Только сверху с балюстрады пробивался слабый свет. Джеффри уже достиг подножия лестницы, когда кто-то сзади коснулся его локтя.
– Сэр, я могу помочь вам, – донесся до него едва различимый голос. – Мисс Пег… Сэр, я могу помочь.
Высокая темноволосая горничная Китти выскользнула из-за спины Джеффри и стала перед ним. Справа у стены, у самого подножия лестницы, находился высокий массивный комод в виде пагоды с позолоченными скатами и уродливыми колокольчиками в верхних углах.
Китти прислонилась к комоду и глядела на Джеффри, заламывая руки, как это делала Пег.
– Галерея восковых фигур миссис Сомон, – прошептала она. – Галерея миссис Сомон. Флит-стрит. В четыре часа. Сэр…
Так заразительна паника: девушка произнесла несколько неясных слов, которые Джеффри не понял и которые никто не мог бы разобрать.
– Что? – переспросил он. – Что это значит?
– Сэр…
– Что это значит, Китти? Что вы хотите сказать?
– Да, девочка, – раздался еще один голос. – Что же ты хочешь сказать?
Китти подскочила, вся сжалась и исчезла. А на ее месте совершенно бесшумно возник надменный мажордом со своим жезлом с железным наконечником.
– Опять вы, приятель, – произнес он не без удовольствия. – Госпожа позвонила, а что делать дальше, я сам знаю. Так вот, приятель…
Он поднял жезл, намереваясь стукнуть им по полу и призвать своих помощников.
Но жезл так и не коснулся пола. Он был перехвачен левой рукой Джеффри, тогда как пальцы правой руки сдавили горло мажордома и, словно аркан, потянули его вверх, заставив подняться на цыпочки. Раздался треск: это затылок мажордома ударился о край крыши пагоды, находящейся прямо над ним. Видно было, как вылезли из орбит и заблестели при свете горящих в канделябре свечей его глаза. Весьма некстати раздался тихий звон игрушечных колокольчиков, под который медленно сползло на пол тело мажордома.
Тут перепугался Джеффри; он вовсе не собирался ударить мажордома так сильно. И главное, напрасно. Китти исчезла; ее нигде не было видно. Зато он увидел двух лакеев, которые появились в дальнем конце вестибюля; видимо, на всякий случай они держались поблизости.
Джеффри кинулся к выходу и выскочил наружу, стараясь не хлопнуть дверью, а также не загреметь вниз по ступенькам. Никакого «держи-лови!» не раздалось за его спиной, – да он и не ждал этого. Осторожно, время от времени оглядываясь, Джеффри двинулся по улице.
Никогда еще ни одна бессмысленная затея не кончалась так глупо.
Даже если удастся избежать обвинения в налете на частный дом или чего похуже, даже если ему и удалось что-то выведать относительно двух таинственных негодяев, и тогда нужно признать, что для спасения Пег он не сделал ничего. И теперь помочь ему мог только судья Филдинг.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ…
и о судье Филдинге у себя в гостиной
– Нет, – сказал мистер Джон Филдинг. – К моему великому сожалению, полагаю, что я не могу этому помешать.
– Не можете или не хотите?
– Доводы, которые я предпочитаю не раскрывать сейчас, обоснованны и недвусмысленны. Я действую в интересах ваших, а также этой девушки. Она должна отправиться в тюрьму.
– Сэр, она – знатная леди.
– Вы полагаете, я не осведомлен об этом?
– Равно как и о том, что вам никого не придется выставлять на судебное разбирательство, – сказал Джеффри. – Речь идет о мелком правонарушении, и вы один вольны принимать решение по этому делу, даже если при вас будет еще судья или двое судей. И вы можете освободить ее, если захотите.
– Об этом, – сухо заметил судья Филдинг, – я тоже осведомлен.
Отвернувшись от судьи, Джеффри прижался лбом к оконному стеклу и стал смотреть на улицу.
Судья Филдинг сидел перед камином у себя в гостиной, и поза у него была довольно надменная. Камин не топился, так как в сентябре стало пригревать солнце. У себя дома судья всегда сидел так: перед камином с тарелками синего фарфора на полке, устремив невидящий взор на собеседника. Правый локоть его покоился на столике, а в руке был зажат хлыстик. Он обычно брал этот хлыстик в судебное присутствие и, спускаясь в зал, осторожно помахивал им перед собой, расчищая путь.
