Его фигура и величественная осанка показались ей знакомыми…
Когда она поняла, кто это, она приросла к месту. Не может быть. Она отказывалась этому верить Саймон?
Глава 17
О, музыка, ты пища для любви!
Играйте же…
У. Шекспир «Двенадцатая ночь»
– Ох, что ты так щиплешься?! – пожаловалась Розабел. – Я же пообещала, что буду хорошей.
Клер потянула кузину назад. Если они успеют спрятаться за угол, то, может быть, сумеют избежать этой встречи.
– Здесь лорд Рокфорд, – шепнула она. – Должно быть, он узнал наш экипаж.
Розабел посмотрела в конец коридора и ехидно сказала:
– А теперь он узнал и нас.
Саймон, который успел сделать несколько шагов по направлению к ним, застыл как вкопанный. Несколько секунд они смотрели друг на друга, после чего он сделал странное движение, словно собирался скрыться от них, но тут же овладел собой и пошел им навстречу.
Первым побуждением Клер было развернуться и бежать без оглядки. Но здравый смысл подсказывал, что уже поздно прятаться… и притворяться.
После недавнего разговора с Розабел в картинной галерее, где она показала им портрет тети Эмили, он должен догадываться, зачем они здесь. И наверняка начнет отчитывать Клер за то, что она не смогла отговорить Розабел от безрассудной затеи. И что самое страшное – он может пожаловаться на нее лорду Уоррингтону.
– Леди Розабел, миссис Браунли. Какая неожиданная встреча, – сказал он с горьким сарказмом в голосе. Тем не менее, оставаясь джентльменом, он отвесил им вежливый поклон. На улице был сильный ветер, и его волосы растрепались. Клер удивилась тому, как просто он одет. На нем были обычные темные бриджи, сюртук темно-кофейного цвета, который удивительно шел к его карим глазам, самые простые черные высокие, до колен, сапоги и белый шейный платок, завязанный небрежным узлом. В таком Наряде он мог легко затеряться в уличной толпе.
Клер подумала, что только злой рок мог привести его в Ньюгейтскую тюрьму именно сегодня и именно в тот час, когда сюда пришли они с Розабел. Но почему у него такой… неприметный вид?
Он поднял голову, и она тут же осознала свою ошибку. Нет, никто не назвал бы Саймона неприметным. Его чеканные черты вылепил мастер своего дела. На его лице лежала печать жизненного опыта, загадочный взгляд темно-карих глаз мог свести с ума любую женщину.
У Клер перехватило дыхание. Он настолько хорош, что у нее подкашиваются колени. Разгоравшееся внутри ее пламя грозило растопить весь ее здравый смысл.
Клер распрямила плечи, чтобы не выглядеть совсем уж полной идиоткой. Не дожидаясь, когда он перейдет в наступление, она нанесла упреждающий удар:
– Добрый день, милорд. Каким ветром вас сюда занесло?
Он посмотрел на Розабел, которая невинно хлопала ресницами, затем снова на Клер.
– Это я должен вас об этом спросить.
– Мы здесь по делам благотворительности, – без запинки выпалила Клер. – А вы? – Ему не удастся уйти от ответа.
Он прищурился, явно недовольный ее настойчивостью.
– Я направлялся к своему адвокату и увидел у входа в тюрьму вашу коляску.
– Ну, я ему задам, – пригрозила Розабел. – Я же велела ему ждать нас на соседней улице.
– Значит, вы понимали, что вам не следует здесь появляться, – сказал Саймон тоном строгого отца. – Из-за своего безрассудного поведения вы можете попасть в неприятную историю.
Розабел снова прикинулась маленькой капризной девочкой.
– Мне хотелось поддержать моего бедного дядю. Ему так холодно и одиноко, к нему никто не приходит.
– Гилберт Холлибрук – опасный преступник. Кажется, я уже говорил вам об этом. И вам, кстати, тоже.
Он обвиняюще посмотрел на Клер. Ей хотелось выкрикнуть, что ее отец – порядочный человек, и обвинен несправедливо, но вместо этого она уставилась на Саймона холодным вызывающим взглядом. Если он настолько слеп, что не понимает, чья это была затея, значит, он совершенно не знает свою будущую невесту.
– Брауни тут ни при чем. Я сама виновата. Я затащила ее сюда обманом и уже попросила у нее прощения. – Потупив глазки, Розабел изобразила раскаяние. – Надеюсь, вы не расскажете о нашей встрече дедушке?
