Вот тут-то ему и повстречалась теплая компания.
Тридцать Первое Ноября, Восьмой День Недели и Двадцать Пятый Час Суток сидели вне времени и пространства и говорили об осенних делах.
– Эге, папаша, неважно ты выглядишь! – крикнули они Календарю. – Смотри, доконает тебя эта осень.
– Доконает, – вздохнул Календарь.
– Да ты присаживайся, чего стоишь?
– Надо идти, – сказал Календарь, – нет времени.
– Это у тебя-то нет времени? – рассмеялся Восьмой День Недели. – А что же нам тогда говорить? На нашу долю и вообще времени не досталось.
– Да, – проворчал Двадцать Пятый Час, – ночей не спишь, все стараешься попасть в ногу с временем – никак не удается. Дождешься двадцати четырех часов, только попробуешь приткнуться – глядь – уже час ночи.
– Или первое декабря, – вставило Тридцать Первое Ноября. – Сразу после тридцатого.
– А я уж как извелся с этими воскресеньями и понедельниками! Так держатся друг за дружку, как будто их кто-то связал. – Восьмой День Недели с укором посмотрел на Календарь. – А все ты, папаша, виноват. Нет у тебя порядка.
– Как это нет порядка? – обиделся Календарь. – Я за порядком сам слежу, у меня каждый день на учете.
– А толку-то от этих дней! – воскликнуло Тридцать Первое Ноября. – Каждый из них отбирает у тебя день жизни.
– Отбирает, это правда…
– Слышь, папаша, ты бы плюнул на них, а? Взял бы лучше нас – мы бы у тебя ни минутки не тронули.
– Вас? – с сомнением посмотрел на них Календарь.
– Ну конечно, нас! – сказал Восьмой День Недели. – У нас бы время никуда не двигалось, на месте стояло. Ни четвергов, ни пятниц, ни суббот – живи, ни о чем не думай.
– И все время ночь, – подхватил Двадцать Пятый Час. – Спи себе, знай, похрапывай!
– Это бы ничего, – улыбнулся Календарь. – И все листки целы?
– Все до одного! Если время стоит – куда им деваться?
Календарь сел, аккуратно подобрав листки.
– Я бы тогда в библиотеку поступил, – мечтательно произнес он. – Там с книгами хорошо обращаются. Взял, почитал, на место поставил… Вот жизнь!
– Выдана книга тридцать первого ноября…
– В восьмой день недели…
– В двадцать пять ноль-ноль…
– Вернуть книгу тридцать первого ноября…
– В восьмой день недели…
– В двадцать пять ноль-ноль…
– Постойте, постойте, – забеспокоился Календарь. – Это как же? Одну книгу читать целый год?
– А что – разве много? Если время стоит – чего там его экономить?
Это сказало Тридцать Первое Ноября. А Восьмой День Недели добавил:
– Да и читать-то никто не будет. Время стоит – значит, все стоит, разве не понимаешь?
– Все стоит? И жизнь, и все остальное?
– Стоит, папаша, стоит! И тебе – прямая дорога на пенсию. Наработал свое, довольно!
– А как же библиотека?
– На кой она тебе? Плюнь, не думай!
Календарь встал, расправил свои листки.
– Ну, вот что, нечего мне тут с вами время терять. Поговорили и хватит!
– А осень, папаша? Она же не пощадит! – напомнил Двадцать Пятый Час.
– Ну и ладно!
– Ох, смотри, доведут тебя твои дни!
– Вы мои дни не судите, – рассердился Календарь. – Не вам их судить! Они у меня все при деле. А вы что? Так, в стороне? Значит, вы вроде и не существуете.
Календарь оторвал от себя листок.
– Вот, потерял с вами целый день. Возьмите себе – на память о потерянном времени.
И он зашагал по лужам. Но теперь уже в них не глядел. Календарь смотрел высоко и далеко – туда, где кончается его жизнь и начинается жизнь других календарей, которые сейчас выходят из печати.

Художник

Жил на свете Художник.
Однажды, еще в детстве, он нарисовал портрет старика. Старика этого он выдумал, но на портрете старик получился совсем как живой. Маленький Художник никак не мог расстаться со своей работой: он все что-то добавлял, подмалевывал и так увлекся, что старику это надоело. Он сошел с портрета и сердито сказал:
– Довольно! Ты меня совсем замучаешь!
Маленький Художник растерялся: ему не приходилось прежде иметь дело со стариками, которые сходят со своих портретов.
– Кто вы такой? – спросил он. – Может быть, колдун?
– Нет, не то! – Фокусник?
– Не то!
