В этом смысле ты все же отдохнешь… И потом, как оказалось, шпионаж иностранных агентов в России — действительно очень серьезная проблема, от которой не отмахнешься. Если она тебя интересует, поговори с Легонтовым, он рассказывает такие ужасные веши…
— Прости, но меня не интересуют никакие проблемы и ужасные вещи в изложении Александра Матвеевича. Меня интересуешь ты. И раз уж ты занялась борьбой со шпионажем, то и мне волей-неволей не приходится оставаться в стороне. Может быть, ты составишь мне компанию в поездке? Я не чувствую себя комфортно, когда тебя нет рядом.
— Нет, дорогой, мне очень жаль, но мы не можем уехать из Москвы одновременно — ведь кто-то же должен возглавить штаб операции и координировать деятельность участников нашего заговора.
— И как я понимаю, эту миссию ты решила возложить на себя? Как ты все-таки любишь что-нибудь возглавлять и координировать…
— Что делать, всегда приходится брать на себя самое сложное. Зато в такие моменты понимаешь, что жить еще стоит. Знаешь, если я когда-нибудь объявлю, что устала от мирской суеты и намереваюсь уединиться в каком-нибудь монастыре, ты напомни мне, как нам пришлось защищать интересы отечества, оказавшись практически один на один с профессиональными агентами иностранной разведки. И я наверняка решу несколько повременить с уединенной жизнью монахини…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Вечерний поезд на Петербург. — Ранимый и впечатлительный адвокат Штюрмер. — Тактика пассивного ожидания. — Хороша я буду в качестве налетчицы! — Агенты германской разведки — люди ответственные. — В России все и всегда держалось на дилетантах. — «ПОПЫТАЮСЬ ПРОБИТЬ СТЕНУ ЗПТ…»
Вечером я проводила Михаила на Николаевский вокзал, и поезд увез его в Петербург. Миша обещал регулярно присылать телеграммы или телефонировать, отчитываясь о том, как идут дела.
Я не была уверена, что о делах с контрразведкой можно сообщать в телеграммах прямым текстом, и мы условились, что составлять фразы Миша станет как-нибудь этак, округло, а мы уж тут в Москве постараемся его понять.
Я долго стояла под нудным осенним дождем на перроне и смотрела на тающий в сырой темноте дымок паровоза, увозившего Мишу в столицу. В сентябре в Петербурге случилось очередное наводнение, и на душе у меня было тревожно. Сейчас вода уже сошла, но ведь осень в столице чревата неожиданностями. Вдруг наводнение повторится? И вдруг окажется гораздо более сильным? И Мише придется бороться с ледяными волнами разлившейся Невы…
Мне сразу вспомнился трагический «Медный всадник» Пушкина, что не добавило оптимизма. Поздней осенью гораздо благоразумнее сидеть в Москве, под надежной крышей собственного дома, и пить горячий чай с вареньем, любуясь на непогоду за окнами. И почему только все проблемы и неприятности случаются у людей в самое неподходящее время?
Конечно, обратиться за помощью к людям, занятым контрразведкой по долгу службы, необходимо, и Михаил, без сомнения, сумеет пробиться в нужные инстанции. Он — человек настойчивый, но кто знает, какие приключения ожидают его там, а нас — здесь?
Мне почему-то захотелось, чтобы рядом всегда было сильное мужское плечо, такое родное и надежное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту, хотя признаюсь, подобные желания недостойны современной эмансипированной дамы, да и в Петербург, навстречу возможному разгулу стихии, отправилась ведь не я, а Миша…
К этому времени стало известно, что адвокат Штюрмер отбыл из Москвы в неизвестном направлении, а оставленная им в конторе белокурая секретарша Лизхен Эрсберг объясняет всем интересующимся, что трагедия с господином Крюднером произвела на ее шефа слишком сильное впечатление и, будучи не в силах бороться с обуревавшим его отчаянием, он удалился в деревню, в одно из своих имений (в какое именно, ей, как простой служащей, сообщено не было).
Единственное, что Лизхен знает наверняка — господин Штюрмер пребывает в ипохондрии и избегает общества.
(Интересно, кто знает столь ранимых и впечатлительных адвокатов, чтобы поверить в правдоподобность такой истории?)
Во всяком случае, на этот раз таинственное исчезновение адвоката заинтересовало-таки полицию всерьез и уже приняты надлежащие меры к его розыску.
