– Прошай, кухня!
И действительно, с кухней ему вскоре пришлось распроститься.
Когда пришла хозяйка, все помещение было полно воды.
– Ведро течет, – сказала хозяйка. – Надо его выкинуть: больше оно ни на что не годно.
Помойное Ведро всхлюпнуло от горя, услыхав о том, что его ждет. Оно уже не помышляло перебраться в комнаты, оно хотело остаться в кухне, продолжать собирать помои, но этого как раз Помойное Ведро теперь не умело делать.
И его выкинули.

– Вы, кажется, из кабинета? – спросил у Чернильницы Веник.
– Да, я там живу и работаю.
– Тогда вам должно быть известно, как в кабинете повесили Занавеску?
– Нет, что-то я такого не припоминаю.
– Не помните? Ну, тогда слушайте.

Как повесили Занавеску

Все были в смятении: Занавеску хотят повесить!
Старый, дряхлый Чемодан и рваная комнатная Туфля долго, всесторонне обсуждали последнюю новость.
– Я лично с ней не знакома, – говорила Туфля, – но от других слыхала, что это вполне порядочная, честная Занавеска, которая никогда никому не делала зла.
– Уж если таких начинают вешать… – многозначительно вздохнул Чемодан.
Слова Чемодана испугали рваную Туфлю. А вдруг повесят и ее? Это было бы ужасно. Туфля сама никогда не висела, но от других слыхала, что это должно быть ужасно.
Подошла Половая Тряпка, вся мокрая, – очевидно, от слез. Потом пришлепали Старые Калоши.
– Я всем сердцем любила несчастную, ведь она приходится мне родственницей. Можете не удивляться, если повесят и меня.
Так говорила Половая Тряпка. А Старые Калоши вдруг стали жаловаться, что их давно уже обещают починить и все не чинят.
Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы в разговор не вмешался Календарь. Он висел на стене и все слышал.
– Эх вы, старые сплетники, – сказал Календарь. – Слышали звон, да не знаете, где он. Повесить Занавеску – вовсе не значит ее казнить, а наоборот – дать ей жизнь полную, интересную, какую она заслуживает. А за себя не бойтесь, – закончил Календарь. – Вас могут выбросить, но никогда не повесят.
Тряпку обидели эти последние слова: она считала себя родственницей Занавески, – почему же ее должны обязательно выбросить? Чемодан был стар и ничего не услышал, а Туфля услышала, да не поняла.
Одни только Старые Калоши нашли что ответить Календарю:
– Если это правда, что вы сейчас сказали, то почему нас не чинят?…

Часы

– Вы знаете, – сказала Канистра, – что в хорошей легковой машине всегда есть Часы. Машина идет – и они идут, машина стоит – а они все равно идут. Вот такие Часы были в одной «Победе».
«Победа» эта была чудесной машиной, очень быстроходной, и все хвалили ее за это.
А Часы тикали себе помаленьку, и их не хвалил никто.
Понятно, что Часы завидовали машине. Они хотели показать, на что они способны, и потому стали идти быстрее, пока не ушли вперед почти на целый час.
Но их не похвалили, а, наоборот, выругали и отдали в починку.
Часы недоумевали: ведь они спешили так же добросовестно, как и машина, – за что же ими недовольны?

– Скверная история вышла с Часами, – заметил Котелок. – Но не лучше получилось и с Выключателем. Вот послушайте.

Выключатель

Выключатель занимал на стене не особенно высокое положение, но возомнил о себе очень много. «Я, – решил он, – самостоятельная руководящая единица и не позволю каждому вертеть собой!»
Зажигают люди свет, – а он не зажигается. Гасят, – а он горит. Все наоборот. В чем дело?
Позвали монтера. Тот проверил все, осмотрел и говорит:
– Выключатель надо менять. Совсем испортился Выключатель.
Что ж, испорченный Выключатель сняли со стены, а вместо него поставили исправный.
– Что вы делаете? Какое вы имеете право? Я буду жаловаться! – возмущался Выключатель, когда его снимали.
А потом успокоился:
– Ничего, не пропадем. Нашего брата, руководящего, всюду нехватка. Вон и Солнце без руководства работает. Там меня с руками оторвут!
Но Солнце не нуждалось в руководстве, да и в других местах не нужен был испорченный Выключатель.
И остался Выключатель ни при чем. Ничего не проворачивал, не давал никаких руководящих указаний относительно света.
Впрочем, света от этого не убавилось, а даже, говорят, чуточку больше стало.
– Чих! Чих! Чих! Чих! – это расчихался Примус.
– Будьте здоровы! – вежливо сказал ему Котелок. – Если вы что-то хотели рассказать, то я
уже кончил.
– Спасибо, – поблагодарил Поимус. – Мне показалось, что запахло керосином. Вечно меня преследует этот проклятый запах!
– Так какую историю вы могли бы нам рассказать? – напомнила ему Чернильница.
Но Примус опять расчихался, и всем стало ясно, что толку от него ждать нечего.
– Тогда разрешите мне, – сказала Миска. – Если не возражаете, я расскажу вам историю Спички.
Против Спички никто возражать не стал, и Миска рассказала такую историю.

