Можно было насчитать сто ударов сердца, после чего он вернулся и стал медленно обходить первую комнату, разглядывая каждый предмет в ней.
– Джеффри, что вы делаете?
– Осмотрите здесь все, Пег. Постарайтесь все запомнить. Если понадобится, вы будете свидетелем.
Он вновь высоко поднял свечу.
– Нет ни камина, ни даже очага с отверстием для дыма; зимой здесь, наверное, пробирает до костей. Пол без щелей. На крышке сундука, – он приподнял крышку, – вдоль нижней ее кромки – пыль; следов пальцев нет: крышку не поднимали несколько недель или даже месяцев. В сундуке, заметьте, ничего, за исключением старых листов пергамента, разрисованного ее астрологическими рисунками, чернильницы с высохшими чернилами и нескольких старых грязных перьев. Стоп! Вот свежие чернила и новый пергамент. Но, по-моему, чистый. Ограблена старуха не была.
– Ограблена? Кто стал бы грабить эту, в сущности, нищенку с Лондонского моста?
Джеффри ничего не ответил. Он закрыл крышку и бросил на нее свой плащ.
Потом прошел в переднюю часть комнаты и сдернул мешковину, закрывающую окно, которое выходило на улицу.
– Это окно, – сказал Джеффри, – такое же, как то, другое: с двумя створками и шпингалетом. Оно захлопнуто, но не закрыто на шпингалет.
– Фи! Часто ли закрывают окна, выходящие на улицу? Все служанки выкидывают в окно мусор и отбросы, выливают помои и тому подобное – все, что выбрасывается из дома и идет в сточную канаву.
– Но не на Лондонском мосту. Он деревянный, и на нем нет сточных канав. Весь мусор, – Джеффри вернулся в глубь комнаты, – выбрасывают сюда, в окно, выходящее на естественный сток, на Темзу. Это может создать некоторые неудобства для пешеходов, так что мусор нужно кидать подальше, через пешеходную часть. Обратите также внимание, Пег… Идите сюда!
– Не пойду! Вы обещали не пугать меня, а сами выгнули брови, словно повешенный.
– Обратите внимание, как уложены бревна в стене дома. Человек решительный легко заберется по ним с тротуара. Грейс Делайт, видимо, не боялась воров: оба окна не заперты. Это окно вообще открыто: распахнутая створка подоткнута тряпками, чтобы не закрылась, – вряд ли это сделал убегающий вор. На окне нет ни шторы, ни занавески; окно же в передней комнате плотно завешено мешковиной на веревке.
– Чтобы из противоположного окна нельзя было заглянуть в комнату. Это же так естественно. Любой деликатный человек…
– Вы думаете, это деликатность?
Пламя свечи дрогнуло и заколебалось. Джеффри поставил миску на деревянный сундук, чтобы не задуло свечу, и опустился на колено рядом с телом Грейс Делайт. Он внимательно рассмотрел грубую, редкого плетения ткань рубахи, затем перевел взгляд на зеленый платок, закрывающий лицо старухи.
– Платок этот – старый и грязный, но он из французского шелка. И освещается комната не коптилкой, а свечой. А эта миска, – он дотронулся до ее края, – хоть и закопченная и на вид дешевая – из чистого серебра.
– Не хотите ли вы сказать, что эта старуха была вовсе не бедная? И что у нее было припрятано много золота? И что это побудило кого-то напасть на нее?
– Я говорю вам только то, что завтра должен буду честно и откровенно рассказать судье Филдингу. Вы – как и он – должны делать выводы сами. Вы умеете читать мои мысли: давайте!
– Пропадите вы пропадом!
– Пег…
– Иногда мне кажется, что я знаю вас, и я счастлива. Я так счастлива, когда вижу, что вы – тот человек, которого я знаю. А потом вы уходите куда-то, словно в тумане исчезаете. Что вам за дело до этой женщины, скажите? Неужели… неужели все это только для того, чтобы уберечь от скандала память вашего покойного деда?
– Перестаньте! Это уж совсем никуда негодная романтика! Что до меня, то пусть мой почтенный дедушка жарит себе хлебец на адском огне. И эта старуха может отправляться туда же, хотя ее мне даже жалко. – Он поднял голову и взглянул на Пег. – Мы живем в жестоком, грубом и несправедливом мире, чтобы там ни говорили о нем! Доктор Свифт это понимал. Потому-то он и умер в сумасшедшем доме в Дублине. Есть люди, которые это понимают: они еще сохранили остатки приличия. Сегодня я встретил одного врача. По-моему, он из этих людей. Но их немного. В основном…
– Перестаньте! – воскликнула Пег, и голос ее дрогнул. – Умоляю вас, перестаньте! Вы слишком многого хотите от людей. Ну почему вы не довольствуетесь тем, что есть люди, которым вы дороги, которые готовы любить вас! Господи, ну имейте же сострадание… Ой, что вы делаете?
