Ее по-прежнему сковывали холод и страх.
– Никто ничего не может сказать.
– Верно, – только и ответил он, но так, что она поняла: он тоже когда-то пережил смерть любимого человека. Он обнял ее и прижал к себе.
– Я здесь.
«Только сейчас».
Мария услышала эти слова так же явственно, как будто произнесла их вслух.
Пока он с ней. Но скоро он уйдет. Уйдет Расе, уйдет Джейк, и она останется одна. Совершенно одна.
Ей хотелось заплакать, но глаза оставались сухими.
Глава 21
Бешеный Пес стоял в открытых дверях спальни. В комнате ярко горели лампы. Мария зажгла их все, содрав с окон занавески. Но теплое золото света не могло ни прогнать холод смерти, ни согреть холодные ввалившиеся щеки человека, неподвижно лежавшего на огромной кровати.
Грусть так сдавила грудь Бешеного Пса, что ему стало больно дышать. Слезы стояли в глазах, превращая освещенную солнцем комнату в расплывчатое пятно. Когда слезы высохли, он увидел нечто, от чего у него защемило сердце.
Мария сидела на банкетке у самой кровати, немного подавшись вперед. В одной руке она держала худую, в синих прожилках вен, руку отца, в другой – томик стихов. Тихим размеренным голосом она читала.
«Моя прошлая жизнь мне уже не принадлежит.
Годы промчались , как мимолетные мечты ,
оставшиеся только в моей памяти...»
Она опустила книгу на колени, и ее голова поникла.
Вид Марии, такой печальной и потерянной, вызвал в сердце Бешеного Пса какие-то давно забытые воспоминания и образы. Он понял, что видит ее в редкие для нее минуты слабости. За прошедшие два дня он часто за ней наблюдал, стоя молча, как сейчас, на пороге спальни. Господи, если бы только он мог что-нибудь для нее сделать!
Но она не позволяла ему помочь. Она просто сидела у кровати, не выпуская руку отца и читая стихи. Иногда она переставала читать и просто разговаривала с ним. Но не о чем-то важном, не о своем страхе, одиночестве или отчаянии, а о погоде, о ферме, о приближающейся зиме.
В редкие моменты, когда она откладывала книгу, она позволяла себе опустить голову – как сейчас.
Мария не отходила от постели уже несколько дней. Она ничего не ела, почти не спала, сидела совершенно неподвижно. Ее горе, словно тяжелый серый саван, давило ей на плечи. Ее дух был сломлен.
Бешеный Пес ни разу не слышал, чтобы она молилась.
Глядя на Марию сейчас, он заметил, как на нее повлияло долгое бдение у постели отца. Она осунулась и похудела. Кожа потеряла свой золотистый блеск. Здоровый румянец уступил место пепельно-серому оттенку. Взгляд блестевших от полноты жизни глаз потускнел.
Он даже не предполагал, что ее печаль может так его расстроить. Невероятно, но он ощущал ее боль как свою собственную. Ему вдруг захотелось подойти и крепко ее обнять.
Но она не позволит ему утешать ее. Он вздохнул и постучался.
– Мария, я принес тебе поесть.
– Я не голодна, – ответила она, не поднимая головы. Ее голос казался таким же безжизненным, как ее спутанные волосы, разметавшиеся по плечам и спине.
– Тебе надо хотя бы немного поесть, – настаивал он, зная, что битва все равно будет проиграна.
Она положила книгу рядом с собой и потянулась за миской с водой. Погрузив руки в теплую воду, она вынула губку, отжала ее и начала осторожно прикладывать ее ко рту отца.
На Бешеного Пса она не обращала никакого внимания.
Испытывая страшное разочарование, он стал изучать ее опущенное лицо. Он видел, как дрожит ее нижняя губа, когда она смотрит на отца, как трясутся руки, когда она нежно обмывает его лицо.
Ее жалкие попытки казаться сильной разрывали ему сердце. Он понимал, что она чувствует, знал, как трудно казаться сильным, когда ни на что не хватает духу. Он сидел когда-то на такой же банкетке, беспомощный и одинокий, глядя, как угасает и умирает его мать.
Он хотел сказать Марии, что он все понимает, что она не одинока. Но она не хотела его слушать, даже смотреть на него не хотела.
Он знал почему. Знал и понимал. Когда боль так сильна, а защитные силы слабы, доброта – любая – почти невыносима. Ее пугало то, что кто-нибудь будет сейчас к ней добр, боялась того, что если она сдастся хотя бы на секунду, она рухнет в такую бездну печали, из которой никогда не выберется.
Бешеный Пес потер переносицу. Должен же он найти что-то, чем он может помочь. Что-нибудь...
– Боже мой!
– В чем дело?
– Он пошевелился.