Родная коробка

Жила на кухне маленькая Спичка.
Как и все спички, проживала она в спичечной коробке, как и все спички, должна была, когда придет время, что-нибудь зажечь, но смотрела она на жизнь не как все спички.
«Мне ли, – думала она, – мне ли, которая создана для того, чтобы нести в мир огонь, – лежать здесь, в тесной коробке? Здесь так много спичек, что среди них легко затеряться. А может случиться и так, что сгорю я, а меня примут совсем за другую спичку. Что тогда делать? Нет, уйду я отсюда, поищу себе места получше!»
Так она и сделала.
Дождавшись, когда открыли спичечную коробку, Спичка незаметно выскользнула из нее и с наступлением темноты двинулась в путь.
Долго шла Спичка. При ее небольшом росте кухня казалась ей огромной страной, и Спичка совсем выбилась из сил, пока добралась до кухонного шкафа.
– Здравствуйте, куда это вы в такую позднюю пору? – услышала Спичка незнакомый голос.
Это была Чайная Ложка. Ей не спалось, – ее мучила изжога.
– А что это за края? – ответила Спичка вопросом на вопрос.
– Область кухонного шкафа, район второй полки, – объяснила Чайная Ложка и добавила, чтобы поддержать разговор: – А вы, видно, в наших краях впервые?
– Никогда даже не слыхала об этих местах. А что за народ здесь живет?
– Кого здесь только нет! Стаканы, чашки, тарелки, ножи, вилки, ложки – всех не перечтешь!
– Ну что ж, – немного помедлив, сказала Спичка, – это мне как будто подходит. Я останусь у вас. – И тут же представилась: – Спичка! Вероятно, слышали?
– Да нет, что-то не приходилось, – простодушно созналась Ложка.
– Ох ты, темнота какая! – возмутилась Спичка. – Неужели вы без огня живете?
– А нам огонь и не нужен. Это в области печки да еще в области потолка, в районе электрической лампочки, – там другое дело. А у нас от огня только пожара жди.
– Предрассудки! – небрежно бросила Спичка. – Вот я стану жить у вас, и вы узнаете, что такое огонь.
И Спичка поселилась в районе второй полки.
Сначала обитатели этого края были удивлены появлением Спички, но потом привыкли, и некоторые даже стали относиться к ней с почтением.
– Спичка не чета нам! – звенели чашки. – У нее большие возможности! Спичка даст нам огонь!
Между тем время шло, а Спичка все не совершала того, чего от нее ждали.
– Я дам огонь, я дам огонь! – твердила она, но – ничего не давала.
Да и не могла она ничего дать, потому что слишком далеко ушла от своей спичечной коробки.

* * *

Когда Миска окончила свой рассказ, а желающих занять ее место больше не нашлось, все стали просить Чернильницу, чтобы она рассказала что-нибудь. Но выяснилось, что Чернильница не захватила с собой никаких пособий и записей, а без них она не могла ничего рассказывать.
Чернильница сразу заторопилась и стала прощаться. Она еще раз пообещала написать книжку о том, что она здесь слышала.
И написала. Но так как в голове у нее были только чернила, то она, разумеется, все перепутала. Главным героем ее книжки стал испорченный Выключатель, а больше всего досталось Занавеске и Календарю.
Одно утешительно, что книжку Чернильницы никто не читал.