Наутро я завтракала в одиночестве, представляя себе, как Михаил выходит сейчас из вагона поезда на перрон, вдыхает сырой воздух петербургской осени и отправляется в гостиницу, чтобы привести себя в порядок с дороги и нанести первый визит военным чиновникам…
А мне придется ждать хоть каких-то вестей, вот только не знаю, насколько у меня хватит терпения придерживаться тактики пассивного ожидания. Не моя это тактика, ой, не моя…
— Елена Сергеевна, господин Легонтов спрашивает, проснулись ли вы и, если проснулись, то не сможете ли его принять, — доложила горничная Шура.
Неужели Господь внял моим молитвам и вести стучатся в мою дверь вместе с энергичным Александром Матвеевичем?
— Проси, Шура, проси скорее!
Легонтов стремительно ворвался в комнату. Я встала навстречу. Александр Матвеевич был небрит, лицо его, то ли из-за посеревшей кожи, то ли из-за проступившей черной щетины, то ли из-за покрасневших глаз, казалось усталым… Я подумала, что он, вероятно, снова не спал и нормально не ел.
— Александр Матвеевич, дорогой, я вижу, что у вас есть новости! Садитесь скорее к столу, за завтраком мне все расскажете.
Я нарочно отказалась от церемонных фраз вроде «Не угодно ли вам присоединиться к моей утренней трапезе?», допускающих, что человек может и отказаться. А так приглашение к столу прозвучало между делом, но достаточно безапелляционно, чтобы не дать Легонтову возможности увильнуть от еды, в которой он нуждался.
— Благодарю, Елена Сергеевна, если можно, чашку крепкого кофе, а то я с ног валюсь от усталости. Простите за мой вид, но мне снова не удалось забежать домой, чтобы привести себя в порядок. Сейчас на бегу заскочу в какую-нибудь цирюльню, чтобы меня хотя бы побрили.
— А почему на бегу? У вас какое-то срочное дело?
— Архисрочное! — Легонтов с наслаждением проглотил кусок сыра и продолжил: — Нам удалось разыскать этого Штайнера, в руках которого патенты на военные изобретения Крюднера.
— Невероятно! Ведь прошли всего сутки с тех пор, как вы отправились на поиски!
— Сутки — это очень много. Так вот, этот господин пока в Москве и все еще пребывает под именем Штайнера. Но паспорт с иной фамилией может появиться у него в любой момент, это дело не хитрое, тем более, похоже, что он собрался на родину в Германию. Видимо, намерен заодно переправить многострадальные патенты Крюднера в свой фатерлянд.
— Значит, нам необходимо предпринять шаги к тому, чтобы немедленно лишить его незаконно полученных патентов!
— Идея феноменальная, — на усталом лице Легонтова появилась улыбка. — Но как на практике вы собираетесь лишить Штайнера патентов? Устроить налет на его жилище?
— Что делать, я не вижу другого выхода, кроме криминального, чтобы исполнить свой святой долг. Хотя, как представишь эту акцию, так сказать, в практическом ключе, — весь мой пафос тут же улетучился, и я не смогла не рассмеяться. — Хороша я буду в качестве налетчицы! Опыта-то у меня никакого…
Легонтов тоже от души расхохотался (видимо, вообразил меня в качестве главаря шайки налетчиков) и заметил, что когда-нибудь я его сведу-таки в могилу.
— Елена Сергеевна, дух здорового авантюризма вас, без сомнения, весьма украшает, но будем оценивать ситуацию трезво. Штайнер завтра выезжает в Берлин. Сведения достоверные, я сам стоял у него за спиной в билетной кассе. Не думаю, что до отъезда он оставит документы без присмотра, чтобы предоставить нам возможность их украсть…
— Это он украл документы, а мы их всего лишь возвращаем!
— Согласен. Но как вы понимаете, налет на его квартиру — это из области фантазий, разве что форточная кража, хотя и это дело весьма скользкое. Во всех смыслах — и в прямом и в переносном. К тому же, нет никаких гарантий, что документы находятся у него дома и лежат на видном месте. А вот путешествуя на поезде, он непременно вынужден будет упаковать их в свой багаж. Если, конечно, с бумагами не поедет специальный курьер. Но велика вероятность того, что Штайнер везет их сам — мне показалось, что он пока не чует особой опасности…
— Он ведь даже не знает, что Лидия уже у нас и все рассказала!
