Я позаботился о том, чтобы они не были заперты. Если кто из вас шепнет хоть слово, я его убью… Там, наверху находится квартира особы, которая с самого начала была главной целью убийцы, и которая, согласно решению убийцы, должна умереть сегодня ночью. Пошли…
Сэр Генри исчез с их глаз. У балкона на верхнем этаже не было никакой крыши. Свет луны серебрил его металлическую конструкцию и высокие французские окна. Два из них, задернутые толстыми, розовыми шторами, были слегка приоткрыты. Во всей этой сцене было нечто нереальное, потому что, кроме тяжелых штор, окна прикрывались тонким золотистым тюлем. Ни малейший порыв ветра не касался его. Как бы сквозь вуаль, они заглянули внутрь слабо освещенной комнаты.
Это была спальня, либо будуар, меблированный во французском стиле середины девятнадцатого века. Обитые шелком стены создавали теплую гамму цветов в зеркалах, оправленных в медальоны. С золотого обруча на потолке спадали дорогие занавеси, создавая нечто вроде полога возле кровати, стоящей слева. Тяжелая жирандоль состояла из множества мелких хрусталиков. Но, кроме двух бра, в комнате не было никакого освещения. Кто-то, кого они могли видеть, скорее всего — владелица квартиры, сидела в кресле с высокой спинкой, повернутой в сторону окна.
Звонок в дверь, который нажимала рука убийцы, прозвенел еще раз. С кресла отозвался голос, приглашающий войти. До ушей слушающих за окнами долетел приглушенный звук шагов.
Сэр Генри схватил за плечо Сандерса, сердце которого стучало, как пневматический молот, и пихнул его к просвету между шторами. Как раз напротив него находилась дверь. Она отворилась без шума, и долгожданный гость вошел в комнату.
В этот момент квартальный в первый раз в жизни нарушил приказ и сказал дрожащим, прерывающимся шепотом прямо в ухо Сандерсу.
— Я… я знаю кто это, сэр. Она часто навещает свою мачеху. Это мисс Виктория Кин.
Глава девятнадцатая
Нереальность всей этой сцены, заслоненной золотой вуалью, освещенной двумя бра, бросающими слабый свет на обитые шелком стены, толстый ковер, приглушающий шаги, и даже голоса — все это притупляло ощущения мужчин, наблюдающих за ней в окно, как большая доза опиума.
Ко всей этой роскоши совершенно не подходила скромная и неприметная фигура Вики. Она, правда, принесла с собой ощущение какого-то волнения, щеки ее разрумянились, но это могло быть результатом быстрого подъема по лестнице. Под правой рукой у нее был большой четырехугольный пакет, обернутый в коричневую бумагу. На ней был хорошо сшитый костюм из темно-зеленого твида и мягкая шляпа, надвинутая на глаза. На лице ее медленно разливалась искренняя и непосредственная улыбка.
— Дорогая, как хорошо, что ты пришла! — раздалось из глубокого кресла приветствие хозяйки дома. Она вскочила на ноги при виде гостьи.
Сандерс в первый раз увидел вдову Джо Кина, вернее, ее отражение в одном из продолговатых зеркал на противоположной стене. Это была невысокая, пухленькая, исключительно красивая блондинка с локонами, спадающими на плечи, крупным ртом и глазами, в которых горели веселые огоньки. Хотя она была примерно в возрасте Вики, но выглядела рядом с ней маленькой и беспомощной. На ней был тоненький кружевной пеньюар, который выгодно подчеркивал ее формы. Она подбежала к Вики и громко расцеловала ее в обе щеки.
— Как дела, Синтия? — Вики наклонила голову, принимая поцелуи.
— Я знала, что ты придешь, — довольно сказала Синтия. — Я пообещала тебе, что, кроме нас, здесь никого не будет, и сдержала слово, Вики, ты абсолютно несносна, уже столько дней я пытаюсь с тобой связаться…
— Но ведь ты только в воскресенье вернулась с Ривьеры, — запротестовала Вики. Она задумалась и через несколько секунд спросила, изменившимся голосом: — Как было на Ривьере?
— Божественно! Изумительно!
— Могу себе представить.
— Я встретила там необыкновенно милого… но это неважно. Я умираю от любопытства… ты должна мне все рассказать о Пеннике. Вики, ты стала знаменитостью! И все эти ужасные истории в газетах… я не понимаю, что с нами происходит. И ты в самом центре волнующих событий. Но не это самое главное! Пенник! Говорят, что он все для тебя сделает, что он обожает тебя и совершенно на тебе помешался…
— Да, пожалуй, так.
