Они являются так поздно, шумят, смеются, хлопают дверями…Сейчас Роза Петровна пыталась найти частную квартиру. Она заходила подряд во все дворы, но, увы, безуспешно. В одном дворе ее защипали гуси, в другом – обрызгал грязью грузовик, въезжавший с дровами, в третьем – залаяла на нее собака…– Не беспокойтесь, – утешала Розу Петровну Соня, – я вам найду чудесненькую комнату у кого-нибудь из пионерских родителей.Гордая принятым на себя поручением, задрав нос, она увела Розу Петровну.Подбежал Женя-близнец и о чем-то оживленно зашептался с Ларюшей. Оба они с мольбертами и прочим багажом художников отправились рисовать Люсю. Майкл увязался за ними.Номер Первый и я поспешили в Дом колхозника. Молодые постояльцы сейчас были на своем слете. Тычинка одиноко лежал на койке с мокрым полотенцем на лбу. Хриплые выкрики булькали из репродуктора, подвешенного над его изголовьем. «Левую ногу поднять! Опустить. Правую ногу поднять! Опустить». В такт музыке расслабленный Тычинка мог поднимать и опускать только свои красные от бессонницы веки. Увидев нас, он повернул голову набок и, страдальчески улыбаясь, признался, что ради искусства готов вытерпеть даже урок гимнастики из этого испорченного репродуктора.Мы сейчас же увели Тычинку с собой. Возле крыльца нашего дома толпились все мальчики-изыскатели, а из девочек – только Соня. Моя дочка объявила, что отдельная комната найдена у близнецов и Роза Петровна уже там устраивается. Соня повела туда Тычинку.Витя Большой прерывающимся от волнения голосом начал рассказывать:– Мы, мальчишки, давно знаем, кто такой ваш хозяин. Никто в его доме не бывает, сам он в гости никуда не ходит. А раньше он был настоящий разбойник. Знаете, сколько у него награбленного добра: три серебряных сундука! Наверняка портрет спрятан в сундуках. Мы сейчас разрабатываем план, как их отпереть.И я и Номер Первый забеспокоились, предвидя недоброе, и сказали, что единственно достоверное в рассказе – это существование трех сундуков, и то не серебряных, а деревянных, окованных железными полосами. А есть ли в этих сундуках портрет или нет – это еще вопрос. В заключение мы посоветовали мальчикам потерпеть – может, нам удастся уговорить хозяина показать портрет.Вряд ли удовлетворились они нашими советами. Витя Большой оглядел своих спутников, свистнул, и все они куда-то поскакали мелкой рысцой.Вечером Тычинка и Роза Петровна пили у нас чай. Ларюша еще не приходил. Номер Первый решил подъехать к нашему хозяину с другой стороны:– А скажи, Иван Тихонович: Прохор Андреевич Нашивочников, живший лет сто назад в Любое, кем тебе приходится?Хозяин подозрительно посмотрел на нас из-под колючих бровей.– Прадед родной.Верных два часа бился Номер Первый, поминутно вытирая лысину платочком. Фразу за фразой, словно клещами, он вытягивал из неразговорчивого Ивана Тихоновича скудные сведения о его предке.Вот что мы узнали.О молодости своего прадеда Иван Тихонович не смог ничего рассказать. Он только вспомнил, что после смерти отца Прохор Андреевич получил в наследство маленькую фабрику азиатских платков. Ткались узорчатые платки из разноцветной пряжи, на ручных деревянных ткацких станках, по окрестным деревням и в подвале дома Нашивочникова. Эти платки скупщики перепродавали в Среднюю Азию, в Персию (Иран), в Турцию. Впоследствии новые фабрики, с механическими станками, вытеснили кустарное ручное производство, и Прохор Андреевич разорился. Однако наш хозяин еще помнил в детстве на чердаке у деда разломанные деревянные станки.