А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



* * *

Я должен сказать вам, мистер Уэйлин, что бывают весьма странные типы. Например, одна тут дала парню себя потешить прямо на кладбище. С тех пор как я здесь работаю, я всякого народу перевидал, самого разного. Но эта девка была просто отвратительна. Лет двадцать ей было, волосы такие длинные, светлые. А типчику, который с ней, годков двадцать пять, да и тех не было. Она не плакать сюда пришла, судя по тому, как она хихикала. Вскоре и парень этот вслед за ней принялся хихикать. А затем, ну может быть ярдах в двухстах от могилы вашего отца, он положил ей одну руку на сиськи, а другую запустил между ног. А девке-то, видно, все это нравилось, раз она даже не пыталась отбиваться. Я прямо на месте встал как вкопанный, будто мне было приятно на них смотреть. Уж не знаю, что они в этом находили – заниматься гадостями прямо на кладбище, но меня, скажу честно, чуть не вывернуло.

* * *

Когда я жил в Калькутте, мой слуга делал за меня всё. Он отвечал на письма и заводил мою машину дождливым утром. Он готовил мне обеды и ходил за мной по пятам. Когда он уволился, я впал в панику, но вскоре успокоился и даже не стал нанимать другого слугу. Я испытываю сильную боль, когда из моей жизни уходят дорогие мне люди, но не умею печалиться слишком долго.

* * *

Я взялся за себя. За прошлую неделю мне удалось привести в порядок все внешние атрибуты моего существования. Я обедаю в лучших ресторанах, я посетил дантиста, я завел еженедельник, в котором отмечаю звонки и встречи, я тщательно выполняю все свои немногочисленные обязанности.
Я побеседовал с юристами о моих доходах и моих налогах, я договорился с ними, кто отныне будет моим управляющим и на каких условиях банк теперь будет оплачивать мои счета. Мне показали, в каком из сейфов банка хранятся мои важнейшие финансовые документы. Я даже развесил свои рубашки в платяном шкафу гостиничного номера таким образом, чтобы они все были пуговицами в одну сторону.
Я думаю, что жить вместе с Кэйрин практически невозможно, потому что она требует слишком многого от себя и от других. Она продолжает работать, хотя, при моих-то доходах, могла бы этого и не делать. Она хочет, чтобы я относился к ней «по-отцовски», а я этого не хочу. Любит ли она Сьюзен или нет, но ей определенно нужен кто-то вроде Сьюзен – преданный, верный и полностью зависимый от нее. Я на эту роль не гожусь.
Энн была для меня тем же, чем Сьюзен для Кэйрин. Но с одной большой разницей: Энн много лет занималась психоанализом и прекрасно понимала все мои комплексы. Она чувствовала, когда я теряю над собой контроль, и подыгрывала мне, даже если я был жесток с ней. Она сопереживала мне, понимала мои страхи, мою неуверенность в себе и мой гнев. Я пытался уничтожить ее, а она пыталась мне помочь.
Энн страдала, когда я начал встречаться с Марией, потому что ей было ясно, что она не выдерживает сравнения с ней. Она знала меня достаточно хорошо для того, чтобы понять, как сильно я привяжусь к Марии и что Мария сможет утешить меня так, как она никогда не сумеет. Но Энн не протестовала. Она страдала и мучилась абсолютно пассивно. Я солгал Марии насчет Энн. Я сказал, что мне нужно только разобраться в наших отношениях, а так я устал от Энн и скоро с ней расстанусь. На самом же деле я продолжал встречаться с Энн и после того, как якобы порвал с ней.
Прошлой ночью мне приснилось, что я, Кэйрин и Сьюзен оказались в огромном доме, наполненном людьми. Кэйрин хлопотала, пытаясь что-то организовать, а я чувствовал себя нелепым, бесполезным и ужасно одиноким. Кэйрин была в состоянии справиться сама со всеми делами по хозяйству, я же мог только стоять в углу и смотреть. Заметив это, Сьюзен просто расцвела.
Я обнаружил, что по-настоящему Кэйрин мне симпатична только тогда, когда она утомлена или плохо себя чувствует. Я устал оттого, что она все время оправдывается. Несколько раз она звонила мне, когда я был в банке, окруженный со всех сторон явно прислушивающимися к разговору людьми. В таких обстоятельствах я не мог свободно выразить свое негодование по телефону. Дважды перед этим я намеревался провести пару деньков с Кэйрин после тяжелой деловой недели, и оба раза она позвонила всего лишь за несколько часов до встречи, чтобы сказать, что не сможет прийти. Похоже, неорганизованность становится ее привычкой. Вероятно, другие дела и другие люди для нее важнее, чем я. Я опасаюсь, что эти отмены означают только одно – она больше не любит меня и скоро нашим отношениям придет конец. Конечно, если ей хочется по-настоящему отдохнуть, то лучше делать это без меня, но неужели наши встречи так утомительны, что перед ними обязательно нужно хорошо отдохнуть? И неужели мы можем отдыхать только по отдельности? Может, и вправду Кэйрин сильно устает, но тут скрывается что-то еще. Если бы она мне прямо сказала: «У меня нет настроения провести эти выходные с тобой»,– мне стало бы намного легче. Вчера, когда она позвонила мне, я понял, что просто не могу подойти к телефону. Я знал, что это жестоко, что я поддался порыву гнева, но сомнение и недоверие постоянно омрачают мою жизнь своими тенями. Упрямство Кэйрин способно взорвать меня. Я становлюсь очень ранимым, а когда я не уверен в себе, инстинктивно заслоняюсь от мира сарказмом. Это как подводное плавание. Под поверхностью воды царит тишина и спокойствие. Ты скользишь и созерцаешь мир, который никогда раньше не видел. Ты боишься, что кончится кислород или что на тебя нападут акулы. Ты чувствуешь опасность, таящуюся в каждом коралловом гроте, и даже если убедишься, что в этом гроте никого нет, остается еще много других.