– Ага, теперь я понимаю, – догадался мальчик. – Вас, вероятно, зовут Нето. Только я, признаться, никогда не слыхал такого имени.
– На этот раз ты угадал, – сказал старик. – Меня действительно так зовут. И знаешь почему?
Все, кто имеет со мной дело, считают, что я – это совсем не то, что им нужно.
– А какие у вас дела? – спросил мальчик.
– Ну, – важно ответил старик, – работы у меня достаточно. Все лучшее, что создано на земле человеком, – создано при моем участии. Когда-нибудь ты это поймешь.
И старик удалился на свой холст.
Маленький Художник теперь уже не осмеливался прикасаться к нему. Он спрятал портрет старика и вскоре о нем забыл.
Шли годы. Маленький Художник вырос и стал настоящим Художником. Его искусство признали и полюбили, его картины украшали залы лучших картинных галерей. Многие завидовали Художнику – его славе, его успеху, считали Художника счастливым человеком.
А на самом деле это было не так.
Художник был недоволен своими картинами. Они доставляли ему радость лишь тогда, когда он над ними работал. А кончалась работа – и возникали сомнения. Каждая новая картина казалась ему неудачей.
Однажды, вернувшись домой с очередной выставки своих картин, он долго не мог уснуть. Он перебирал в уме картины, и ему было досадно за людей, которые ими восхищались.
– Не то, все не то! – воскликнул Художник. И вдруг перед ним появился старик. Это был
тот старик, которого Художник нарисовал в детстве.
– Здравствуй, – сказал старик, – ты меня, кажется, звал?
– Кто вы такой? – удивился Художник.
– Ты, видно, меня не узнал, – огорчился старик. – Вспомни портрет, который ты когда-то нарисовал.
– Не говорите мне о моих работах, – попросил Художник. – Ничего у меня с ними не получается, сколько ни бьюсь. И почему только всем нравятся мои картины?
– Как это всем? – возразил старик. – Мне, например, не особенно нравятся.
– Вам не нравятся мои картины?
– А что ж тут такого? Ведь тебе они тоже не нравятся.
Очень расстроил Художника этот разговор. Правда, он и раньше критически относился к своим работам, но его утешало то, что он в этих суждениях одинок и, может быть, ошибается.
Никогда еще Художник не работал так напряженно. Новые картины принесли ему еще большую славу и окончательно развеяли все сомнения.
«Если бы старик увидел эти картины, – думал он, – они бы, наверно, ему понравились».
Но старик больше не появлялся.
Прошло еще много лет…
И вот однажды Художник, уже больной и старый, роясь в своих архивах, нашел портрет старика.
«Что это за рисунок? – подумал он. – Я его совсем не помню».
– Ты меня опять не узнал, – сказал старик, сходя со своего портрета. – Я все ждал, что ты меня позовешь, но ты так и не позвал. Ты, видно, вполне доволен своей работой и поэтому забыл про старика Нето, который один может помочь создать что-нибудь путное. Вот перед тобой твои картины – посмотри на них моими глазами.
И вдруг все картины словно преобразились. Художник смотрел на них и не верил, что это им он посвятил всю свою жизнь.
– Что это! – крикнул он. – Разве это мои картины? Нет, это не то! Не то! Не то, не то, не то!
– Ты зовешь меня, – грустно сказал старик. – Но теперь уже поздно. К сожалению, поздно.

Рассказ о лесорубе, которому до всего было дело

В старину в одном городе люди потеряли улыбку…
Уверяю вас, что это очень страшно, гораздо страшнее, чем кажется на первый взгляд.
Никто не знал, откуда взялась эта загадочная болезнь, и местные светила науки изо дня в день изучали причины ее возникновения.
– Очевидно, это что-то желудочное, – говорил доктор Касторка.
– Нет. Нет, нет… Скорее это явление простудного характера, – возражал ему доктор Стрептоцид.
– Чепуха! – категорически заявлял профессор Пенициллин. (Злые языки утверждали, что именно это магическое слово принесло ему профессорство.)
Между тем болезнь с каждым днем принимала все более угрожающий характер. Люди забыли о весне, о солнце, о друзьях, и на улицах вместо приветливых и дружелюбных слов только и слышалось:
– Не твое дело! Не суй свой нос! Иди своей дорогой!
И как раз в это трудное время с гор спустился молодой Лесоруб. Подходя к городу, он увидел человека, который барахтался в реке, силясь выбраться на берег.
– Тонешь? – спросил Лесоруб, собираясь броситься на помощь.
– Не твое дело, – мрачно ответил утопающий и ушел под воду.