Бешеный Пес тут же оказался около нее. Она стала обеими руками жать руку Расса.
– Расе? Расе?
Расе застонал. Послышался тихий шелестящий звук. Его ресницы дрогнули.
– Я здесь, Расе. Мы оба здесь – Мария и Бешеный Пес.
Старик снова застонал, провел языком по губам. Невероятно, но он начал медленно открывать глаза.
– Мария? – Голос лишь отдаленно напоминал голос Расса.
– Я здесь, Расе. Я здесь. – Она сжала его руку. Расе сдвинул брови, стараясь разглядеть, кто с ним рядом.
– Это ты, Бешеный Пес?
Бешеного Пса настолько захлестнули эмоции, что он не сразу ответил.
– Я, Расе.
Слабая улыбка тронула уголок рта Расса.
– Надо же...
– Расе, я хочу, чтобы ты поел... – начала Мария. Расе остановил ее слабым движением правой руки:
– Какой смысл есть?
– Расе, не надо...
– Я хочу посидеть на качелях на крыльце, – не совсем внятно заявил Расе. – Хочу в последний раз увидеть звездное небо.
– Не говори так, Расе.
Расе посмотрел на Бешеного Пса своими слезящимися старческими глазами:
– Вынесешь меня на качели?
У Бешеного Пса защипало в глазах. Расе выглядел таким старым и усталым, таким не похожим на себя. Его некогда жизнерадостная улыбка получилась кривоватой и вялой.
– Конечно.
Он поднял Расса на руки. Старик стал легче пушинки.
– Я сейчас приду, – пообещала Мария. Бешеный Пес кивнул и понес Расса вниз.
Мария появилась на крыльце через минуту с подушками и одеялами. Она быстро соорудила на качелях постель для отца и пододвинула ему под ноги скамеечку.
Бешеный Пес опустил Расса на качели.
– Сядь со мной, Мария, – попросил старик. Он тяжело дышал.
Мария села рядом, он прильнул к ней, а она обняла его за хрупкие плечи. Они полулежали-полусидели, тихо покачиваясь под скрип качелей.
Расе посмотрел на Бешеного Пса, и тот вздрогнул. Точно так на него смотрела его мать за несколько минут до смерти.
– Позовите Джейка...
– Конечно.
Он немного подождал, боясь уйти, но все же ушел. Он знал, где искать Джейка. Мальчик не выходил из амбара с той минуты, когда два дня назад они привезли Расса домой. Он просто сидел там, в темноте, раскачиваясь из стороны в сторону.
Когда Бешеный Пес ушел, Мария еще крепче прижала к себе отца.
– Я знала, что ты ко мне вернешься. Я знала...
– Тебе придется стать сильной, – прервал ее отец.
– Ты ведь никуда не собираешься...
– Я умираю, Бу...
Горячие слезы подступили к глазам Марии.
– Нет, Расе. Нет.
В его голубых глазах стояла такая печаль, что она ощутила физическую боль.
– Тебе придется смириться, Мария. Ты не можешь ни спрятаться, ни убежать.
– Я... я не хочу... чтобы ты говорил такое. Пожалуйста.
– Я был не прав, так долго оберегая тебя, Мария. Твоя мать и я... мы просто слишком тебя любили. Нам было невыносимо видеть твои слезы. – Он закрыл глаза, и из-под них выкатились две слезинки. – Поэтому мы не давали тебе плакать. Мне так жаль.
– Прошу тебя, ни о чем не жалей, – шептала Мария.– Прошу тебя.
Он открыл глаза и посмотрел на нее. В них она увидела все: боль, печаль, раскаяние. Она вспомнила минуты, когда он смотрел на нее взглядом любящего, заботливого отца, и ее сердце перевернулось.
Он всегда оставался с ней. Всегда. Даже тогда, когда она боялась довериться ему. Она не могла себе представить жизнь без него...
– Я люблю тебя, Бу.
– Я тоже тебя люблю... папочка. Пожалуйста, не оставляй меня.
– Ты не называла меня так уже много лет.
– А должна была.
– Ах, Бу. – Он поднял правую руку и дотронулся до ее лица. – Я не знаю, почему все так получилось.
Она не могла ответить. Она лишь покачала головой.
Они долго смотрели друг на друга. Приглушенные звуки ночи постепенно затихали. Только слышалось их напряженное дыхание да равномерное поскрипывание качелей. Лунный свет пробивался сквозь пожухлые плети глициний, и Мария вдруг с болью в сердце подумала, что ее отца уже не будет, когда глицинии снова зацветут весной.
Тишину нарушил звук шагов. Бешеный Пес и Джейк подошли к крыльцу.
– Расе. – Голос Джейка снизился до благоговейного шепота.
