– Большое спасибо.
– Не стоит благодарности. Я сказал то, что думал. Спокойной ночи, Гэбриэл. Приятных снов.
Гэбриэл на этот раз спокойно проспала всю ночь и проснулась только тогда, когда зазвенел будильник. Поэтому чувствовала себя отдохнувшей и полной желания действовать, так что ко времени появления Уэйна и Эдди она была уже вся в работе, делая пробы на разных мелких участках у краев картины, чтобы определить, каким типом растворителя пользоваться для удаления поверхностного слоя краски. В конце концов она остановилась на своем любимом ацетоне, разбавленном уайт-спиритом, и смоченной им же подушечке, которая хорошо останавливает растворитель, если он подействует слишком быстро.
После нескольких часов труда был очищен лишь маленький кусочек полотна, но этого оказалось достаточно, чтобы вызвать волнение у помощников Гэбриэл.
– Там точно кто-то есть! – торжествующе воскликнул Эдди. – Вон тот розовый кусочек – это кожа?
Гэбриэл, с благодарностью приняв кружку с кофе, покачала головой.
– Нет, это часть платья – похоже, атласного. – Она вздохнула. – Жаль, что папа этого не видит. Он бы обрадовался.
Теперь, когда она удаляла саму темную, коричневатую краску, которой была замазана картина, Гэбриэл настолько увлеклась, что Уэйну пришлось напомнить ей о необходимости поесть. Она нехотя согласилась на сэндвич, а потом снова с головой ушла в работу, прерываясь только время от времени, когда то один, то другой из ее помощников приносил ей чего-нибудь попить. В половине шестого они сказали, что если она хочет успеть в больницу, то пора закругляться.
В больнице, ободренная благополучным видом отца, Гэбриэл с таким подъемом рассказывала ему о проделанной за день работе, что заставила его лукаво улыбнуться.
– Выходит, ты больше не против того, чтобы трудиться для Адама!
– Я это делаю ради тебя, папа, а не ради Дайзарта.
– Если не считать того, какое удовольствие приносит тебе самой процесс разгадывания тайн, скрывающихся под верхним слоем краски. – Он похлопал ее по руке. – Какие растворители ты применяешь?
И они погрузились в обсуждение технических вопросов. Гарри дал дочери весьма ценный совет о том, что делать после того, как объект будет полностью виден и она дойдет до лака. Только когда другие посетители стали уходить из палаты, Гэбриэл вспомнила о предложении матери.
– Папа, – начала она, – у тебя есть какие-нибудь соображения относительно того, что произойдет, когда тебя выпишут?
Он удивленно посмотрел на нее.
– Я вернусь домой, разумеется.
– Медики говорят, тебе нужен полный покой.
– Я буду паинькой, – пообещал он, но тут же озабоченно нахмурился. – Или это слишком обременит тебя? Ты и так уже взяла дело на себя, не даешь ему развалиться, пока меня нет.
– Суть совсем не в этом. Я давно хотела тебе сказать, папа. С работы я ушла.
Он с испугом посмотрел на нее.
– Из-за меня?
– Нет. Я уже какое-то время собиралась сделать такой шаг – Гэбриэл замялась. – Дело в том, папа, что тебе нужно поправить здоровье перед тем, как вернуться в «Хэйуордз». Приятные небольшие каникулы, морской воздух, покой и тишина.
– У меня почему-то такое чувство, что ты уже все устроила. Признавайся. Что ты там напланировала для меня?
– Это не я, а мама. Она… она предлагает тебе провести с ней пару недель в коттедже Джулии на Гоуэре, – выпалила Гэбриэл одним духом.
Голубые глаза Гарри Бретта прищурились.
– Ты уверена?
– Конечно, уверена, – терпеливо сказала Гэбриэл. – Что тут такого удивительного?
– Мы с твоей матерью очень давно не живем под одной крышей, – сухо сказал он. – И вдруг она ни с того ни с сего предлагает, чтобы мы провели вместе две недели?
– Мама звонит каждый вечер, спрашивает, как у тебя дела. Что мне сказать ей сегодня? Да или нет?
– А ты что посоветуешь?
– Делай то, к чему душа лежит, – ответила Гэбриэл. – Подумай, поразмысли. Что решишь – скажешь мне, когда я приду к тебе завтра…
Лору Бретт позабавил рассказ о реакции ее бывшего мужа.
– Я утром сама ему позвоню и скажу, что мое предложение делается из самых добрых побуждений. А если ему неприятна перспектива побыть в моем обществе, пусть возьмет с собой в коттедж кого-нибудь другого. У него кто-то есть? – спросила она напоследок.