Лицо его, несмотря на слегка напыщенное выражение, свидетельствовало о силе и спокойствии этого человека. На невидящих глазах с полуприкрытыми веками не было никакой повязки. Глаза эти говорили о том, что судья мог бы распознать две тысячи правонарушителей лишь по звуку голоса.
– Джеффри!
– Да, судья Филдинг?
– Я хочу, чтобы мои люди хорошо бегали, но не хочу, чтобы они бегали попусту. Зачем вы бежали всю дорогу от Сент-Джеймсской площади?
– Я уже десять минут как остановился.
– Мне это известно. Но я слышу, как вы дышите. Нужно было взять носилки.
– Возможно.
– Ах так! – сказал судья, уловив легкую перемену в голосе Джеффри. – Вы снова позволили себе расточительность? И это после того, как я дал вам отпуск, чтобы вы могли подзаработать? Так не годится. Как ни учил я вас бережливости, вы все равно ведете себя, словно простолюдин. Нет, так не годится. Мы этого не можем себе позволить. Вот, возьмите.
Опустив руку в просторный карман штанов, он извлек оттуда пригоршню монет и высыпал их на стол.
– Сэр…
– Берите, берите, – прервал магистрат. – Это – не благотворительность, не думайте. Вам придется отработать эти деньги. Вы долго отсутствовали, а сейчас мне нужна ваша голова. На сегодня у меня есть для вас работа в Рэнилеге.
– Прошу простить меня, но сейчас единственная моя работа – это все, что касается мисс Ролстон. Когда ее повезут из арестантской в суд…
– Она уже здесь. Ее доставили сюда по моему приказу два часа назад.
Воображение Джеффри заработало, рисуя картины одну хуже другой.
– Здесь? В этом кошмарном месте за зданием суда? Вместе с ширмачами, медвежатниками, стопорилами? Не говоря уже о проститутках!
– Спокойно. Она здесь, наверху, на моей половине. Под стражей, но отдельно от всех. Я уже подробно допросил ее обо всем, что касается прошедшей ночи.
Эта гостиная с синими фарфоровыми тарелками на каминной полке и голландскими часами на стене имела две двери. Одна вела в коридор и далее – на лестницу, другая – в жилые помещения в задней части дома. Голландские часы тикали безостановочно, показывая сейчас половину десятого.
Джеффри сделал шаг по направлению к судье.
– Могу я ее видеть?
– Боюсь, что нет. Спокойно, говорю я вам. Прежде чем я приму решение относительно этой девушки, вам придется ответить на несколько вопросов, касающихся других дел. Вы можете настроиться соответствующим образом?
– Ну что ж, если вы еще не приняли окончательного решения, – сказал Джеффри, который неожиданно испытал смутный прилив надежды, – тогда я готов.
– Прекрасно.
Взяв хлыстик, который он отложил, когда доставал монеты, судья Филдинг начал рассеянно помахивать им, собираясь с мыслями.
– Эта женщина, Крессвелл, и этот человек, Тониш. – Судья произнес имена резко и отрывисто. – Как случилось, что эти двое, сомнительного происхождения и еще более сомнительного поведения, чувствуют себя так вольготно в приличном обществе?
– На этот вопрос я не могу ответить. И никто не может. Мой покойный отец любил цитировать моего деда, говоря, что…
– Это вашего деда называли безумный Том Уинн? А отец ваш, как это ни прискорбно, позволял себе временами столь же странные суждения?
– Это несущественно. Люди, подобные миссис Крессвелл и мистеру Тонишу, постоянно встречаются в высшем свете. Они – часть его. Так было всегда, хотя никто не знает почему.
– Ну что ж, давайте забудем о вашем приключении на Сент-Джеймсской площади. Отчет ваш содержит факты, а не выводы. Но вы согласны, что сейчас мы не можем тронуть эту женщину?
– Боюсь, что так. Я все испортил.
– Именно. Вам следовало получить разрешение, прежде чем отправляться туда, – хотя бы устное. Не думаю, что они заявят на вас. Что до мажордома, то он – простолюдин. А простолюдинов нужно постоянно держать под подозрением, не то они обратятся на путь порока, где их поджидает надежная виселица.
Судья Филдинг вновь задумался.
– Что же касается вчерашнего поединка, о котором мне с таким восторгом рассказывала юная леди, то, конечно, дуэль – это ужасно. Но ведь вас вынудили к ней. К тому же вы действовали на благо общества. Мы всегда знали, что этот Тониш – обычный жулик, который использует все – от крапленых карт до запасных козырей в рукаве. Но до сих пор закон был бессилен против него. Благодаря вам мы теперь можем в самое ближайшее время прибрать его к рукам.