* * *

Мне пришлось побыть сиделкой при вашей матери один-единственный раз. Я отдыхал со своей семьей на юге Италии, но тут врач вашей матери позвонил мне из Нью-Хейвена и спросил, не могу ли я прервать отпуск и немедленно отправиться к ней. Очевидно, у него был разговор с вашей матерью ночью и он знал, что припадка не миновать. Яхта была в двух днях пути от ближайшего аэропорта, да и мать ваша была слишком больна для любой поездки. Самолет забрал меня из местного аэропорта и доставил в Мадрид. Из Мадрида стараниями консула армейский вертолет переправил меня на яхту вашей матери в районе Форментеры.
Когда я приехал, ваша мать уже была в ужасном состоянии. Она взбеленилась, увидев меня, и потребовала, чтобы меня немедленно отправили обратно тем же вертолетом. Она пыталась приказать матросам запереть меня в каюте. Я показал капитану-испанцу врачебные предписания, лекарства и шприцы, которые привез с собой, но тот отказался содействовать. Перед самым моим приездом один из гостей вашей матери, господин средних лет, подсунул молодому матросу наркотик. Воспользовавшись состоянием этого подростка, гость изнасиловал его. Парнишку нашли в каюте, истекающего кровью и бредящего от наркотика. Капитан потребовал от вашей матери возместить парню моральный ущерб и постарался замять дело. Все это усилило дурное состояние вашей матери, и она безостановочно требовала, чтобы я покинул корабль. Хотя всем было ясно, что она не в своем уме, многие гости приняли ее сторону. Когда я сказал, что ни за что не уеду, ваша мать впала в истерику. Она заперлась в каюте и никого не впускала. Через дверь было слышно, как она швыряет там вещи. Я пытался выманить ее, но она заперла дверь, а капитан отказался ее ломать. Тут еще шторм начался. Чтобы яхту не сорвало с якоря, мы снялись и вышли в открытое море, которое к тому времени уже разбушевалось. Наконец мне удалось убедить капитана взломать дверь каюты. Когда мы ворвались, ваша мать принялась кричать. Она не давалась мне, когда я хотел сделать ей инъекцию. Доктор мне рассказал про предыдущие подобные случаи, но тем не менее я даже не представлял, что мне может понадобиться помощь.
Когда я снова попытался к ней приблизиться, ваша мать взяла большой мраморный нож для бумаг и начала угрожать, что всадит его мне в брюхо. Она стала швыряться расческами, косметикой, брошками, кулонами, кольцами, всем, что попадалось ей под руку. Некоторые вещи вылетали через открытые иллюминаторы, другие падали на пол.
К тому времени как капитан задраил иллюминаторы, много ценных ювелирных изделий уже обрело покой на дне морском. Тут только до капитана дошло, насколько серьезно состояние вашей матери. Он сообразил, что все эти побрякушки стоят больших денег, а спросить могут с него и с команды.
Но тут ваша мать слегка успокоилась. Она побледнела, ее охватила слабость, тело было все в синяках – она падала, когда яхту хоть немного качало. Ее начала бить дрожь и стало рвать. Она просила о помощи, как больная девочка, и, когда я подошел к ней, не стала сопротивляться. Пустой пузырек из-под прописанного ей лекарства лежал на столике рядом с початыми бутылками джина и водки. Капитан был в панике. Он дал радиограмму консулу. Вертолет, которым я прилетел, ожидал нас в порту. В Пальме я забрал вещи вашей матери – помню, что среди них была фотография: вы вместе с вашим отцом,– и посадил вашу мать на самолет. Мы полетели в Мадрид, где уже ждал заказанный чартерный рейс до Штатов. Во время полета вашей матери провели предварительный курс лечения и внутривенное питание. В аэропорту нас встретил лимузин и доставил в нью-хейвенский госпиталь. А еще через два дня я вернулся в Италию, чтобы продолжить прерванный отдых.