Неожиданно Джеффри склонился к самому лицу старухи, прикрытому платком, просунул левую руку под плечи неподвижно лежащего тела, а правую – под сгиб колен и поднял женщину с пола. Голова ее откинулась, и зеленый платок соскользнул, обнажив лицо с вылезшими из орбит глазами, искореженным ужасной гримасой широко открытым ртом с табачными крошками, прилипшими к верхней губе под самым носом.
В следующее мгновение голова в чепце исчезла из поля зрения Пег. С большим усилием Джеффри поднял тело и перебросил через плечо вниз головой.
– Она вздохнула! – сказал он, качнувшись, но сохраняя равновесие. – Очень тихо, но, готов поклясться, шелк заколебался. В ней еще теплится жизнь или остатки ее. Если повезет, то с помощью врача мы, возможно, сумеем привести ее в чувство.
– Джеффри, вам показалось. Она умерла. Я знаю… я видела смерть.
– Я тоже. В нашем полку был человек, которого приговорили к расстрелу. Он попросил не завязывать ему глаза. Еще не было команды «пли!» – солдаты только подняли мушкеты, – а он вскрикнул и упал, замертво. Но лицо его и конечности были мягкие, неотвердевшие; в остальном все было так же, как здесь. Если бы они не поверили, что он мертв, и на всякий случай добили его выстрелом в ухо, ему пришлось бы ожить, прежде чем умереть еще раз.
– Что вы собираетесь делать? Вы говорили, там, в соседней комнате, есть матрац? Давайте я возьму свечу и посвечу вам.
Джеффри уже повернулся к ней, собираясь ответить, но вдруг осекся; выражение лица его изменилось, глаза расширились.
– Нет, не трогайте! Я забыл. Не трогайте. Я обойдусь.
– Перестаньте! Что за глупость! Вам же будет…
– Мне будет лучше, если вы не станете трогать свечу. И ни при каких обстоятельствах не пойдете в спальню.
– Но почему?
– Потому, что я так хочу. О Пег, неужели вы не можете послушаться меня хотя бы в этом?
Чувства бурлили в этой комнате, расположенной над бурлящей рекой. Пег вся дрожала, у нее перехватывало дыхание, но с места она не двигалась.
Тяжело дыша, Джеффри пронес свою ношу в низкую дверь над открытым люком. В спальне он взглянул только на маленький низкий топчан с соломенным тюфяком, накрытым одеялом, который стоял под занавешенным окном в передней части комнаты. Потом быстро обвел взглядом всю комнату целиком. Даже при том, что он привык читать при тусклом свете свечи (как и всякий человек того времени, который вообще умел читать), глаза его могли различить лишь слабые очертания предметов.
Он опустил Грейс Делайт на тюфяк, положив ее на спину. Мысль о собственной беспомощности привела его в отчаяние; потоптавшись на месте, он развел руками и направился в комнату, где ожидала его Пег.
– Рассуждать я горазд, – сказал он девушке, – а на деле – совершеннейший болван. Я понятия не имею, что нужно делать в этом случае. Надеюсь, врач знает больше. Кто пойдет за ним?
– Никто не пойдет, – послышался чей-то голос.
В люке показалась голова мужчины, который не торопясь поднимался по лестнице, глядя на них.
И Пег, и Джеффри разом обернулись. Затем оба они отпрянули от люка и отступили к сундуку. Сухопарый человек в камзоле горчичного цвета и чулках в обтяжку легко выпрыгнул из люка, словно акробат или персонаж пантомимы мистера Рича в театре «Ковент-Гарден». Потом он не спеша направился к ним; его длинная левая рука поигрывала эфесом рапиры.
– У вас что, приятель, кошки язык отъели? Что вас так изумляет? Вы действительно думали, что я не пойду за вами?
– Нет, мистер Тониш, – отозвался Джеффри, – я не сомневался, что вы за нами последуете. Но сейчас дело не в этом. Я срочно должен пойти…
– Вы никуда не пойдете, приятель, – перебил Хэмнит Тониш.
– Сэр, в комнате за вашей спиной лежит женщина: она при последнем издыхании. Несколько минут или даже секунд могут стоить ей жизни. Мы должны успеть привести врача; это совсем недалеко. Ради Бога, сэр, позвольте мне пройти.
– Вы просите меня об этом?
– Если нужно, да.