– Нет, мама. Во всяком случае, насколько я знаю.
Ближе к вечеру следующего дня, обрабатывая холст кусочек за кусочком, Гэбриэл удалила довольно много нанесенной сверху краски, и на картине почти целиком открылось второе лицо. Как и первое, оно не вполне отчетливо проступало под слоем растрескавшегося и изменившего цвет лака, но черты были достаточно различимы, чтобы заметить несомненное сходство между этими двумя красавицами.
– Сестры? – взволнованно спросил Уэйн.
– Должно быть, – устало сказала Гэбриэл, поворачивая голову поочередно в одну и другую сторону. – Завтра увидим больше, когда я удалю остаток этой коричневой краски. Может быть, даже обнаружим подпись.
Когда Уэйн и Эдди ушли заниматься своими рисунками, Гэбриэл сняла головную ленту и стала рассматривать стоявшую на подставке картину. Уже сейчас от лиц шло некое сияние, даже сквозь потемневший от времени лак. Это была явно не ремесленная поделка, что указывало на знатное происхождение изображенных на портрете девушек. Кто же вы такие? – беззвучно спросила их она и вздрогнула, когда ей на плечо опустилась чья-то рука.
– Простите, я напугал вас, – сказал Адам Дайзарт. – Мы были правы, – выдохнул он, глядя на картину так, словно нашел чашу Грааля. – Там действительно прятался кто-то.
– Это вы были правы, – поправила его Гэбриэл. – Как вы думаете, они – сестры?
– Определенно. И я почти уверен, что знаю, кто они. – Он повернулся и посмотрел на нее блестящими глазами. – Как насчет того, чтобы съездить в воскресенье в Херефордшир и провести кое-какие исследования?
Гэбриэл удивилась тому, насколько ей понравилась эта идея.
– Вы хотите сказать, что не будете требовать, чтобы я работала и в выходные? – спросила она в притворном изумлении.
– Разумеется, нет, – сказал он с видом оскорбленной добродетели. – Я же не погоняла рабов.
Гэбриэл засмеялась, потом помахала стоявшим в дверях Уэйну и Эдди.
– Спасибо, вы свободны на сегодня. Я сама все закрою.
После того, как «харлей-дэвидсон» с шумом унесся, Адам, одетый в старые джинсы и спортивную фуфайку, помог Гэбриэл прибраться, благоговейно снес картину в подвал, а потом сопровождал Гэбриэл, пока она все запирала, и на этот раз согласился на ее предложение выпить чаю.
– Ужасно устал, – признался он, когда они вместе шли к дому. – Только что вернулся из Лондона.
После грандиозного примирения с Деллой?
– Вчера я был на аукционе в Вест-Энде, – продолжал он, – переночевал у Лео, а сегодня зашел на одну из распродаж под открытым небом.
– В таком костюме? – спросила Гэбриэл, размышляя о том, кто такой этот Лео.
– Это мой обычный камуфляж при посещении общих распродаж. Надеваю темные очки и старую, обшарпанную шляпу. На распродажи я не хожу при полном параде, мисс Бретт.
– Ваш поход увенчался успехом? – спросила она, входя на кухню, где было удивительно чисто благодаря мисс Эдит Принс, которая в прошлом помогала по хозяйству Лотти Хэйуорд и все еще продолжала делать это для Гарри Бретта, приходя два раза в неделю.
– Как и следовало ожидать, на аукционе в Вест-Энде я не потянул, зато сегодня купил пару сентиментальных викторианских акварелей. Вы будете рады узнать, что в реставрации они не нуждаются. Кроме того, я заполучил прекрасную серебряную подставку для графина эпохи Георга III. – Он присел на край кухонного стола, покачивая длинной ногой, и его заразительная увлеченность легко объяснила Гэбриэл, почему у ее отца с ним такое взаимопонимание, несмотря на разницу в возрасте. – Мне остается лишь надеяться, – сказал он, состроив гримасу, – что мой отец одобрит такую трату денег.
– Если он будет недоволен, – сказала Гэбриэл, включая чайник, – то прибыль, которую вы получите от своей парочки красавиц, наверняка смягчит этот удар. К тому же из нее не надо будет платить процент аукционисту.
Он ответил широкой улыбкой.
– Вот именно. Жаль, что наш каталог вышел раньше, чем я нашел картину.
Гэбриэл придвинула ему кружку с чаем.
– Но вы ведь можете намекнуть кому надо?
– Обязательно, как только мне станет ясно, что мы имеем. Должен сказать, что публика неплохо посещает аукционы «Дайзартс», особенно когда выставляются картины.