Номер Первый не унимался:– А скажи, Иван Тихонович, не осталось ли у тебя предметов того времени? Они могут иметь историческую ценность.Мы притихли, ожидая ответа. Только Роза Петровна и хозяйка потихоньку жужжали на гастрономические темы. Они уже успели подружиться.– Покажу азиатский платок, – отрывисто сказал хозяин, встал и вышел.И тут меня взяла досада на свою нерасторопность. Соня выскочила, но слишком поздно. Платок-то лежал в одном из заветных сундуков. Издали мы слышали, как хозяин очень быстро открыл с мелодичным звоном сундук и так же быстро его запер. Что еще лежало в сундуке, Соня подсмотреть не успела.Платок был очень яркий, весь в пестрых полосках крест-накрест, с длинной красной бахромой, но уже старенький, просвечивал насквозь и с многочисленными дырочками от моли.– Ценный экспонат для раздела истории раннего русского капитализма, – заметил Тычинка.– Может, еще какие музейные вещи у тебя хранятся? – спросил Номер Первый, понюхав платок.Хозяин нахмурился и не сказал ни слова. Нет, не удалось подъехать к упрямцу.Мы молча встали из-за стола, проводили Тычинку и Розу Петровну домой и уже собирались ложиться спать, как вдруг около одиннадцати вечера в мое окошко легонько постучали. * * * Происшествия этой ночи красочно описаны в дневнике Вити Перца. Поэтому я решил прервать свой рассказ и привести отрывок из этого сочинения. Кстати, мальчики не решились его показать Магдалине Харитоновне. ИЗ ДНЕВНИКА ВИТИ ПЕРЦА
Мы сидели в кустах сзади Дома пионеров и совещались. Витя Большой сказал: «Наверняка портрет в сундуках. А доктор с Номером Первым целую неделю будут думать, как сундуки открыть, как портрет достать, да еще попросят разбойника: „Пожалуйста, покажите“. Давайте, ребята, организуем операцию „Сатурн“. Сундуки откроем сами. А то он еще портрет в другое место перепрячет». Вдруг Володька из-за угла высунулся: «А я все слышал! А я Магдалине Харитоновне скажу!» Ух, я б его сейчас!.. А Витька Большой подошел к нему и потихонечку: «Расскажешь – на кусочки тебя изрежем, в мясорубке вместе с луком три раза провернем. Понял? Будешь ябедничать?» «Нет, не буду». Володька убежал, а мы – айда к разбойникову дому. Постучали в то окошечко, где доктор живет. Доктор вместе с Номером Первым к нам в темный проулок вышли. Витька Большой им сказал: «Мы в два часа ночи опять сюда придем, возьмем с собой два охотничьих ружья, пугач, веревки, шпаги. Мы постучим, вы нам откроете, а мы вас всех свяжем – и доктора, и Номера Первого, и художника, и Соньку. Потом прямиком к разбойнику и к его жене. Мы на них накинемся, они испугаются, мы им тоже – руки назад. А сундуки топором взломаем». Доктор слушал, слушал да, видно, испугался. «Это, – говорит, – прямо бандитский способ изысканий!» А Номер Первый как закричит: «С ума можно сойти! Это в десять раз хуже ограбления башни!» А Витька Большой им в ответ: «А прятать портрет в сто раз хуже бандитизм! Ведь мы не для воровства. Отнесем портрет в Дом пионеров, и все будут им любоваться. А у этого разбойника в сундуках, я думаю, штуки почище портрета схоронены». Какой хитрый Номер Первый! Таким добреньким прикинулся, ругать нас не стал. «Знаете, ребята, что? У этого старика есть другое ужасно подозрительное место, – это его сад. Он своих гостей ни за что туда не пускает. Вы лучше завтра с утра залезайте на те деревья, что в проулке, и организуйте наблюдение за садом. Всё нам потом расскажете: какая там постройка, и почему разбойник весь день торчит в саду, и что он там делает». Витька Большой ответил: «Ладно, операция „Сатурн“ откладывается, организуем наблюдение за садом. Только уговор: коли