Лесоруб больше не стал тратить время на разговоры, а бросился в реку и вытащил человека на берег.
– Ты что же это сопротивляешься, когда тебя спасать хотят? Смотри, чудак, так и утонуть недолго.
– Да кто ж тебя знал, что ты всерьез спасать надумал? У нас это не принято.
Пожал плечами Лесоруб и отправился в город.
На одной из улиц дорогу ему преградила огромная толпа народа. В центре толпы маленький старичок трудился над опрокинутой телегой и никак не мог поставить ее на колеса.
– Давай-ка, дед, вместе! – сказал Лесоруб. – Одному-то тебе не под силу.
– Не твое дело, – буркнул старик, не поднимая головы.
– Ишь ты, гордый какой, – засмеялся Лесоруб. – У меня-то сил побольше твоего. А вдвоем не справимся – люди подсобят: вон их сколько собралось тебе на подмогу.
При этих словах толпа начала расходиться. Задним уйти было легко, а передним – труднее, и они волей-неволей взялись помогать старику.
Вскоре в городе только и разговоров было что о молодом Лесорубе. Говорили, что он во все вмешивается, о каждом хлопочет, что ему до всего дело. Сначала к этому отнеслись с улыбкой (это была первая улыбка, появившаяся в городе за время эпидемии), а потом многие захотели составить Лесорубу компанию, потому что он был веселый парень и делал интересное дело.
Однажды утром профессор Пенициллин выглянул в окно, и слово «чепуха» застряло у него в горле: на улице он увидел сотни улыбающихся лиц. Однако борьба с эпидемией была в плане работы больницы на весь следующий год, поэтому профессор решил закрыть глаза на факты. Он уже открыл рот, чтобы сказать: «Не мое дело», но его перебил Лесоруб, который как раз в это время входил в Зал заседаний:
– Пожалуйста, профессор, не произносите этой фразы: ведь она и есть причина заболевания, которую вы так долго искали.
Так кончилась эпидемия.
Лишь только у жителей города исчезла из употребления фраза «Не твое дело», к ним тотчас вернулась улыбка, они стали веселыми и счастливыми.
А Лесоруб ушел в горы – у него там было много работы.

Чудесный камень

Маленький жучок. Солдатик возвращался на родину.
Служба его кончилась, и теперь он спешил домой, к своей Солдатке. Это очень веселое дело – возвращаться домой, поэтому настроение у Солдатика было великолепное. Он шел строевым шагом, которому его обучили во время службы, и сам себе командовал:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть! Левой передней, правой передней! Левой задней, правой задней! Левой средней!… – словом, ни одна нога не была забыта.
Красная спинка с черными пятнышками то пропадала в высокой траве, то снова появлялась на дороге. Она привыкла и к знойным лучам, и к холодным дождям, она очень много испытала, очень много вынесла, эта натруженная солдатская спинка.
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Следуя таким бодрым шагом, Солдатик прошел к вечеру около семидесяти метров и стал устраиваться на ночлег. Солдатская служба научила его спать в любых условиях, поэтому он расположился прямо на земле, подложив себе под голову камень, и сразу уснул.
И приснилось Солдатику, что он дома, со своей Солдаткой. Сидят они у порога, смотрят на звезды и мирно беседуют. Солдатик рассказывает о своих ратных делах, о премудростях воинской службы, а Солдатка почтительно поддакивает да удивляется. Все-то ей в диковинку, все в новость.
Потом они вместе бродят по полям, отдыхают под стволами пшеничных колосьев, и Солдатка рассказывает, как она ждала Солдатика, как без него тосковала.
Проснулся Солдатик и еще пуще домой заторопился. Но, отойдя несколько шагов, вернулся назад и взял камень, который ночью клал себе под голову. На вид это был обыкновенный серый камень, но Солдатик сразу понял, что он вовсе не так прост, как кажется на первый взгляд.
«Не на каждом камне такой сон приснится, – подумал Солдатик. – Видать, это – счастливый камень. Отнесу-ка я его домой, своей Солдатке в подарок».
И – опять зашагал по дороге.
Много дней шел Солдатик, пока добрался до своего дома.
Стал на пороге, крикнул:
– Эй, хозяйка, принимай гостя!
Подождал – никакого ответа.
– Ты что – спишь?! – крикнул снова.
Никто не отзывается.
Стали собираться соседи. Здоровались, поздравляли с благополучным возвращением и – почему-то прятали глаза.
Заметил это Солдатик, забеспокоился.
– Где моя Солдатка? Уж не случилось ли с ней чего?