В конце коридора послышались чьи-то голоса. Саймон немного подумал, затем кивнул:
– Нет, если впредь вы будете вести себя осмотрительнее.
– Конечно, я ни за что больше не вернусь в это жуткое, грязное место. Здесь так ужасно пахнет!
Розабел поморщилась и передернула плечиками, пытаясь убедить Саймона в искренности своих слов.
– Советую вам больше прислушиваться к мнению тех, кто старше и опытнее вас. А сейчас идемте. Я провожу вас домой.
Он предложил Розабел руку, и она приняла ее.
Внезапно мужество оставило Клер, она почувствовала себя несчастной и слабой. И причиной тому была самая банальная ревность. Ей было невыносимо больно смотреть, как Саймон идет под руку с очаровательной Розабел.
«Я должна радоваться тому, что мы так ловко выпутались, – думала она, шагая за Розабел и Саймоном по коридору мимо разинувших рты охранников. – Я должна думать о том, как вызволить из беды отца, как найти тайник в спальне деда или в библиотеке, а вовсе не о том страстном поцелуе под дождем». Но как она себя ни уговаривала, она не могла не любоваться его ладно скроенной фигурой и густыми темными волосами, красиво спадавшими на белый шейный платок.
Они вышли на свет, и Клер заметила, что в Саймоне появилась какая-то напряженность. Продолжая беседовать с Розабел, он обежал внимательным взглядом толпившиеся на улице экипажи, словно что-то искал. Они подошли к его лошади, и Саймон начал ее отвязывать, продолжая осматриваться по сторонам.
Клер поразилась мелькнувшей у нее мысли: Саймон не знает, что их коляска стоит на соседней улице.
Но это же абсурд. Он сказал, что видел их экипаж. Или он зашел в тюрьму не для того, чтобы их найти? Но тогда зачем?
– Мы считаем, что она совершенно тебе не подходит, – заявила ему Амелия.
Саймон нахмурился, глядя на младшую сестру. Они стояли на галерее, возвышавшейся над бальным залом Хейвенден-Хауса, и сквозь кружевную зелень папоротников в горшках смотрели на гостей. Когда-то эта галерея служила площадкой для оркестра. Здесь их никто не мог подслушать.
Тем не менее, ему было неприятно, что Амелия завела этот разговор посреди бала. Он молча осушил бокал с шампанским. Спрашивать, что она имела в виду, не было нужды. Он и так понял, что «мы» – это все его сестры, а «она» – леди Розабел Лэтроп.
– В самом деле? – сказал он, помолчав. – Даже не знаю, как бы я жил без вашего мудрого руководства.
Как он и ожидал, его сарказм ничуть не смутил Амелию. В ее зеленых глазах светилась решимость, не предвещавшая ничего хорошего.
– Леди Розабел тебе не подходит, – твердо повторила Амелия. – Мы все сошлись во мнении, что она наскучит тебе раньше, чем закончится медовый месяц. Как только ты насытишься ее телом…
– С меня хватит. – Он резко поставил бокал на мраморное ограждение балкона. – Я не намерен обсуждать этот вопрос.
В действительности ему было неловко обсуждать столь интимные вопросы с Амелией, которая еще не так давно забиралась к нему на колени и просила почитать сказку. И даже то, что сейчас она сама ожидала ребенка, не могло избавить его от чувства неловкости.
Но Амелия, как ни в чем не бывало, продолжила:
– Она тебе надоест, и после этого тебе еще лет пятьдесят придется встречаться с ней за завтраком, пытаться поддерживать разговор, что невозможно в принципе…
– Я буду читать газеты.
– Ты будешь с ней ужасно несчастен, Саймон. Мне невыносимо думать об этом.
Она огорченно смотрела на него.
Все его раздражение мгновенно испарилось. Наклонившись, он поцеловал ее в щеку, как целовал когда-то в детстве перед сном.
– Спасибо за заботу, сестренка. Но я в состоянии сам выбрать себе невесту.
Сестры не знают – и никогда не узнают, – что он, строго говоря, не выбирал Розабел. Эту девушку ему назначила судьба после того проклятого пари. А у него не хватило ума признать свое поражение. Он решил, во что бы то ни стало доказать Гарри Мастерсону, что сумеет вылепить графиню из любой мало-мальски подходящей дебютантки.
Но леди Розабел, как ни странно, оказалась весьма неподатливым материалом. Ее ребяческое поведение начинало действовать ему на нервы. Она вела себя как маленькая капризная девочка и совершенно не годилась на роль жены и матери. Он еще не успел прийти в себя после столкновения с ней в Ньюгейтской тюрьме.
