Разговаривал он каким-то извиняющимся тоном, чуть пожимая плечами.
— Приветствую вас. И прошу прощения. Не моя вина, что я услышал часть разговора.
Сандерс ответил так же вежливо.
— Мне кажется, что я был излишне откровенным. Надеюсь, что мои слова не обидели вас?
— Нет, что вы. Видите ли, я сам не знаю, зачем я здесь нахожусь, у меня нет особого таланта общения. Но миссис Констебль выразила желание, чтобы я приехал, поэтому я здесь.
Он усмехнулся, и у доктора возникло какое-то странное ощущение. Несмотря на внутреннее сопротивление, репутация, которую завоевал Пенник, заставила его чувствовать себя неловко. Она окружала Пенника как аура; нужно было быстро стряхнуть с себя это впечатление, мешающее сохранению спокойствия и уравновешенности. В нем пробудилась коварная мысль: а что, если этот тип в самом деле может прочитать мои мысли? Атмосфера в оранжерее явно изменилась.
— Сядем? — неожиданно предложил Пенник. — Можно принести вам стул, мисс? Вам, наверное, будет гораздо удобнее на нем, чем на краю фонтана.
— Спасибо, мне вполне удобно.
— Вы уверены, что…
— Совершенно уверена, благодарю вас.
Доктор почувствовал, что она, несмотря на улыбку, тоже была неприятно удивлена поведением Пенника. Разговаривая с ней, он совершенно менялся: не мог связно выговорить ни одной фразы, и держался, как маленький смущенный мальчик. Он неловко уселся на плетеном стуле. Но быстро взял себя в руки, хотя Сандерс заметил, что он сделал несколько глубоких вздохов.
— Мы как раз рассказывали доктору, — начал Чейз, запустив пальцы в редеющие волосы, — о некоторых ваших подвигах.
Пенник протестующе взмахнул рукой.
— Благодарю вас. И какова была реакция доктора?
— Честно говоря, мне показалось, что он был немного шокирован.
— Действительно? И можно узнать почему?
Сандерсу почему-то вдруг стало не по себе, как будто не Пенник, а он должен был обороняться. И хотя этот тип не вглядывался в него пристально своими проклятыми глазами! Черт бы побрал это подсознание! Все это время он старался перехватить взгляд Вики, это нервировало его, он начинал смотреть в другую сторону и снова возвращался к ней взглядом.
— Я не назвал бы это шоком, — сухо ответил он. — Скорее, удивлением. Человек, который имеет дело с такой конкретной наукой, как анатомия…
— О! — воскликнул Ларри, — это нечестный прием.
— Согласен, но каждый ученый выступает против экспериментов, которые… — Он оборвал фразу, потому что хотел сказать: экспериментов, которые выступают против законов природы, но подумал, что это прозвучит слишком помпезно и может вызвать улыбку. — Ну, такого рода притязаний, — неловко закончил он.
— Понимаю, — сказал Пенник. — И поэтому наука отказывается проводить исследования в этой области, поскольку результаты могут оказаться невыгодными для нее?
— Ничего подобного.
Пенник поморщился, но в глазах у него загорелись веселые огоньки.
— Вы же сами признали, что в прошлом с успехом проводились некоторые эксперименты в области телепатии?
— В определенной степени. Но это очень далеко от результатов, в которых вы признаетесь.
— А вы что-то имеете против того, чтобы я шел вперед? В самом деле, дорогой доктор, это так же неразумно, как утверждение, что надо прекратить опыт с радио и телеграфом, поскольку первые исследования, хотя и удачные, были несовершенными.
«Надо быть внимательным. Он положит меня на обе лопатки, если так пойдет дальше. Прибегание к аргументам фальшивой аналогии является старым приемом».
— Именно к этому я и клоню. Работа беспроволочного телеграфа опирается на принципы, которые можно объяснить. А вы можете объяснить принципы, на которые опирается ваша теория?
— Подходящему слушателю.
— Но не мне?
— Дорогой доктор, — Пенник выглядел очень искренним, — прошу вас меня понять. Вы считаете мои рассуждения фальшивыми, поскольку я опираюсь на сравнения. Но если какое-то понятие является абсолютно новым, как иначе можно объяснить его, как не с помощью сравнений? Предположим, что я стараюсь объяснить туземцу принципы, на которых работает беспроволочный телеграф! Прошу прощения. Это не самое удачное сравнение. Но допустим, что эту же самую проблему я должен раскрыть перед цивилизованным римлянином, живущим в первом веке нашей эры. Для него сами принципы будут звучать столь же таинственно, как и результаты; я бы даже сказал, что принципы будут выглядеть столь же неправдоподобными, как и результаты. Я нахожусь в очень неудобной ситуации, когда люди требуют от меня вывести формулу всего этого.