Иголка в долг

Не дают Ежу покоя.
Только он свернется, уляжется в своей норе, чтобы соснуть месяц-другой, пока холода отойдут, а тут стук.
– Разрешите войти?
Выглянет Еж за порог, а там – Хомяк-скорняк, шубный мастер.
– Простите, что побеспокоил, – извиняется Хомяк. – Не одолжите ли иголочку?
Что ему ответишь? Мнется Еж – и дать жалко, и отказать совестно.
– Я бы рад, – говорит, – я бы с удовольствием. Да у меня самого их маловато.
– Мне только на вечер, – просит Хомяк. – Шубу заказчику кончить нужно, а иголка сломалась.
С болью вытаскивает ему Еж иголку:
– Только прошу вас: кончите работу – сразу верните.
– Конечно, а как же! – заверяет Хомяк и, взяв иголку, торопится заканчивать шубу заказчику.
Еж возвращается в норку, укладывается. Но едва начинает дремать, снова стук.
– Здравствуйте, вы еще не спите?
На этот раз явилась Лиска-модистка.
– Одолжите иголочку, – просит. – Где-то моя затерялась. Искала-искала, никак не найду.
Еж и так и сяк – ничего не получается. Приходится и Лисе одолжить иголочку.
После этого Ежу наконец удается заснуть. Лежит он, смотрит свои сны, а в это время Хомяк уже шубу кончил и спешит к Ежу, несет ему иголку.
Подошел Хомяк к норке Ежа, постучал раз, другой, а потом и внутрь заглянул. Видит: Еж спит, посапывает. «Не стану его будить, – думает Хомяк.
– Воткну ему иголку на место, чтоб зря не беспокоить, а поблагодарю в другой раз, при случае».
Нашел на ежовой спине место посвободнее и сунул туда иглу. А Еж как подскочит! Не разобрался, конечно, со сна.
– Спасите! – кричит. – Убили, зарезали!
– Не беспокойтесь, – вежливо говорит Хомяк.
– Это я вам иголку вернул. Большое спасибо.
Долго ворочался Еж, не мог уснуть от боли. Но все-таки уснул и, забыв о Хомяке, снова за свои сны принялся. Как вдруг…
– Ай! – завопил Еж – Спасите, помогите!
Пришел немного в себя, смотрит – возле него Лиска-модистка стоит, улыбается.
– Я вас, кажется, немного испугала. Это я иголочку принесла. Уж так спешила, так спешила, чтобы вы не беспокоились.
Свернулся Еж клубком, брюзжит себе потихоньку. А чего брюзжать-то? С болью давал, с болью и назад получает.

«История капли», –

написал я и посадил на бумаге кляксу.
– Вот хорошо, что ты решил обо мне написать! – сказала Клякса. – Я так тебе благодарна!
– Ты ошибаешься, – ответил я. – Я хочу написать о капле.
– Но ведь я тоже капля! – настаивала Клякса. – Только чернильная.
– Чернильные капли разные бывают, – сказал я. – Одни пишут письма, упражнения по русскому языку и арифметике, вот такие истории, как эта. А другие, вроде тебя, только место занимают на бумаге. Ну что я могу написать о тебе хорошего?
Клякса задумывается.
В это время возле нее появляется маленький Лучик. Листья деревьев за окном пытаются не пустить его в комнату. Они шуршат ему вслед:
– Не смей водиться с этой неряхой! Ты испачкаешься!
Но Лучик не боится испачкаться. Ему очень хочется помочь чернильной капле, которая так неудачно села на бумагу.
Я спрашиваю у Кляксы:
– Ты действительно хочешь, чтобы я о тебе написал?
– Очень хочу, – признается она.
– Тогда ты должна это заслужить. Доверься Лучику. Он заберет тебя, освободит от чернил, и ты станешь чистой, прозрачной каплей. Для тебя найдется дело, только смотри не отказывайся ни от какой работы.
– Хорошо, – соглашается Капля. Теперь ее уже можно так называть.
Я стою у окна и смотрю на тучи, которые уплывают вдаль.
Где-то там, среди них, и моя Капля. И я машу ей рукой:
– До свидания, Капля! Счастливого пути!

А далеко-далеко, в знойной степи, качается на ветру Колос. Он знает, что должен вырасти большим и что для этого ему нужна влага. Он знает, что без дождя высохнет на солнце и ничем не отблагодарит людей, которые так заботливо за ним ухаживают. Об одном только не знает Колос: о нашем уговоре с Каплей.
А Капля летит ему на помощь, и спешит, и подгоняет ветер:
– Скорее, скорее, мы можем не успеть!
Какая это была радость, когда она наконец прибыла на место! Капля даже не подумала, что может разбиться, падая с такой высоты. Она сразу устремилась вниз, к своему Колосу.
– Ну, как дела? Еще держишься? – спрашивает она, приземляясь.
И мужественный Колос отвечает:
– Держусь, как видишь. Все в порядке.
Но Капля видит, что не все в порядке. Она с большим трудом прогрызает черствую землю и доходит до самого корня Колоса. Потом она принимается его кормить.
Колос оживает, распрямляется, чувствует себя значительно бодрее.
– Спасибо, Капля, – говорит он. – Ты мне очень помогла.
– Пустяки! – отвечает Капля. – Я рада, что была тебе полезна. А теперь – прощай. Меня ждут в других местах.
В каких местах ее ждут, Капля не говорит. Попробуй теперь ее найти, – сколько на земле рек, озер, морей и океанов, и, можете себе представить, сколько в них капель!
Но свою-то Каплю я должен найти! Ведь я сам отправил ее в далекий путь, да еще пообещал о ней написать.