за три дня ничего не узнаем, все равно на ваш дом нападем». А Номер Первый ответил: «Хорошо, хорошо. Там видно будет, а теперь уходите». Эх, жалко – не удалось нападение! Я бы и Соньку и доктора морским узлом скрутил. А этот Женька-близнец настоящий изменник. «Я, – говорит, – только ночью могу с вами водиться, а днем с Номером Шестым картины рисую и на ваш наблюдательный пункт не полезу». Тоже художником заделался! Это я ему припомню, как в школу начнем ходить! И Володьке припомню. Ладно, и без них портрет сыщем. * * * Утром Номер Первый, Тычинка, Роза Петровна, Соня и я сидели на лавочке перед домом. Ларюша со своим оруженосцем, захватив Майкла, снова с утра ушел рисовать. Мы потихоньку переговаривались.– Я не вижу никаких законных путей, чтобы обнаружить портрет, – разводил руками Тычинка.– Да, такого твердолобого не прошибешь, – надувая щеки, добавил Номер Первый.Мы просто терялись в догадках: как быть дальше?– Прятать такой портрет, когда искусство является достоянием народа! – горячился Номер Первый.– Хотите, я вам попробую помочь? – невозмутимым голосом произнесла Роза Петровна.«Помочь? – недоверчиво подумал я. – Что-то сомневаюсь… Скорее, помешать».Роза Петровна поднялась и ушла в дом, а через десять минут вновь появилась на веранде.– Вы пока сидите здесь, а мы с хозяйкой проветрим во дворе все вещи из сундуков и пересыплем их нафталином. Соня, пойдем, ты нам поможешь носить и развешивать.Безразличный голос Розы Петровны прозвучал для нас, как бодрый победный марш. Мы, мужчины, остались одни. Я ходил взад и вперед по дорожке, Тычинка усердно рисовал палочкой узоры на песке, Номер Первый сосредоточенно потирал свои мягкие пухлые руки…Соня высунулась из калитки:– Первый сундук уже пустой – только разные пальто и шубы! – И она исчезла.Я забегал быстрее, палочка в руках Тычинки стала рисовать еще более замысловатые узоры, пальцы Номера Первого лихорадочно забарабанили по коленям.Снова Соня выскочила:– Второй сундук пустой – одни непонятные одежки! Палочка Тычинки, руки Номера Первого запрыгали в бешеном танце.И в третий раз появилась вестница, появилась молча, понурив голову.Мы и без слов поняли всё, встали и медленно двинулись в дом.Я мельком взглянул на все эти шубы, полушубки, тулупы, шали, полушалки, пальто, шинели, кафтаны, шушуны, салопы и прочие теплые одежды, верно, столетней давности, развешанные на веревках по всему двору.Профессиональный интерес музейного работника потянул Номера Первого к этому старью.– Кокошник! Смотрите, смотрите! – Номер Первый вернул меня с крыльца. – Так украшали свою голову наши прабабушки!Кокошник с золотой парчовой каймой был весь вышит зеленым и красным шелком и бисером.Номер Первый надел этот старинный женский головной убор на лоб подвернувшейся Сони.– Здравствуй, Марья Моревна! Где твой Аленький цветочек?Соня кокетливо улыбнулась.– Иван Тихонович, – обратился Номер Первый к хозяину, – у нас в музее нет старинной крестьянской одежды: мы у тебя с удовольствием купим.– В Любец? Ничего не продам! – буркнул тот. Обедали мы плохо, так чуть-чуть потыкали вилками в котлеты, и все.Перед заходом солнца явились мальчики, сильно огорченные и сердитые. Весь день они по очереди дежурили на двух кленах в проулке. Никаких построек в саду нет, а есть только яблони, груши, сливы, вишни, кажется, крыжовник и смородина, огородные грядки и клумбы с цветами.Хозяин с утра полол грядки, собирал в кошелку поспевшие огурцы, тяпал мотыгой, а к вечеру поливал из шланга свои владения.