— Стелла Эрскин видела вас вчера вечером в ресторане. Она сказала, что он при всех наклонился и поцеловал тебе руку. На континенте это старый обычай, но у нас — это дает пищу для размышления… Ты совершенно не взволнована? Я бы, наверное, вылезла из кожи. Это точно так же, как если бы ты публично появилась с Гитлером или Муссолини, небывалая сенсация, ты понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, Вики, люди просто не дают мне покоя с тех пор, как узнали, что мы с тобой в родстве. Но я буду первой, кому ты все расскажешь, да? Прошу тебя, Вики!
— Я все подробно тебе расскажу. Можешь быть уверена, моя дорогая.
Синтия даже подпрыгнула от удовольствия.
— Дорогая Вики! Иди сюда и сядь рядом со мной. Я не могу удержаться от любопытства. Он симпатичный? Говорят, что это его настоящее, огромное чувство, как… ну, помнишь, те книги о французских королях, которые делали вокруг этого столько шума… — Она задумалась, но ненадолго, и снова весело защебетала: — Стелла говорит, чтобы я остерегалась. Вроде бы Пенник заявил, будто я недостойна жить на свете, потому что вместо тебя получила наследство после твоего отца. Что за чушь! Ну, скажи сама, дорогая! Прошу тебя, не стой, как столб, и разденься. А что это за пакет?
— Это подарок для тебя.
Синтия широко открыла глаза и даже разрумянилась от радости.
— Для меня? Ах, Вики, как это мило с твоей стороны. Но это напомнило мне, что я тоже привезла для тебя кое-что с Ривьеры. Как будто мелочь, но это самые лучшие часы, какие были в магазине. В них много камней, или как это называется, я совершенно в этом не разбираюсь. Ну вот, я сразу все тебе выболтала. А что тут у тебя? Прошу тебя, разверни, ты же знаешь, какая я любопытная!
— Через минуту, моя дорогая, — холодно ответила Вики. Уклонившись от протянутых рук хозяйки, она положила пакет на мраморный карниз камина. Улыбнулась, сняла с головы шляпу и энергичным жестом встряхнула каштановыми, блестящими волосами.
— Вики! С тобой что-то случилось? Ты вся дрожишь!
— Тебе кажется, моя дорогая. Я могу на минуточку зайти в ванную?
— Разумеется. — Синтия лукаво улыбнулась.
Вики окинула свою собеседницу странным долгим взглядом, искусственная улыбка не сходила с ее лица, и Сандерс почувствовал, что сердце у него на мгновение замерло. Потом она схватила сумочку, быстрым шагом прошла через комнату в ванную и закрыла за собой дверь.
Доктор ясно слышал тиканье чьих-то часов. Голова у него была совершенно пустой, ему не хватало храбрости думать. В какой-то момент он сделал шаг вперед, но пальцы Г.М. судорожно вцепились в его плечо.
Синтия что-то напевала себе под нос, медленно и с удовольствием повертелась перед зеркалом и нервно рассмеялась. Потом уселась в кресло. Из пачки, лежащей на столике, она вынула сигарету, закурила ее и почти тут же погасила. Она так явно жаждала информации, что не могла усидеть спокойно. Дверь в ванную отворилась, и атмосфера комнаты сразу же изменилась, как по мановению волшебной палочки.
Однако трудно было бы сказать, в чем это заключалось. Приглушенный свет бра, расположенных по обе стороны двери в ванную, бросал на лицо Вики косые тени. Может быть, она была еще больше разрумянившейся и чуть-чуть быстрее дышала. Она, как обычно, выглядела очень мило и производила впечатление спокойной и уравновешенной. Руками, спрятанными за спиной, она закрыла дверь в ванную. Сделала шаг вперед.
— Дорогая, что с тобой происходит? Я давно уже не видела столь идиотского выражения лица! Что случилось?
Вики, все еще держа руки за спиной, сделала следующий шаг.
— Вики!
— Нет… — сказала Вики своим спокойным, приятным голосом. — Ничего плохого не случилось, только…
В несколько прыжков она оказалась около кресла. В этот момент мужчины, стоящие за окном, почувствовали запах хлороформа, донесшийся до них из комнаты. Синтия, видимо, тоже его почувствовала, или ее обеспокоило что-то в поведении Вики, только она быстро отвернулась, и ее смертельно бледное лицо отразилось в зеркалах, висящих на стенах. Вики не повысила голоса, но разница между ее спокойным тоном и значением произносимых слов, была ужасающая:
— …только я убью тебя, моя дорогая, как убила Мину Констебль, — спокойно сказала она и бросилась на свою жертву.