Если бы мы располагали большим количеством времени, я попытался бы все объяснить вам. Общий принцип заключается в том, что мысль или то, что можно назвать силой мысли, обладает такой же физической природой, как и звук. И если осознание принципов работы беспроволочного телеграфа заняло бы у образованного римлянина несколько недель времени, прошу вас не удивляться, что вы не можете понять принципов телепатии в течение пяти минут.
Сандерс пренебрег последним высказыванием.
— Вы утверждаете, — настойчиво продолжил он, — что мысли имеют такую же физическую природу, как и сила звука?
— Да.
— Но ведь силу звука в связи с его физической природой можно измерить.
— Естественно. Звуковая волна может выбить стекло, и даже убить человека… То же самое, разумеется, относится и к мысли.
Он говорил достаточно убежденно. И Сандерс подумал, что его первое впечатление об этом человеке как сумасшедшем, было неправильным.
— Оставим пока вопрос, — заметил он, — смогли бы вы убить человека, используя только мысль, так как это, вроде бы, делают колдуны из племени Банту. Вместо этого перейдем на простой язык, такой, который может понять человек моего ограниченного ума. Что вы все-таки делаете?
— Покажу вам на примере, — просто ответил Пенник. — Если вы сконцентрируете свои мысли на чем-то, на ком-то, особенно на человеке или идее, которая имеет большое значение в вашей жизни, я скажу вам, о чем вы думали.
Это было что-то вроде вызова.
— Вы утверждаете, что с каждым могли бы это проделать?
— Практически с каждым. Разумеется, если вы не будете помогать мне и постараетесь скрыть свои мысли, возникнут дополнительные трудности. Но и с этим можно справиться.
Откровенность Пенника потрясла Сандерса. Мысли его панически заметались.
— Ну что ж, — сказал он с притворной небрежностью, — проверим ваши способности?
— В любой момент.
— Прекрасно. Тогда начинайте, — буркнул доктор, стараясь взять себя в руки.
— Ну, раз вы… нет, нет, нет! — резко крикнул Пенник. — Ничего из этого не получится.
— Из чего ничего не получится?
— Вы стараетесь освободить ваши мысли от всего наиболее существенного. Прошу вас не бояться меня, я не сделаю вам ничего плохого. Теперь, например, вы решили сконцентрироваться на мраморном бюсте какого-то ученого, по-моему, это Листер, который стоит на каминной полке в чьей-то библиотеке.
Это была абсолютная правда.
Есть такие чувства, которые трудно скрыть, потому что у истоков их лежит совершенное ошеломление. Быть «пойманным» на какой-то мысли — не слишком приятно; быть пойманным приятелем, который много знает о тебе, а остальное может домыслить, неприятно и заставляет ощущать некоторое бессилие. Но оказаться «прочитанным» в минуту, когда на ум пришла первая попавшаяся безделушка, и притом совершенно посторонним человеком со взглядом собаки, принесшей палку…
— Нет, нет, — запротестовал Пенник. — Вы должны предоставить мне больше возможностей. Бюст Листера не имеет для вас никакого значения. С таким же успехом это могла быть кухонная плита. Попробуйте еще раз.
— Минуточку, — прервала его Вики со своего места у фонтана. Ее руки судорожно сжимали платок. — Он отгадал?
— Да.
— Черт… — буркнул Лоуренс Чейз. — Прошу женщин и детей покинуть зал суда. Я написал тебе в моем письме, что не думаю, чтобы это мог быть обычный трюк. Ты же не записывал свои мысли на листке бумаги или что-то в этом роде…
— Трюк, трюк, трюк, — полушутливо прервал его Герман Пенник. У Сандерса, однако, создалось впечатление, что это просто поза, за которой Пенник старается скрыть огромное умственное напряжение; его чрезмерная вера в себя была оскорблена. Говоря так, он просто «старался показать себя». И существовало опасение, что он и дальше будет делать это. — Трюк, трюк, трюк! Это все, о чем вы, англичане, можете думать. Что ж, доктор, попробуем еще раз?
— Хорошо. Продолжайте.
