расцвете сил бросают с семью ребятишками, старшему из которых девять лет. Даже волчица не поступила бы так! И с того дня Протто принялся наживаться на общественном сочувствии, как раньше на малахите да азурите со своего рудника, только с большей выгодой. С тех пор бумажник его закрылся, и на сегодняшний день за все без малого двадцать лет он еще ни разу не оплатил в баре ни одного круга. Дети его уже вымахали и всегда встречают поддержку, когда нужно куда-нибудь устроиться. Наш народ, жесткий от природы, смягчается перед мелодрамой. История Итальянца, как видишь, весьма поучительна. Но одно дело сочувствие, а совсем другое – злоупотребление, и если Протто не располагает средствами, то лучшее, что он может сделать, – позабыть об экскурсиях и сидеть дома. В конце концов, поездка к устью Кареса – не вопрос жизни и смерти.
С нетерпением жду от тебя новостей и снимок. Только ты правишь, царишь в моем бедном одиноком сердце.
Э.С.
26 июля
Боже мой, дорогая, ты ли это?! Возможно ли, чтобы живая, свободная, беззаботная девушка, простирающая руки к небу, склонив на песок колени, была тобой? Глядя на твое полуобнаженное тело (твои прелести прикрыты только двумя крошечными полосками материи), я понимаю, что можно обмануть время. Обидишься ли, если скажу, что тебе не дать и половины твоего возраста? Я смущен, дорогая, как подросток перед первым эротическим видением, и в то же время чувствую себя непоправимо старым и немощным. С тех пор, как Моисес принес мне вчера твое письмо с фотографией, я нахожусь в состоянии совершенного упоения. Хотел писать тебе сразу, но руки, все мое существо парализованы твоей красотой. Немногие женщины твоего возраста осмелились бы сняться в бикини. Прости за нескромность: сколько лет назад сделан этот снимок? Ты только что из воды, правда? Твои волосы намокли, распрямились, прилипли ко лбу, но не утратили свой золотистый оттенок, а по рукам скользят капли воды, блестя в лучах солнца, к которому ты подняла глаза. Затылок остался в тени и не совсем виден, но как же грациозно переходит твоя голова в туловище, какой изящный и гармоничный изгиб! Хоть и говорят, что женщина, по сути, это волнистая линия, никто не обращает внимания на этот выгиб, внешне такой непримечательный, но столь важный на самом деле. У многих людей голова не сочетается с туловищем, и каждый смотрится сам по себе. У тебя же, напротив, голова является продолжением тела, твоих движений, этих торжествующе воздетых рук, и во всем чувствуется удивительная соразмерность, девическая пропорциональность, а также неумеренное желание жить. А что и говорить о цвете! Ореховый оттенок твоих плеч, слегка размытый на боках и бедрах, придает телу рельефность. Как хорошо ты загорела! Легкость, с какой ты усваиваешь загар, – еще одно доказательство того, что у тебя превосходное тело. Есть люди, которых загар не берет, чья кожа отражает солнце, так что дневное светило только напрасно усердствует изо дня в день. Кожный покров у них, как правило, белесого цвета, холодный, липкий. Ты зато принимаешь и впитываешь солнце, и его лучи золотят твои члены, твои плечи эфеба, всю тебя.
Что же еще? Ты спросишь: «А есть еще что-то?» И я скажу тебе: есть, дорогая, есть – гладкий и тугой живот, глядя на который отказываешься верить, что ты выносила троих детей; ляжки – удлиненные, точеные, мощные и призывные, достойные двадцатилетней спортсменки. Наконец, невыразимая прелесть твоих грудей, маленьких и крепких, словно две шишечки, таких же, как у моей покойной сестры Рафаэлы, когда в свое время загорала она на этой самой галерее, где пишу я сейчас. Давала ли ты грудь детям, любовь моя? Просто невероятно.
В женщине не следует поочередно анализировать деталь за деталью, порознь, сначала глаза, потом талию. На что нужно смотреть, так это на соответствие отдельных частей, то есть сочетается ли данный нос с этими волосами, а волосы – с бедрами. Скажешь, одно не имеет отношения к другому? Неверно, дорогая, это ошибочный подход. Все части тела соотносятся между собой. Нельзя утверждать априори, что, допустим, круглый пупок более или, наоборот, менее красив, чем пупок неправильной формы. Обычно бесформенный пупок указывает на грузный, объемистый, свисающий живот, но это не обязательно так. Иногда такой пупок таит в себе некое восточное коварство. А вот в твоем случае круглый пупок гармонирует не только с формой глаз, но и особенно со сферичностью грудей и округлостью бедер.
