Ежи Косинский
Чертово дерево
Ежи Косинский (Ежи Никодем Левинкопф)
Чёртово дерево
Катерине и памяти моей матери
«Часто мы не осознаем, что наше будущее уже живет в нас; мы принимаем за ложь те наши высказывания, которые на самом деле суть предсказания, неотвратимо становящиеся реальностью.»
Марсель Пруст
«В поисках утраченного времени»
Туземцы называют баобаб «чертово дерево». Они утверждают, что черт однажды запутался в его ветвях и в наказание перевернул баобаб вверх тормашками. Из-за этого, считают туземцы, корни баобаба стали ветвями, а ветви – корнями. Чтобы не вырастало больше баобабов, черт уничтожил все молодые деревца. Вот почему, говорят туземцы, существуют только взрослые баобабы.
Он стоял и смотрел на набережную Ист-Ривер, прислонившись к стальной балюстраде. За спиной, на тротуаре, люди выгуливали собак, нежились в солнечных лучах. За рекой чередою взмывали ввысь серебристые самолеты; блеснув на миг солнечными зайчиками, исчезали, обронив сероватый комок выхлопа. У ближнего берега завис над водой, над красно-синим буксиром, вертолет; потом, набирая скорость, двинулся в сторону городских шпилей и небоскребов. Другой вертолет коснулся посадочной площадки и вздрогнул всем корпусом от замирания винта.
Он пошел в сторону гелипорта, туда, где расселись на платформе три свежевыкрашенных бело-голубых вертолета. «ПОСМОТРИТЕ НА МАНХЭТТЕН ИЗ ИЛЛЮМИНАТОРА ВЕРТОЛЕТА. МИНУТА – ДОЛЛАР. ЭКЗЕКЬЮТИВ ХЕЛИУЭЙЗ ИНК.». Он зашел в кассу.
– Я бы хотел полетать над Манхэттеном,– сказал он кассиру.
Тот оглядел его с ног до головы, даже не улыбнувшись.
– Полетать над Манхэттеном? Пользуйтесь подземкой, дешевле встанет.
– Из подземки не видно города.
– Ну, езжайте на автобусе.
– Сколько стоит полчаса полета?
Кассир наклонился к нему через барьер:
– Послушай, сынок, у меня на шутников нет времени. Это «Экзекьютив Хелиуэйз», а не детская железная дорога. Усек?
– Я не шучу,– он засунул руку в карман и достал две хрустящих стодолларовых банкноты.– Этого хватит? Я хочу летать полчаса.
Кассир посмотрел на деньги:
– Мне нужно посоветоваться с пилотом.
Он скрылся в служебном помещении и тут же вернулся вместе с человеком в серой униформе.
– Вот этот парень хочет прокатиться,– сказал кассир.
– Послушай, сынок…– начал пилот.
– Я вам не сынок. Меня зовут Джонатан Уэйлин, и у меня есть свой собственный отец. Вот деньги,– он протянул две бумажки кассиру.– А теперь поехали.
Пилот и кассир переглянулись.
– Мистер Уэйлин,– сказал пилот,– я вынужден вас…– он замялся,– ну, вроде как обыскать перед посадкой.
– Вы обыскиваете всех пассажиров?
– Нет. Это, как говорится, на наше усмотрение.
– Это пилот решает,– перебил кассир.– Он здесь за хозяина. Не будете слушаться – не полетите.
– Ладно,– сказал Уэйлин.– Валяйте.
– Проще будет, если вы поднимете руки,– сказал пилот.
Уэйлин повиновался. Кассир быстро ощупал карманы его рубашки и кожаных штанов.
– Снимите ботинки,– потребовал он, и Уэйлин снова повиновался.
Пилот заглянул в каждый ботинок, затем вернул их.
– На посадку,– сказал он.
Они подошли к одному из вертолетов и сели в него.
Пилот обернулся и сказал Уэйлину:
– Послушай, мы облетим весь центр, посмотрим виды и вернемся обратно. И веди себя спокойно. Если начнешь дурить, сброшу прямо на голову Статуе Свободы. Усек?
Пилот потянул дроссель, мотор кашлянул, вертолет затрясло, и он по наклонной оторвался от земли. Они долетели до центра города, пересекли Центральный парк и двинулись вдоль Пятой авеню. С террасы здания Ар-Си-Эй блеснули стеклышки бинокля.
– Каждый раз, когда я летаю на вертолете,– сказал Уэйлин,– я вспоминаю модели с гироскопическим двигателем, которые мне дарили в детстве. Такое ощущение, будто тобой управляют при помощи дистанционного пульта.
– Ага,– сказал пилот.– Сейчас я тебе покажу, где хранятся все денежки.