– Джейк, – грустно улыбнулся Расе, а потом попросил Бешеного Пса: – Ты не отнесешь меня обратно? Что-то я устал. Джейк, пойдем со мной.
Бешеный. Пес поднял Расса на руки и отнес его обратно в постель. Мария и Джейк молча последовали за ним в спальню.
– Джейк, подойди ко мне. – Расе слабо махнул правой рукой. – А вы, пожалуйста, выйдете ненадолго.
Мария умоляюще посмотрела на отца. «Мне надо еще так много тебе сказать. Что, если у нас не останется времени?»
– Останется, – ответил Расе, словно читая ее мысли. – А теперь иди.
Расе с облегчением откинулся на подушки. Ему потребовалось гигантское усилие, чтобы казаться сильным. Но его тело болело, горло пересохло, дышать становилось все труднее. А парализованная левая сторона тела, будто все время тянула его куда-то вниз.
Он закрыл глаза, чтобы передохнуть. Возможно, он задремал. Он не уверен. Заставив себя открыть глаза, он увидел стоявшего у постели Джейка.
– Привет, Расе.
– Джейк. – Расе произнес имя тихо, с любовью. – Я хотел с тобой попрощаться.
Слезы градом покатились по лицу мальчика.
– Я не хочу, чтобы ты умер.
Сердце Расса сжалось. Слезы тонкими теплыми ручейками потекли по его вискам в подушки.
– У нас мало времени, Джейк. Я очень устал. Подойди поближе.
Джейк опустился на колени у кровати.
– Он твой отец, ведь так?
– Мне следовало знать, что я не смогу скрыть этого от вас, – слабо улыбнулся Джейк.
Рассу еще так много хотелось сказать, но у него не осталось сил, а воля к жизни начала угасать.
– Скажи ему правду, Джейк. Он твоя единственная надежда.
– Я боюсь.
– Когда-то я позволил Марии использовать страх в качестве оправдания. Тебе я не позволяю. Скажи своему папе правду... или мой призрак будет являться тебе всю жизнь.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Собрав последние силы, Расе дотронулся до щеки Джейка.
– Я люблю тебя, сынок.
Джейк уже не сдерживал слез. Опустив голову, он прижался лбом к подушке.
– Я тоже люблю тебя, Расе.
Расе хотел сказать что-то еще, но тут же забыл. У него страшно заболело сердце, а левую руку до самого запястья пронзила обжигающая боль.
– Позови Марию.
Расе все ниже и ниже сползал с подушек. У него появилось странное ощущение, будто его тело пронзают тысячи раскаленных иголок. Он одновременно чувствовал себя и легким, и придавленным. Кровь пульсировала в венах.
Он обвел глазами спальню, словно хотел запомнить ее всю в мельчайших подробностях. Она так долго служила ему пристанищем...
Он закрыл глаза. Стоило таких усилий держать их открытыми. В памяти вдруг возникла картина, вызвавшая горячие слезы. Он вспомнил день, почти двадцать пять лет назад, когда он привез сюда из Нью-Йорка свою невесту. Комната, в которой он сейчас находился, и кровать, где он сейчас лежал, были для них убежищем, святилищем, местом отдыха и любовных утех.
Он чувствовал, как слабеет его тело. Будто он медленно, но неумолимо куда-то погружается, исчезает.
Он хотел прикоснуться к Марии. Она должна находиться рядом, должна называть его по имени. Но он ее не слышал. В голове стоял шум, правая рука стала невероятно тяжелой. Он открыл рот, чтобы назвать дочь по имени, но не мог произнести ни звука.
Неожиданно он увидел какой-то тусклый золотистый свет. Он нахмурился. Свет становился все ярче. Он лился из окна, проникая во все темные углы комнаты.
Расе вдруг понял, что видеть он ничего не мог: его глаза закрыты. Он попытался их открыть, но не смог.
В ногах кровати появились очертания какой-то фигуры. Сначала просто тень, но постепенно тень растаяла, и стали видны черты.
– Грета, – выдохнул он.
Она улыбнулась. «Здравствуй, любовь моя».
Расе тоже улыбнулся и сразу понял, что он по-настоящему улыбнулся, а не создавал движение полупарализованных губ.
– Ты здесь...
«Ты же знал, что я буду ждать тебя». Она протянула к нему руки. «Иди, любовь моя. Время настало...»
Расе опустил глаза, и хотя они по-прежнему оставались, закрыты, он увидел, что свет исходит от его собственного тела.
Свет позади Греты превратился из цвета расплавленного золота в мерцающий белый. Тепло ласкало его щеки, и он снова почувствовал себя сильным. Старческие недуги исчезли. Без всяких усилий он сел и протянул руки.
– Грета...
– Нет! Папочка, не оставляй меня! – Хриплый голос Марии прорвался сквозь пелену, окутывавшую мозг Расса.