Словом, ничего таинственного ни в саду, ни в занятиях нашего хозяина мальчики не заметили. Все доказывало: никакого портрета у нашего хозяина вообще не было нигде.Один Номер Первый колебался – ему казались странными некоторые недомолвки старика: бросит отрывистую фразу – и молчок. Наконец, почему-то не пустил нас в свой сад.Я отвечал, что хозяин всегда такой угрюмый, за день больше дюжины слов не скажет. А в сад не пустил – верно, боится за свои ягоды и фрукты.Мальчики ушли от нас, понурив головы.Ларюша снова вернулся только поздно вечером.Должен сказать, что и я и Номер Первый серьезно сердились на него. Мы переживаем, волнуемся, а он с рассвета забирает Майкла и Женю-близнеца и уходит на весь день то рисовать портрет Люси, то рисовать пейзажи. Возвращаясь, Ларюша восторженным голосом рассказывает, что положительно влюбился в здешнюю реку. Конечно, мы понимаем – он художник, его тянет рисовать пейзажи… Правда, я сомневался, только ли в реку влюбился Ларюша.На ночь он ставил свои произведения в светелке лицом к стенке и просил нас не смотреть на них.Я и Номер Первый честно выполнили его просьбу, а Соня каждое утро не ленилась вскакивать на заре, подглядывала и говорила, что пейзажи очень красиво получаются, а портрет выходит просто чудный.Но, оказалось, не только Соня подглядывала.Как-то она хотела прошмыгнуть в светелку и вдруг услышала такой разговор.– Смотри, похожа, – говорил хозяин.– Да ничуть не похожа. Та чернявая, а эта вон какая светлая, только что в платье сиреневом, – отвечала хозяйка.Соня тут же разбудила меня и Номера Первого и пересказала нам этот разговор.Номер Первый побледнел и схватился за сердце.Я поспешил разочаровать и его и Соню. Я вспомнил, как хозяйка, вернувшись со свадьбы, все возмущалась, что невеста была не в традиционном белом платье, а в сиреневом. Конечно, теперь она сравнивала Люсин портрет с той невестой.И Соня и Номер Первый ничего мне не ответили, только недоверчиво покачали головами.Глава двадцать первая ГДЕ ЖЕ «СОВСЕМ ГОРЯЧО»?На следующий день с утра мы отправились в Дом пионеров. Собрались все мальчики и девочки, Люся, Номер Первый и я. Совещание открыла Магдалина Харитоновна. Лица сидевших за столом не предвещали ничего доброго. Еще иные девочки смотрели на нас с затаенным ожиданием, а нахмуренные мальчики сидели мрачные и молчаливые.Выступила Люся:– Товарищи, все мы, конечно, надеялись, что портрет найдем в Золотом Бору. Надежды лопнули. Мальчики, выше головы! Виктор, как не стыдно! Остались считанные дни до конца каникул! Будем продолжать поиски или нет?– Будем, будем! – зашумели, но не очень бурно, и мальчики и девочки.– Тогда завтра же после обеда снова в Любец. Обойдем всех любецких Нашивочниковых. Вы нам поможете? – обратилась Люся к Номеру Первому и ко мне.– Ну конечно! Всей душой! – воскликнул Номер Первый.– Само собой разумеется, – согласился я, однако не с таким энтузиазмом.Вспомнились мне ночевки на голой земле да в школе на соломе, и сердце у меня заныло. Но я тут же опомнился. «Нет, я изыскатель! – твердо сказал я самому себе. – Нечего падать духом, пойду в поход».– Надо и с Ларюшей договориться, позвать его с собой, – предложил Номер Первый.– А я уже с ним договорилась. Он тоже пойдет, – чересчур безразличным голосом ответила Люся.– А если портрет не в Любце, а на Камчатке? – съехидничал Володя.– Да ну тебя! – замахнулись на него остальные.– Найдем и на Камчатке, – отрубил Витя Большой.– Придется тогда пересоставить план дальнейших наших летних мероприятий, – объявила Магдалина Харитоновна.