Она немного поспешила с этим своим заявлением, потому что любой врач мог бы ей сказать, что применение хлороформа сопротивляющемуся пациенту совсем не такое легкое дело, как кажется некоторым юристам. Полотенце, пропитанное хлороформом, чуть не выпало из ее рук, и Синтия открыла рот, чтобы закричать. Какой-то момент они видели ее белые зубы, пока Вики грубо не прижала ее голову к своему плечу. Обе женщины исчезли за спинкой кресла. В тишине было слышно тяжелое дыхание и затихающий шум борьбы. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем ноги Синтии в белых, атласных туфлях перестали биться и неподвижно замерли на ковре.
Вики поднялась и отошла на шаг.
Волосы закрывали ей почти все лицо, она тяжело дышала.
Голубые глаза напряженно бегали по сторонам. Она нервно осматривала каждый угол комнаты, стараясь проникнуть сквозь тишину, таящую в себе неожиданную опасность.
Наконец она взглянула на себя. На одном чулке поползла стрела. Она машинально поднесла палец к губам, послюнила его, потерла то место, где лопнула нить, и выпрямилась. Прижав руки к колотящемуся сердцу, она взмахнула головой, отбросив волосы назад, и подошла к зеркалу над камином, в котором отразилось ее бледное лицо. Однако нервная бдительность ни на минуту не оставляла ее. Она оглядывалась по сторонам, как будто все время опасаясь чего-то неожиданного, скрывающегося в углах комнаты. Была полная тишина — даже часы не тикали.
Вдруг она что-то вспомнила, подбежала и заперла дверь на ключ. И только тогда разорвала шнурок, которым был перевязан пакет, лежащий на камине. Она вынула оттуда коробку и открыла ее. Сначала вынула грубо сплетенные полосы черного шелка разной длины. Это, скорее, был разрезанный пояс от халата. Потом надела на руки резиновые перчатки.
Наполовину неся, наполовину волоча бесчувственную женщину, она направилась в сторону кровати. Ее лицо, покрасневшее от напряжения и неожиданно ставшее некрасивым, появилось из-под кружевного рукава Синтии. В полумраке, раздвинув драпировку, она опустила свою жертву на кровать.
В первый раз Вики заговорила громко:
— Сниму с тебя твои тряпки, моя дорогая. Умирать так, как Констебли, можно только в голом виде. Когда ты будешь раздета, я свяжу тебя этими шнурами, которые не оставят ни малейшего следа. Потом, — она подбежала к камину и вернулась с платком и кусочками пластыря, — я засуну его тебе в рот и заклею пластырем. Когда ты будешь умирать, я хочу, чтобы ты была в сознании.
Неожиданно она пошевелилась и быстрым взглядом окинула всю комнату.
Как раньше ее голос, так теперь легкость и грация ее движений вступали в противоречие с выражением глаз. Она посмотрела в сторону окна, поколебалась немного и снова отвернулась. Синтия тихо застонала.
— Так, сейчас ты придешь в себя. Еще несколько мелких приготовлений, и все будет готово.
Минутой позже она до самого горла закрыла одеялом беспокойно шевелящуюся женщину, у которой уже успела связать руки и ноги.
— Синтия, ты слышишь меня? Если бы у меня хватило смелости… если бы только у меня хватило смелости вытащить у тебя изо рта этот кляп, тогда мы смогли бы поговорить немного… Синтия!
Она наклонилась над кроватью и потрясла свою жертву. Внезапно она стала неподвижно и, как бы проснувшись от летаргического сна, побежала назад. В другом углу комнаты стоял на изогнутых ножках богато позолоченный комод. Его украшала сценка с картины Ватто, изображающая двух пастушков. Внутри был ловко вмонтирован радиоприемник, но радио молчало. Она поспешно проверила, подключен ли аппарат к розетке, и снова покрутила настройку.
— Синтия, почему радио не работает?
Ответом ей была тишина.
— Я должна услышать предсказание Пенника, — пояснила она спокойно. — Бедная овечка. Он должен предсказать твою смерть, и я хочу знать, когда я должна тебя убить. Без моей помощи, в которой, он, разумеется, не отдает себе отчет, «Телефорс», к сожалению, ничего не значит. Честный инспектор Мастерс когда-то правильно сказал, что Пенник не смог бы убить даже мухи. Хотя этот мнимый чудотворец убежден, что обладает неограниченной силой, и ему это ударило в голову.