Он неуверенно опустился на подушки.
– Бу? – прошептал он.
Что-то теплое и сильное сжало его руку.
– Я здесь, папочка. Не умирай.
Грета протягивала к нему руки с печальной улыбкой на лице. «Время настало, любовь моя».
Расе открыл глаза невероятным усилием воли. Мария стояла у его постели и держала его за руку. По ее пепельно-серым щекам текли слезы.
– Мама здесь, – тихо сообщил Расе.
– Ах, папочка...
– Мы любим тебя, Бу.
Слезы подступили к глазам Марии, но она не заплакала, и угасающее сердце Расса сжалось от боли.
– Поплачь, дорогая...
«У нее все будет хорошо».
Расе скорее почувствовал, чем услышал слова Греты, и они наполнили его тихим покоем. Горячий белый свет все приближался, наполняя его тело теплом. Он почувствовал, как, затрепетав, закрылись его глаза, как он сделал последний выдох.
И сразу перенесся в какое-то другое место, в объятия единственной женщины, которую он любил.
Глава 22
В день похорон наступила зима.
Солнце висело в сером небе золотым диском, не излучая тепла. Снег лежал на верхушках забора и голых ветвях деревьев, покрыв все прозрачной белой коркой. С гор дул пронизывающий северный ветер.
Мария шла, высоко подняв голову. Ее глаза оставались сухими. Каждый шаг раздирал душу напоминанием о том, куда она идет, что делает.
Она поддерживала задний край соснового гроба. Наспех обструганное дерево царапало шею, впивалось в ладонь. «Надо надеть перчатки», – тупо подумала она.
Впереди с опущенными головами шли Бешеный Пес и Джейк. Бешеный Пес держал правый угол гроба, Джейк – левый.
Шаг за шагом они медленно прошли через безмолвную ферму и поднялись на горку, где холмиками вздымались могилы Греты и Томаса. Ветви старого дуба скрипели от налетавших порывов ветра.
– Так, – сказал Бешеный Пес, – давай опустим.
Все трое нагнулись и опустили гроб на промерзшую, покрытую снегом землю. Выпрямившись, Мария увидела яму, которую вчера вечером выкопали Бешеный Пес и Джейк.
Ее пронзила такая невыносимая боль, что она пошатнулась. Нет, она не хочет, чтобы туда положили папочку... Там так холодно и темно.
Она отошла в сторону от гроба, от зиявшей чернотой ямы. Холодный ветер бил ей в лицо, трепал пряди волос, но ей и в голову не пришло поднять меховой воротник своего легкого пальто.
Каждый вдох давался ей с трудом. Глаза горели и смотрели на происходящее без слез. Как всегда, слезы помещались где-то в глубине души, не находя выхода и разрывая ей сердце.
Она обняла себя руками, пытаясь хоть как-то согреться.
– Мария?
Около нее стоял Бешеный Пес. Она даже не заметила, как он подошел.
– Бешеный Пес, – невольно вырвалось у нее. Где-то в подсознании мелькнула мысль обнять его и позволить ему утешать себя.
Но у нее ни на что нет сил. Внутри – сплошная пустота и холод, она мертва, как и ее отец. Словно под кожей у нее ничего. Ей уже никто не нужен: ни Бешеный Пес, ни Джейк и никто другой. Пусть ее оставят наедине с ее воспоминаниями об отце, наедине с болью, не дававшей ей сомкнуть глаз ночью. Ей ни с кем не хотелось говорить, никого не хотелось слушать. Она хотела умереть.
– Мария? – повторил Бешеный Пес.
Она посмотрела на него отсутствующим взглядом:
– Что?
– Не хочешь сказать несколько слов? – Он посмотрел на нее с таким сочувствием, что ему почти удалось вывести ее из состояния апатии.
Она позволила ему дотронуться до щеки и почувствовала тепло его прикосновения. Но разве оно имело значение?
– Да, – ответила она и услышала свой лишенный всякой жизни голос. – Я скажу несколько слов.
Она прошла мимо Бешеного Пса, чувствуя на себе его взгляд, понимая, что он о ней беспокоится. Когда-то ей так нужно было его понимание, а сейчас...
Стоя под голыми заснеженными ветвями старого дуба, она тупо смотрела на разверстую землю. Вид жуткой ямы заставил ее закрыть глаза и содрогнуться.
– Расе... – она на секунду запнулась, – Расе сказал бы: «Не плачь обо мне. Меня здесь нет». – Невыносимая боль сжала ее сердце. Она оглянулась на ферму, которую так любил ее отец. – Он верил, что смерть – бегство в другой, лучший, мир. Надеюсь, что он прав. Он... его заслужил. – Она опустилась на колени и положила холодную руку на шершавую крышку гроба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27