– Условились, – не слушая ее, продолжала Люся, – завтра в два часа дня! Форма походная – курточки, шаровары. Картошки побольше захватите. Чья очередь топоры, ведра нести?– Мальчишки, червей не забыть! – крикнул Витя Большой.Мы пришли с совещания уже в полной темноте. Ларюши еще не было.Сели пить чай. Уныло пел самовар, лица у нас были печальные, даже Соня едва облизывала ложку из-под варенья.– Иван Тихонович, – грустно промолвил Номер Первый, – последнюю ноченьку в Золотом Бору ночую, завтра в Любец собираюсь. Благодарю за гостеприимство.– Не торопись, – отвечал хозяин, – через три дня покажу и сообщу «нечто». Советую остаться.Словно бомба взорвалась невдалеке. Мы все вздрогнули, но даже переглянуться не решились.– Коли так, – прохрипел Номер Первый, – я останусь. – Он тяжело откинулся на спинку дивана и, кажется, готов был упасть в обморок.– А что это «нечто»? – высунулась Соня.– Любопытному нос прищемили! – отрезал хозяин. Соня вспыхнула и спряталась за самовар.В течение последующих трех дней в Доме пионеров никто ничего не делал. Поход в Любец отменили, все кружки, все игры забросили. Изыскатели то взбегали по лестнице на второй этаж, то с гусиным гоготом низвергались по перилам, то задумчиво расхаживали по коридору и сосредоточенно перешептывались. По три раза в день всем отрядом и поодиночке ребята прибегали к нашему крыльцу и, ничего не узнав, снова исчезали.Мы, взрослые, к огорчению нашей хозяйки, от волнения даже обедать перестали. Один невозмутимый Ларюша по-прежнему пропадал все дни у Люси или на реке, а вечером уничтожал сразу два обеда и два ужина.Накануне долгожданного третьего дня Иван Тихонович за вечерним чаем торжественно объявил:– Завтра в полдень. Согласен и саранче показать. (Саранчой наш нелюдимый хозяин называл наших друзей-пионеров.) И чтобы порядок! – Он резко отрубил пальцем.Ну конечно! Будет полный порядок. * * * Утром нас ожидало столь поразительное зрелище, что мы все – Номер Первый, Ларюша и я с Соней – остолбенели в безмолвии.Явился наш хозяин. И в каком неожиданно преображенном виде: одетый в старомодный черный сюртук, в ослепительно белую накрахмаленную рубашку с черным галстуком, гладко – до блеска волос – причесанный, гладко выбритый, только с маленькими усиками. Бывший «волосатик» предстал перед нами, поздоровался и пригласил пить чай. От него пахло нафталином и духами.Следом за ним явилась его принаряженная супруга.Во время торжественного чаепития с пирогами и пышками мы молчали, изнывая от нетерпения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Мы сидели в кустах сзади Дома пионеров и совещались. Витя Большой сказал: «Наверняка портрет в сундуках. А доктор с Номером Первым целую неделю будут думать, как сундуки открыть, как портрет достать, да еще попросят разбойника: „Пожалуйста, покажите“. Давайте, ребята, организуем операцию „Сатурн“. Сундуки откроем сами. А то он еще портрет в другое место перепрячет». Вдруг Володька из-за угла высунулся: «А я все слышал! А я Магдалине Харитоновне скажу!» Ух, я б его сейчас!.. А Витька Большой подошел к нему и потихонечку: «Расскажешь – на кусочки тебя изрежем, в мясорубке вместе с луком три раза провернем. Понял? Будешь ябедничать?» «Нет, не буду». Володька убежал, а мы – айда к разбойникову дому. Постучали в то окошечко, где доктор живет. Доктор вместе с Номером Первым к нам в темный проулок вышли. Витька Большой им сказал: «Мы в два часа ночи опять сюда придем, возьмем с собой два охотничьих ружья, пугач, веревки, шпаги. Мы постучим, вы нам откроете, а мы вас всех свяжем – и доктора, и Номера Первого, и художника, и Соньку. Потом прямиком к разбойнику и