– Благодаря мне? Но как?
Невидящие глаза судьи были устремлены прямо на Джеффри.
– Ну, подумайте! Спасала его вовсе не ловкость. Спасала его репутация фехтовальщика. Жертвы мистера Тониша слишком его боялись, чтобы протестовать или обращаться к помощи закона. Ну, а теперь, когда этот мыльный пузырь лопнул, – а слух об этом распространится мгновенно! – ко мне станут поступать жалобы на него, и появятся улики. Тут-то мы его и заполучим, а вслед за нами – Ньюгейт или Тайберн.
– Верно, – согласился Джеффри, отворачиваясь к окну. – Это не приходило мне в голову.
– А могло бы! Кое-чему вам еще следует поучиться. Ну, а теперь давайте поговорим о событиях прошлой ночи в целом, например, о девице Пег Ролстон и о женщине, которая называла себя Грейс Делайт.
– Сэр, что вам известно об этом?
– То же самое, что и девушке. Хотя я полагаю, что больше, нежели она пожелала мне рассказать.
Собираясь с мыслями, Джеффри глядел на шумную толпу, движущуюся по Боу-стрит. Хотя глаза судьи его не видели и не могли прочесть, что написано у него на лице, Джеффри чувствовал, как судья Филдинг, проникая в его мысли, вытягивает наружу все его тайны. Но, по крайней мере, думал он, портрет наверху в «Волшебном пере» Пег не видела. К тому же…
– Да? – произнес он.
– Повернитесь ко мне, – резко приказал судья Филдинг. – Вы говорите в сторону.
– Да, простите. Вы желаете, чтобы я рассказал о событиях, приведших к аресту Пег?
– Нет, о них она мне сама рассказала. Я хочу знать, что случилось потом.
– Ну, вот. Стражники – их было двое, а с ними – мой приятель, капитан Бересфорд, – взяли ее под арест.
– Об этом мне также известно. Стражники ее допрашивали? Допрашивал ее капитан Бересфорд?
– Пытались. Я сказал Табби про старуху, умершую от ужаса, но отрицал, что Пег находится в доме. Тогда они, похоже, решили, что Пег повинна в ее смерти, хотя к обвинению это никакого отношения не имеет. Я не дал им ее допрашивать, но Пег все равно была в очень плохом состоянии. Сэр, как она сейчас?
– Не очень хорошо. Но продолжим: поднимались они наверх? Обыскивали дом? Видели тело?
– Нет. Они удовольствовались заключением доктора Эйбила, которое соответствовало действительности. Пег уже находилась в коридоре внизу. А они чувствовали себя в доме весьма неуютно и торопились уйти. Только…
– Только – что? Вы задумались?
– Табби Бересфорд заявил, что дом надо запереть. Я сказал, что нет ключа. Я действительно так думал. Но Табби отыскал старый ключ – он висел на гвозде рядом с лестницей. Входную дверь заперли; ключ Табби оставил у себя и, кроме того, усилил караул на мосту. Он – педант, вроде вас.
– А дальше? Продолжайте.
– Сказать больше почти нечего. Доктор Эйбил отправился домой; утром он представит отчет коронеру и секретарю прихода. А я, как вы знаете, тотчас кинулся к вам и сэру Мортимеру просить заступничества для Пег. Сколько я ни стучался, никто даже не выглянул в окно, а дверей и подавно не открыли.
– Я полагаю, вы приходили на рассвете. Чего еще могли вы ожидать в столь ранний час? И все же, почему на это у вас ушло столько времени? Было еще что-то?
– Еще что-то?
– Да, например, между арестом девушки и временем, когда вы начали дубасить в двери непонятно для чего.
– Верно, – сказал Джеффри, вновь делая над собой усилие. – Было кое-что.
– Вы отправились за двумя стражниками, которые повели девушку в арестантскую на Грейт-Истчип. И предложили им взятку, чтобы они девушку отпустили. Верно?
– Да.
– Поскольку платье на девушке было красивое и сама она явно принадлежала к хорошему обществу, цену ваши доброхоты заломили высокую. Когда вы согласились, они ее удвоили. Вы снова согласились. Но они знали, что вы – мой тайный агент, и испугались, что вы на них донесете. Поэтому, взяв деньги, они все же отправили девушку за решетку, вовсе не собираясь ее выпускать. Так вы потратили остаток денег, полученных от сэра Мортимера Ролстона. Я опять прав?
– Да.
В голосе судьи Филдинга зазвучали суровые нотки.