— Об этом он, возможно, и догадывается, но полагает, что сутки-другие у него в запасе еще есть, даже если полиция уже ищет некоего господина, желавшего приобрести у покойного Крюднера патенты на изобретения и, кроме того, позволившего себе неизвестно зачем при встрече с госпожой Хорватовой изображать Франца Крюднера. Нерасторопность нашей полиции всем хорошо известна — энергичный человек успеет совершить не одно преступление и скрыться, прежде чем в кабинете высокого полицейского начальника подпишут ордер на его арест.
— А кстати, как вам удалось так быстро найти этого Штайнера?
— Прежде всего, через клуб.
— Через клуб?
— Через московский Немецкий клуб. Или Бюргерклуб, как именуют его в немецком землячестве.
— Неужели в Москве существует и такое заведение?
— А почему бы и нет? Нужно же московским немцам где-то встречаться за кружкой пива или за шахматной доской — кому что по вкусу. Клуб основан еще в 1819 году и существует без малого чуть не сотню лет. Замечательное заведение. Ничем не хуже Английского клуба, а в чем-то даже и превосходнее, хотя и не столь престижно. Что особенно ценно — клуб заботится о своих, помогает немцам, попавшим в беду, выплачивает пенсии вдовам…
— Чьим вдовам?
— Вдовам членов клуба. Если почивший господин успел на момент смерти просостоять членом Немецкого клуба не менее пяти лет, его вдова может рассчитывать на пожизненную пенсию из клубной кассы. Вот так-то!
— Александр Матвеевич, неужели вы в этот клуб вхожи? Вы-то ведь не немец.
— Да уж, к моим многочисленным недостаткам можно присовокупить еще и этот. Не немец, хоть лоб себе разбей, все равно — не немец. А клуб этот — местечко весьма полезное! Русских туда принимают в качестве «ассоциированных годовых членов» с правом пролонгации членства. Грех не воспользоваться и не обзавестись надежными связями. А уж разыскать какого-нибудь немца в Москве через Бюргер-клуб — милое дело! У меня там есть один знакомый, немецкий мастер-оружейник, талантливый человек, он слегка переделал мой револьвер, превратив его в гораздо более страшное оружие. Так вот, для начала я поговорил с этим мастером, а потом еще с двумя-тремя господами и, как видите, вполне преуспел в своих поисках.
— Так что же мы теперь будем делать? Да, мы знаем, что бумаги у Штайнера и он повезет их в Германию. Нападем на Штайнера на вокзале и отнимем чемодан?
— Ах, Елена Сергеевна, Елена Сергеевна, ну откуда у вас такие мелко уголовные наклонности? Дело по изъятию чемодана кончится в полицейском участке, и нам никто не поверит, если мы объявим себя спасителями отечества, а не мелкими жуликами.
— Но ведь уже завтра — завтра! — этот чертов Штайнер отправится в Берлин, и важные открытия навсегда покинут Россию и будут отныне служить германской военной мощи!
— Остается единственный выход — поехать в одном поезде со Штайнером и попытаться незаметно обыскать его багаж. Документация на изобретения обычно немалого объема, она в каком-нибудь вместительном портфеле или папке, а не в бумажнике на груди у добычливого агента. Вряд ли по поезду он будет всюду таскать портфель с собой, чтобы не привлечь к себе внимание.
— Голубчик, а куда — всюду? — по природной въедливости поинтересовалась я. — Если он ответственный человек (а я подозреваю, что агенты германской разведки — люди ответственные), он не оставит свое купе без присмотра и будет там сидеть, не выходя, до самого Берлина. Тем более что в купе первого класса есть туалет и умывальник, а возможностью посетить вагон-ресторан или выйти на перрон во время стоянки поезда, чтобы размять ноги, он может и пренебречь во имя своей важной миссии.
— Что ж, мне придется его как-нибудь выманить…
— Знаете что, Александр Матвеевич, выманивать Штайнера из купе буду я! Поеду в Берлин в этом же поезде вместе с вами. Займемся ловлей агента на живца.
— Елена Сергеевна, это слишком опасно! Мне не хотелось бы подвергать вас риску. Михаил Павлович знает, что вы собрались в Берлин?
— Нет, если только в Петербурге у него не открылся дар ясновидения. Мне и самой эта идея только что пришла в голову, как вы понимаете.