– И это в тот момент, когда мне предстоит преподать вам урок хороших манер и выдрать за ваше поведение по отношению к моей сестре? Я понимаю, драться вы не станете. Но рапира может прекрасно заменить кнут. Отступаете? То-то!
– Нет никаких доводов, которые на вас подействуют? Я ничем не могу вас убедить?
– Вы полагаете, что можете?
– Ну что ж, – произнес Джеффри, левой рукой перебрасывая за спину ножны, висящие на вышитом темляке у него на поясе, – вы этого хотели. Вашу шпагу!
– Что вы сказали?
– Вы не скупились на угрозы, мистер Тониш. Теперь вам придется оправдать их. Вашу шпагу!
Два клинка бесшумно покинули кожаные ножны с прокладкой из шерстяной ткани. Джеффри отступил еще на шаг и стал подле сундука: теперь противники были слишком далеко друг от друга, чтобы нападать. Но Хэмнит Тониш и не собирался этого делать. Он вдруг резким движением от левого плеча перерубил горящую свечу.
Свеча взметнулась вверх и погасла; задребезжала по деревянному полу металлическая миска.
– Остановитесь, вы убьете друг друга! Остановитесь, остановитесь, – кричала Пег, и этот пронзительный крик перешел в вопль отчаяния.
Услышав, что противник двинулся на него, Джеффри чуть отклонил корпус.
Взошла луна, и свет ее проник в комнату сквозь мутные волнистые стекла в скругленных рамках окна. Хэмнит Тониш стоял, держа шпагу в высоко поднятой правой руке, которая была слегка согнута в запястье. В тот момент, когда комната озарилась светом луны, он резко шагнул вперед и, согнув правую ногу в колене, сделал сильный выпад, задев правую часть груди своего противника.
Сталь ударилась о сталь, высекая синие искры под чашками рапир. Покрываясь потом, Джеффри парировал удары, отводя клинок противника в сторону и стараясь проткнуть ему запястье. Это ему не удавалось, но и Хэмнит Тониш не мог поразить его.
Возможно, все дело было в неправильном освещении, но со стороны могло показаться, что мистер Тониш, не сумев проткнуть Джеффри легкое, начал вести себя как-то неуверенно, даже неловко. Он вполне прилично отбивал встречные удары, в должной мере сохраняя при этом «изящную осанку», как учил сеньор Малевольти Анджело с Карлайл-стрит в Сохо. Однако реакция у него была замедленная и еще медленнее – особенно для такого проворного человека – были его собственные выпады.
Ударом сверху вниз Джеффри парировал очередной выпад противника, отвел его шпагу движением снизу вверх и вновь направил свой клинок в руку мистера Тониша. Острие его шпаги достигло цели, глубоко вонзившись в отведенное в сторону запястье.
Хэмнит Тониш стоял, широко открыв рот, и имел чрезвычайно глупый вид. Рапира с позолоченной чашкой выпала из его ослабевшей руки и, дребезжа, покатилась по полу. Темная жидкость – при свете луны видно было, что это кровь, – мгновенно залила его запястье и манжет.
Мистер Тониш с удивлением разглядывал рану. Гримаса исказила его лицо, но это был не страх, скорее – изумление, ярость, причина которой лежала где-то глубоко, и он сам, видимо, не вполне понимал ее. Но он повернулся и побежал, побежал к люку, сейчас невидимому. Вопль, который раздался, когда всей тяжестью своей он ощутил пустоту над почти вертикальной лестницей, напомнил горловой крик, услышанный незадолго до того молодыми людьми. Внизу в коридоре раздался грохот, и все стихло.
Джеффри стоял неподвижно, опустив голову. Пот залил все его тело и голову под париком. Он не произнес ни слова; молчание – и очень некстати – нарушила Пег.
– Вы победили его! – вскричала она, всплеснув руками; слезы брызнули из ее глаз. – Я так боялась за вас; я чуть не умерла! Но вы не побежали! И победили его!
– Замолчите, Пег!
– Вы рисковали…
– Замолчите, не говорите глупостей! Ничем я не рисковал.
Полой камзола он вытер кровь с клинка.
– Этот грубиян не умеет фехтовать, по крайней мере очень плохо фехтует. Вы разве не помните, что говорил ваш дядюшка? Мало кто знает, как обращаться со шпагой. И это правда: дуэли нужны им не больше, чем мне. Хэмнит Тониш обязан своей репутацией надменному виду и поведению: никто не осмеливался вызвать его. Наверное, он взял пару уроков у Анджело – и после этого решил, что непобедим. Вот и все.
– Но вы-то его вызвали. И вы не могли знать всего этого.