Ты не поверишь, сколько у меня было проблем, прежде чем я убедила его, чтобы он тебя убил. Он так жаждал прикончить Джона Сандерса! Просто неприлично скандалил! Все уже было подготовлено, но тут доктор и бросил Пеннику вызов. Мне все пришлось начинать сначала. Но мне удалось переубедить его, чтобы он выбрал тебя. Знаешь, каким образом, Синтия? Разумеется, знаешь! Он постоянно мне повторял, что если бы был королем, то озолотил бы меня солнцем и так далее. Поэтому не смог отказать в такой скромной просьбе, как убить тебя…
Вики рассмеялась. Ее неиспользованная энергия нашла выход в странных пароксизмах смеха. Но это настроение быстро миновало. Она склонилась над кроватью, как заботливая мать над колыбелью.
— Ты хотела, чтобы я все тебе рассказала? Все о Пеннике, что он делает и кто он такой? Ты все услышишь, обещаю тебе. Выражаясь вульгарно, я думала, что мне удалось найти «теплое местечко». Ты узнаешь, что это за теплое местечко. Знаешь ли ты, кто такой Пенник? Знаешь ли ты, что он такое?
Она протянула руку к неподвижно лежащей фигуре. Послышался неприятный звук отдираемого пластыря, и через несколько секунд платок, заменяющий кляп, лежал на полу.
— Ты знаешь это, Синтия?
С кровати послышалось непонятное бормотание.
— Пенник — это мулат из Восточной Африки. Отец его происходил из хорошей английской семьи, во всяком случае, так он утверждает. А мать была дикаркой из племени Матабеле. Дядя его был колдуном из племени Банту, и Пенник жил в этом примитивном обществе аж до восьми лет.
Мужчины, стоящие на балконе, посмотрели друг на друга. Только один из них не отрывал ни на минуту безумных глаз от Вики.
Как точно выпущенная стрела попадает в самый центр диска, так и истина, заключенная в этих словах, неожиданно достигла их разума. Затерявшиеся в памяти полные несоответствия эпизоды внезапно, как в головоломке, стали в одну картину. Ведь это было очевидным: с самого начала Пенник явно заключал в себе смешение этих двух цивилизаций.
— Ты, наверное, видела его, — продолжала Вики. — Вспомни форму его головы. Вспомни его губы и нос, а, прежде всего маленькие голубые полукружья на ногтях. Нельзя ошибиться, даже если просто наблюдать за его поведением. Он держит себя в железных рукавицах. Не принимает ни капли алкоголя. И, несмотря на это, он производит впечатление «неразорвавшейся бомбы». Изысканная смесь: три четверти образованного джентльмена и одна четвертая суеверного дикаря. И эта последняя перевешивает, потому что — извини меня за вульгарность — капля дегтя портит бочку меда. Это и было теплое местечко, которое я для себя нашла. Да, моя дорогая: черный мужчина.
Вики не могла усидеть спокойно. Она нервно кружилась по комнате, на щеках у нее выступили красные пятна, по телу пробегала дрожь.
— Во всяком случае, он очень неглуп. Ты не можешь против этого возразить. И еще будучи ребенком, он понял, что обладает незаурядным умом. Какой-то английский пастор и немецкий врач занялись его воспитанием. Они забрали его от дяди-колдуна, который подрабатывал торговлей амулетами, продали за хорошую цену его талисманы из слоновой кости и получили достаточно денег на содержание необыкновенного ребенка. Жаль только, что дядя-колдун оставил на нем такой сильный отпечаток. Да… и я должна это переносить… по крайней мере, еще какое-то время. Зато тот научил его множеству вещей. Он видел, как дядя-колдун произносил заклятия, которые должны были убить человека, находящегося за сотни миль. Он в это верит, понимаешь? Он видел результаты. И всю жизнь пытался найти этому научное объяснение. Он все время повторяет: «Научные возможности человеческого мозга», и верит, что мозг обладает неограниченной силой, которую только он может покорить, поймать в сачок, как ловят бабочку, выявить ее возможности, точно определить и… использовать. Он обладает некоторой силой. Не стану спорить. Но не такой уж…
Внезапно что-то вдруг щелкает в его мозгу, и он превращается в настоящего дикаря. Но это ему не мешает, напротив. Благодаря этому маленькая Вики уже скоро получит то, чего желает. Разумеется, после твоей смерти, моя дорогая. Именно такой дикарь в костюме джентльмена вылез из него в пятницу вечером у Констеблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Сэр Генри исчез с их глаз. У балкона на верхнем этаже не было никакой крыши. Свет луны серебрил его металлическую конструкцию и высокие французские окна. Два из них, задернутые толстыми, розовыми шторами, были слегка приоткрыты. Во всей этой сцене было нечто нереальное, потому что, кроме тяжелых штор, окна прикрывались тонким золотистым тюлем. Ни малейший порыв ветра не касался его. Как бы сквозь вуаль, они заглянули внутрь слабо освещенной комнаты.