– Вы думаете, я не знаю, – спросил он, – что любого из моих стражников и почти всех тайных агентов подкупить не сложнее, чем любого из холуев покойного сэра Роберта Уолпола? Если бы они не боялись попасться, они стали бы за крону арестовывать невиновных, а за сумму вдвое меньшую – выпускать на волю преступников. Но от вас я такого не ожидал.
– Значит, ошиблись.
Ярость, охватившая Джеффри, заставила его забыть, что собеседник не может видеть его; он подошел к судье и указал на деньги, разбросанные по столу:
– Вот ваши деньги. Хватит играть со мной в кошки-мышки! К дьяволу все ваши уловки и вас вместе с ними! Можете меня уволить, и давайте с этим кончать. Если же вам предпочтительнее будет предъявить мне обвинение…
– А кто говорит об увольнении? У меня что, так много хороших агентов, чтобы я мог позволить себе лишиться единственного честного агента?
– Честного? – повторил Джеффри, бросая взгляд на голландские часы. – В этом я начинаю сомневаться.
– Я-то в этом не сомневаюсь, особенно когда вы со мной откровенны. Взятку я проморгал. Вы обожаете эту девицу и хотя сами бы взятку никогда не приняли, дать ее не поколебались. Какой пример вы подаете? Боже милосердный! Что же делать главному судье, который хочет искоренить зло – пусть даже с помощью зла, – но не получает никакой помощи от своего окружения? Так или иначе, чего вы хотели добиться? Девицу просто снова взяли бы под стражу.
– Независимо от того, виновна она или нет? Это я и хочу выяснить среди прочего. Могу я говорить откровенно?
– Несомненно, если только будете оставаться в рамках приличий.
В отчаянии Джеффри снова направился к окну, потом обернулся и взглянул на судью.
– Если я обидел вас, сэр, прошу меня простить. Ни один вопрос из тех, что вы мне задали, равно как и ничто из того, что, как мне кажется, вас заботит, не имеет отношения к единственному обвинению, выдвинутому против Пег. Насколько я понимаю, речь не идет ни о каком деянии, совершенном ею вчера на Лондонском мосту. Или о том, чтобы связать ее с убийством, которое там произошло.
– С убийством? С каким убийством? Старуха сама довела себя до смерти своими страхами, или же ее напугали какие-то тени. Что-то загадочное во всей этой истории есть. – Судья Филдинг на мгновение погрузился в собственные мысли. – И ее следует обдумать. Но почему вы предполагаете здесь убийство?
– Убийства я не предполагаю, во всяком случае всерьез.
– В чем же дело?
– Пег обвиняется в обычном распутстве. Это – ложь. Она невиновна.
– По закону, Джеффри, она такова, какой объявил ее дядя и опекун.
– Простите, сэр, не совсем так. Помимо заявления ее дядюшки необходимо, чтобы еще кто-то выступил в суде и засвидетельствовал факт распутства. Его показания могут быть поставлены под сомнение, и сам он в интересах истины может быть подвергнут перекрестному допросу. Это так, не правда ли?
– Да, так, – согласился мистер Филдинг.
– В таком случае, кто бы ни выступил с обвинением против нее, я буду оспаривать это обвинение. И если вы в интересах справедливости проявите хоть какое-то внимание к моим показаниям, то мне, не сомневаюсь, удастся убедить вас в ложности обвинения.
– А если доказательства, которыми я располагаю, – медленно произнес судья Филдинг, – содержатся в письменном заявлении?
– Но такое свидетельство также можно опровергнуть аналогичным образом.
– О, его придется рассмотреть с еще большим вниманием.
– Тогда, клянусь жизнью, я не могу уяснить, почему вы пребываете в таком сомнении и никак не хотите отказаться от намерения заключить Пег в тюрьму? Если она невиновна и у вас будут все тому доказательства, чьи еще показания могут свидетельствовать против нее?
– Ваши, – отвечал судья Филдинг.
Наступила долгая пауза, нарушаемая лишь безжалостным тиканьем часов. Судья Филдинг отложил свой хлыстик и, проведя уверенным жестом по столу с разбросанными на нем монетами, нащупал маленький колокольчик и позвонил в него.
– Вы сами этого хотели, – сказал он. – Я старался вас избавить, но вы сами этого захотели. Теперь вам придется услышать кое-что, хотите вы этого или нет.
Дверь, ведущая в коридор, отворилась, и в комнату вошел Джошуа Брогден, в течение многих лет служивший клерком при судье. На носу его были очки, в руке – стопка бумаг. Судья Филдинг принял величественную позу, откинувшись в кресле и сцепив пальцы рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
– Сэр, я могу помочь вам, – донесся до него едва различимый голос. – Мисс Пег… Сэр, я могу помочь.