Увидев в глубине коридора ее и Клару, он словно наткнулся на невидимую преграду. Ему пришлось отказаться от намерения вытрясти из Холлибрука информацию о том, куда он подевал драгоценности. Он сказал девушкам, что узнал их экипаж, но потом, на улице, как последний дурак пошел не в ту сторону, и Клара его поправила. Ее подозрительный взгляд ему не понравился.
На секунду он даже подумал, уж не догадалась ли она об истинных причинах его появления в тюрьме, но он тут же успокоил себя мыслью, что о его связях с Боу-стрит не знают даже родные и самые близкие друзья.
Но узнают, если через неделю ему придется выступить свидетелем по делу Холлибрука, мрачно подумал он. Айлингтон до сих пор не вернулся из своей деревни на границе с Шотландией.
И, тем не менее, Саймон не мог избавиться от ощущения, что Клара о чем-то догадывается. Он всегда работал инкогнито и не представлялся своей настоящей фамилией. Но что, если Холлибрук дал газетчикам подробное описание человека, который его арестовывал? Настолько подробное, что Клара узнала его по этому описанию?
Чепуха. Даже Клара Браунли не может быть настолько прозорливой.
Он перевел взгляд в тот угол зала, где сидели пожилые матроны. В ярком свете хрустальных канделябров блестящие темные волосы Клары резко выделялись на фоне белых и серых чепцов. Декольте темно-синего платья открывало шею и грудь. Его снова окатило жаркой волной. Ну почему Клара такая неприступная?
Да, дело дрянь. В своей взрослой жизни он практически не знал отказа от женщин, и Клара стала первой, кто дал ему отпор. Вероятно, это его и привлекает, ради обладания этой женщиной он готов сдвинуть горы…
– Она не похожа на остальных, правда?
Он вздрогнул; Амелия смотрела на него, потягивая лимонад.
– Прости?
– Я говорю о Кларе Браунли. Ты смотрел на нее.
– Я искал леди Розабел, – напряженно ответил он.
Он перевел взгляд в другую часть зала, где выстроились танцующие пары. Если Розабел нет рядом с компаньонкой, значит, она должна быть среди танцоров. Потом он увидел, как к Кларе подошла леди Эстер и начала ей что-то грозно выговаривать. Саймону захотелось спрыгнуть с балкона и отогнать от Клер старую склочницу. Однако Клара, похоже, не нуждалась в защитниках. Она выслушала леди Эстер с высоко поднятой головой, затем царственно кивнула, поднялась со своего места и направилась к выходу.
Саймон с волнением следил, как покачиваются ее бедра.
– Ну, вот видишь, – услышал он голос Амелии, – ты следишь за каждым ее движением. А чем она тебе так понравилась?
– Оставь свои фантазии для пьес.
Он пытался догадаться, куда отправилась Клара. Слава Богу, что рядом стоит сестра, иначе бы он…
– Потому что она умна и ни на кого не похожа, вот почему, – ответила за него Амелия. – Она не из тех, кого легко запугать. Уж она-то не даст тебе спуску, и всегда будет говорить прямо в лицо то, что думает.
– Кошмар любого мужчины.
Амелия выгнула светло-каштановую бровь.
– Значит, Бенджамина следует пожалеть за то, что он женился на мне? А Маркуса за то, что он женился на Элизабет? А Томаса за то, что женился на Джейн?
Саймона поразили ее слова. Он резко повернулся к сестре.
– Я не понимаю, что ты предлагаешь. Чтобы я женился на Кларе Браунли?
– А почему нет? Только не говори мне всей этой чепухи про девственниц и дворянскую кровь.
– Это ты говоришь чепуху. – Он развел руками. – Она вдова с очень сомнительным прошлым и работает компаньонкой. На этом балу нет более неподходящей кандидатуры.
Амелия еще сильнее приподняла брови.
– Саймон, неужели ты придаешь значение таким предрассудкам? И это после всего, чему ты нас учил? Ты же сам говорил, что человек должен мыслить свободно.
– Я имел в виду политику и общие вопросы.
– В самом деле? А помнишь, как ты заставил меня пригласить на день рождения Пенелопу Торнберри? Ты сказал, что она не виновата в том, что уродилась такой застенчивой и у нее нет подруг.
– Это совершенно другое.
– Ну, да, – усмехнулась Амелия, – ведь Пенелопа – дочь герцога, а Клара – никто и потому не достойна внимания вашего величества.