– Как это не мог? Каким надо быть болваном, чтобы этого не понять! Сегодня в «Золотом Кресте» он замахнулся на меня рапирой, как бы намереваясь не поранить, но просто хлестнуть меня по голове. При этом он отвел руку. Какой фехтовальщик позволит себе такую глупость? Человеку опытному вполне хватило бы времени достать шпагу и проткнуть его.
– Значит, вы совсем не боялись!
– Поверьте, Пег, ужасно боялся! Случайный выпад новичка может достать самого Анджело.
– А я думала, вы вели себя как герой. Клянусь Богом, так и думала. Но если я ошиблась, неужели нельзя было притвориться, чтобы я продолжала восхищаться вами?
– Пег, Пег, когда вы перестанете актерствовать?
– Актерствовать? – воскликнула изумленная девушка.
– Да, сударыня. Решите наконец, каким вы хотите видеть меня.
– Нет уж! Это вы решите, какой вы хотите меня видеть. Я стараюсь быть любящей – так мне хочется: вам это не по нраву. Пытаюсь вас побудить к чему-то – еще хуже. Честно и откровенно говорю, что лишилась рассудка – этого вы и совсем не желаете терпеть. Ну что делать бедной дурочке с таким человеком?
– Я… я должен вам признаться, Пег, со мной бывает нелегко.
– Нелегко? Просто безнадежно! На всей земле нет человека труднее. А сейчас вы совершили убийство. Да-да, вы убили человека; он лежит там, внизу. Так что здесь сейчас двое уже умерших или умирающих.
Выражение лица Джеффри переменилось.
– Двое, – повторил он. – Верно, двое. Хорошо, что вы мне напомнили.
Лунный свет, льющийся через неровное стекло, исчертил его лицо волнистыми линиями. Джеффри стоял, раскачиваясь из стороны в сторону: может быть, его мучила рана, а может быть, он просто искал кремень и кресало.
Потом он вложил шпагу в ножны. Но то, что Джеффри сделал в следующий момент, могло показаться безумием.
Он кинулся в переднюю часть комнаты, сорвал с веревки мешковину, закрывающую окно, и обмотал ветхой тканью кулак правой руки. Звон посыпавшихся стекол, раздавшийся, когда Джеффри саданул по закрытому окну, должно быть, разбудил жителей, которые еще оставались на Лондонском мосту. Осколки старого хрупкого неровного стекла вылетели из свинцовых переплетов, упали частью на улицу, а частью – в комнату, к ногам Джеффри.
Джеффри выбрал осколок покрупней, протер его мешковиной, а затем поспешил туда, где рядом с рапирой Хэмнита Тониша лежала упавшая свеча. Хотя, упав на пол, она погнулась, из нее все же торчал кончик фитиля.
– Побудьте здесь, – приказал Джеффри. – Должна же она была разжигать огонь. Там, в спальне, я помню…
Пробравшись в темноте через спальню, он обнаружил в дальнем ее конце небольшой кирпичный камин, находившийся на таком же расстоянии от стены, что и заднее окно в первой комнате. Пошарив в камине, Джеффри наткнулся на маленькую трутницу. Вспыхнула искра, занялась промасленная тряпка. Запалив погнутую свечу, Джеффри подошел к телу старухи и поднес осколок стекла к ее перекошенному рту.
Потом он стоял не двигаясь, опустив голову.
Показалось ли ему, что дрогнули ее губы? Он и сам сейчас не знал этого. Не знал и потом, пока не начал подозревать все на свете. Но к тому времени у него появились новые основания поносить себя. Сейчас сомнений, что старуха мертва, больше не оставалось.
В соседней комнате забеспокоилась Пег. Под сводчатым крытым проходом Лондонского моста зазвучали тяжелые шаги и послышались голоса людей, направляющихся к дому.
Горячий воск, капнувший на руку Джеффри, вывел его из задумчивости. Оставалось еще одно дело, которое нужно было сделать тайно, и Джеффри спешил закончить его, прежде чем перейти в другую комнату, где ждала его Пег.
В этот момент снизу послышался хриплый молодой голос, который Джеффри тотчас же узнал.
– Оставайтесь на месте! – приказал этот голос. – Все, кто есть в доме с выбитым окном и незапертой дверью, оставайтесь на месте! Ты, Джонсон… – Тут капитан Первого гвардейского пехотного полка Тобайас Бересфорд, видимо, обратился к кому-то у себя за спиной. – … ты распахни дверь, а ты, Макэндрю, оставайся со мной. Эй, кто там в доме! Покажитесь и назовите себя. Слышите вы меня?
ГЛАВА ПЯТАЯ
В «Волшебном пере» перед выбором
Джеффри отодвинул шпингалет окна в передней комнате и распахнул правую створку с выбитым стеклом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Джеффри, что вы делаете?