Вертолет повернул на юг, в сторону Бэттери. Когда они подлетали к Уолл-стрит, Уэйлин показал пальцем на старомодный небоскреб справа от Фондовой биржи.
– Не могли бы вы пролететь над вон тем?– спросил он.– Я никогда не видел его сверху. Я всегда смотрел из его окон на все остальные здания, и отец говорил мне, как они называются.
Пилот подозрительно посмотрел на Уэйлина, но ничего не сказал. Вертолет пересек гавань, описал круг над Статуей Свободы и направился к Проливу, преследуя большой океанский лайнер.
– О'кей,– сказал пилот.– Конечная. На Кубу сегодня не полетим, дружок.
– Почему на Кубу?
– Да ты вроде как на этих самых смахиваешь.
Когда они приблизились к посадочной площадке, Уэйлин заметил, что там их уже ждала полицейская машина. Вертолет завис на секунду и тут же коснулся земли. Уэйлин вышел, не обращая внимания на вращающиеся над головой лопасти. Два полисмена вышли из патрульной машины и направились к нему.
– Вот этот парень,– сказал кассир.
– Руки вверх, парень. Мы хотим посмотреть, что ты имеешь при себе,– скомандовал один из них.
Он поставил Уэйлина напротив вертолетной двери и принялся его обыскивать. Вынул бумажник из заднего кармана и открыл его.
– Иисусе,– сказал он тихо своему напарнику,– у этого парня при себе больше двух штук. Он повернулся к Уэйлину:
– Откуда деньги?
– Из банка,– ответил тот.– Из того, над которым мы только что пролетели.
Полисмен уставился на кассира:
– Что он мелет?
– Я про деньги,– повторил Уэйлин.– Мне сегодня оплатили чек.
– Где ты живешь?
– Еще нигде, я только что прилетел. Все мои вещи в аэропорту.
Полисмен начал наливаться краской.
– Слушай,– сказал он,– или ты мне будешь отвечать на вопросы, или проведешь эту ночь в тюрьме. Почему у тебя нет при себе удостоверения личности?
– А разве это обязательно?– сказал Уэйлин.– В этой стране нет такого закона, чтобы носить при себе удостоверение.
– Слушай, детка, ты тут мне о правах не рассуждай. Где живут твои родные?
– Я сирота.
– Ну ладно, даю тебе последний шанс. Или ты мне скажешь, где взял деньги, или я задержу тебя за бродяжничество.
Уэйлин пожал плечами:
– Сегодня такой прекрасный день. Зачем нам портить себе настроение? Позвоните в мой банк мистеру Берли. Он объяснит вам, откуда эти деньги. «Нэйшнл мидленд». Мистер Джордж Берли.
Уэйлин и два полисмена прошли в контору. Один остался с Уэйлином у дверей, а второй зашел внутрь, чтобы позвонить. Он вернулся через несколько минут и вернул бумажник Уэйлину.
– Мистер Уэйлин,– сказал он.– Приношу вам мои извинения.– Нервный смешок.– Понимаете, здесь шатается куча уродов – мм, людей со странностями,– и если нас вызывают, мы обязаны все тщательно проверить. Формальность, я бы так это назвал. Я вижу, что вы вполне приличный молодой человек, но вид у вас…– Он попытался найти слово, но не нашел ничего подходящего.– Знаете, трудно сказать заранее.– Он снова замялся.– Может, вас куда-нибудь подбросить?
– Нет, спасибо,– сказал Уэйлин.– Мне сейчас никуда особенно не нужно.
Он повернулся и прошел за конторку, где развалился в металлическом кресле пилот – пил кофе. Уэйлин подошел.
– Сколько вертолетов находится сейчас в небе над Нью-Йорком?– спросил он.
– Думаю, где-то двадцать пять.
– И сколько у них людей на борту?
– Человек, может быть, шестьдесят.
– Шестьдесят человек смотрят сверху на двенадцать миллионов,– сказал Уэйлин.– Это нечто. За тридцать долларов ты можешь полчаса смотреть сверху вниз на двенадцать миллионов людей.
– Ага,– сказал пилот. Он наклонился в сторону Уэйлина: – Послушай, скажи мне, если можно, конечно, чем парень вроде тебя зарабатывает себе на жизнь? Ну, то есть не все же носят в кармане такие деньжищи? В чем секрет-то?
– Деньги лежат в банке,– сказал Уэйлин.– Живу на проценты.
– Живешь на проценты? Славно. А что с самими деньгами?
– Станут моими по достижении определенного возраста.
– Без балды?– сказал пилот.– А когда ты его достигнешь, ну, этого возраста?
– На следующей неделе,– ответил Уэйлин.