Это была спальня, либо будуар, меблированный во французском стиле середины девятнадцатого века. Обитые шелком стены создавали теплую гамму цветов в зеркалах, оправленных в медальоны. С золотого обруча на потолке спадали дорогие занавеси, создавая нечто вроде полога возле кровати, стоящей слева. Тяжелая жирандоль состояла из множества мелких хрусталиков. Но, кроме двух бра, в комнате не было никакого освещения. Кто-то, кого они могли видеть, скорее всего — владелица квартиры, сидела в кресле с высокой спинкой, повернутой в сторону окна.
Звонок в дверь, который нажимала рука убийцы, прозвенел еще раз. С кресла отозвался голос, приглашающий войти. До ушей слушающих за окнами долетел приглушенный звук шагов.
Сэр Генри схватил за плечо Сандерса, сердце которого стучало, как пневматический молот, и пихнул его к просвету между шторами. Как раз напротив него находилась дверь. Она отворилась без шума, и долгожданный гость вошел в комнату.
В этот момент квартальный в первый раз в жизни нарушил приказ и сказал дрожащим, прерывающимся шепотом прямо в ухо Сандерсу.
— Я… я знаю кто это, сэр. Она часто навещает свою мачеху. Это мисс Виктория Кин.
Глава девятнадцатая
Нереальность всей этой сцены, заслоненной золотой вуалью, освещенной двумя бра, бросающими слабый свет на обитые шелком стены, толстый ковер, приглушающий шаги, и даже голоса — все это притупляло ощущения мужчин, наблюдающих за ней в окно, как большая доза опиума.
Ко всей этой роскоши совершенно не подходила скромная и неприметная фигура Вики. Она, правда, принесла с собой ощущение какого-то волнения, щеки ее разрумянились, но это могло быть результатом быстрого подъема по лестнице. Под правой рукой у нее был большой четырехугольный пакет, обернутый в коричневую бумагу. На ней был хорошо сшитый костюм из темно-зеленого твида и мягкая шляпа, надвинутая на глаза. На лице ее медленно разливалась искренняя и непосредственная улыбка.
— Дорогая, как хорошо, что ты пришла! — раздалось из глубокого кресла приветствие хозяйки дома. Она вскочила на ноги при виде гостьи.
Сандерс в первый раз увидел вдову Джо Кина, вернее, ее отражение в одном из продолговатых зеркал на противоположной стене. Это была невысокая, пухленькая, исключительно красивая блондинка с локонами, спадающими на плечи, крупным ртом и глазами, в которых горели веселые огоньки. Хотя она была примерно в возрасте Вики, но выглядела рядом с ней маленькой и беспомощной. На ней был тоненький кружевной пеньюар, который выгодно подчеркивал ее формы. Она подбежала к Вики и громко расцеловала ее в обе щеки.
— Как дела, Синтия? — Вики наклонила голову, принимая поцелуи.
— Я знала, что ты придешь, — довольно сказала Синтия. — Я пообещала тебе, что, кроме нас, здесь никого не будет, и сдержала слово, Вики, ты абсолютно несносна, уже столько дней я пытаюсь с тобой связаться…
— Но ведь ты только в воскресенье вернулась с Ривьеры, — запротестовала Вики. Она задумалась и через несколько секунд спросила, изменившимся голосом: — Как было на Ривьере?
— Божественно! Изумительно!
— Могу себе представить.
— Я встретила там необыкновенно милого… но это неважно. Я умираю от любопытства… ты должна мне все рассказать о Пеннике. Вики, ты стала знаменитостью! И все эти ужасные истории в газетах… я не понимаю, что с нами происходит. И ты в самом центре волнующих событий. Но не это самое главное! Пенник! Говорят, что он все для тебя сделает, что он обожает тебя и совершенно на тебе помешался…
— Да, пожалуй, так.