– Осмотрите здесь все, Пег. Постарайтесь все запомнить. Если понадобится, вы будете свидетелем.
Он вновь высоко поднял свечу.
– Нет ни камина, ни даже очага с отверстием для дыма; зимой здесь, наверное, пробирает до костей. Пол без щелей. На крышке сундука, – он приподнял крышку, – вдоль нижней ее кромки – пыль; следов пальцев нет: крышку не поднимали несколько недель или даже месяцев. В сундуке, заметьте, ничего, за исключением старых листов пергамента, разрисованного ее астрологическими рисунками, чернильницы с высохшими чернилами и нескольких старых грязных перьев. Стоп! Вот свежие чернила и новый пергамент. Но, по-моему, чистый. Ограблена старуха не была.
– Ограблена? Кто стал бы грабить эту, в сущности, нищенку с Лондонского моста?
Джеффри ничего не ответил. Он закрыл крышку и бросил на нее свой плащ.
Потом прошел в переднюю часть комнаты и сдернул мешковину, закрывающую окно, которое выходило на улицу.
– Это окно, – сказал Джеффри, – такое же, как то, другое: с двумя створками и шпингалетом. Оно захлопнуто, но не закрыто на шпингалет.
– Фи! Часто ли закрывают окна, выходящие на улицу? Все служанки выкидывают в окно мусор и отбросы, выливают помои и тому подобное – все, что выбрасывается из дома и идет в сточную канаву.
– Но не на Лондонском мосту. Он деревянный, и на нем нет сточных канав. Весь мусор, – Джеффри вернулся в глубь комнаты, – выбрасывают сюда, в окно, выходящее на естественный сток, на Темзу. Это может создать некоторые неудобства для пешеходов, так что мусор нужно кидать подальше, через пешеходную часть. Обратите также внимание, Пег… Идите сюда!
– Не пойду! Вы обещали не пугать меня, а сами выгнули брови, словно повешенный.
– Обратите внимание, как уложены бревна в стене дома. Человек решительный легко заберется по ним с тротуара. Грейс Делайт, видимо, не боялась воров: оба окна не заперты. Это окно вообще открыто: распахнутая створка подоткнута тряпками, чтобы не закрылась, – вряд ли это сделал убегающий вор. На окне нет ни шторы, ни занавески; окно же в передней комнате плотно завешено мешковиной на веревке.
– Чтобы из противоположного окна нельзя было заглянуть в комнату. Это же так естественно. Любой деликатный человек…
– Вы думаете, это деликатность?
Пламя свечи дрогнуло и заколебалось. Джеффри поставил миску на деревянный сундук, чтобы не задуло свечу, и опустился на колено рядом с телом Грейс Делайт. Он внимательно рассмотрел грубую, редкого плетения ткань рубахи, затем перевел взгляд на зеленый платок, закрывающий лицо старухи.
– Платок этот – старый и грязный, но он из французского шелка. И освещается комната не коптилкой, а свечой. А эта миска, – он дотронулся до ее края, – хоть и закопченная и на вид дешевая – из чистого серебра.
– Не хотите ли вы сказать, что эта старуха была вовсе не бедная? И что у нее было припрятано много золота? И что это побудило кого-то напасть на нее?
– Я говорю вам только то, что завтра должен буду честно и откровенно рассказать судье Филдингу. Вы – как и он – должны делать выводы сами. Вы умеете читать мои мысли: давайте!
– Пропадите вы пропадом!
– Пег…
– Иногда мне кажется, что я знаю вас, и я счастлива. Я так счастлива, когда вижу, что вы – тот человек, которого я знаю. А потом вы уходите куда-то, словно в тумане исчезаете. Что вам за дело до этой женщины, скажите? Неужели… неужели все это только для того, чтобы уберечь от скандала память вашего покойного деда?
– Перестаньте! Это уж совсем никуда негодная романтика! Что до меня, то пусть мой почтенный дедушка жарит себе хлебец на адском огне. И эта старуха может отправляться туда же, хотя ее мне даже жалко. – Он поднял голову и взглянул на Пег. – Мы живем в жестоком, грубом и несправедливом мире, чтобы там ни говорили о нем! Доктор Свифт это понимал. Потому-то он и умер в сумасшедшем доме в Дублине. Есть люди, которые это понимают: они еще сохранили остатки приличия. Сегодня я встретил одного врача. По-моему, он из этих людей. Но их немного. В основном…
– Перестаньте! – воскликнула Пег, и голос ее дрогнул. – Умоляю вас, перестаньте! Вы слишком многого хотите от людей. Ну почему вы не довольствуетесь тем, что есть люди, которым вы дороги, которые готовы любить вас! Господи, ну имейте же сострадание… Ой, что вы делаете?