Молчат соседи. Только жук Дровосек, старый друг Солдатика, сказал:
– Брось, солдат! Нечего тебе по ней печалиться.
– Да что ты говоришь! Спятил, что ли?
– Она здесь больше не живет, – сказал Дровосек, пропустив Солдатику грубое слово. – В зерновой амбар перебралась.
– В какой амбар?
– В зерновой. Ее Долгоносик, тамошний завхоз, взял к себе на содержание.
Постоял Солдатик, подумал.
– Долгоносик, говоришь? Ну что ж! Я и Долгоносика не испугаюсь. Мне наплевать, что он завхоз.
Пришел Солдатик в амбар.
– Здравствуй, жена. Вот я и вернулся. Собирайся – домой пойдем.
– Никуда я не пойду, – отвечает Солдатка. – Мало, что ли, я с тобой горя хлебнула?
Убеждал ее Солдатик, убеждал – ничего не получается.
– Ты вот к жене пришел после долгой разлуки, – говорит Солдатка. – А что ты принес? Принес хоть какой-нибудь подарок?
– Принес! – обрадовался Солдатик и протянул ей свой камень.
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Долгоносик. – Вот это подарок!
– Ты чего смеешься? – рассердился Солдатик. – Как ты можешь смеяться, если ты ничего не понимаешь?
– А тут и понимать нечего! Таких камней у нас во дворе сколько хочешь валяется!
Видит Солдатик, что Долгоносик и вправду ничего не понимает.
– Глупый ты, Долгоносик, разве это такие камни? Это камни похожие , но не такие. И какой ты завхоз, если в простых вещах разобраться не можешь?
Эти слова задели Долгоносика.
– Ты мою должность не обижай, – сказал он. – Должность у меня трудная и неблагодарная. Работаешь с утра до вечера, спины не разгибаешь, и никто даже спасибо не скажет.
Неловко стало Солдатику, что он о Долгоносике плохо подумал.
– Извини, – говорит, – як тебе ничего не имею. Ты, вижу, справедливый Долгоносик, и должность у тебя справедливая. Только мне за Солдатку обидно: как ни скажи, жена все-таки, тосковал я по ней, надеялся…
– Никакая я тебе не жена, – говорит Солдатка. – Ищи себе другую и таскай ей камни хоть со всего света.
Понял Солдатик, что толку от этого разговора не будет.
– Ну, коли так – оставайся, неволить не стану.
Взвалил на плечи свой камень и – пошел.
На опушке леса остановился, в последний раз посмотрел на свой дом и побрел прочь – куда глаза глядят. Больше не командовал себе: «Левой передней! Правой передней!» – и камень, который он нес, показался ему гораздо тяжелее.
К вечеру подошел к ручью.
Напился, отдохнул, а утром стал думать, как бы на другую сторону перебраться. Смотрит – невдалеке листок на воде качается, а на нем – Комар, видать, перевозчик. Окликнул его Солдатик:
– Перебрось меня, друг, на ту сторону!
– Давай садись!
Но только Солдатик стал забираться на листок, Комар закричал:
– Погоди, погоди! Ты куда – с камнем? Хочешь плот потопить?
– Это не простой камень, – объясняет Солдатик. – Это камень особенный.
– Вижу я, какой он особенный, – говорит Комар. – Обыкновенный камень.
– А может, ты сначала камень перевезешь, а потом меня? Так плоту легче будет, – предлагает Солдатик.
– Ты что – меня за дурака считаешь? Чтобы я камни возил, каких и на той стороне сколько хочешь валяется?
– Таких там нет, – говорит Солдатик. – Там совсем другие камни.
– Вот что, служивый! – разозлился Комар. – Хочешь ехать – садись, а нет – отчаливай. У меня и без тебя работы хватает.
– Ну, тогда прощай, – сказал Солдатик. – Я пойду погляжу, – может, как иначе переберусь на ту сторону.
Ходил, ходил, нашел самое узкое место. Попробовал – глубоко. Что делать?
И вдруг, пока он примерялся да раздумывал, выскользнул у него камень и упал как раз на середину ручья.
Стал его Солдатик вытаскивать. Взобрался на камень, смотрит – а с него до другого берета рукой подать. Перебрался через ручей и думает: «Вот так камень! Без него бы мне никак не переправиться!»
Вытащил камень из воды, взвалил на плечи и дальше пошел.
И даже как будто веселей ему стало. Идет, бубнит себе под нос какую-то солдатскую песенку и вдруг слышит:
– Здравствуйте, извините, пожалуйста, что нарушаю течение ваших мыслей…
Оглянулся Солдатик – никого не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10