Что? Что я могу взять? Почему я отказалась от пистолета?Я кинулась, спотыкаясь, к шкафу и нащупала большую ракушку, которую подобрала как-то на Аутер-Бэнкс. Она не убьет, но здорово порежет. Повернув ракушку острым концом вперед, я сжала внутри ее кулак и обхватила край большим пальцем.Едва дыша, прокралась к двери, свободная рука скользила по знакомым предметам, как будто я искала поддержки Брайля. Трюмо. Дверная ручка. Коридор.На лестнице я застыла и уставилась в темноту внизу. В ушах стучала кровь, а я сжимала ракушку и прислушивалась. Ни звука.Если там кто-то есть, мне следует оставаться наверху. Телефон. Если начался пожар, надо выбираться.Я выдохнула и встала на верхнюю ступеньку, подождала. Вторая. Третья. Пригнувшись, вытянув руку с ракушкой на уровне плеча, поползла на первый этаж. Едкий запах усилился. Дым. Бензин. И еще что-то. Что-то знакомое.Внизу я остановилась; в голове разыгрывалась монреальская сцена годичной давности. Тогда он был внутри, убийца, выжидающий момент, чтобы напасть."Больше этого не случится! Позвони 911! Выбирайся!"Я обошла перила и заглянула в столовую. Темнота. Я скрючилась около гостиной. Темнота, но какая-то странная.Дальний конец комнаты мерцал в окружающей полутьме. Камин, стулья времен королевы Анны, вся мебель и картины мягко светятся, как в мираже. Через дверной проем виднеется оранжевый огонь, пляшущий перед холодильником на кухне.Иииииииииииииииии!Когда тишину разорвал пронзительный вой, у меня сжалось сердце. Я дернулась, и ракушка ударилась в пластик. Дрожа, я прижалась обратно к стенке.Индикатор дыма!Я искала признаки движения. Ничего, только темнота и зловещее мерцание.Дом горит. Вперед!С глухо бьющимся сердцем, еле переводя дыхание, я рванулась к кухне. Огонь полыхал посредине комнаты, наполняя воздух дымом и отражаясь на всех гладких поверхностях.Я нашла дрожащими пальцами выключатель и включила свет. Взгляд заметался влево-вправо. Горящий пакет лежал посредине пола. Огонь не распространялся.Я положила ракушку, прижав к лицу подол ночной рубашки, пригнулась и проскочила к кладовке. Сняла маленький огнетушитель с верхней полки. В легкие попал дым, на глаза навернулись слезы и затуманили все вокруг, но я сумела повернуть ручку. Огнетушитель лишь зашипел.Черт!Кашляя и задыхаясь, я снова повернула ручку. Опять шипение, а за ним поток углекислого газа и пены.Да!Я направила огнетушитель на пламя, и меньше чем за минуту огонь потух. Сигнализация все визжала, как железом, проходила сквозь уши и вонзалась в мозг.Я открыла заднюю дверь, окно над раковиной и подошла к столу. Здесь открывать ничего не надо. Стекло разбито, осколки валяются на деревянном подоконнике и полу. Тихий ветерок играет с занавесками, то вытягивая их наружу, то вталкивая обратно.Я обошла пакет на полу, включила вентилятор на потолке, взяла полотенце и начала выгонять дым из комнаты. Воздух постепенно очистился.Я вытерла слезы и попыталась совладать с дыханием."Продолжай махать полотенцем!"Сигнализация захлебывалась визгом.Я оставила полотенце в покое и оглядела комнату. Под столом лежала обугленная деревяшка, вторая прислонилась к тумбочке под раковиной. Между ними – обожженные остатки свертка. В комнате пахло дымом и бензином. И еще кое-чем знакомым.На негнущихся ногах я подошла к дымящейся массе и уставилась на нее непонимающим взглядом. Замолчала сигнализация. Тишина казалась неестественной."Набери 911!"Звонить не потребовалось. Как только я потянулась к телефону, вдали завыла сирена. Она становилась все громче и громче, потом замолчала. Через секунду у моей задней двери появился пожарный:– С вами все в порядке, мэм?Я кивнула, сложила руки на груди, вспомнив, что не одета.– Нам позвонили ваши соседи.У него на подбородке болтался ремешок.– О!Я забыла о ночной рубашке. Я вернулась в Сен-Жовит.– Все под контролем?Новый кивок. Сен-Жовит. Дежа-вю.– Не возражаете, если я посмотрю?Я отступила в сторону.Он оценил ситуацию одним взглядом.– Жестокая выходка. Не знаете, кто мог забросить вам это в окно?Я покачала головой.– Похоже, они разбили окно палками, а потом кинули внутрь пакет.Он подошел к дымящемуся свертку.– Наверное, намочили его бензином, подожгли и закинули вам.