Неожиданно Джеффри склонился к самому лицу старухи, прикрытому платком, просунул левую руку под плечи неподвижно лежащего тела, а правую – под сгиб колен и поднял женщину с пола. Голова ее откинулась, и зеленый платок соскользнул, обнажив лицо с вылезшими из орбит глазами, искореженным ужасной гримасой широко открытым ртом с табачными крошками, прилипшими к верхней губе под самым носом.
В следующее мгновение голова в чепце исчезла из поля зрения Пег. С большим усилием Джеффри поднял тело и перебросил через плечо вниз головой.
– Она вздохнула! – сказал он, качнувшись, но сохраняя равновесие. – Очень тихо, но, готов поклясться, шелк заколебался. В ней еще теплится жизнь или остатки ее. Если повезет, то с помощью врача мы, возможно, сумеем привести ее в чувство.
– Джеффри, вам показалось. Она умерла. Я знаю… я видела смерть.
– Я тоже. В нашем полку был человек, которого приговорили к расстрелу. Он попросил не завязывать ему глаза. Еще не было команды «пли!» – солдаты только подняли мушкеты, – а он вскрикнул и упал, замертво. Но лицо его и конечности были мягкие, неотвердевшие; в остальном все было так же, как здесь. Если бы они не поверили, что он мертв, и на всякий случай добили его выстрелом в ухо, ему пришлось бы ожить, прежде чем умереть еще раз.
– Что вы собираетесь делать? Вы говорили, там, в соседней комнате, есть матрац? Давайте я возьму свечу и посвечу вам.
Джеффри уже повернулся к ней, собираясь ответить, но вдруг осекся; выражение лица его изменилось, глаза расширились.
– Нет, не трогайте! Я забыл. Не трогайте. Я обойдусь.
– Перестаньте! Что за глупость! Вам же будет…
– Мне будет лучше, если вы не станете трогать свечу. И ни при каких обстоятельствах не пойдете в спальню.
– Но почему?
– Потому, что я так хочу. О Пег, неужели вы не можете послушаться меня хотя бы в этом?
Чувства бурлили в этой комнате, расположенной над бурлящей рекой. Пег вся дрожала, у нее перехватывало дыхание, но с места она не двигалась.
Тяжело дыша, Джеффри пронес свою ношу в низкую дверь над открытым люком. В спальне он взглянул только на маленький низкий топчан с соломенным тюфяком, накрытым одеялом, который стоял под занавешенным окном в передней части комнаты. Потом быстро обвел взглядом всю комнату целиком. Даже при том, что он привык читать при тусклом свете свечи (как и всякий человек того времени, который вообще умел читать), глаза его могли различить лишь слабые очертания предметов.
Он опустил Грейс Делайт на тюфяк, положив ее на спину. Мысль о собственной беспомощности привела его в отчаяние; потоптавшись на месте, он развел руками и направился в комнату, где ожидала его Пег.
– Рассуждать я горазд, – сказал он девушке, – а на деле – совершеннейший болван. Я понятия не имею, что нужно делать в этом случае. Надеюсь, врач знает больше. Кто пойдет за ним?
– Никто не пойдет, – послышался чей-то голос.
В люке показалась голова мужчины, который не торопясь поднимался по лестнице, глядя на них.
И Пег, и Джеффри разом обернулись. Затем оба они отпрянули от люка и отступили к сундуку. Сухопарый человек в камзоле горчичного цвета и чулках в обтяжку легко выпрыгнул из люка, словно акробат или персонаж пантомимы мистера Рича в театре «Ковент-Гарден». Потом он не спеша направился к ним; его длинная левая рука поигрывала эфесом рапиры.
– У вас что, приятель, кошки язык отъели? Что вас так изумляет? Вы действительно думали, что я не пойду за вами?
– Нет, мистер Тониш, – отозвался Джеффри, – я не сомневался, что вы за нами последуете. Но сейчас дело не в этом. Я срочно должен пойти…
– Вы никуда не пойдете, приятель, – перебил Хэмнит Тониш.
– Сэр, в комнате за вашей спиной лежит женщина: она при последнем издыхании. Несколько минут или даже секунд могут стоить ей жизни. Мы должны успеть привести врача; это совсем недалеко. Ради Бога, сэр, позвольте мне пройти.
– Вы просите меня об этом?
– Если нужно, да.
– И это в тот момент, когда мне предстоит преподать вам урок хороших манер и выдрать за ваше поведение по отношению к моей сестре? Я понимаю, драться вы не станете. Но рапира может прекрасно заменить кнут. Отступаете? То-то!