* * *

С ними ничуть не труднее управиться, чем с любой технической штуковиной. Что такое, в сущности, планер? Большая посудина из стеклопластика, упакованная всякими приборами. Втискиваешься в кабину и пристегиваешься к креслу, как автогонщик. Тебе показывают, для чего служит какой рычаг: вот это – элероны, это – сцепка с буксировщиком, это – шасси, а это – посадочный парашют. Еще там есть альтиметр, компас, кислородная маска и так далее. В общем, все не так сложно, как кажется.
Вначале, пока планер идет еще на буксире, скорость возрастает медленно. Ты чувствуешь себя грузной птицей, которая никак не может оторваться от земли. Затем, когда планер поднялся всего лишь на несколько футов, концы крыльев внезапно выгибаются наподобие лука и выталкивают фюзеляж вверх. И тогда уже можно расцепляться с буксировщиком и убирать шасси. Все, что ты слышишь,– это свист ветра в ушах, а вокруг тебя – облака, похожие на комки ваты.
Дух захватывает, когда летишь со скоростью сто сорок миль в час. Ты то взмываешь вверх, то ныряешь вниз, и потревоженные облака клубятся у тебя за хвостом. Весь корпус вибрирует. А потом тянешь на себя штурвал, и снова наступает спокойствие. И тем не менее все мы больше любим такую скорость, которая в любое мгновение может разнести тебя на куски.