Глядя на твой образ, какая-нибудь экзальтированная душа воскликнула бы в пароксизме восторга, что у твоего тела пропорции греческой статуи. И при этом даже не смутилась бы, тогда как на самом деле греческие пропорции еще нуждаются в комментариях. Сказать женщине, что она сложена, ну, например, как Венера Милосская, – значит, на мой взгляд, сделать ей очень неважный комплимент. Для меня Венера как женщина крупна, она широка в талии, а груди ее – груди матроны. Нет, это не мой тип. Где, ответьте мне, упругость тела у Венеры Милосской? А разве может быть красота в женском теле без упругости? Нет, Это все не то, именно так, это все не то, как сказал поэт, правда, в совсем иных обстоятельствах.
Думаю, пора признаться тебе, наконец, что несмотря на свои 65 лет я никогда не знал женщины в библейском смысле. Мужчина я собой не видный, и нельзя сказать, чтобы моя внешность привлекала женщин, но, кроме того, лучшие годы молодости я провел среди книг и бумаг, не имея времени ни на что другое, Оставалось старое как мир средство – продажная любовь, но к нему, веришь или нет, я никогда не прибегал, и не из добродетели, а оттого, что позорная торговля телом не только не возбуждала меня, но вызывала отвращение. При всем том, однако, и у меня есть глаза, и, посещая бассейны и пляжи, я рассматривал множество женщин самого разного возраста, и потому теперь вполне могу сравнивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Я не знал, что Ваш сын учится на факультете информационных наук, ни тем паче того, что для своей диссертации он интересуется предварительной цензурой в первые послевоенные годы. Действительность была не столь мрачна и достойна сожаления, как ему представляется, но, если он желает, мне не трудно рассказать о принудительных назначениях директоров, отстранениях от должности как мере предосторожности, сокращенных нормах типографской бумаги, обязательных инструкциях, категорических запретах и прочем, хотя, откровенно говоря, я посоветовал бы ему не ворошить прошлое, а устремить свой взгляд в будущее. Задумывался ли Ваш сын о завтрашнем дне испанских журналистов? Меня не удивляет, когда молодежь чувствует влечение к этой отчаянной, влиятельной и рискованной профессии, однако правда состоит в том, что не все то золото, что блестит. Знаком ли Ваш сын со статистикой «Фигаро», согласно которой нынешнего числа дипломированных испанских журналистов достаточно, чтобы покрыть все вакантные места, которые появились бы во всей Европе (!) вплоть до двухтысячного года? Мрачная перспектива. И словно этого мало, сегодня провозглашается, что свобода слова хороша сама по себе, без дипломов и званий, иначе говоря, что для занятия журналистикой теперь достаточно будет шариковой ручки да немного здоровой наглости. Каково? Какой смысл тогда в наших усилиях, в усилиях моего поколения? Вот, на мой взгляд, что требует серьезного изучения, а вовсе не ушедшие в прошлое случаи давления и цензуры. Сегодняшние молодые любят занимать время, тратя его понапрасну, то есть, чтобы Вам было понятно, посвящать себя бесполезным вещам, исследованиям, которые ничему не служат, В прошлый четверг в Корнехо, в помещении музея, обосновались четверо новоиспеченных биологов, которые целыми днями только и делают, что охотятся на крыс. Когда я разговариваю с ними, меня поражает полное отсутствие у них прагматизма. Работают, лишь бы работать, для самооправдания, дабы делать вид, что чем-то заняты. По вечерам расставляют свои ловушки, а с утра вновь разбирают. Такова их задача. И к каким же выводам они пришли? Вы только представьте себе: оказывается, вопреки утверждениям научных трудов мохнатая северная крыса водится не только в Пиренеях, но и в наших краях! Их просто раздуло от гордости за свое открытие, но на мой взгляд, сеньора, все это так же бессмысленно, как пытаться определить пол ангелов. Что нам, простым испанцам, с того, что теперь учебники укажут дополнительную область распространения мохнатой северной крысы? Разве присутствие пресловутой крысы увеличит плодородность наших полей? Или, может, повысит объем производства и уровень жизни испанцев? Как будто не все равно нам, водится ли эта крыса чуть ниже или чуть выше? Наша страна – страна созерцателей. Вы только посудите: четверо здоровенных парней в самом расцвете сил попусту тратят время на крыс, а в сентябре нам не будет хватать рабочих рук, чтобы убрать фрукты, снова придется оставить их на деревьях, как в другие годы. К чему мы придем таким путем?!