– Нет никаких доводов, которые на вас подействуют? Я ничем не могу вас убедить?
– Вы полагаете, что можете?
– Ну что ж, – произнес Джеффри, левой рукой перебрасывая за спину ножны, висящие на вышитом темляке у него на поясе, – вы этого хотели. Вашу шпагу!
– Что вы сказали?
– Вы не скупились на угрозы, мистер Тониш. Теперь вам придется оправдать их. Вашу шпагу!
Два клинка бесшумно покинули кожаные ножны с прокладкой из шерстяной ткани. Джеффри отступил еще на шаг и стал подле сундука: теперь противники были слишком далеко друг от друга, чтобы нападать. Но Хэмнит Тониш и не собирался этого делать. Он вдруг резким движением от левого плеча перерубил горящую свечу.
Свеча взметнулась вверх и погасла; задребезжала по деревянному полу металлическая миска.
– Остановитесь, вы убьете друг друга! Остановитесь, остановитесь, – кричала Пег, и этот пронзительный крик перешел в вопль отчаяния.
Услышав, что противник двинулся на него, Джеффри чуть отклонил корпус.
Взошла луна, и свет ее проник в комнату сквозь мутные волнистые стекла в скругленных рамках окна. Хэмнит Тониш стоял, держа шпагу в высоко поднятой правой руке, которая была слегка согнута в запястье. В тот момент, когда комната озарилась светом луны, он резко шагнул вперед и, согнув правую ногу в колене, сделал сильный выпад, задев правую часть груди своего противника.
Сталь ударилась о сталь, высекая синие искры под чашками рапир. Покрываясь потом, Джеффри парировал удары, отводя клинок противника в сторону и стараясь проткнуть ему запястье. Это ему не удавалось, но и Хэмнит Тониш не мог поразить его.
Возможно, все дело было в неправильном освещении, но со стороны могло показаться, что мистер Тониш, не сумев проткнуть Джеффри легкое, начал вести себя как-то неуверенно, даже неловко. Он вполне прилично отбивал встречные удары, в должной мере сохраняя при этом «изящную осанку», как учил сеньор Малевольти Анджело с Карлайл-стрит в Сохо. Однако реакция у него была замедленная и еще медленнее – особенно для такого проворного человека – были его собственные выпады.
Ударом сверху вниз Джеффри парировал очередной выпад противника, отвел его шпагу движением снизу вверх и вновь направил свой клинок в руку мистера Тониша. Острие его шпаги достигло цели, глубоко вонзившись в отведенное в сторону запястье.
Хэмнит Тониш стоял, широко открыв рот, и имел чрезвычайно глупый вид. Рапира с позолоченной чашкой выпала из его ослабевшей руки и, дребезжа, покатилась по полу. Темная жидкость – при свете луны видно было, что это кровь, – мгновенно залила его запястье и манжет.
Мистер Тониш с удивлением разглядывал рану. Гримаса исказила его лицо, но это был не страх, скорее – изумление, ярость, причина которой лежала где-то глубоко, и он сам, видимо, не вполне понимал ее. Но он повернулся и побежал, побежал к люку, сейчас невидимому. Вопль, который раздался, когда всей тяжестью своей он ощутил пустоту над почти вертикальной лестницей, напомнил горловой крик, услышанный незадолго до того молодыми людьми. Внизу в коридоре раздался грохот, и все стихло.
Джеффри стоял неподвижно, опустив голову. Пот залил все его тело и голову под париком. Он не произнес ни слова; молчание – и очень некстати – нарушила Пег.
– Вы победили его! – вскричала она, всплеснув руками; слезы брызнули из ее глаз. – Я так боялась за вас; я чуть не умерла! Но вы не побежали! И победили его!
– Замолчите, Пег!
– Вы рисковали…
– Замолчите, не говорите глупостей! Ничем я не рисковал.
Полой камзола он вытер кровь с клинка.
– Этот грубиян не умеет фехтовать, по крайней мере очень плохо фехтует. Вы разве не помните, что говорил ваш дядюшка? Мало кто знает, как обращаться со шпагой. И это правда: дуэли нужны им не больше, чем мне. Хэмнит Тониш обязан своей репутацией надменному виду и поведению: никто не осмеливался вызвать его. Наверное, он взял пару уроков у Анджело – и после этого решил, что непобедим. Вот и все.
– Но вы-то его вызвали. И вы не могли знать всего этого.