* * *

Впервые я встретил его на гонках колесных буеров в Африке. Буера представляли собой хрупкие, изящные конструкции с яркими разноцветными парусами и тремя резиновыми колесиками. При сильном ветре паруса у них раздувались, и они летели вперед, как камни из пращи, проносились через многолюдный пляж и исчезали в песчаном пекле меркнущими цветными точками.
Гонки проходили на узкой полоске песка в Укунда-Бич, протянувшейся между морем и джунглями. Когда буера достигали дальнего конца пляжа, они ложились в бейдевинд, косо срезая путь от джунглей к океану и разворачиваясь на самой кромке вод с одним колесом в воздухе и другим в пене прибоя. Затем они мчались в сторону джунглей, разворачивались, на этот раз касаясь колесом ветвей деревьев, и вновь устремлялись к океану. Перед самым финишем один из гонщиков потерял управление на крутом вираже. Его буер перевернулся и разбился. Одно колесо оторвалось и покатилось в джунгли, стукнув по пути огромную змею, окольцевавшую ствол дерева. Тонкие деревянные прутья такелажа пронзили человечье тулово, и кровь капала себе и капала на желтый песок и на желтый парус и тут же высыхала. Потревоженная змея подползла к обломкам и нежно обвилась вокруг мачты.
Гонщик из Европы согласился подкинуть меня до Лесото. Мы уселись в его старенькую «тойоту» и взяли курс на Дар-эс-Салам, а с наступлением сумерек свернули с шоссе на пляж. В накатившейся волной темноте фары джипа отражались в глазах вышедших на охоту диких кошек. На еще теплом песке мы расстелили свои одеяла возле машины и наполнили ночь звуками радио на страх хищникам.
Перед тем как улечься, гонщик зажег яркую ацетиленовую лампу, развязал маленький полиэтиленовый мешочек и достал из него склянку изопропилового спирта, хрупкую стеклянную ампулу, крошечный одноразовый шприц и несколько ватных тампонов. Я смотрел, как он продезинфицировал левое запястье и наполнил шприц белой жидкостью из ампулы. Потом он аккуратно ввел под кожу короткую иглу и медленно произвел впрыскивание. Он объяснил, что инъекция служит против вируса, который поразил его зрительный нерв и может вызвать внезапную слепоту. Поскольку нет никакого лекарства, которое могло бы убить вирус и не повредить при этом сам глаз, он пользуется аутогенной вакциной, приготовленной из его собственного вируса. Вирус может оказаться смертельным, и поэтому никто не отвечает за исход лечения. Когда я спросил его, в чем состоит опасность, он объяснил, что если его организм не справится с ядом, содержащимся в вакцине, то смерть неизбежна. Он сказал также, что дозу нужно увеличивать каждую неделю в расчете на то, что если его организм научится справляться с вакциной, то глаз также приобретет способность сопротивляться возбудителю болезни.
– Сколько раз вы уже делали эту инъекцию?– спросил я его.
Он смотрел, как расползается по руке красное пятно.
– Три раза. Но на этот раз я значительно увеличил дозу.
Я содрогнулся, представив себя в джунглях наедине с его трупом, в семидесяти милях от ближайшего человеческого жилья.
– Вам не кажется,– сказал я,– что не следовало бы делать это так далеко от больницы, здесь, где и врача-то обычного нет?
– Не кажется,– ответил он.– Это не имеет ни малейшего значения, потому что против этого вируса все равно нет противоядия. Будет похоже на укус ядовитой змеи. Несколько минут – и мои челюсти сведет судорога, глаза закроются, а легкие перестанут поглощать кислород.
Он посмотрел на часы.
– Пять минут,– сказал он, укладывая медицинские принадлежности обратно в мешочек,– а я все еще жив. На этой неделе, похоже, мне умереть не придется.
– Сколько недель вы должны вводить эту вакцину?
– Пятьдесят, если только не ослепну раньше,– ответил он.– Или если меня не укусит во сне какая-нибудь смертельно ядовитая змея. Спокойной ночи.
Он погасил лампу и заснул. Я лежал, прислушиваясь к голосам джунглей и вспоминая змею, обвившую мачту.
На следующий день, когда наша машина продиралась через густой подлесок, он показал мне пару местных ребятишек, далеко ушедших от своей деревни.
– Здесь часто похищают детей,– сказал он.– Извращенцы и всякие сволочи собираются со всей Европы и Африки, заказывают себе джип для сафари и колесят вдали от больших дорог, пока не наткнутся на ничего не подозревающих африканских мальчишку или девчонку. Они насилуют ребенка в свое удовольствие, убивают и бросают тело в буш, где его пожирают гиены.
Позже я спросил его:
– Откуда вы так хорошо знаете эти джунгли?
– Люблю детей,– ответил он, посмеиваясь.

* * *

– Вы, вероятно, помните, что эти облигации перешли в вашу собственность после того, как вашу долю в «Тинплэйт» мы перепродали «Эс-Эф-Ай». Не хотели бы вы совершить с ними или их частью тендер и приобрести ликвидные акции? Доход будет ниже, чем с облигаций, но они более привлекательны с точки зрения роста котировок. Нам предлагают 3,2 акции «Эс-Эф-Ай» за облигацию номиналом сто долларов. Это дает нам при нынешнем курсе акций семьдесят пять долларов на облигацию, которую сейчас продают за шестьдесят восемь. В начале же года ее стоимость не превышала пятидесяти трех долларов. Разумеется, согласие других держателей облигаций зависит от их оптимизма касательно положения «Эс-Эф-Ай» на рынке. Как вам, скорее всего, известно, их бумаги весь этот год стабильно растут в цене, и поэтому держатели акций могут рассчитывать на хорошие дивиденды. Если бы удалось выставить на тендер все облигации, балансовый отчет «Эс-Эф-Ай» выглядел бы намного лучше за счет меньшего дебета. С другой стороны, эмиссия при этом возрастет троекратно, что приведет к снижению контроля над фондами, а следовательно, и к снижению привлекательности акций. Тут нужно взвесить все за и против…
– Когда я должен дать ответ?– спросил Уэйлин.
– Преимущество вашего положения в том, что на вас ничто не давит. Однако, поскольку вы являетесь держателем контрольного пакета акций, следовало бы определиться с…
– Я понял,– сказал Уэйлин.– Дайте мне подумать.
– Разумеется. Разумеется. Финансовый и юридический отделы окажут вам помощь в любое время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16