– Если хотите, я тоже могла бы обронить парочку намеков, – предложила она.
Адам поднял одну бровь.
– И в чьи же уши?
– Своему другу Джереми Блиту – я о нем упоминала, не так ли?
– Да, упоминали.
– Он владелец картинной галереи. И прибегает к услугам компании, в которой я работаю, когда нуждается в выполнении реставрационной работы. Именно так мы и познакомились. У него куча знакомых дилеров в сфере искусства.
– Это не тот влюбленный в городской асфальт? – осведомился он.
– Тот самый.
– И вы хотите поговорить с ним о моей находке? – Его глаза вызывающе сверкнули. – Не означает ли это, что вы начинаете оттаивать по отношению ко мне, Гэбриэл Бретт?
Она пожала плечами.
– Мне просто интересно, как будет реагировать Джереми, когда ваша «спящая красавица» откроется во всей красе.
Адам поставил кружку на стол.
– Но я могу ошибаться относительно картины, – сказал он, и Гэбриэл впервые уловила в выражении его лица что-то похожее на неуверенность. – Это может быть подделкой.
Она покачала головой.
– Всякое бывает, но я все же думаю, что вы не ошибаетесь. Не забывайте, я работала с подобными картинами много лет…
– Много – это сколько?
– Профессионально около девяти. Но я работаю с папой с подросткового возраста. Техническим тонкостям этого ремесла научилась еще до окончания школы.
Брови Адама поползли вверх.
– Сколько же вам лет, Гэбриэл?
– Тридцать. – Она улыбнулась. – А что?
– Когда вы одеты вот так, вам не дашь больше пятнадцати. – Он вдруг посерьезнел, глаза блеснули раскаянием. – Черт! И о чем я только думаю? Так озабочен собственными проблемами, что забыл спросить, как там Гарри.
– Поправляется, хотя вчера был просто ошарашен, – сказала она, засмеявшись. – Мама предложила отвезти его выздоравливать в коттедж на побережье. Папа был поражен.
– Я знаю, что они в разводе, Гэбриэл. Простите за нескромный вопрос, – осторожно сказал Адам, – но ваши родители поддерживают отношения?
– Ну да, это был очень цивилизованный развод. Но с тех пор светского общения у них было немного. – Гэбриэл философски пожала плечами. – Это было папино решение. Он всегда может вернуться домой, если оно не сработает.
Адам выпил чай и соскользнул со стола.
– Между прочим, вы так и не ответили на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Поедете со мной на расследование?
Как альтернатива одинокому воскресенью на «Хэйуордз-Фарм» предложение было очень привлекательным.
– С одним условием: я должна вернуться вовремя, чтобы вечером успеть к папе в больницу. Спасибо. Мне не приходилось бывать в этих краях.
– Тогда вы получите большое удовольствие. Мы с вами поедим в каком-нибудь пабе, и я расскажу вам, какое сделал вчера открытие.
– Так вы вроде уже рассказывали, – сказала она удивленно.
– Самое важное я утаил. – Он загадочно улыбнулся. – Подожду до воскресенья, дабы быть уверенным, что вы не передумаете. Спасибо, Гэбриэл.
– За что?
– За перемирие. Я понимаю, что сначала повел себя неправильно. Но хотелось бы думать, что отныне мы можем быть друзьями. Вы согласны?
Она улыбнулась.
– Наверное. Иначе я бы не собиралась провести воскресенье в вашем обществе.
Адам подошел ближе.
– Этот Джереми… он что-то значит для вас?
– Мы не живем вместе, если вы это имеете в виду. Но видимся часто. Общие интересы и все такое.
– Звучит без особого пыла.
– Не как ваши отношения с ветреной Деллой, да?
Адам хохотнул и поднял руки в знак того, что сдается.
– Ладно. Мир. Больше никаких личных вопросов. Вот только спрошу, не лучше ли вам теперь спится по ночам?
– А знаете, действительно лучше. В тот вечер, когда вы звонили, я сразу же легла спать и проснулась, только услышав будильник.
– Я готов звонить вам каждый вечер, если это помогает, – предложил он. – А еще лучше, я могу приезжать и спать у вас на диване.
– Ни за что! – заявила она.
– Вы меня не так поняли, Гэбриэл. Мне неприятно думать, что вы здесь совсем одна. Я мог бы каждую ночь спать внизу и утром уходить с первым светом. Вы даже не заметили бы, что я тут был.
Неужели он это серьезно? Присутствие Адама Дайзарта в доме гнало бы от нее сон с еще большим успехом, чем какие-то потрескивания и постанывания.