– Как это не мог? Каким надо быть болваном, чтобы этого не понять! Сегодня в «Золотом Кресте» он замахнулся на меня рапирой, как бы намереваясь не поранить, но просто хлестнуть меня по голове. При этом он отвел руку. Какой фехтовальщик позволит себе такую глупость? Человеку опытному вполне хватило бы времени достать шпагу и проткнуть его.
– Значит, вы совсем не боялись!
– Поверьте, Пег, ужасно боялся! Случайный выпад новичка может достать самого Анджело.
– А я думала, вы вели себя как герой. Клянусь Богом, так и думала. Но если я ошиблась, неужели нельзя было притвориться, чтобы я продолжала восхищаться вами?
– Пег, Пег, когда вы перестанете актерствовать?
– Актерствовать? – воскликнула изумленная девушка.
– Да, сударыня. Решите наконец, каким вы хотите видеть меня.
– Нет уж! Это вы решите, какой вы хотите меня видеть. Я стараюсь быть любящей – так мне хочется: вам это не по нраву. Пытаюсь вас побудить к чему-то – еще хуже. Честно и откровенно говорю, что лишилась рассудка – этого вы и совсем не желаете терпеть. Ну что делать бедной дурочке с таким человеком?
– Я… я должен вам признаться, Пег, со мной бывает нелегко.
– Нелегко? Просто безнадежно! На всей земле нет человека труднее. А сейчас вы совершили убийство. Да-да, вы убили человека; он лежит там, внизу. Так что здесь сейчас двое уже умерших или умирающих.
Выражение лица Джеффри переменилось.
– Двое, – повторил он. – Верно, двое. Хорошо, что вы мне напомнили.
Лунный свет, льющийся через неровное стекло, исчертил его лицо волнистыми линиями. Джеффри стоял, раскачиваясь из стороны в сторону: может быть, его мучила рана, а может быть, он просто искал кремень и кресало.
Потом он вложил шпагу в ножны. Но то, что Джеффри сделал в следующий момент, могло показаться безумием.
Он кинулся в переднюю часть комнаты, сорвал с веревки мешковину, закрывающую окно, и обмотал ветхой тканью кулак правой руки. Звон посыпавшихся стекол, раздавшийся, когда Джеффри саданул по закрытому окну, должно быть, разбудил жителей, которые еще оставались на Лондонском мосту. Осколки старого хрупкого неровного стекла вылетели из свинцовых переплетов, упали частью на улицу, а частью – в комнату, к ногам Джеффри.
Джеффри выбрал осколок покрупней, протер его мешковиной, а затем поспешил туда, где рядом с рапирой Хэмнита Тониша лежала упавшая свеча. Хотя, упав на пол, она погнулась, из нее все же торчал кончик фитиля.
– Побудьте здесь, – приказал Джеффри. – Должна же она была разжигать огонь. Там, в спальне, я помню…
Пробравшись в темноте через спальню, он обнаружил в дальнем ее конце небольшой кирпичный камин, находившийся на таком же расстоянии от стены, что и заднее окно в первой комнате. Пошарив в камине, Джеффри наткнулся на маленькую трутницу. Вспыхнула искра, занялась промасленная тряпка. Запалив погнутую свечу, Джеффри подошел к телу старухи и поднес осколок стекла к ее перекошенному рту.
Потом он стоял не двигаясь, опустив голову.
Показалось ли ему, что дрогнули ее губы? Он и сам сейчас не знал этого. Не знал и потом, пока не начал подозревать все на свете. Но к тому времени у него появились новые основания поносить себя. Сейчас сомнений, что старуха мертва, больше не оставалось.
В соседней комнате забеспокоилась Пег. Под сводчатым крытым проходом Лондонского моста зазвучали тяжелые шаги и послышались голоса людей, направляющихся к дому.
Горячий воск, капнувший на руку Джеффри, вывел его из задумчивости. Оставалось еще одно дело, которое нужно было сделать тайно, и Джеффри спешил закончить его, прежде чем перейти в другую комнату, где ждала его Пег.
В этот момент снизу послышался хриплый молодой голос, который Джеффри тотчас же узнал.
– Оставайтесь на месте! – приказал этот голос. – Все, кто есть в доме с выбитым окном и незапертой дверью, оставайтесь на месте! Ты, Джонсон… – Тут капитан Первого гвардейского пехотного полка Тобайас Бересфорд, видимо, обратился к кому-то у себя за спиной. – … ты распахни дверь, а ты, Макэндрю, оставайся со мной. Эй, кто там в доме! Покажитесь и назовите себя. Слышите вы меня?
ГЛАВА ПЯТАЯ
В «Волшебном пере» перед выбором
Джеффри отодвинул шпингалет окна в передней комнате и распахнул правую створку с выбитым стеклом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27