* * *
Наступила ночь. Со всех сторон его окружали соплеменники, они говорили на его родном языке, они жили в этом городе. Он шел мимо молодых людей, которые обнимались прямо посередине тротуара или стояли, прислонившись к мотоциклам и запаркованным в два ряда машинам. Он смотрел на них как на инопланетян. Они разошлись с ним во времени. Он существовал теперь сам по себе.
Навстречу ему прошла девушка. На плечи накинут плащ; длинные загорелые ноги. Уэйлин посмотрел ей прямо в лицо, но она не заметила взгляда. Он подумал, не пойти ли за ней следом. Может быть, стоит? Может быть, может быть…
Он зашел в ресторан и, прокладывая дорогу через переполненный зал, направился к стойке бара. Зеркала отражали сверкание фальшивой хрустальной люстры, рассыпавшей треугольники световых пятен по всем углам и закоулкам заведения.
* * *
Я купил самый маленький магнитофон, какой нашел в магазине. Он замаскирован под пачку американских сигарет и записывает все, что хочешь. Можно записать двухминутное сообщение, можно – четырехчасовой разговор. Запись ведется на тонкую металлическую проволоку в виде бесконечной петли, так что перематывать или переворачивать не нужно. Работает магнитофон от внутреннего аккумулятора и имеет миниатюрный встроенный конденсаторный микрофон, который сам настраивается на расстояние до источника звука, так что можно записать, например, доклад на конференции. Я ношу магнитофон в кармане. Достаточно легкого движения большого пальца, чтобы в любой момент его включить.
* * *
Послушай, мужик, я просто помочь тебе хочу, вот и всё. Я стоял за тобой в очереди к окошечку в банке. Я видел, как ты что-то записал на клочке бумаги, было ведь дело? Ты дал бумажку кассиру, а он тебе вывалил все эти дорожные чеки. Целую кучу. Мужик, ну у тебя, видать, и связи в этом банке! Прям как в сказке!
А ты знаешь, чем они втихую занимаются, а? Не знаешь. Они записывают имя и адрес каждой богатой старушки в этом городе, каждой беззащитной вдовы, каждого одинокого педика, каждого богатенького сукина сына, который приходит к ним с чековой книжкой или пачкой наличных. А потом продают этот список любопытным парням, которым хочется знать, у кого в этом городе водятся денежки. Эти парни порой выкладывают до сотни зеленых за один адресок. Сотня баксов за один вшивый адресок!
Ясно дело, парни эти просто так деньгами не швыряются. Они наведываются к старой ведьме посреди ночи и забирают все ее побрякушки или вежливо разъясняют бедному одинокому гомику, что если ему хочется пожить еще малехо на белом свете, то лучше поделиться с ними наличностью.
А чуваки, которые помогают избавляться от ненужных людей? Тоже круто, верно? Полезно иметь возможность расстаться без лишнего шума с липучей телкой из провинции. Всего-то нужно позвонить им по телефону, а они уж тебе скажут, куда приходить. Ты вешаешь телке лапшу на уши, что собираешься посмотреть новую квартиру и хочешь взять ее с собой. Через пару минут, как вы прибудете на место, нагрянет теплая компания. Сначала они пару раз навернут тебе в торец, чтобы твоей телке показалось, будто ты и вправду пытался за нее заступиться. Потом они сунут тебе сотню баксов в карман за твою цыпочку и вышвырнут за дверь.
А цыпочке с неделю жизнь сахаром не покажется, особенно если принципы не позволяют ей раздвигать ноги перед незнакомыми мужчинами или если она не в восторге от лесбиянок, с которыми не ходила вместе в воскресную школу. Но к концу недели она будет полностью в курсе, почем истинная любовь в Городе Оттяга, и это вправит ей мозги надолго. Впрочем, тебе уже будет по фигу, верно?
* * *
Я никак не могу уразуметь, что на самом деле коренится в моей душе – сила или немощь. Чем больше я постигаю себя, тем яснее вижу, насколько же я раздвоен. Мое самое интимное, самое настоящее «я» так же опасно, как запертый в подвале буйный псих, который стучится снизу в пол гостиной, где обедают нормальные члены его семьи. Я не знаю, что делать с ним, с этим моим психом: убить его, держать в подвале взаперти или выпустить на свободу.
Покинув дом, я стал бродягой, отщепенцем, и это было единственным оправданием моего отказа от прошлого во имя настоящего. Но в целях самопознания я буду вынужден обнажить собственные противоречия и выдержать столкновение с памятью детства. Кэйрин как-то обмолвилась, что способна завидовать чужому прошлому. Впрочем, она не сказала, что завидует моему прошлому.