Я прощаюсь с Вами. Послезавтра с Протто Андретти и четой Аспиасу, наваррцами, которые уже несколько лет отдыхают в наших местах, я отправлюсь на коротенькую двухдневную экскурсию к устью Кареса. Обернусь очень быстро. Это маленькое развлечение поможет мне скрасить ожидание Вашего письма, с каждым днем все более желанного.
Искренне Ваш
Э.С.
13 июля
Дорогая!
Пишу Вам в Нисериас, на берегу Кареса, на смотровой площадке над рекой. Кажется, что ты прямо под открытым небом сошел к самому сердцу Земли, – таково величие окружающих меня колоссальных форм, Горный хребет здесь обрывается, и можно разглядеть новые ступенчатые отроги, очертания самых дальних из которых размыты завесой тумана. Иззубренная Пенья-Мельера царит во главе этого ансамбля орографического хаоса, где короткими зимними днями солнце появляется всего на несколько (три, как сказали нам здесь) часов. Проезжаешь перевал Пуэнте-Нанса, на идиллический пейзаж которого накладывают отпечаток суровости мрачные гребни Пиков Европы, и попадаешь в этот подавляющий своим величием каньон, где склоны и утесы, при всей своей отвесности, покрыты беспорядочной и разнообразной растительностью: бук, дуб, каштан, ольха, ясень, орешник… Бог мой, какая ботаническая мешанина! А внизу, на самом дне ущелья, река. Однако, сдается мне, что Карес утратил свою прозрачность, ту удивительную голубизну, что выделяла его из всех рек старой Европы. Неужели и это, друг мой, результат загрязнения?
Нежно вспоминающий Вас в горах
Э.С.
20 июля
Дорогая Росио!
Мне кажется похвальным твое предложение перейти на «ты» и доводы, приводимые тобой: «Мы же зрелые люди, а не старички». Именно. Так оно и есть. И теперь, когда мы на пороге полной откровенности, признаюсь, что твои первые «ты» пробудили во мне невыразимое ощущение, одновременно молодящее и эротическое. А «твоя Росио», которым заканчиваешь ты письмо, говорит об интимности, о близости, в высшей степени обнадеживающей меня.
С самых первых писем я чувствовал искушение подсказать тебе то, что теперь предлагаешь ты, однако так и не осмелился. Я всегда был робок и нерешителен, особенно с женщинами, В герои я не гожусь, В свои 65 лет так и не научился первым проходить в дверь. Видно, я родился с каким-то комплексом подчиненности, от которого не сумел избавиться. Мне думается, это происходит в Кастилии со всеми, кто, как я, родом из деревни. Переезд в столицу, усилия, затрачиваемые, чтобы тебя признали, – такое с самого начала ставит в зависимое и, я бы даже сказал, подневольное положение.
Для меня перейти на «ты» – это словно бы приглашение снять галстук и беседовать с тобой в пижаме (не усматривай здесь никакой задней мысли), отбросив всякие церемонии. Как только в наших отношениях пропадает этот сковывающий момент, автоматически исчезают робость и недоверие. Ведь робкий человек недоверчив по сути своей. Он не верит в себя, мнителен в отношении своей внешности, подозрителен ко всему окружающему. Тебе никогда не случалось чувствовать, что ты мешаешь? Никогда не было ощущения, что ты некстати, когда случалось наткнуться на кого-то, вторгнуться в компанию или войти в контору? Малодушие делает нас мнительными, лишает непосредственности и, как следствие, снижает возможности нашей ассимиляции. Мы вполне отдаем себе в этом отчет, однако охвачены неодолимым страхом, с которым невозможно справиться. Ах, если б можно было его победить! Тогда б мы избавились от робости. А так мы оказываемся в положении людей, которых не замечают, что в свою очередь приводит нас в состояние напряжения, чреватое взрывом. Агрессивность робких людей, беспричинная и нелепая, вошла в пословицу. Упаси нас Боже от агрессивной робости!
Но я расфилософствовался, друг мой, тогда как следует благодарить тебя за данное мне новое свидетельство доверия. После прочтения твоего письма я считаю тебя более своей или, точнее говоря, впервые чувствую некоторые права на тебя. Нет сомнений, общение на «ты» сближает, и сейчас, покрывая своими каракулями эти листки, я испытываю блаженное ощущение, будто шагаю подле тебя по парку Марии-Луисы, там, в Севилье, беззаботно болтая о том о сем. Когда же это осуществится наяву?