к его жене. Мы на них накинемся, они испугаются, мы им тоже – руки назад. А сундуки топором взломаем». Доктор слушал, слушал да, видно, испугался. «Это, – говорит, – прямо бандитский способ изысканий!» А Номер Первый как закричит: «С ума можно сойти! Это в десять раз хуже ограбления башни!» А Витька Большой им в ответ: «А прятать портрет в сто раз хуже бандитизм! Ведь мы не для воровства. Отнесем портрет в Дом пионеров, и все будут им любоваться. А у этого разбойника в сундуках, я думаю, штуки почище портрета схоронены». Какой хитрый Номер Первый! Таким добреньким прикинулся, ругать нас не стал. «Знаете, ребята, что? У этого старика есть другое ужасно подозрительное место, – это его сад. Он своих гостей ни за что туда не пускает. Вы лучше завтра с утра залезайте на те деревья, что в проулке, и организуйте наблюдение за садом. Всё нам потом расскажете: какая там постройка, и почему разбойник весь день торчит в саду, и что он там делает». Витька Большой ответил: «Ладно, операция „Сатурн“ откладывается, организуем наблюдение за садом. Только уговор: коли за три дня ничего не узнаем, все равно на ваш дом нападем». А Номер Первый ответил: «Хорошо, хорошо. Там видно будет, а теперь уходите». Эх, жалко – не удалось нападение! Я бы и Соньку и доктора морским узлом скрутил. А этот Женька-близнец настоящий изменник. «Я, – говорит, – только ночью могу с вами водиться, а днем с Номером Шестым картины рисую и на ваш наблюдательный пункт не полезу». Тоже художником заделался! Это я ему припомню, как в школу начнем ходить! И Володьке припомню. Ладно, и без них портрет сыщем. * * * Утром Номер Первый, Тычинка, Роза Петровна, Соня и я сидели на лавочке перед домом. Ларюша со своим оруженосцем, захватив Майкла, снова с утра ушел рисовать. Мы потихоньку переговаривались.– Я не вижу никаких законных путей, чтобы обнаружить портрет, – разводил руками Тычинка.– Да, такого твердолобого не прошибешь, – надувая щеки, добавил Номер Первый.Мы просто терялись в догадках: как быть дальше?– Прятать такой портрет, когда искусство является достоянием народа! – горячился Номер Первый.– Хотите, я вам попробую помочь? – невозмутимым голосом произнесла Роза Петровна.«Помочь? – недоверчиво подумал я. – Что-то сомневаюсь… Скорее, помешать».Роза Петровна поднялась и ушла в дом, а через десять минут вновь появилась на веранде.– Вы пока сидите здесь, а мы с хозяйкой проветрим во дворе все вещи из сундуков и пересыплем их нафталином. Соня, пойдем, ты нам поможешь носить и развешивать.Безразличный голос Розы Петровны прозвучал для нас, как бодрый победный марш. Мы, мужчины, остались одни. Я ходил взад и вперед по дорожке, Тычинка усердно рисовал палочкой узоры на песке, Номер Первый сосредоточенно потирал свои мягкие пухлые руки…Соня высунулась из калитки:– Первый сундук уже пустой – только разные пальто и шубы! – И она исчезла.Я забегал быстрее, палочка в руках Тычинки стала рисовать еще более замысловатые узоры, пальцы Номера Первого лихорадочно забарабанили по коленям.Снова Соня выскочила:– Второй сундук пустой – одни непонятные одежки! Палочка Тычинки, руки Номера Первого запрыгали в бешеном танце.И в третий раз появилась вестница, появилась молча, понурив голову.Мы и без слов поняли всё, встали и медленно двинулись в дом.Я мельком взглянул на все эти шубы, полушубки, тулупы, шали, полушалки, пальто, шинели, кафтаны, шушуны, салопы и прочие теплые одежды, верно, столетней давности, развешанные на веревках по всему двору.Профессиональный интерес музейного работника потянул Номера Первого к этому старью.