Я слышала его слова, но не могла говорить. Тело перестало слушаться, а мозг пытался разбудить в подкорке какой-то бесформенный образ.Пожарный отстегнул от пояса лопатку, разложил ее и тронул массу на полу моей кухни. Вверх взвились, а потом опустились черные хлопья. Он подцепил лопаткой сверток, перевернул его и нагнулся.– Похож на обыкновенный мешок. Может, из-под зерна. Дьявол меня забери, если я знаю, что внутри.Он поскреб сверток кончиком лопатки, в воздухе закружилось еще несколько обугленных пылинок. Он нажал сильнее, переворачивая мешок с боку на бок.Запах усилился. Сен-Жовит. Кабинет для аутопсии номер три. Воспоминания прорвались, и я похолодела.Трясущимися руками открыла шкафчик и вытащила кухонные ножницы. Уже не заботясь о ночной рубашке, села на корточки и надрезала мешок.Труп был маленький, спина выгнута, ноги скрючены от жара пламени. Я увидела ссохшийся глаз, крошечную челюсть с почерневшими зубами. Предчувствие ужаса, притаившегося в мешке, чуть не лишило меня чувств."Нет! Пожалуйста, нет!"Я пригнулась, отрешившись от запаха паленой плоти и шерсти. Между задними лапами свернулся почерневший хвост. Позвонки торчали из него, как шипы из стебля.Я резала дальше, а по щекам текли слезы. Рядом с узлом я заметила шерсть, уже обугленную, но местами белую.Наполовину пустые миски.– Неееееееееееееееет!Я услышала голос, но не поняла, что он мой.– Нет! Нет! Нет! Птенчик. Пожалуйста, Боже, нет!На плечо мне легла ладонь. Потом из моих рук взяли ножницы и осторожно подняли меня на ноги.Голоса.Я оказалась в гостиной, под одеялом. Я плакала, тряслась, все тело болело.Не знаю, сколько я рыдала, но когда подняла глаза, передо мной стояла соседка. Она протягивала мне чашку с чаем.– Что это?Я тяжело дышала.– Мята.– Спасибо.Я выпила тепловатую жидкость.– Сколько времени?– Третий час.Она была в тапочках и пальто, из-под которого выглядывала фланелевая ночная рубашка. Мы, конечно, махали друг другу приветственно через лужайку и здоровались во время прогулок, но я ее едва знала.– Простите, что подняла вас посреди ночи...– Пожалуйста, доктор Бреннан. Мы же соседи. Я знаю, вы сделали бы для меня то же самое.Я отхлебнула из чашки. Пальцы оставались ледяными, но теперь почти не тряслись.– Пожарные еще здесь?– Уехали. Сказали, что вы можете написать заявление, когда оправитесь.– Они забрали...У меня перехватило горло, на глаза навернулись слезы.– Да. Вам принести еще что-нибудь?– Нет. Спасибо. Я в порядке. Вы очень добры.– У вас тут такой погром. Мы прибили доску на окно. Не очень красиво, зато не дует.– Большое спасибо. Я...– Пожалуйста. Просто поспите немного. Может, утром все будет выглядеть не так страшно.Я подумала о Птенчике и испугалась предстоящего утра. В отданной надежде схватила трубку и набрала номер Пита. Гудки.– С вами все в порядке? Помочь вам подняться наверх?– Нет, спасибо. Я справлюсь.Когда она ушла, я свернулась в постели и рыдала, пока не заснула. * * * Я проснулась с чувством, что что-то не так. Что-то изменилось. Потерялось. Потом вернулось сознание, а с ним память.Стояло теплое весеннее утро. В окно виднелось голубое небо и солнечный свет, доносился запах цветов. Но красота не могла вывести меня из депрессии.Я позвонила пожарным и узнала, что физические улики послали в судебную лабораторию. Я уныло привела себя в порядок. Оделась, накрасилась, причесалась и поехала в город. * * * В мешке не было ничего, кроме кота. Ни ошейника, ни жетона. На одной из деревяшек нашли записку. Я прочитала ее сквозь полиэтилен пакета для улик.В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ЭТО БУДЕТ НЕ КОТ.– Что теперь? – спросила я Рона Гиллмана, директора лаборатории, высокого привлекательного мужчину с серебряными от седины волосами и неуместной щербинкой между передними зубами.– Мы уже проверили на отпечатки. Ничего ни на записке, ни на поленьях. К тебе подъедет следовательская команда, но ты же знаешь не хуже меня: ничего они не обнаружат. Окно твоей кухни расположено так близко к улице, что преступники скорее всего подожгли мешок и кинули его с тротуара. Мы поищем отпечатки ботинок и опросим соседей, конечно, но в полвторого ночи в твоем районе вряд ли кто-то бодрствовал.