— Стелла Эрскин видела вас вчера вечером в ресторане. Она сказала, что он при всех наклонился и поцеловал тебе руку. На континенте это старый обычай, но у нас — это дает пищу для размышления… Ты совершенно не взволнована? Я бы, наверное, вылезла из кожи. Это точно так же, как если бы ты публично появилась с Гитлером или Муссолини, небывалая сенсация, ты понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, Вики, люди просто не дают мне покоя с тех пор, как узнали, что мы с тобой в родстве. Но я буду первой, кому ты все расскажешь, да? Прошу тебя, Вики!
— Я все подробно тебе расскажу. Можешь быть уверена, моя дорогая.
Синтия даже подпрыгнула от удовольствия.
— Дорогая Вики! Иди сюда и сядь рядом со мной. Я не могу удержаться от любопытства. Он симпатичный? Говорят, что это его настоящее, огромное чувство, как… ну, помнишь, те книги о французских королях, которые делали вокруг этого столько шума… — Она задумалась, но ненадолго, и снова весело защебетала: — Стелла говорит, чтобы я остерегалась. Вроде бы Пенник заявил, будто я недостойна жить на свете, потому что вместо тебя получила наследство после твоего отца. Что за чушь! Ну, скажи сама, дорогая! Прошу тебя, не стой, как столб, и разденься. А что это за пакет?
— Это подарок для тебя.
Синтия широко открыла глаза и даже разрумянилась от радости.
— Для меня? Ах, Вики, как это мило с твоей стороны. Но это напомнило мне, что я тоже привезла для тебя кое-что с Ривьеры. Как будто мелочь, но это самые лучшие часы, какие были в магазине. В них много камней, или как это называется, я совершенно в этом не разбираюсь. Ну вот, я сразу все тебе выболтала. А что тут у тебя? Прошу тебя, разверни, ты же знаешь, какая я любопытная!
— Через минуту, моя дорогая, — холодно ответила Вики. Уклонившись от протянутых рук хозяйки, она положила пакет на мраморный карниз камина. Улыбнулась, сняла с головы шляпу и энергичным жестом встряхнула каштановыми, блестящими волосами.
— Вики! С тобой что-то случилось? Ты вся дрожишь!
— Тебе кажется, моя дорогая. Я могу на минуточку зайти в ванную?
— Разумеется. — Синтия лукаво улыбнулась.
Вики окинула свою собеседницу странным долгим взглядом, искусственная улыбка не сходила с ее лица, и Сандерс почувствовал, что сердце у него на мгновение замерло. Потом она схватила сумочку, быстрым шагом прошла через комнату в ванную и закрыла за собой дверь.
Доктор ясно слышал тиканье чьих-то часов. Голова у него была совершенно пустой, ему не хватало храбрости думать. В какой-то момент он сделал шаг вперед, но пальцы Г.М. судорожно вцепились в его плечо.
Синтия что-то напевала себе под нос, медленно и с удовольствием повертелась перед зеркалом и нервно рассмеялась. Потом уселась в кресло. Из пачки, лежащей на столике, она вынула сигарету, закурила ее и почти тут же погасила. Она так явно жаждала информации, что не могла усидеть спокойно. Дверь в ванную отворилась, и атмосфера комнаты сразу же изменилась, как по мановению волшебной палочки.
Однако трудно было бы сказать, в чем это заключалось. Приглушенный свет бра, расположенных по обе стороны двери в ванную, бросал на лицо Вики косые тени. Может быть, она была еще больше разрумянившейся и чуть-чуть быстрее дышала. Она, как обычно, выглядела очень мило и производила впечатление спокойной и уравновешенной. Руками, спрятанными за спиной, она закрыла дверь в ванную. Сделала шаг вперед.
— Дорогая, что с тобой происходит? Я давно уже не видела столь идиотского выражения лица! Что случилось?
Вики, все еще держа руки за спиной, сделала следующий шаг.
— Вики!
— Нет… — сказала Вики своим спокойным, приятным голосом. — Ничего плохого не случилось, только…
В несколько прыжков она оказалась около кресла. В этот момент мужчины, стоящие за окном, почувствовали запах хлороформа, донесшийся до них из комнаты. Синтия, видимо, тоже его почувствовала, или ее обеспокоило что-то в поведении Вики, только она быстро отвернулась, и ее смертельно бледное лицо отразилось в зеркалах, висящих на стенах. Вики не повысила голоса, но разница между ее спокойным тоном и значением произносимых слов, была ужасающая:
— …только я убью тебя, моя дорогая, как убила Мину Констебль, — спокойно сказала она и бросилась на свою жертву.