Когда ты родился, Джонатан Джеймс Уэйлин, луна уже вступила в свою последнюю четверть. Рожденные под этой фазой могут сомневаться в мыслях, но быть решительными в поступках. Поэтому ты страдаешь от недостаточной гибкости в вопросах принципиальных. Иногда ты сам провоцируешь спор. Ты плохо воспринимаешь критику и видишь порой смешное там, где его и быть не может. К тому, что думают о тебе другие, ты предпочитаешь не прислушиваться, заявляя, что сам себя всерьез не воспринимаешь.
Твоя планета – Сатурн. Сатурн означает отчуждение и одиночество. Вынужденная разлука с родными местами характерна для твоей судьбы. Сатурн сильно усложняет твою жизнь. Ты слишком импульсивен и не умеешь быть привязчивым. Ты должен стать более терпеливым и уравновешенным. Относись бережно к своему умственному, физическому и финансовому потенциалу – не промотай его!
* * *
На окраине Бангкока был перекресток. Я любил стоять возле него и наблюдать, как крестьяне ехали с базара домой.
Погонщики, обкурившиеся опиумом, мирно дремали на телегах. Я выскакивал из кустов и разворачивал их осликов задом наперед. Погонщики продолжали как ни в чем не бывало спать. Однажды я развернул целых двадцать тележек за один только вечер.
* * *
Забавная это штука – опиум. Если ты его куришь, то знаешь, что бросить курить невозможно. Но каждый раз, когда твоя рука тянется за трубочкой, ты уверяешь себя, что это – в последний раз. А если рука не находит трубочки, ты чувствуешь себя так, словно тебя предали. Странная это вещь. Говорят, чтобы вырастить хороший мак, нужно знать много тонкостей. Не любит он снег, сухой воздух, не всякий ветер ему на пользу. То он сохнет, то он мокнет. А курить лучше, если свет приглушенный, ковры на полу, просторные кровати. Но уж коварный он, этот опиум! Никогда не знаешь, когда все против тебя обернется. Другие люди вообще могут не существовать. Зачем они тебе? Если надо будет, ты их выдумаешь, а вот настоящие – в такой лом! Даже если доза все время одинаковая, эффект всегда разный. Чего только эта дрянь не делает с мужиком: зрачки сокращаются, сексуальные желания тают, но сердце начинает колотиться как бешеное. А женскую кровь она делает ленивой, но сладострастной. Покури сам, дай затянуться своей бабе, и она тебе такой класс покажет! Она тебя трахает, а ты лежишь себе спокойно, закрыв глаза, с пересохшим ртом. Ты в цепких объятиях странной любви, которая высасывает из тебя все соки. С каждой затяжкой ты видишь, как водопады превращаются в лед, лед – в камень и камень – в звук. Звук превращается в цвет, цвет, поблекнув, вновь становится водой.
* * *
Я познакомился с Барбарой в Рангуне. Она свела меня с некоторыми членами английской и американской колонии, в частности с миссис Ллевеллин, которая осталась в Бирме после того, как ее муж умер. Однажды она пригласила нас с Барбарой к себе домой на ланч. Дом ее стоял на высоком холме под большими деревьями, а окна выходили на Мартабанский залив. Она жила одна. Раз в неделю слуга-бирманец и его помощник приходили, чтобы вымыть полы, привести в порядок большой сад и почистить плавательный бассейн.
Во время ланча Барбара пожаловалась миссис Ллевеллин на гостиницу, в которой мы остановились. Старуха предложила мне и Барбаре пожить у нее, пока она погостит два-три дня у своей приятельницы. Мы с Барбарой с радостью согласились.
Я помог миссис Ллевеллин подготовить к путешествию машину, и на следующий день она уехала. Дом был очарователен. С террасы мы следили, как суда направляются в порт и белые яхты бороздят воды бухты. Стоило лайнеру войти в гавань, как его со всех сторон облепляли джонки.
В постели Барбара сказала:
– Как было бы хорошо, если бы у нас был свой такой дом. Мы жили бы в нем, курили опиум и никто бы нам не мешал.
– Если хочешь, я могу избавиться от миссис Ллевеллин,– сказал я.
– Что ты хочешь сказать?
Я пожал плечами:
– Ну, не знаю. Она одинока. Исчезнет – никто и не заметит, не так ли?
Барбара расхохоталась:
– Не глупи, мы не в Голливуде. Поспи лучше. Спокойной ночи.
Посреди ночи я попытался разбудить ее, чтобы заняться любовью, но она была как мертвая. Мы прождали старуху до полночи в тот день, когда она должна была вернуться. Когда был уже час ночи, а ее все еще не было, мы решили лечь спать. Через час нас разбудил шум ее машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16