— Боюсь, он будет недоволен…
Замечание Легонтова было отчасти справедливым, но когда речь идет о таких серьезных вещах, как интересы России, мелкой супружеской стычкой, которая потенциально меня ожидала, можно и пренебречь.
— Я очень высоко ставлю мнение моего мужа по любому вопросу, но сейчас… Даже если Михаил Павлович примчится из Петербурга обратно в Москву и громко крича уляжется на рельсы Брестской дороги, я все равно уеду берлинским поездом и, желательно, в одном вагоне со Штайнером.
— Вы жестокая женщина! Мне казалось, вы лучше относитесь к своему супругу, — усмехнулся Легонтов.
— Я отношусь к нему как нельзя лучше и, наверное, буду рыдать в вагоне навзрыд, когда поезд переедет Михаила, преграждающего путь паровозу. А теперь давайте серьезно. Я не вижу особого риска в том, чтобы попытаться в вагоне поезда завязать знакомство с неким господином Штайнером, чтобы выманить его из купе. Кокетничать с мужчиной — дело уголовно ненаказуемое! Только вы мне его заранее покажите, а то я без бинтов его никогда не видела и, боюсь, не узнаю. Паспорт для заграничной поездки у меня готов — мы с Михаилом к зиме собирались в путешествие по Европе, чтобы присоединиться к Мишиной кузине, которая сейчас в Биаррице, а потом планирует отправиться в Париж. Да вы ее знаете — помните мою подругу Марусю Щербинину-Терскую? Вы когда-то помогали нам в борьбе за Марусино наследство…
— Да-да, я до сих пор не забыл Марию Терскую, но, Елена Сергеевна, давайте вернемся к делам текущего момента. Допустим, что вам легко удастся выманить Штайнера из купе, тем более, он вас наверняка помнит в лицо и захочет узнать, для чего это вы вдруг оказались с ним в одном вагоне. Пользуясь тем, что вы видели его лишь в личине забинтованного Крюднера и теперь вряд ли сможете опознать в натуральном, так сказать, обличье, он, вероятно, рискнет завязать с вами знакомство и поговорить о том о сем, надеясь на женскую болтливость и неумение хранить тайны…
— Алесандр Матвеевич, мне, как феминистке, ваши последние слова кажутся оскорбительными! Уж от вас я не ждала подобного отношения к женщинам. Мы — не существа второго сорта, неспособные контролировать свои слова и поступки!
— Пардон, мадам, — извинился Легонтов, — я всего лишь пытаюсь предугадать мысли Штайнера. А он вряд ли оценит по достоинству ваш сильный характер и станет думать о вас лестно. У нас нет никаких особых оснований подозревать, что он — джентльмен и относится к дамам с сугубым почтением.
— Место джентльмена в этой истории отведено покойному Крюднеру, а Штайнер был всего лишь его жалкой подделкой. Ну так что, Александр Матвеевич, берете вы меня с собой в Берлин?
— Елена Сергеевна, а если наши расчеты неверны, документов у Штайнера с собой не будет и наша поездка окажется совершенно пустой? — ответил он вопросом на вопрос.
— Ну что ж, слегка проветриться и съездить на недельку в Берлин тоже неплохо. Хотя еще лучше было бы все-таки раздобыть патентные документы Крюднера. Но в любом случае наша совесть будет чиста — мы сделали для отечества все, что смогли. В конце концов, я же не служу в контрразведке, я просто помогаю ей по мере сил. И почему мне надо при этом ощущать себя кем-то вроде младшей горничной, которая постоянно пребывает в ужасе, что не справится с работой и ее уволят без рекомендации? Если что-то не удалось — пусть уж отечество не взыщет, в делах контрразведки мы — полные дилетанты, во всяком случае я. Но что делать, в России всегда и все держалось на дилетантах, потому что профессионалы обычно относятся к своим служебным обязанностям с преступным небрежением.
— Ну что ж, придется согласиться на ваш план, — заключил Легонтов и усмехнулся. — Откровенно говоря, это будет беспрецедентная по своему нахальству акция.
— А, ерунда! Фортуна всегда благосклонна к бесшабашным людям, — ответила я, стараясь скрыть свою радость.
Ну теперь-то я сделаю все, чтобы свести счеты со Штайнером, позволившим себе водить меня за нос, да к тому же еще и ухитрившимся обокрасть мою родину.