Высокая темноволосая горничная Китти выскользнула из-за спины Джеффри и стала перед ним. Справа у стены, у самого подножия лестницы, находился высокий массивный комод в виде пагоды с позолоченными скатами и уродливыми колокольчиками в верхних углах.
Китти прислонилась к комоду и глядела на Джеффри, заламывая руки, как это делала Пег.
– Галерея восковых фигур миссис Сомон, – прошептала она. – Галерея миссис Сомон. Флит-стрит. В четыре часа. Сэр…
Так заразительна паника: девушка произнесла несколько неясных слов, которые Джеффри не понял и которые никто не мог бы разобрать.
– Что? – переспросил он. – Что это значит?
– Сэр…
– Что это значит, Китти? Что вы хотите сказать?
– Да, девочка, – раздался еще один голос. – Что же ты хочешь сказать?
Китти подскочила, вся сжалась и исчезла. А на ее месте совершенно бесшумно возник надменный мажордом со своим жезлом с железным наконечником.
– Опять вы, приятель, – произнес он не без удовольствия. – Госпожа позвонила, а что делать дальше, я сам знаю. Так вот, приятель…
Он поднял жезл, намереваясь стукнуть им по полу и призвать своих помощников.
Но жезл так и не коснулся пола. Он был перехвачен левой рукой Джеффри, тогда как пальцы правой руки сдавили горло мажордома и, словно аркан, потянули его вверх, заставив подняться на цыпочки. Раздался треск: это затылок мажордома ударился о край крыши пагоды, находящейся прямо над ним. Видно было, как вылезли из орбит и заблестели при свете горящих в канделябре свечей его глаза. Весьма некстати раздался тихий звон игрушечных колокольчиков, под который медленно сползло на пол тело мажордома.
Тут перепугался Джеффри; он вовсе не собирался ударить мажордома так сильно. И главное, напрасно. Китти исчезла; ее нигде не было видно. Зато он увидел двух лакеев, которые появились в дальнем конце вестибюля; видимо, на всякий случай они держались поблизости.
Джеффри кинулся к выходу и выскочил наружу, стараясь не хлопнуть дверью, а также не загреметь вниз по ступенькам. Никакого «держи-лови!» не раздалось за его спиной, – да он и не ждал этого. Осторожно, время от времени оглядываясь, Джеффри двинулся по улице.
Никогда еще ни одна бессмысленная затея не кончалась так глупо.
Даже если удастся избежать обвинения в налете на частный дом или чего похуже, даже если ему и удалось что-то выведать относительно двух таинственных негодяев, и тогда нужно признать, что для спасения Пег он не сделал ничего. И теперь помочь ему мог только судья Филдинг.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ…
и о судье Филдинге у себя в гостиной
– Нет, – сказал мистер Джон Филдинг. – К моему великому сожалению, полагаю, что я не могу этому помешать.
– Не можете или не хотите?
– Доводы, которые я предпочитаю не раскрывать сейчас, обоснованны и недвусмысленны. Я действую в интересах ваших, а также этой девушки. Она должна отправиться в тюрьму.
– Сэр, она – знатная леди.
– Вы полагаете, я не осведомлен об этом?
– Равно как и о том, что вам никого не придется выставлять на судебное разбирательство, – сказал Джеффри. – Речь идет о мелком правонарушении, и вы один вольны принимать решение по этому делу, даже если при вас будет еще судья или двое судей. И вы можете освободить ее, если захотите.
– Об этом, – сухо заметил судья Филдинг, – я тоже осведомлен.
Отвернувшись от судьи, Джеффри прижался лбом к оконному стеклу и стал смотреть на улицу.
Судья Филдинг сидел перед камином у себя в гостиной, и поза у него была довольно надменная. Камин не топился, так как в сентябре стало пригревать солнце. У себя дома судья всегда сидел так: перед камином с тарелками синего фарфора на полке, устремив невидящий взор на собеседника. Правый локоть его покоился на столике, а в руке был зажат хлыстик. Он обычно брал этот хлыстик в судебное присутствие и, спускаясь в зал, осторожно помахивал им перед собой, расчищая путь.
Лицо его, несмотря на слегка напыщенное выражение, свидетельствовало о силе и спокойствии этого человека. На невидящих глазах с полуприкрытыми веками не было никакой повязки. Глаза эти говорили о том, что судья мог бы распознать две тысячи правонарушителей лишь по звуку голоса.