– Кокошник! Смотрите, смотрите! – Номер Первый вернул меня с крыльца. – Так украшали свою голову наши прабабушки!Кокошник с золотой парчовой каймой был весь вышит зеленым и красным шелком и бисером.Номер Первый надел этот старинный женский головной убор на лоб подвернувшейся Сони.– Здравствуй, Марья Моревна! Где твой Аленький цветочек?Соня кокетливо улыбнулась.– Иван Тихонович, – обратился Номер Первый к хозяину, – у нас в музее нет старинной крестьянской одежды: мы у тебя с удовольствием купим.– В Любец? Ничего не продам! – буркнул тот. Обедали мы плохо, так чуть-чуть потыкали вилками в котлеты, и все.Перед заходом солнца явились мальчики, сильно огорченные и сердитые. Весь день они по очереди дежурили на двух кленах в проулке. Никаких построек в саду нет, а есть только яблони, груши, сливы, вишни, кажется, крыжовник и смородина, огородные грядки и клумбы с цветами.Хозяин с утра полол грядки, собирал в кошелку поспевшие огурцы, тяпал мотыгой, а к вечеру поливал из шланга свои владения.Словом, ничего таинственного ни в саду, ни в занятиях нашего хозяина мальчики не заметили. Все доказывало: никакого портрета у нашего хозяина вообще не было нигде.Один Номер Первый колебался – ему казались странными некоторые недомолвки старика: бросит отрывистую фразу – и молчок. Наконец, почему-то не пустил нас в свой сад.Я отвечал, что хозяин всегда такой угрюмый, за день больше дюжины слов не скажет. А в сад не пустил – верно, боится за свои ягоды и фрукты.Мальчики ушли от нас, понурив головы.Ларюша снова вернулся только поздно вечером.Должен сказать, что и я и Номер Первый серьезно сердились на него. Мы переживаем, волнуемся, а он с рассвета забирает Майкла и Женю-близнеца и уходит на весь день то рисовать портрет Люси, то рисовать пейзажи. Возвращаясь, Ларюша восторженным голосом рассказывает, что положительно влюбился в здешнюю реку. Конечно, мы понимаем – он художник, его тянет рисовать пейзажи… Правда, я сомневался, только ли в реку влюбился Ларюша.На ночь он ставил свои произведения в светелке лицом к стенке и просил нас не смотреть на них.Я и Номер Первый честно выполнили его просьбу, а Соня каждое утро не ленилась вскакивать на заре, подглядывала и говорила, что пейзажи очень красиво получаются, а портрет выходит просто чудный.Но, оказалось, не только Соня подглядывала.Как-то она хотела прошмыгнуть в светелку и вдруг услышала такой разговор.– Смотри, похожа, – говорил хозяин.– Да ничуть не похожа. Та чернявая, а эта вон какая светлая, только что в платье сиреневом, – отвечала хозяйка.Соня тут же разбудила меня и Номера Первого и пересказала нам этот разговор.Номер Первый побледнел и схватился за сердце.Я поспешил разочаровать и его и Соню. Я вспомнил, как хозяйка, вернувшись со свадьбы, все возмущалась, что невеста была не в традиционном белом платье, а в сиреневом. Конечно, теперь она сравнивала Люсин портрет с той невестой.И Соня и Номер Первый ничего мне не ответили, только недоверчиво покачали головами.Глава двадцать первая ГДЕ ЖЕ «СОВСЕМ ГОРЯЧО»?На следующий день с утра мы отправились в Дом пионеров. Собрались все мальчики и девочки, Люся, Номер Первый и я. Совещание открыла Магдалина Харитоновна. Лица сидевших за столом не предвещали ничего доброго. Еще иные девочки смотрели на нас с затаенным ожиданием, а нахмуренные мальчики сидели мрачные и молчаливые.Выступила Люся:– Товарищи, все мы, конечно, надеялись, что портрет найдем в Золотом Бору. Надежды лопнули. Мальчики, выше головы! Виктор, как не стыдно! Остались считанные дни до конца каникул! Будем продолжать поиски или нет?