Здесь у нас все идет нормально. Днем погода теплая, без эксцессов, но после захода солнца начинает дуть норд, упорный и крайне коварный ветерок, вынуждающий надевать жилетку. Вчера вечером я встретился на площадке для игры в шары с Анхелем Дамианом, Аспиасу и Протто Андретти. Кстати, этот, как всегда, увильнул, когда пришла пора покрывать расходы на экскурсию, которые с ресторанными счетами и подорожавшим бензином составили кругленькую сумму. Согласись, дорогая, с ценами творится какое-то безобразие, дошло до того, что просто невозможно выбраться куда-то из дому. Самая скромная еда в придорожном ресторанчике, без десерта и с бочковым вином, обходится в пятьсот песет. Каково? Мы ели пять раз, не считая завтраков, так что можешь прикинуть. И это за какую-то двухдневную экскурсию. Правда, для Протто все равно, два дня или полдюжины, он-то вечный нахлебник. Причем любопытно, что этот тип не умеет болтать ни о чем другом, кроме денег, хотя бумажник он не вытащит даже на спор. Разговоры о деньгах меня угнетают, не говоря уже о том, что тратить их, а затем разглагольствовать об этом – горько вдвойне: когда платишь и когда вспоминаешь. А потом, зачем же изобретались деньги, как не для того, чтоб их тратить?
Ты, наверно, спрашиваешь себя, откуда здесь взялся тип с подобным именем. Я тебе расскажу. Дед Протто приехал в наши края с французами, в прошлом веке, на строительство железной дороги Алар-дель-Рей – Сантандер. В Рейносе он познакомился с девушкой, женился на ней и перебрался жить в Эпсиносу, где поставил лесопилку, прогоревшую после истребления лесов. Протто, единственный парень среди его внуков, когда подрос, отказался эмигрировать, взял жену из столицы, некую Нарсису, и, будучи убежден, что наша зона богата природными ископаемыми, снова пустил в эксплуатацию невесть с каких пор заброшенный рудник в Седеньи, в двух шагах отсюда, где раньше добывали медь. Место это очень красиво. На горных срезах подле дороги проступают синие и зеленые прожилки азурита и малахита, однако, по словам знатоков, месторождение нерентабельно. Может, оно и стало бы приносить доход, кабы вложить в него денег, но только не при том кустарном способе разработки, каким пользуется Протто, каждое утро привозящий на фургоне полдюжины поденщиков. Так или иначе, рентабелен рудник или нет, хоть хозяин при деле. Но тут выкинула номер жена – бросила опостылевшую деревню и в поисках подобающих условий перебралась в Эспиносу, а оттуда в столицу. Томясь в деревне, эта дамочка, чтобы не сидеть без дела, развлекалась тем, что рожала каждый год по ребенку. На седьмом она остановилась и как-то утром исчезла из дома, оставив Протто записку, где сообщала, что сыта детьми по горло и отправляется в Венесуэлу с каким-то профсоюзным деятелем. Можешь представить себе изумление в столице и во всем районе при этом известии. Мужчину в самом расцвете сил бросают с семью ребятишками, старшему из которых девять лет. Даже волчица не поступила бы так! И с того дня Протто принялся наживаться на общественном сочувствии, как раньше на малахите да азурите со своего рудника, только с большей выгодой. С тех пор бумажник его закрылся, и на сегодняшний день за все без малого двадцать лет он еще ни разу не оплатил в баре ни одного круга. Дети его уже вымахали и всегда встречают поддержку, когда нужно куда-нибудь устроиться. Наш народ, жесткий от природы, смягчается перед мелодрамой. История Итальянца, как видишь, весьма поучительна. Но одно дело сочувствие, а совсем другое – злоупотребление, и если Протто не располагает средствами, то лучшее, что он может сделать, – позабыть об экскурсиях и сидеть дома. В конце концов, поездка к устью Кареса – не вопрос жизни и смерти.
С нетерпением жду от тебя новостей и снимок. Только ты правишь, царишь в моем бедном одиноком сердце.
Э.С.