Мы условились, что Легонтов сам займется приобретением билетов, выбирая места в вагоне с учетом стратегических интересов (надеюсь, возле вокзальной кассы ему удалось узнать, в каком вагоне и на каком месте едет наш противник), а мне остается лишь уложить багаж и ждать посыльного с билетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Прости, но меня не интересуют никакие проблемы и ужасные вещи в изложении Александра Матвеевича. Меня интересуешь ты. И раз уж ты занялась борьбой со шпионажем, то и мне волей-неволей не приходится оставаться в стороне. Может быть, ты составишь мне компанию в поездке? Я не чувствую себя комфортно, когда тебя нет рядом.
— Нет, дорогой, мне очень жаль, но мы не можем уехать из Москвы одновременно — ведь кто-то же должен возглавить штаб операции и координировать деятельность участников нашего заговора.
— И как я понимаю, эту миссию ты решила возложить на себя? Как ты все-таки любишь что-нибудь возглавлять и координировать…
— Что делать, всегда приходится брать на себя самое сложное. Зато в такие моменты понимаешь, что жить еще стоит. Знаешь, если я когда-нибудь объявлю, что устала от мирской суеты и намереваюсь уединиться в каком-нибудь монастыре, ты напомни мне, как нам пришлось защищать интересы отечества, оказавшись практически один на один с профессиональными агентами иностранной разведки. И я наверняка решу несколько повременить с уединенной жизнью монахини…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Вечерний поезд на Петербург. — Ранимый и впечатлительный адвокат Штюрмер. — Тактика пассивного ожидания. — Хороша я буду в качестве налетчицы! — Агенты германской разведки — люди ответственные. — В России все и всегда держалось на дилетантах. — «ПОПЫТАЮСЬ ПРОБИТЬ СТЕНУ ЗПТ…»
Вечером я проводила Михаила на Николаевский вокзал, и поезд увез его в Петербург. Миша обещал регулярно присылать телеграммы или телефонировать, отчитываясь о том, как идут дела.
Я не была уверена, что о делах с контрразведкой можно сообщать в телеграммах прямым текстом, и мы условились, что составлять фразы Миша станет как-нибудь этак, округло, а мы уж тут в Москве постараемся его понять.
Я долго стояла под нудным осенним дождем на перроне и смотрела на тающий в сырой темноте дымок паровоза, увозившего Мишу в столицу. В сентябре в Петербурге случилось очередное наводнение, и на душе у меня было тревожно. Сейчас вода уже сошла, но ведь осень в столице чревата неожиданностями. Вдруг наводнение повторится? И вдруг окажется гораздо более сильным? И Мише придется бороться с ледяными волнами разлившейся Невы…
Мне сразу вспомнился трагический «Медный всадник» Пушкина, что не добавило оптимизма. Поздней осенью гораздо благоразумнее сидеть в Москве, под надежной крышей собственного дома, и пить горячий чай с вареньем, любуясь на непогоду за окнами. И почему только все проблемы и неприятности случаются у людей в самое неподходящее время?
Конечно, обратиться за помощью к людям, занятым контрразведкой по долгу службы, необходимо, и Михаил, без сомнения, сумеет пробиться в нужные инстанции. Он — человек настойчивый, но кто знает, какие приключения ожидают его там, а нас — здесь?
Мне почему-то захотелось, чтобы рядом всегда было сильное мужское плечо, такое родное и надежное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту, хотя признаюсь, подобные желания недостойны современной эмансипированной дамы, да и в Петербург, навстречу возможному разгулу стихии, отправилась ведь не я, а Миша…
К этому времени стало известно, что адвокат Штюрмер отбыл из Москвы в неизвестном направлении, а оставленная им в конторе белокурая секретарша Лизхен Эрсберг объясняет всем интересующимся, что трагедия с господином Крюднером произвела на ее шефа слишком сильное впечатление и, будучи не в силах бороться с обуревавшим его отчаянием, он удалился в деревню, в одно из своих имений (в какое именно, ей, как простой служащей, сообщено не было).
Единственное, что Лизхен знает наверняка — господин Штюрмер пребывает в ипохондрии и избегает общества.
(Интересно, кто знает столь ранимых и впечатлительных адвокатов, чтобы поверить в правдоподобность такой истории?)
Во всяком случае, на этот раз таинственное исчезновение адвоката заинтересовало-таки полицию всерьез и уже приняты надлежащие меры к его розыску.