— Попробую… о… теперь гораздо лучше, — заявил Пенник. Он прикрыл глаза пальцами и сквозь них внимательно приглядывался к своей жертве. — Вы действительно играете честно, потому что сконцентрировались на объекте, который вызывает у вас сильные эмоции.
И почти без колебаний стал рассказывать о Марсии Блистоун и ее путешествии вокруг света с мистером Кесслером.
Это было странное чувство. Сандерс ощущал почти физическую боль, как будто ему безжалостно вырывали зуб за зубом.
— Я… хм… надеюсь, что вы не сердитесь, — Пенник сделал попытку оправдать себя. — В принципе, я не должен был быть столь откровенным. Моим девизом всегда был девиз королевы Елизаветы: «Вижу и молчу». Но вы сами хотели, чтобы я сказал, на чем сконцентрированы ваши мысли. Мы можем продолжить. По-прежнему есть нечто, что вы стараетесь спрятать от меня… Я могу говорить дальше?
— Да, — процедил Сандерс сквозь стиснутые зубы.
— Я предпочел бы…
— Да!
— О-о, новый объект интереса. Во взгляде Пенника было что-то от сатира. — Мисс Кин с первой минуты произвела на вас огромное впечатление, скорее всего, это эмоциональная реакция. Очарование этой молодой особы никого не оставляет равнодушным. Вы думаете, не больше ли она подходит вам, нежели мисс Блистоун.
— Я так и знал! — воскликнул Чейз, вскакивая на ноги. Вики молчала; она держалась так, как будто ничего не слышала, не переставая вглядываться в брызгающие из фонтана струйки воды. Свет отражался на ее густых темно-каштановых волосах и подчеркивал мягкую линию шеи. Неожиданно она посмотрела на собравшихся, и удивление на ее лице, скорее, было вызвано тоном, нежели словами Пенника.
— Согласны, доктор? — спросил Пенник таким же бесцветным голосом, как в начале их разговора.
Сандерс ничего не ответил.
— Следовательно, ты признаешься? — проворчал Ларри. — Ну хорошо, мистер ясновидящий, а о чем я думаю?
— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
— Да? А может быть, мне кто-нибудь скажет, почему меня всегда обвиняют в неприличных мыслях? Почему всегда предполагается, что я думаю только о…
— Никто этого не сказал, — постарался успокоить его Сандерс. — В этом и заключается неправильность всего этого эксперимента. Нас выдает совесть.
— Так, а может быть, вы тогда скажете нам, о чем думает Виктория? — вызывающе бросил Чейз. — В чем заключается ее секрет, который она старается укрыть на всем протяжении нашего знакомства?
К счастью, в этот момент их прервали. Из глубины дома через стеклянные двери, занавешенные плюшевой портьерой, долетел шум поспешных шагов и чей-то запыхавшийся голос. Маленькая, улыбающаяся женщина в сбившейся набок шляпке ворвалась в оранжерею. Это могла быть только хозяйка дома, и Сандерс с облегчением приветствовал ее появление. Он начинал отдавать себе отчет в том, что эту игру в «чтение мыслей» не следует продолжать, потому что это может иметь самый неожиданный результат. Однако благодаря противоречивости, заложенной в человеческой природе, каждому из них хотелось продолжить ее.
В этом и заключалась главная неприятность. В первый раз он задал себе вопрос: что еще может произойти, прежде чем этот уик-энд достигнет конца?
Глава третья
— Мне очень неприятно, что я оставила вас одних, — оправдывалась Мина Констебль. — Все разладилось, и я сама не знаю, что делать.
Сандерсу она понравилась с первого взгляда: она возвращала чувство реальности. От нее исходили доброжелательность, искренность и обаяние. Небольшого роста, с быстрыми движениями, она производила впечатление женщины с большим запасом энергии. У нее были большие темно-карие мечтательные глаза, смуглая кожа и коротко подстриженные волосы. Одета она была с небрежной элегантностью, а лихо сдвинутая набок шляпка только прибавляла ей очарования. Однако Сандерс успел заметить признаки тяжелых приступов малярии: в сузившихся зрачках и дрожании рук.
Она быстро оглянулась назад.
— Я прибежала первая, — сказала она тем же самым, чуть запыхавшимся голосом. — И хотела просить вас, чтобы вы не обращали внимания на Сэма, если он будет в одном из своих настроений. Бедняга, у него сегодня был отвратительный день; машина разбита, никого не удалось найти для помощи в доме. Слава Богу, слуги чувствуют себя гораздо лучше. Веселые, как ни странно, хотя сама авария вряд ли принадлежала к приятным ощущениям. Можно представить себе…
Она внезапно замолчала, когда ее взгляд остановился на Сандерсе. Чейз представил его. И, может быть, потому, что был выведен из равновесия, продемонстрировал непривычное отсутствие такта.