– Будем, будем! – зашумели, но не очень бурно, и мальчики и девочки.– Тогда завтра же после обеда снова в Любец. Обойдем всех любецких Нашивочниковых. Вы нам поможете? – обратилась Люся к Номеру Первому и ко мне.– Ну конечно! Всей душой! – воскликнул Номер Первый.– Само собой разумеется, – согласился я, однако не с таким энтузиазмом.Вспомнились мне ночевки на голой земле да в школе на соломе, и сердце у меня заныло. Но я тут же опомнился. «Нет, я изыскатель! – твердо сказал я самому себе. – Нечего падать духом, пойду в поход».– Надо и с Ларюшей договориться, позвать его с собой, – предложил Номер Первый.– А я уже с ним договорилась. Он тоже пойдет, – чересчур безразличным голосом ответила Люся.– А если портрет не в Любце, а на Камчатке? – съехидничал Володя.– Да ну тебя! – замахнулись на него остальные.– Найдем и на Камчатке, – отрубил Витя Большой.– Придется тогда пересоставить план дальнейших наших летних мероприятий, – объявила Магдалина Харитоновна.– Условились, – не слушая ее, продолжала Люся, – завтра в два часа дня! Форма походная – курточки, шаровары. Картошки побольше захватите. Чья очередь топоры, ведра нести?– Мальчишки, червей не забыть! – крикнул Витя Большой.Мы пришли с совещания уже в полной темноте. Ларюши еще не было.Сели пить чай. Уныло пел самовар, лица у нас были печальные, даже Соня едва облизывала ложку из-под варенья.– Иван Тихонович, – грустно промолвил Номер Первый, – последнюю ноченьку в Золотом Бору ночую, завтра в Любец собираюсь. Благодарю за гостеприимство.– Не торопись, – отвечал хозяин, – через три дня покажу и сообщу «нечто». Советую остаться.Словно бомба взорвалась невдалеке. Мы все вздрогнули, но даже переглянуться не решились.– Коли так, – прохрипел Номер Первый, – я останусь. – Он тяжело откинулся на спинку дивана и, кажется, готов был упасть в обморок.– А что это «нечто»? – высунулась Соня.– Любопытному нос прищемили! – отрезал хозяин. Соня вспыхнула и спряталась за самовар.В течение последующих трех дней в Доме пионеров никто ничего не делал. Поход в Любец отменили, все кружки, все игры забросили. Изыскатели то взбегали по лестнице на второй этаж, то с гусиным гоготом низвергались по перилам, то задумчиво расхаживали по коридору и сосредоточенно перешептывались. По три раза в день всем отрядом и поодиночке ребята прибегали к нашему крыльцу и, ничего не узнав, снова исчезали.Мы, взрослые, к огорчению нашей хозяйки, от волнения даже обедать перестали. Один невозмутимый Ларюша по-прежнему пропадал все дни у Люси или на реке, а вечером уничтожал сразу два обеда и два ужина.Накануне долгожданного третьего дня Иван Тихонович за вечерним чаем торжественно объявил:– Завтра в полдень. Согласен и саранче показать. (Саранчой наш нелюдимый хозяин называл наших друзей-пионеров.) И чтобы порядок! – Он резко отрубил пальцем.Ну конечно! Будет полный порядок. * * * Утром нас ожидало столь поразительное зрелище, что мы все – Номер Первый, Ларюша и я с Соней – остолбенели в безмолвии.Явился наш хозяин. И в каком неожиданно преображенном виде: одетый в старомодный черный сюртук, в ослепительно белую накрахмаленную рубашку с черным галстуком, гладко – до блеска волос – причесанный, гладко выбритый, только с маленькими усиками. Бывший «волосатик» предстал перед нами, поздоровался и пригласил пить чай. От него пахло нафталином и духами.Следом за ним явилась его принаряженная супруга.Во время торжественного чаепития с пирогами и пышками мы молчали, изнывая от нетерпения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21