26 июля
Боже мой, дорогая, ты ли это?! Возможно ли, чтобы живая, свободная, беззаботная девушка, простирающая руки к небу, склонив на песок колени, была тобой? Глядя на твое полуобнаженное тело (твои прелести прикрыты только двумя крошечными полосками материи), я понимаю, что можно обмануть время. Обидишься ли, если скажу, что тебе не дать и половины твоего возраста? Я смущен, дорогая, как подросток перед первым эротическим видением, и в то же время чувствую себя непоправимо старым и немощным. С тех пор, как Моисес принес мне вчера твое письмо с фотографией, я нахожусь в состоянии совершенного упоения. Хотел писать тебе сразу, но руки, все мое существо парализованы твоей красотой. Немногие женщины твоего возраста осмелились бы сняться в бикини. Прости за нескромность: сколько лет назад сделан этот снимок? Ты только что из воды, правда? Твои волосы намокли, распрямились, прилипли ко лбу, но не утратили свой золотистый оттенок, а по рукам скользят капли воды, блестя в лучах солнца, к которому ты подняла глаза. Затылок остался в тени и не совсем виден, но как же грациозно переходит твоя голова в туловище, какой изящный и гармоничный изгиб! Хоть и говорят, что женщина, по сути, это волнистая линия, никто не обращает внимания на этот выгиб, внешне такой непримечательный, но столь важный на самом деле. У многих людей голова не сочетается с туловищем, и каждый смотрится сам по себе. У тебя же, напротив, голова является продолжением тела, твоих движений, этих торжествующе воздетых рук, и во всем чувствуется удивительная соразмерность, девическая пропорциональность, а также неумеренное желание жить. А что и говорить о цвете! Ореховый оттенок твоих плеч, слегка размытый на боках и бедрах, придает телу рельефность. Как хорошо ты загорела! Легкость, с какой ты усваиваешь загар, – еще одно доказательство того, что у тебя превосходное тело. Есть люди, которых загар не берет, чья кожа отражает солнце, так что дневное светило только напрасно усердствует изо дня в день. Кожный покров у них, как правило, белесого цвета, холодный, липкий. Ты зато принимаешь и впитываешь солнце, и его лучи золотят твои члены, твои плечи эфеба, всю тебя.
Что же еще? Ты спросишь: «А есть еще что-то?» И я скажу тебе: есть, дорогая, есть – гладкий и тугой живот, глядя на который отказываешься верить, что ты выносила троих детей; ляжки – удлиненные, точеные, мощные и призывные, достойные двадцатилетней спортсменки. Наконец, невыразимая прелесть твоих грудей, маленьких и крепких, словно две шишечки, таких же, как у моей покойной сестры Рафаэлы, когда в свое время загорала она на этой самой галерее, где пишу я сейчас. Давала ли ты грудь детям, любовь моя? Просто невероятно.
В женщине не следует поочередно анализировать деталь за деталью, порознь, сначала глаза, потом талию. На что нужно смотреть, так это на соответствие отдельных частей, то есть сочетается ли данный нос с этими волосами, а волосы – с бедрами. Скажешь, одно не имеет отношения к другому? Неверно, дорогая, это ошибочный подход. Все части тела соотносятся между собой. Нельзя утверждать априори, что, допустим, круглый пупок более или, наоборот, менее красив, чем пупок неправильной формы. Обычно бесформенный пупок указывает на грузный, объемистый, свисающий живот, но это не обязательно так. Иногда такой пупок таит в себе некое восточное коварство. А вот в твоем случае круглый пупок гармонирует не только с формой глаз, но и особенно со сферичностью грудей и округлостью бедер.
Глядя на твой образ, какая-нибудь экзальтированная душа воскликнула бы в пароксизме восторга, что у твоего тела пропорции греческой статуи. И при этом даже не смутилась бы, тогда как на самом деле греческие пропорции еще нуждаются в комментариях. Сказать женщине, что она сложена, ну, например, как Венера Милосская, – значит, на мой взгляд, сделать ей очень неважный комплимент. Для меня Венера как женщина крупна, она широка в талии, а груди ее – груди матроны. Нет, это не мой тип. Где, ответьте мне, упругость тела у Венеры Милосской? А разве может быть красота в женском теле без упругости? Нет, Это все не то, именно так, это все не то, как сказал поэт, правда, в совсем иных обстоятельствах.
Думаю, пора признаться тебе, наконец, что несмотря на свои 65 лет я никогда не знал женщины в библейском смысле. Мужчина я собой не видный, и нельзя сказать, чтобы моя внешность привлекала женщин, но, кроме того, лучшие годы молодости я провел среди книг и бумаг, не имея времени ни на что другое, Оставалось старое как мир средство – продажная любовь, но к нему, веришь или нет, я никогда не прибегал, и не из добродетели, а оттого, что позорная торговля телом не только не возбуждала меня, но вызывала отвращение. При всем том, однако, и у меня есть глаза, и, посещая бассейны и пляжи, я рассматривал множество женщин самого разного возраста, и потому теперь вполне могу сравнивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13