— Не обольщайся, Мина, — сказал он утешающим тоном, обнимая ее за плечи. — Перед тобой человек, который никогда о тебе не слышал. Ты совсем не так популярна, как воображала.
— Я никогда этого не воображала, — решительно заявила Мина и дружелюбно улыбнулась доктору.
— Он никогда не слышал, — упорно продолжал Ларри, — о «Леди Иштар» или «Сатане из предместья», и даже сомневаюсь, что слышал, что наша Мина некогда написала детективный роман! Я по-прежнему убежден, что он был твоей неудачей. Считаю абсолютно неправдоподобным, чтобы какой-то тип мог ездить с трупом по всему Лондону, а потом убедить всех, что покойник все это время был жив и умер только в Гайд-парке. Кроме того, твоя главная героиня — тупица, которая каждую минуту теряет голову. С другой стороны, если бы она не была тупицей, не было бы и романа, Следовательно, все в порядке.
Это задело Сандерса за живое.
— Прошу меня извинить, но это вы написали «Двойное алиби»? Разумеется, ваше имя мне известно. И я абсолютно не согласен с Ларри. Вероятно, вас спрашивали об этом сотни раз, но как вам пришло в голову подобное отравление? Это совершенно новая идея, и она имеет полное научное обоснование.
— Сама не знаю, — уклончиво ответила она. — Я знакомлюсь с людьми, и они рассказывают мне разные вещи. — Создавалось впечатление, что ей хотелось сменить тему разговора. — Мне очень приятно, что вы приехали к нам, но боюсь, что уик-энд будет не из самых удачных. Как вам нравится Форвейз? Милый дом, правда? — спросила она с чувством искренней гордости. — С самого детства я мечтала о таком доме! Знаю, знаю, люди над ним смеются, но мне он нравится. Нравится атмосфера самого дома. И Сэму тоже, он разбирается в таких вещах. Ларри, будь хорошим мальчиком и принеси нам что-нибудь выпить. Для меня коктейль, а Сэм, наверное, захочет джин с вермутом. Я угадала, мой дорогой?
Она обернулась, улыбаясь. В оранжерею вошел Сэм Констебль. Мистер Сэмюэль Хобарт Констебль начал что-то говорить, но, заметив незнакомого человека, сразу же замолчал. Он тяжело дышал и молчал так демонстративно, как будто хотел показать, что его молчание объясняется исключительно хорошим воспитанием. Его представляли тираном, но Сандерс увидел перед собой просто полноватого мужчину, приближающегося к шестидесяти, лицо которого выдавало раздражительность и заносчивость. Невысокий и уже немолодой, он все еще был исключительно красивым мужчиной. Твидовый костюм сидел на нем идеально, без единой морщинки. После минуты торжественного молчания он обернулся и увидел открытое окно. Ровным шагом он прошел через оранжерею и тщательно закрыл его.
— Приятно познакомиться с вами, — обратился он к Сандерсу, демонстративно игнорируя всех остальных.
— Все в порядке, дорогой, — сказала Мина, весело похлопав его по плечу. — Ларри принес нам выпить, и нам сразу же будет лучше. Кроме того, миссис Чичестер обещала приготовить нам что-нибудь поесть, и…
— Вы, вероятно, слышали, что произошло. Что ж, молодой человек, вам очень повезет, если вы получите что-нибудь на ужин. Некая миссис Чичестер любезно согласилась позаботиться о нас: она не может приготовить порядочный ужин, но сможет приготовить «немного холодной говядины» и «вкусный салат». — При последних словах на его желтом лице появился румянец. — Мне это не нравится. Я не хочу ни куска холодной говядины, ни вкусного салата. Я хочу хорошо поужинать. И с того времени…
— Сэм, мне действительно очень жаль. — Мина сняла шляпку и бросила ее на плетеное кресло. В ней чувствовалось раздражение. — Я прекрасно тебя понимаю. Но сегодня магазины закрываются рано, и кроме холодных закусок, в доме ничего нет.
Сэм обернулся к ней и спросил преувеличенно вежливо:
— Это моя вина?
— Нет, но без прислуги…
— Это уже меня не касается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26