– Жалко, что я живу не на бульваре Уилкинсон.– Ты где угодно попадешь в неприятности.Мы много лет работали вместе с Роном. Он знал о серийном убийце, взломавшем мою квартиру в Монреале.– Мы проведем исследование твоей кухни, но, поскольку преступники не заходили внутрь, следов не будет. Надеюсь, ты ничего не трогала.– Нет.Я и близко к кухне не подходила с прошлой ночи. Не могла смотреть на миски Птенчика.– Ты работаешь над чем-то, что могло бы кому-то не понравиться?Я рассказала ему об убийствах в Квебеке и телах с острова Мертри.– Как они добрались до кота?– Может, он убежал, когда Пит пришел его кормить. С ним случается... – Укол в сердце. – Случалось."Не плачь. Не смей плакать".– Или...– Да?– Ну, я не уверена. На прошлой неделе, кажется, кто-то взломал мой кабинет в институте. То есть не совсем взломал. Я могла оставить дверь открытой.– Студент?– Не знаю.Я описала ситуацию.– Ключи от дома лежали в сумочке, но та девушка могла сделать оттиск.– Ты выглядишь разбитой.– Немного. Я в порядке.На мгновение он замолчал. Потом:– Темпе, когда я услышал, что случилось, то подумал на разозлившегося студента. – Он почесал нос. – Но может, это не просто злая выходка. Будь аккуратней. Скажи Питу.– Не хочу. Он посчитает себя обязанным присматривать за мной, а времени у него нет. Никогда не было.Когда мы закончили разговор, я отдала Рону ключи от пристройки, подписала отчет о происшествии и ушла.Хотя машин на дороге почти не встречалось, я ехала до института дольше, чем обычно. Внутренности сжал и не желал отпускать ледяной кулак. * * * Это ощущение не покидало меня весь день. Управляясь с делами, я постоянно видела кота. Котенок Птенчик сидит и сучит передними лапками, как воробышек. Развалился на спине под диваном. Выписывает восьмерки вокруг моих щиколоток. Смотрит на меня в ожидании остатков каши. Печаль, преследовавшая меня последине недели, превратилась в настоящую меланхолию.После работы я пошла в спортивный комплекс и переоделась в спортивный костюм. Я бежала изо всех сил, надеясь, что физическое истощение облегчит душевную боль и расслабит тело.Я стучала кедами по дорожке, а в голове одна мысль сменяла другую. За думами о коте последовали слова Рона Гиллмана. Убийство животного говорило о жестокости, но и о непрофессионализме. Может, действительно несчастный студент? Или смерть Птенчика предваряет настоящую опасность? От кого? Существует ли какая-то связь с нападением в Монреале? Или с расследованием на Мертри? Может, меня затягивает в нечто большее, чем я думала?Я бежала все быстрее, и с каждым шагом тело освобождалось от напряжения. Через шесть километров свалилась на траву. Переводя дыхание, я рассматривала крошечную радугу, переливающуюся в струйках от поливальной машины. Удалось. В голове ни единой мысли.Когда пульс и дыхание пришли в норму, я вернулась в раздевалку, приняла душ и переоделась. Стало чуть лучше, взобралась на холм к зданию Колвард.Облегчение не продлилось долго.На телефоне мигал огонек. Я набрала код и подождала.Черт!Я снова пропустила звонок Катрин. Как и раньше, она не оставила сообщения, только передала, что звонила. Я перемотала запись назад и прослушала снова. Катрин задыхалась, голос напряженный, предложения обрывочные.Я проигрывала сообщение снова и снова, но не могла опознать шум на заднем плане. Голос Катрин звучал приглушенно, будто она разговаривала в очень маленьком помещении. Я представила, как она прикрывает рукой микрофон, шепчет, украдкой оглядываясь.Может, у меня паранойя? Разыгралось воображение после вчерашнего? Или Катрин действительно в опасности?Солнечные лучи падали на стол сквозь жалюзи яркими полосками. Где-то в коридоре хлопнула дверь. В голове медленно обретала форму мысль.Я потянулась к телефону. 22 – Спасибо, что нашел для меня время в такой поздний час. Странно, что ты еще в университете.– Хочешь сказать, антропологи работают больше, чем социологи?– Ни за что, – засмеялась я, усаживаясь в черное пластиковое кресло. – Ред, не поделишься своими знаниями? Не расскажешь о местных культах?– В каком смысле?Ред Скайлер ссутулился за столом. Хотя волосы его уже поседели, борода оставалась красно-коричневой, что объясняло происхождение имени Ред – в переводе с английского "красный".