– Джеффри!
– Да, судья Филдинг?
– Я хочу, чтобы мои люди хорошо бегали, но не хочу, чтобы они бегали попусту. Зачем вы бежали всю дорогу от Сент-Джеймсской площади?
– Я уже десять минут как остановился.
– Мне это известно. Но я слышу, как вы дышите. Нужно было взять носилки.
– Возможно.
– Ах так! – сказал судья, уловив легкую перемену в голосе Джеффри. – Вы снова позволили себе расточительность? И это после того, как я дал вам отпуск, чтобы вы могли подзаработать? Так не годится. Как ни учил я вас бережливости, вы все равно ведете себя, словно простолюдин. Нет, так не годится. Мы этого не можем себе позволить. Вот, возьмите.
Опустив руку в просторный карман штанов, он извлек оттуда пригоршню монет и высыпал их на стол.
– Сэр…
– Берите, берите, – прервал магистрат. – Это – не благотворительность, не думайте. Вам придется отработать эти деньги. Вы долго отсутствовали, а сейчас мне нужна ваша голова. На сегодня у меня есть для вас работа в Рэнилеге.
– Прошу простить меня, но сейчас единственная моя работа – это все, что касается мисс Ролстон. Когда ее повезут из арестантской в суд…
– Она уже здесь. Ее доставили сюда по моему приказу два часа назад.
Воображение Джеффри заработало, рисуя картины одну хуже другой.
– Здесь? В этом кошмарном месте за зданием суда? Вместе с ширмачами, медвежатниками, стопорилами? Не говоря уже о проститутках!
– Спокойно. Она здесь, наверху, на моей половине. Под стражей, но отдельно от всех. Я уже подробно допросил ее обо всем, что касается прошедшей ночи.
Эта гостиная с синими фарфоровыми тарелками на каминной полке и голландскими часами на стене имела две двери. Одна вела в коридор и далее – на лестницу, другая – в жилые помещения в задней части дома. Голландские часы тикали безостановочно, показывая сейчас половину десятого.
Джеффри сделал шаг по направлению к судье.
– Могу я ее видеть?
– Боюсь, что нет. Спокойно, говорю я вам. Прежде чем я приму решение относительно этой девушки, вам придется ответить на несколько вопросов, касающихся других дел. Вы можете настроиться соответствующим образом?
– Ну что ж, если вы еще не приняли окончательного решения, – сказал Джеффри, который неожиданно испытал смутный прилив надежды, – тогда я готов.
– Прекрасно.
Взяв хлыстик, который он отложил, когда доставал монеты, судья Филдинг начал рассеянно помахивать им, собираясь с мыслями.
– Эта женщина, Крессвелл, и этот человек, Тониш. – Судья произнес имена резко и отрывисто. – Как случилось, что эти двое, сомнительного происхождения и еще более сомнительного поведения, чувствуют себя так вольготно в приличном обществе?
– На этот вопрос я не могу ответить. И никто не может. Мой покойный отец любил цитировать моего деда, говоря, что…
– Это вашего деда называли безумный Том Уинн? А отец ваш, как это ни прискорбно, позволял себе временами столь же странные суждения?
– Это несущественно. Люди, подобные миссис Крессвелл и мистеру Тонишу, постоянно встречаются в высшем свете. Они – часть его. Так было всегда, хотя никто не знает почему.
– Ну что ж, давайте забудем о вашем приключении на Сент-Джеймсской площади. Отчет ваш содержит факты, а не выводы. Но вы согласны, что сейчас мы не можем тронуть эту женщину?
– Боюсь, что так. Я все испортил.
– Именно. Вам следовало получить разрешение, прежде чем отправляться туда, – хотя бы устное. Не думаю, что они заявят на вас. Что до мажордома, то он – простолюдин. А простолюдинов нужно постоянно держать под подозрением, не то они обратятся на путь порока, где их поджидает надежная виселица.
Судья Филдинг вновь задумался.
– Что же касается вчерашнего поединка, о котором мне с таким восторгом рассказывала юная леди, то, конечно, дуэль – это ужасно. Но ведь вас вынудили к ней. К тому же вы действовали на благо общества. Мы всегда знали, что этот Тониш – обычный жулик, который использует все – от крапленых карт до запасных козырей в рукаве. Но до сих пор закон был бессилен против него. Благодаря вам мы теперь можем в самое ближайшее время прибрать его к рукам.
– Благодаря мне? Но как?