Паровоз, тяжело дыша, останавливается на узловой станции. Здесь ему нужно отдохнуть, запастись водой и горючим, чтобы с новыми силами двинуться дальше.
Журчит вода, наполняя его котлы. И – смотрите: в струе воды показалось что-то знакомое. Ну да, конечно же, это наша Капля!
Трудно Капле в паровозном котле! Жаркая здесь работа! Капля не только упарилась, но совсем превратилась в пар. И все же она неплохо справляется со своим делом.
Другие капли даже начинают прислушиваться к ее мнению по различным вопросам, обращаются к ней за советом, а она, собрав вокруг себя товарищей, командует:
– Раз, два – взяли! Ну-ка, еще поднажми!
Капли нажимают еще, и паровоз мчится, оставляя позади одну станцию за другой.
А потом Капля прощается со своими товарищами: кончилась ее смена. Паровоз выпускает пары, и она покидает котел, а ее товарищи кричат ей вслед:
– Не забывай нас, Капля! Может, еще встретимся!

Стоит суровая зима, земля мерзнет и никак не может согреться. А ей нельзя мерзнуть. Ей нужно сохранить свое тепло, чтобы отдать его весной деревьям, травам, цветам. Кто защитит землю, кто прикроет ее и сам не побоится холода?
Конечно, Капля.
Правда, теперь ее трудно узнать: от холода Капля превратилась в Снежинку.
И вот она медленно опускается на землю, прикрывает ее собой. Охватить Снежинка может очень небольшое пространство, но у нее много товарищей, и всем вместе им удается уберечь землю от холода.
Снежинка лежит, тесно прижавшись к земле, как боец в белом халате. Злобно трещит Мороз, он хочет добраться до земли, чтобы ее заморозить, но его не пускает отважная Снежинка.
– Погоди же! – грозится Мороз. – Ты у меня запляшешь!
Он посылает на нее сильный Ветер, и Снежинка действительно начинает плясать в воздухе. Ведь она очень легка, и Ветру с ней справиться нетрудно.
Но только Мороз, торжествуя победу, отпускает Ветер, как Снежинка опять опускается на землю, припадает к ней, не дает Морозу отобрать у земли тепло.
А потом ей на помощь приходит Весна. Она ласково согревает Снежинку и говорит:
– Ну вот, спасибо тебе, уберегла ты мою землю от Мороза.
Очень приятно, когда тебя хвалят. Снежинка буквально тает от этой похвалы и, снова превратясь в Каплю, бежит со своими товарищами в шумном весеннем потоке.

– Вот досада! Опять я кляксу посадил на бумагу! Ну скажи, чему ты улыбаешься, Клякса?
– Теперь-то ты напишешь обо мне, как обещал?
– Ах, это опять ты! Но я ведь предупреждал тебя, что ты должна заняться полезным делом. А ты как была, так и осталась Кляксой.
– Ну, нет! Теперь я – настоящая Капля. И я занималась полезным делом.
– Почему же ты опять стала Кляксой?
Клякса хитро подмигивает мне:
– Иначе ты бы меня не узнал и не стал бы писать обо мне.
На этот раз я подмигиваю Кляксе:
– А ведь я написал о тебе. Так что ты зря волновалась. Вот послушай.
И я читаю Кляксе эту историю.
– Ну как, все правильно?
– Правильно, – с удовольствием соглашается Клякса. Но больше ничего не успевает добавить: появляется наш общий знакомый Лучик и начинает ее тормошить:
– Пойдем, Капля! Нечего здесь рассиживаться на бумаге!
И они улетают.
А я опять стою у окна и смотрю на тучи, уплывающие вдаль.
Где-то там, в этих тучах, и моя Капля. И я машу ей рукой:
– До свидания, Капля! Счастливого пути!

Школа

Пошел Гусь в огород посмотреть, все ли там в порядке. Глядь – на капусте кто-то сидит.
– Ты кто? – спрашивает Гусь.
– Гусеница.
– Гусеница? А я – Гусь, – удивился Гусь и загоготал. – Вот здорово – Гусь и Гусеница!
Он гоготал и хлопал крыльями, потому что такого интересного совпадения ему никогда встречать не приходилось. И вдруг замолчал.
– А ты почему не хлопаешь? – спросил он почти обиженно.
– У меня нечем, – объяснила Гусеница. – Посмотри: видишь – ничего нет.
– У тебя нет крыльев! – догадался Гусь. – Как же ты летаешь в таком случае?
– А я не летаю, – призналась Гусеница. – Я только ползаю.
– Ага, – припомнил Гусь, – рожденный ползать летать не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10