– Не говори глупостей. Я обязан жениться на девственнице из хорошей семьи. А миссис Браунли занимает такое положение, что больше подходит на роль…
Саймон захлопнул рот. Он никогда не афишировал свои связи, хотя обзавелся первой любовницей в двадцать два года. К тому времени ему уже надоели безымянные женщины из борделей. К выбору любовниц он подходил очень осторожно. Он поселял их в своем доме в Белгрейвии на несколько недель или месяцев – до тех пор, пока они не становились слишком требовательными. Как только женщина начинала предъявлять на него какие-то права, он дарил ей дорогую побрякушку и выставлял за дверь.
Клара была совсем другой. С Кларой будет непросто уже с того момента, как она войдет в дверь его дома. Она будет изводить его своими колкостями, вместо того чтобы стремиться удовлетворить любое его желание. Он прекрасно знал, что так будет, и все равно лелеял мечту заманить ее в постель. Каждый ее вздох станет его наградой, каждый стон – достижением, крик наслаждения – триумфом.
– Она подходит на роль любовницы, – обвиняющим тоном закончила его фразу Амелия. – Вот что ты хотел сказать. Ты хочешь, чтобы Клара стала твоей любовницей.
Она произнесла это с таким отвращением, что Саймон устыдился. Пытаясь прекратить неприятный разговор, он использовал прием, который хорошо срабатывал раньше:
– Это не твое дело, Амелия. Оставим эту тему.
– Значит, ты намерен жениться на леди Розабел и одновременно погубить ее компаньонку? Так поступают только негодяи. Никогда не думала, что на это способен мой брат.
Она смерила его презрительным взглядом, круто развернулась и ушла с галереи, Саймон остался стоять, сжимая и разжимая кулаки. Неужели Амелия и впрямь верит, что он намерен содержать любовницу после того, как женится на леди Розабел? И неужели она и правда не понимает, что он не может жениться на такой женщине, как Клара? Это же просто нелепо.
Нелепо!
Очевидно, Амелия не понимает, что графский титул связывает его по рукам и ногам. Когда убили их отца; ей было всего три года. Она была слишком мала, чтобы осознать боль потери и понять, что к этой трагедии привела безрассудность Саймона. В пятнадцать лет ему пришлось стать главой семьи. И тогда он поклялся исправиться и стать таким человеком, которым мог бы гордиться отец. И он действительно многого достиг… как вдруг, откуда ни возьмись, появилась Клара и разрушила всю его налаженную жизнь.
«Вы уже доказали, что не имеете представления о чести».
Его до сих пор мучила эта фраза.
В присутствии Клары он не в силах себя контролировать. Нужно держаться от нее подальше. А может, наоборот: найти ее и дать, наконец, волю своим чувствам?
Подгоняемый этой мыслью, он спустился с галереи. Раз все считают его негодяем, он станет им. По крайней мере, будет не так обидно.
Клер положила руку на перила из красного дерева. По коридору, где располагались спальни хозяев и гостей, прошла стайка девушек, слишком занятых своим разговором, чтобы обратить на нее внимание. Клер гадала, куда могла исчезнуть Розабел.
Она уже заглянула во все гостевые комнаты, в столовую, где облаченные в ливреи лакеи расставляли на столах изысканные блюда, в библиотеку, где несколько стариков, в том числе и ее дед, пили бренди и спорили о политике. Потом сходила в гостиную – здесь было множество гостей; они смеялись и играли в карты. Клер заметила среди играющих лорда Фредерика: его бледный подавленный вид говорил о том, что удача опять обошла его стороной.
Но Розабел нигде не было. И Льюиса Ньюкома тоже.
Последний раз она видела Розабел, когда та танцевала с ним. На ней было необычайной красоты бледно-голубое платье с золотыми блестками, а на мистере Ньюкоме – винного цвета жилет и золотой фрак. Его светлые волосы рассыпались по плечам в художественном беспорядке. Клер удивилась, как они оказались в одной паре. Розабел пригласил на танец немолодой, сутулый лорд Фарли, но к концу первого тура ее рукой ухитрился завладеть мистер Ньюком. То, как они склонили друг к другу головы, как они улыбались, шептались и смотрели друг на друга… вся их манера общения показалась Клер какой-то уж слишком интимной. Потом она перестала их видеть за другими парами.
Как назло, их приметила и леди Эстер. Она подошла к Клер и, обмахиваясь платком, начала грозить ей пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33