. Он сощурился и посмотрел на меня сквозь стекла очков в стальной оправе.– Сборища фанатиков. Секты Судного дня. Сатанистские общества.Ред улыбнулся и махнул мне, чтобы я продолжала.– "Семья" Мэнсона. "Харе Кришна". "МУВ". "Народная церковь". "Синанон". Понимаешь? Культы.– Ты используешь слишком широкий термин. То, что ты называешь культом, другие могут посчитать религией. Или семьей. Или политической партией.Я вспомнила Дейзи Жанно. Она тоже возражала против термина, но тут сходство и заканчивалось. Тогда я сидела напротив крошечной женщины в огромном кабинете. Сейчас я смотрела на крупного мужчину в таком маленьком и перенасыщенном пространстве, что начинала страдать от клаустрофобии.– Ладно. Что такое культ?– Культы – это не просто компании полоумных верующих с чудаковатыми предводителями. По крайней мере мне так кажется. Это организации с набором общих черт.– Хорошо.Я откинулась на спинку кресла.– Культ создается вокруг харизматичного человека, который что-то обещает. Он проповедует особое знание. Иногда доступ к древним тайнам, иногда к совсем новым открытиям, в которые посвящен только он или она, иногда к смеси того и другого. Предводитель делится информацией с последователями. Некоторые обещают утопию. Или наоборот. "Только присоединяйся, иди со мной. Я решаю. Все будет хорошо".– Чем они отличаются от священников или раввинов?– В культах харизматичный лидер постепенно становится объектом почитания, временами даже обожествления. И тогда он получает абсолютный контроль над жизнями последователей.Он снял очки, протер стекла квадратным зеленым платком из кармана и снова надел их.– Культы тоталитарны, авторитарны. Лидер обладает властью и делегирует полномочия очень немногим. Мораль лидера становится единственной приемлемой идеологией. Единственной приемлемой нормой поведения. И, как я сказал, поклоняются ему, а не высшим существам или абстрактным принципам.Я подождала.– Часто существует двойная этика. Членов группы принуждают быть честными и любить друг друга, но обманывать и ненавидеть посторонних. Традиционные религии устанавливают одни правила для всех.– Как лидер добивается власти?– Вот еще один важный вопрос. Перестройка мышления. Предводители культов используют различные психологические процессы для манипуляции людьми. Некоторые ведут себя достаточно мягко, другие эксплуатируют идеализм своих последователей.Я снова подождала, пока он продолжит.– Насколько я понимаю, есть два типа культов, каждый из которых построен на реформировании мышления. Коммерческие "программы прозрения", – он пальцами заключил выражение в кавычки, – используют очень мощные техники убеждения. Они удерживают членов, заставляя их платить за все новые курсы. Потом еще есть культы, набирающие пожизненных кандидатов. Они организовывают психологическое и социальное убеждение, чтобы кардинально изменить личностные ценности. В результате получают невероятную власть над жизнями своих членов. Они манипулируют, обманывают и бессовестно эксплуатируют веру последователей.Я обдумала его слова.– Как перестраивают мышление?– Начинают с разрушения чувства собственного "я". Я уверен, вы обсуждали это на занятиях по антропологии. Отделяешь. Разбираешь. Собираешь заново.– Я физический антрополог.– Точно. Культы отрезают новобранцев от других влияний, потом заставляют их подвергнуть сомнению все, во что они верили. Убеждают пересмотреть мир и собственную жизнь. Создают для человека совершенно новую реальность и, следовательно, зависимость от организации и ее идеологии.Я вернулась на курсы по культурной антропологии в старшие классы школы.– Но речь идет не о ритуалах посвящения. Я знаю, в некоторых культах детей изолируют на какое-то время и подвергают тренировкам, но только для усиления идей, с которыми ребенок вырос. Речь идет о том, чтобы заставить людей отказаться от собственных ценностей, выбросить на свалку все убеждения. Как у них получается?– Секта контролирует время и окружение новичка. Диета. Сон. Работа. Отдых. Деньги. Все. Она создает чувство зависимости, беспомощности вне группы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37