Наутро я завтракала в одиночестве, представляя себе, как Михаил выходит сейчас из вагона поезда на перрон, вдыхает сырой воздух петербургской осени и отправляется в гостиницу, чтобы привести себя в порядок с дороги и нанести первый визит военным чиновникам…
А мне придется ждать хоть каких-то вестей, вот только не знаю, насколько у меня хватит терпения придерживаться тактики пассивного ожидания. Не моя это тактика, ой, не моя…
— Елена Сергеевна, господин Легонтов спрашивает, проснулись ли вы и, если проснулись, то не сможете ли его принять, — доложила горничная Шура.
Неужели Господь внял моим молитвам и вести стучатся в мою дверь вместе с энергичным Александром Матвеевичем?
— Проси, Шура, проси скорее!
Легонтов стремительно ворвался в комнату. Я встала навстречу. Александр Матвеевич был небрит, лицо его, то ли из-за посеревшей кожи, то ли из-за проступившей черной щетины, то ли из-за покрасневших глаз, казалось усталым… Я подумала, что он, вероятно, снова не спал и нормально не ел.
— Александр Матвеевич, дорогой, я вижу, что у вас есть новости! Садитесь скорее к столу, за завтраком мне все расскажете.
Я нарочно отказалась от церемонных фраз вроде «Не угодно ли вам присоединиться к моей утренней трапезе?», допускающих, что человек может и отказаться. А так приглашение к столу прозвучало между делом, но достаточно безапелляционно, чтобы не дать Легонтову возможности увильнуть от еды, в которой он нуждался.
— Благодарю, Елена Сергеевна, если можно, чашку крепкого кофе, а то я с ног валюсь от усталости. Простите за мой вид, но мне снова не удалось забежать домой, чтобы привести себя в порядок. Сейчас на бегу заскочу в какую-нибудь цирюльню, чтобы меня хотя бы побрили.
— А почему на бегу? У вас какое-то срочное дело?
— Архисрочное! — Легонтов с наслаждением проглотил кусок сыра и продолжил: — Нам удалось разыскать этого Штайнера, в руках которого патенты на военные изобретения Крюднера.
— Невероятно! Ведь прошли всего сутки с тех пор, как вы отправились на поиски!
— Сутки — это очень много. Так вот, этот господин пока в Москве и все еще пребывает под именем Штайнера. Но паспорт с иной фамилией может появиться у него в любой момент, это дело не хитрое, тем более, похоже, что он собрался на родину в Германию. Видимо, намерен заодно переправить многострадальные патенты Крюднера в свой фатерлянд.
— Значит, нам необходимо предпринять шаги к тому, чтобы немедленно лишить его незаконно полученных патентов!
— Идея феноменальная, — на усталом лице Легонтова появилась улыбка. — Но как на практике вы собираетесь лишить Штайнера патентов? Устроить налет на его жилище?
— Что делать, я не вижу другого выхода, кроме криминального, чтобы исполнить свой святой долг. Хотя, как представишь эту акцию, так сказать, в практическом ключе, — весь мой пафос тут же улетучился, и я не смогла не рассмеяться. — Хороша я буду в качестве налетчицы! Опыта-то у меня никакого…
Легонтов тоже от души расхохотался (видимо, вообразил меня в качестве главаря шайки налетчиков) и заметил, что когда-нибудь я его сведу-таки в могилу.
— Елена Сергеевна, дух здорового авантюризма вас, без сомнения, весьма украшает, но будем оценивать ситуацию трезво. Штайнер завтра выезжает в Берлин. Сведения достоверные, я сам стоял у него за спиной в билетной кассе. Не думаю, что до отъезда он оставит документы без присмотра, чтобы предоставить нам возможность их украсть…
— Это он украл документы, а мы их всего лишь возвращаем!
— Согласен. Но как вы понимаете, налет на его квартиру — это из области фантазий, разве что форточная кража, хотя и это дело весьма скользкое. Во всех смыслах — и в прямом и в переносном. К тому же, нет никаких гарантий, что документы находятся у него дома и лежат на видном месте. А вот путешествуя на поезде, он непременно вынужден будет упаковать их в свой багаж. Если, конечно, с бумагами не поедет специальный курьер. Но велика вероятность того, что Штайнер везет их сам — мне показалось, что он пока не чует особой опасности…
— Он ведь даже не знает, что Лидия уже у нас и все рассказала!