Она немного поспешила с этим своим заявлением, потому что любой врач мог бы ей сказать, что применение хлороформа сопротивляющемуся пациенту совсем не такое легкое дело, как кажется некоторым юристам. Полотенце, пропитанное хлороформом, чуть не выпало из ее рук, и Синтия открыла рот, чтобы закричать. Какой-то момент они видели ее белые зубы, пока Вики грубо не прижала ее голову к своему плечу. Обе женщины исчезли за спинкой кресла. В тишине было слышно тяжелое дыхание и затихающий шум борьбы. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем ноги Синтии в белых, атласных туфлях перестали биться и неподвижно замерли на ковре.
Вики поднялась и отошла на шаг.
Волосы закрывали ей почти все лицо, она тяжело дышала.
Голубые глаза напряженно бегали по сторонам. Она нервно осматривала каждый угол комнаты, стараясь проникнуть сквозь тишину, таящую в себе неожиданную опасность.
Наконец она взглянула на себя. На одном чулке поползла стрела. Она машинально поднесла палец к губам, послюнила его, потерла то место, где лопнула нить, и выпрямилась. Прижав руки к колотящемуся сердцу, она взмахнула головой, отбросив волосы назад, и подошла к зеркалу над камином, в котором отразилось ее бледное лицо. Однако нервная бдительность ни на минуту не оставляла ее. Она оглядывалась по сторонам, как будто все время опасаясь чего-то неожиданного, скрывающегося в углах комнаты. Была полная тишина — даже часы не тикали.
Вдруг она что-то вспомнила, подбежала и заперла дверь на ключ. И только тогда разорвала шнурок, которым был перевязан пакет, лежащий на камине. Она вынула оттуда коробку и открыла ее. Сначала вынула грубо сплетенные полосы черного шелка разной длины. Это, скорее, был разрезанный пояс от халата. Потом надела на руки резиновые перчатки.
Наполовину неся, наполовину волоча бесчувственную женщину, она направилась в сторону кровати. Ее лицо, покрасневшее от напряжения и неожиданно ставшее некрасивым, появилось из-под кружевного рукава Синтии. В полумраке, раздвинув драпировку, она опустила свою жертву на кровать.
В первый раз Вики заговорила громко:
— Сниму с тебя твои тряпки, моя дорогая. Умирать так, как Констебли, можно только в голом виде. Когда ты будешь раздета, я свяжу тебя этими шнурами, которые не оставят ни малейшего следа. Потом, — она подбежала к камину и вернулась с платком и кусочками пластыря, — я засуну его тебе в рот и заклею пластырем. Когда ты будешь умирать, я хочу, чтобы ты была в сознании.
Неожиданно она пошевелилась и быстрым взглядом окинула всю комнату.
Как раньше ее голос, так теперь легкость и грация ее движений вступали в противоречие с выражением глаз. Она посмотрела в сторону окна, поколебалась немного и снова отвернулась. Синтия тихо застонала.
— Так, сейчас ты придешь в себя. Еще несколько мелких приготовлений, и все будет готово.
Минутой позже она до самого горла закрыла одеялом беспокойно шевелящуюся женщину, у которой уже успела связать руки и ноги.
— Синтия, ты слышишь меня? Если бы у меня хватило смелости… если бы только у меня хватило смелости вытащить у тебя изо рта этот кляп, тогда мы смогли бы поговорить немного… Синтия!
Она наклонилась над кроватью и потрясла свою жертву. Внезапно она стала неподвижно и, как бы проснувшись от летаргического сна, побежала назад. В другом углу комнаты стоял на изогнутых ножках богато позолоченный комод. Его украшала сценка с картины Ватто, изображающая двух пастушков. Внутри был ловко вмонтирован радиоприемник, но радио молчало. Она поспешно проверила, подключен ли аппарат к розетке, и снова покрутила настройку.
— Синтия, почему радио не работает?
Ответом ей была тишина.
— Я должна услышать предсказание Пенника, — пояснила она спокойно. — Бедная овечка. Он должен предсказать твою смерть, и я хочу знать, когда я должна тебя убить. Без моей помощи, в которой, он, разумеется, не отдает себе отчет, «Телефорс», к сожалению, ничего не значит. Честный инспектор Мастерс когда-то правильно сказал, что Пенник не смог бы убить даже мухи. Хотя этот мнимый чудотворец убежден, что обладает неограниченной силой, и ему это ударило в голову.