– Спасибо за предложение, – искренне поблагодарила Гэбриэл. – Но я не могу доставлять вам столько беспокойства.
– Жаль, – вздохнул он, а потом, к ее удивлению, наклонился и поцеловал ее в щеку. – Передавайте привет Гарри.
– Хорошо, – слабым голосом сказала она. Ласка Адама подействовала на нее сильнее, чем ей хотелось признать.
Адам замялся, и на какое-то мгновение Гэбриэл показалось, что он поцелует ее еще раз. Однако он лишь улыбнулся ей уголком рта. Затем сел в машину и уехал.
Перемирие, думала Гэбриэл, запирая дверь. Означало ли это конец военных действий? Да, означало. Ведь они и велись-то, в сущности, лишь с ее стороны. И, если быть честной, ей стало трудновато продолжать злиться на Адама Дайзарта после того, как она узнала его ближе. Могло статься, что какая-то добрая фея при крещении в изобилии наделила его дарами, однако он совершенно не похож на того избалованного типа, какого рисовало ей ее воображение. Адам обладал немалой долей красоты и шарма, но у него была и этическая позиция в отношении работы, во многом сходная с ее собственной. В общем, он нравился ей гораздо больше, чем она могла ожидать до этой встречи.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В выходные Гэбриэл обычно занималась стиркой и покупками. Но именно в эту субботу она не устояла перед искушением поработать над портретом. В отсутствие Уэйна и Эдди ее некому было отвлекать, и она трудилась без остановки, так что ближе к вечеру почти весь поверхностный слой краски был снят. Она вглядывалась в оба лица, такие похожие и все же разные. Первое, «окликнувшее» Адама из угла аукционного зала, светилось таким лучезарным счастьем, что Гэбриэл кольнуло плохое предчувствие относительно судьбы этой леди. Почему такая сияющая красавица оказалась изгнанной на чердак на все эти годы? Что-то или кто-то, очевидно, потушил свет в ее фиалковых глазах. И Гэбриэл была готова держать пари, что здесь сыграла какую-то роль вот эта девица с капризно надутыми губами, глядящая из-за плеча сестры.
– Не волнуйся, если я завтра немного опоздаю, – сказала Гэбриэл вечером, целуя отца на прощание. – Адам Дайзарт берет меня в исследовательское путешествие в самую глубь дебрей Херефордшира.
– Вот это номер, – удивленно произнес Гарри Бретт. – Я думал, ты с ним на ножах. А почему Херефорд?
– Его дамы на портрете родом оттуда, из одной старинной усадьбы. Адам надеется узнать там происхождение портрета.
– Жаль, что я не еду с вами, – сказал Гарри и вдруг фыркнул. – Хотя Адаму вряд ли нужен третий лишний.
– Это совсем не романтическое путешествие. Между прочим, ты не сказал мне, что решил по поводу поездки на отдых с мамой.
– Разве я не сказал тебе, малышка? – спросил он с невинным видом и улыбнулся. – Конечно, я согласен. Надо быть дураком, чтобы отказаться от бесплатного отдыха.
В воскресенье Гэбриэл собралась в дорогу вовремя. На ней была длинная белая джинсовая юбка, белый топ и поверх него голубая батистовая блузка. Этот июньский день был таким жарким, что она пришла в восторг, когда подъехал Адам, сидя за рулем старенького автомобиля с опущенным верхом. Машина была безупречно ухожена, и сразу становилось ясно, что она – предмет гордости хозяина.
– Доброе утро, – поздоровалась она, с восхищением разглядывая автомобиль. – Вот это да!
Адам выпрыгнул из машины и любовно похлопал по капоту.
– Это любовь моей жизни. Доброе утро, Гэбриэл. – Всмотревшись более внимательно ей в лицо, он нахмурился. – Выглядите вы чудесно, но синева под глазами под стать цвету вашей блузки. Плохо спали прошлую ночь?
– Да вроде бы нет. Обычно я отдыхаю в выходные, но вчера работала над вашими дамами. – И взяла портрет с собой в спальню, чтобы не ходить в подвал с наступлением темноты.
– Этого делать не следовало!?
Она пожала плечами.
– Вам ведь нужно побыстрее. Кроме того, мне ужасно хотелось яснее увидеть второе лицо. Хотите взглянуть? Портрет в кухне на столе.
Адам вошел за ней в дом и несколько секунд молча смотрел на портрет горящими от возбуждения глазами.
– Я прав! – выдохнул он наконец.
– Вы думаете, это действительно работа Этти?
Он покачал головой, не отрывая взгляда от холста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15