— Об этом он, возможно, и догадывается, но полагает, что сутки-другие у него в запасе еще есть, даже если полиция уже ищет некоего господина, желавшего приобрести у покойного Крюднера патенты на изобретения и, кроме того, позволившего себе неизвестно зачем при встрече с госпожой Хорватовой изображать Франца Крюднера. Нерасторопность нашей полиции всем хорошо известна — энергичный человек успеет совершить не одно преступление и скрыться, прежде чем в кабинете высокого полицейского начальника подпишут ордер на его арест.
— А кстати, как вам удалось так быстро найти этого Штайнера?
— Прежде всего, через клуб.
— Через клуб?
— Через московский Немецкий клуб. Или Бюргерклуб, как именуют его в немецком землячестве.
— Неужели в Москве существует и такое заведение?
— А почему бы и нет? Нужно же московским немцам где-то встречаться за кружкой пива или за шахматной доской — кому что по вкусу. Клуб основан еще в 1819 году и существует без малого чуть не сотню лет. Замечательное заведение. Ничем не хуже Английского клуба, а в чем-то даже и превосходнее, хотя и не столь престижно. Что особенно ценно — клуб заботится о своих, помогает немцам, попавшим в беду, выплачивает пенсии вдовам…
— Чьим вдовам?
— Вдовам членов клуба. Если почивший господин успел на момент смерти просостоять членом Немецкого клуба не менее пяти лет, его вдова может рассчитывать на пожизненную пенсию из клубной кассы. Вот так-то!
— Александр Матвеевич, неужели вы в этот клуб вхожи? Вы-то ведь не немец.
— Да уж, к моим многочисленным недостаткам можно присовокупить еще и этот. Не немец, хоть лоб себе разбей, все равно — не немец. А клуб этот — местечко весьма полезное! Русских туда принимают в качестве «ассоциированных годовых членов» с правом пролонгации членства. Грех не воспользоваться и не обзавестись надежными связями. А уж разыскать какого-нибудь немца в Москве через Бюргер-клуб — милое дело! У меня там есть один знакомый, немецкий мастер-оружейник, талантливый человек, он слегка переделал мой револьвер, превратив его в гораздо более страшное оружие. Так вот, для начала я поговорил с этим мастером, а потом еще с двумя-тремя господами и, как видите, вполне преуспел в своих поисках.
— Так что же мы теперь будем делать? Да, мы знаем, что бумаги у Штайнера и он повезет их в Германию. Нападем на Штайнера на вокзале и отнимем чемодан?
— Ах, Елена Сергеевна, Елена Сергеевна, ну откуда у вас такие мелко уголовные наклонности? Дело по изъятию чемодана кончится в полицейском участке, и нам никто не поверит, если мы объявим себя спасителями отечества, а не мелкими жуликами.
— Но ведь уже завтра — завтра! — этот чертов Штайнер отправится в Берлин, и важные открытия навсегда покинут Россию и будут отныне служить германской военной мощи!
— Остается единственный выход — поехать в одном поезде со Штайнером и попытаться незаметно обыскать его багаж. Документация на изобретения обычно немалого объема, она в каком-нибудь вместительном портфеле или папке, а не в бумажнике на груди у добычливого агента. Вряд ли по поезду он будет всюду таскать портфель с собой, чтобы не привлечь к себе внимание.
— Голубчик, а куда — всюду? — по природной въедливости поинтересовалась я. — Если он ответственный человек (а я подозреваю, что агенты германской разведки — люди ответственные), он не оставит свое купе без присмотра и будет там сидеть, не выходя, до самого Берлина. Тем более что в купе первого класса есть туалет и умывальник, а возможностью посетить вагон-ресторан или выйти на перрон во время стоянки поезда, чтобы размять ноги, он может и пренебречь во имя своей важной миссии.
— Что ж, мне придется его как-нибудь выманить…
— Знаете что, Александр Матвеевич, выманивать Штайнера из купе буду я! Поеду в Берлин в этом же поезде вместе с вами. Займемся ловлей агента на живца.
— Елена Сергеевна, это слишком опасно! Мне не хотелось бы подвергать вас риску. Михаил Павлович знает, что вы собрались в Берлин?
— Нет, если только в Петербурге у него не открылся дар ясновидения. Мне и самой эта идея только что пришла в голову, как вы понимаете.
— Боюсь, он будет недоволен…
Замечание Легонтова было отчасти справедливым, но когда речь идет о таких серьезных вещах, как интересы России, мелкой супружеской стычкой, которая потенциально меня ожидала, можно и пренебречь.