Ты не поверишь, сколько у меня было проблем, прежде чем я убедила его, чтобы он тебя убил. Он так жаждал прикончить Джона Сандерса! Просто неприлично скандалил! Все уже было подготовлено, но тут доктор и бросил Пеннику вызов. Мне все пришлось начинать сначала. Но мне удалось переубедить его, чтобы он выбрал тебя. Знаешь, каким образом, Синтия? Разумеется, знаешь! Он постоянно мне повторял, что если бы был королем, то озолотил бы меня солнцем и так далее. Поэтому не смог отказать в такой скромной просьбе, как убить тебя…
Вики рассмеялась. Ее неиспользованная энергия нашла выход в странных пароксизмах смеха. Но это настроение быстро миновало. Она склонилась над кроватью, как заботливая мать над колыбелью.
— Ты хотела, чтобы я все тебе рассказала? Все о Пеннике, что он делает и кто он такой? Ты все услышишь, обещаю тебе. Выражаясь вульгарно, я думала, что мне удалось найти «теплое местечко». Ты узнаешь, что это за теплое местечко. Знаешь ли ты, кто такой Пенник? Знаешь ли ты, что он такое?
Она протянула руку к неподвижно лежащей фигуре. Послышался неприятный звук отдираемого пластыря, и через несколько секунд платок, заменяющий кляп, лежал на полу.
— Ты знаешь это, Синтия?
С кровати послышалось непонятное бормотание.
— Пенник — это мулат из Восточной Африки. Отец его происходил из хорошей английской семьи, во всяком случае, так он утверждает. А мать была дикаркой из племени Матабеле. Дядя его был колдуном из племени Банту, и Пенник жил в этом примитивном обществе аж до восьми лет.
Мужчины, стоящие на балконе, посмотрели друг на друга. Только один из них не отрывал ни на минуту безумных глаз от Вики.
Как точно выпущенная стрела попадает в самый центр диска, так и истина, заключенная в этих словах, неожиданно достигла их разума. Затерявшиеся в памяти полные несоответствия эпизоды внезапно, как в головоломке, стали в одну картину. Ведь это было очевидным: с самого начала Пенник явно заключал в себе смешение этих двух цивилизаций.
— Ты, наверное, видела его, — продолжала Вики. — Вспомни форму его головы. Вспомни его губы и нос, а, прежде всего маленькие голубые полукружья на ногтях. Нельзя ошибиться, даже если просто наблюдать за его поведением. Он держит себя в железных рукавицах. Не принимает ни капли алкоголя. И, несмотря на это, он производит впечатление «неразорвавшейся бомбы». Изысканная смесь: три четверти образованного джентльмена и одна четвертая суеверного дикаря. И эта последняя перевешивает, потому что — извини меня за вульгарность — капля дегтя портит бочку меда. Это и было теплое местечко, которое я для себя нашла. Да, моя дорогая: черный мужчина.
Вики не могла усидеть спокойно. Она нервно кружилась по комнате, на щеках у нее выступили красные пятна, по телу пробегала дрожь.
— Во всяком случае, он очень неглуп. Ты не можешь против этого возразить. И еще будучи ребенком, он понял, что обладает незаурядным умом. Какой-то английский пастор и немецкий врач занялись его воспитанием. Они забрали его от дяди-колдуна, который подрабатывал торговлей амулетами, продали за хорошую цену его талисманы из слоновой кости и получили достаточно денег на содержание необыкновенного ребенка. Жаль только, что дядя-колдун оставил на нем такой сильный отпечаток. Да… и я должна это переносить… по крайней мере, еще какое-то время. Зато тот научил его множеству вещей. Он видел, как дядя-колдун произносил заклятия, которые должны были убить человека, находящегося за сотни миль. Он в это верит, понимаешь? Он видел результаты. И всю жизнь пытался найти этому научное объяснение. Он все время повторяет: «Научные возможности человеческого мозга», и верит, что мозг обладает неограниченной силой, которую только он может покорить, поймать в сачок, как ловят бабочку, выявить ее возможности, точно определить и… использовать. Он обладает некоторой силой. Не стану спорить. Но не такой уж…
Внезапно что-то вдруг щелкает в его мозгу, и он превращается в настоящего дикаря. Но это ему не мешает, напротив. Благодаря этому маленькая Вики уже скоро получит то, чего желает. Разумеется, после твоей смерти, моя дорогая. Именно такой дикарь в костюме джентльмена вылез из него в пятницу вечером у Констеблей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26