Невидящие глаза судьи были устремлены прямо на Джеффри.
– Ну, подумайте! Спасала его вовсе не ловкость. Спасала его репутация фехтовальщика. Жертвы мистера Тониша слишком его боялись, чтобы протестовать или обращаться к помощи закона. Ну, а теперь, когда этот мыльный пузырь лопнул, – а слух об этом распространится мгновенно! – ко мне станут поступать жалобы на него, и появятся улики. Тут-то мы его и заполучим, а вслед за нами – Ньюгейт или Тайберн.
– Верно, – согласился Джеффри, отворачиваясь к окну. – Это не приходило мне в голову.
– А могло бы! Кое-чему вам еще следует поучиться. Ну, а теперь давайте поговорим о событиях прошлой ночи в целом, например, о девице Пег Ролстон и о женщине, которая называла себя Грейс Делайт.
– Сэр, что вам известно об этом?
– То же самое, что и девушке. Хотя я полагаю, что больше, нежели она пожелала мне рассказать.
Собираясь с мыслями, Джеффри глядел на шумную толпу, движущуюся по Боу-стрит. Хотя глаза судьи его не видели и не могли прочесть, что написано у него на лице, Джеффри чувствовал, как судья Филдинг, проникая в его мысли, вытягивает наружу все его тайны. Но, по крайней мере, думал он, портрет наверху в «Волшебном пере» Пег не видела. К тому же…
– Да? – произнес он.
– Повернитесь ко мне, – резко приказал судья Филдинг. – Вы говорите в сторону.
– Да, простите. Вы желаете, чтобы я рассказал о событиях, приведших к аресту Пег?
– Нет, о них она мне сама рассказала. Я хочу знать, что случилось потом.
– Ну, вот. Стражники – их было двое, а с ними – мой приятель, капитан Бересфорд, – взяли ее под арест.
– Об этом мне также известно. Стражники ее допрашивали? Допрашивал ее капитан Бересфорд?
– Пытались. Я сказал Табби про старуху, умершую от ужаса, но отрицал, что Пег находится в доме. Тогда они, похоже, решили, что Пег повинна в ее смерти, хотя к обвинению это никакого отношения не имеет. Я не дал им ее допрашивать, но Пег все равно была в очень плохом состоянии. Сэр, как она сейчас?
– Не очень хорошо. Но продолжим: поднимались они наверх? Обыскивали дом? Видели тело?
– Нет. Они удовольствовались заключением доктора Эйбила, которое соответствовало действительности. Пег уже находилась в коридоре внизу. А они чувствовали себя в доме весьма неуютно и торопились уйти. Только…
– Только – что? Вы задумались?
– Табби Бересфорд заявил, что дом надо запереть. Я сказал, что нет ключа. Я действительно так думал. Но Табби отыскал старый ключ – он висел на гвозде рядом с лестницей. Входную дверь заперли; ключ Табби оставил у себя и, кроме того, усилил караул на мосту. Он – педант, вроде вас.
– А дальше? Продолжайте.
– Сказать больше почти нечего. Доктор Эйбил отправился домой; утром он представит отчет коронеру и секретарю прихода. А я, как вы знаете, тотчас кинулся к вам и сэру Мортимеру просить заступничества для Пег. Сколько я ни стучался, никто даже не выглянул в окно, а дверей и подавно не открыли.
– Я полагаю, вы приходили на рассвете. Чего еще могли вы ожидать в столь ранний час? И все же, почему на это у вас ушло столько времени? Было еще что-то?
– Еще что-то?
– Да, например, между арестом девушки и временем, когда вы начали дубасить в двери непонятно для чего.
– Верно, – сказал Джеффри, вновь делая над собой усилие. – Было кое-что.
– Вы отправились за двумя стражниками, которые повели девушку в арестантскую на Грейт-Истчип. И предложили им взятку, чтобы они девушку отпустили. Верно?
– Да.
– Поскольку платье на девушке было красивое и сама она явно принадлежала к хорошему обществу, цену ваши доброхоты заломили высокую. Когда вы согласились, они ее удвоили. Вы снова согласились. Но они знали, что вы – мой тайный агент, и испугались, что вы на них донесете. Поэтому, взяв деньги, они все же отправили девушку за решетку, вовсе не собираясь ее выпускать. Так вы потратили остаток денег, полученных от сэра Мортимера Ролстона. Я опять прав?
– Да.
В голосе судьи Филдинга зазвучали суровые нотки.