— Я очень высоко ставлю мнение моего мужа по любому вопросу, но сейчас… Даже если Михаил Павлович примчится из Петербурга обратно в Москву и громко крича уляжется на рельсы Брестской дороги, я все равно уеду берлинским поездом и, желательно, в одном вагоне со Штайнером.
— Вы жестокая женщина! Мне казалось, вы лучше относитесь к своему супругу, — усмехнулся Легонтов.
— Я отношусь к нему как нельзя лучше и, наверное, буду рыдать в вагоне навзрыд, когда поезд переедет Михаила, преграждающего путь паровозу. А теперь давайте серьезно. Я не вижу особого риска в том, чтобы попытаться в вагоне поезда завязать знакомство с неким господином Штайнером, чтобы выманить его из купе. Кокетничать с мужчиной — дело уголовно ненаказуемое! Только вы мне его заранее покажите, а то я без бинтов его никогда не видела и, боюсь, не узнаю. Паспорт для заграничной поездки у меня готов — мы с Михаилом к зиме собирались в путешествие по Европе, чтобы присоединиться к Мишиной кузине, которая сейчас в Биаррице, а потом планирует отправиться в Париж. Да вы ее знаете — помните мою подругу Марусю Щербинину-Терскую? Вы когда-то помогали нам в борьбе за Марусино наследство…
— Да-да, я до сих пор не забыл Марию Терскую, но, Елена Сергеевна, давайте вернемся к делам текущего момента. Допустим, что вам легко удастся выманить Штайнера из купе, тем более, он вас наверняка помнит в лицо и захочет узнать, для чего это вы вдруг оказались с ним в одном вагоне. Пользуясь тем, что вы видели его лишь в личине забинтованного Крюднера и теперь вряд ли сможете опознать в натуральном, так сказать, обличье, он, вероятно, рискнет завязать с вами знакомство и поговорить о том о сем, надеясь на женскую болтливость и неумение хранить тайны…
— Алесандр Матвеевич, мне, как феминистке, ваши последние слова кажутся оскорбительными! Уж от вас я не ждала подобного отношения к женщинам. Мы — не существа второго сорта, неспособные контролировать свои слова и поступки!
— Пардон, мадам, — извинился Легонтов, — я всего лишь пытаюсь предугадать мысли Штайнера. А он вряд ли оценит по достоинству ваш сильный характер и станет думать о вас лестно. У нас нет никаких особых оснований подозревать, что он — джентльмен и относится к дамам с сугубым почтением.
— Место джентльмена в этой истории отведено покойному Крюднеру, а Штайнер был всего лишь его жалкой подделкой. Ну так что, Александр Матвеевич, берете вы меня с собой в Берлин?
— Елена Сергеевна, а если наши расчеты неверны, документов у Штайнера с собой не будет и наша поездка окажется совершенно пустой? — ответил он вопросом на вопрос.
— Ну что ж, слегка проветриться и съездить на недельку в Берлин тоже неплохо. Хотя еще лучше было бы все-таки раздобыть патентные документы Крюднера. Но в любом случае наша совесть будет чиста — мы сделали для отечества все, что смогли. В конце концов, я же не служу в контрразведке, я просто помогаю ей по мере сил. И почему мне надо при этом ощущать себя кем-то вроде младшей горничной, которая постоянно пребывает в ужасе, что не справится с работой и ее уволят без рекомендации? Если что-то не удалось — пусть уж отечество не взыщет, в делах контрразведки мы — полные дилетанты, во всяком случае я. Но что делать, в России всегда и все держалось на дилетантах, потому что профессионалы обычно относятся к своим служебным обязанностям с преступным небрежением.
— Ну что ж, придется согласиться на ваш план, — заключил Легонтов и усмехнулся. — Откровенно говоря, это будет беспрецедентная по своему нахальству акция.
— А, ерунда! Фортуна всегда благосклонна к бесшабашным людям, — ответила я, стараясь скрыть свою радость.
Ну теперь-то я сделаю все, чтобы свести счеты со Штайнером, позволившим себе водить меня за нос, да к тому же еще и ухитрившимся обокрасть мою родину.
Мы условились, что Легонтов сам займется приобретением билетов, выбирая места в вагоне с учетом стратегических интересов (надеюсь, возле вокзальной кассы ему удалось узнать, в каком вагоне и на каком месте едет наш противник), а мне остается лишь уложить багаж и ждать посыльного с билетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33