– Вы думаете, я не знаю, – спросил он, – что любого из моих стражников и почти всех тайных агентов подкупить не сложнее, чем любого из холуев покойного сэра Роберта Уолпола? Если бы они не боялись попасться, они стали бы за крону арестовывать невиновных, а за сумму вдвое меньшую – выпускать на волю преступников. Но от вас я такого не ожидал.
– Значит, ошиблись.
Ярость, охватившая Джеффри, заставила его забыть, что собеседник не может видеть его; он подошел к судье и указал на деньги, разбросанные по столу:
– Вот ваши деньги. Хватит играть со мной в кошки-мышки! К дьяволу все ваши уловки и вас вместе с ними! Можете меня уволить, и давайте с этим кончать. Если же вам предпочтительнее будет предъявить мне обвинение…
– А кто говорит об увольнении? У меня что, так много хороших агентов, чтобы я мог позволить себе лишиться единственного честного агента?
– Честного? – повторил Джеффри, бросая взгляд на голландские часы. – В этом я начинаю сомневаться.
– Я-то в этом не сомневаюсь, особенно когда вы со мной откровенны. Взятку я проморгал. Вы обожаете эту девицу и хотя сами бы взятку никогда не приняли, дать ее не поколебались. Какой пример вы подаете? Боже милосердный! Что же делать главному судье, который хочет искоренить зло – пусть даже с помощью зла, – но не получает никакой помощи от своего окружения? Так или иначе, чего вы хотели добиться? Девицу просто снова взяли бы под стражу.
– Независимо от того, виновна она или нет? Это я и хочу выяснить среди прочего. Могу я говорить откровенно?
– Несомненно, если только будете оставаться в рамках приличий.
В отчаянии Джеффри снова направился к окну, потом обернулся и взглянул на судью.
– Если я обидел вас, сэр, прошу меня простить. Ни один вопрос из тех, что вы мне задали, равно как и ничто из того, что, как мне кажется, вас заботит, не имеет отношения к единственному обвинению, выдвинутому против Пег. Насколько я понимаю, речь не идет ни о каком деянии, совершенном ею вчера на Лондонском мосту. Или о том, чтобы связать ее с убийством, которое там произошло.
– С убийством? С каким убийством? Старуха сама довела себя до смерти своими страхами, или же ее напугали какие-то тени. Что-то загадочное во всей этой истории есть. – Судья Филдинг на мгновение погрузился в собственные мысли. – И ее следует обдумать. Но почему вы предполагаете здесь убийство?
– Убийства я не предполагаю, во всяком случае всерьез.
– В чем же дело?
– Пег обвиняется в обычном распутстве. Это – ложь. Она невиновна.
– По закону, Джеффри, она такова, какой объявил ее дядя и опекун.
– Простите, сэр, не совсем так. Помимо заявления ее дядюшки необходимо, чтобы еще кто-то выступил в суде и засвидетельствовал факт распутства. Его показания могут быть поставлены под сомнение, и сам он в интересах истины может быть подвергнут перекрестному допросу. Это так, не правда ли?
– Да, так, – согласился мистер Филдинг.
– В таком случае, кто бы ни выступил с обвинением против нее, я буду оспаривать это обвинение. И если вы в интересах справедливости проявите хоть какое-то внимание к моим показаниям, то мне, не сомневаюсь, удастся убедить вас в ложности обвинения.
– А если доказательства, которыми я располагаю, – медленно произнес судья Филдинг, – содержатся в письменном заявлении?
– Но такое свидетельство также можно опровергнуть аналогичным образом.
– О, его придется рассмотреть с еще большим вниманием.
– Тогда, клянусь жизнью, я не могу уяснить, почему вы пребываете в таком сомнении и никак не хотите отказаться от намерения заключить Пег в тюрьму? Если она невиновна и у вас будут все тому доказательства, чьи еще показания могут свидетельствовать против нее?
– Ваши, – отвечал судья Филдинг.
Наступила долгая пауза, нарушаемая лишь безжалостным тиканьем часов. Судья Филдинг отложил свой хлыстик и, проведя уверенным жестом по столу с разбросанными на нем монетами, нащупал маленький колокольчик и позвонил в него.
– Вы сами этого хотели, – сказал он. – Я старался вас избавить, но вы сами этого захотели. Теперь вам придется услышать кое-что, хотите вы этого или нет.
Дверь, ведущая в коридор, отворилась, и в комнату вошел Джошуа Брогден, в течение многих лет служивший клерком при судье. На носу его были очки, в руке – стопка бумаг. Судья Филдинг принял величественную позу, откинувшись в кресле и сцепив пальцы рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27