А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Наутро Розалин чувствовала себя так, словно побывала на собственных похоронах. Верхом на коне она покорно пересекла реку вброд, держась на некотором расстоянии от Ястреба. Ее бесстрастный взгляд был устремлен на человека, ожидающего их на другом берегу. На его морщинистом лице читалось презрение и раздражение. Усилием воли Розалин заставила себя улыбнуться отцу, мысленно отметив, что только второй раз в жизни она видит на его лице проявление каких-то эмоций. Обычно Обри носил маску равнодушия и невозмутимости. Да, трудновато ей будет изображать радость по поводу этой встречи, когда папаша смотрит на Ястреба так, словно готов вцепиться зубами ему в глотку. Но, верная своему слову, она попыталась улыбнуться, встретившись с холодным взглядом отца.— Чтоб мне провалиться сквозь землю, если это не Медвежий Коготь! — воскликнул Два Пса, стоявший рядом с Обри.Розалин взглянула на горный хребет, возвышающийся над Грин-Ривер, и ахнула от изумления. Она с ужасом покосилась на Обри: как он отнесется к появлению своего заклятого врага? Зачем прискакал сюда старый отшельник? Узнав в кряжистом горце ненавистного Бодлера, Обри побледнел как мел и прохрипел:— Это ты, негодяй! Какого дьявола тебе надо? — Он обернулся к Ястребу и прорычал: — Зачем ты привел сюда своего отца? Ты знаешь, что я его ненавижу!— Я его не приглашал! — огрызнулся Ястреб, подумав, что, если не придержать язык, Обри разъярится еще больше.Между тем одинокий всадник приближался. Стоявшие рядом с Обри охотники попятились в предчувствии схватки между Дюбуа и Бодлером: никому не хотелось в нее ввязываться.Розалин спрыгнула с коня и встала рядом с отцом. Ей, разумеется, хотелось быть поближе к Ястребу, но это вызвало бы гнев Обри, и без того дрожащего от злости. Медвежий Коготь, не видавший своего соперника тридцать лет, спешился и смело пошел ему навстречу.— Какого дьявола тебе от меня надо? — крикнул Обри.— Я пришел к тебе с миром, — спокойно сказал Медвежий Коготь. — Прошло уже немало лет, Обри. Не пора ли положить конец нашей вражде?Обри смотрел на старого врага с неприязнью и горечью. Его сердце не могло смягчиться за несколько минут. Нахмурившись, он долго молчал, прежде чем задать насмешливый вопрос:— Ты всерьез решил, что достаточно лишь спуститься с гор и протянуть мне руку, чтобы стереть мои воспоминания? А ты не задавал себе вопроса, что мне горько и обидно смотреть на твоего сына, похитившего мою единственную дочь? Ведь он, будь я проклят, мог бы быть моим сыном! Моим, а не твоим! — Обри закашлялся и, окинув ненавидящим взглядом Ястреба и его отца, проговорил: — Когда я смотрю на него, я вижу тебя и ее…Сжав кулаки так, что побелели костяшки, он отвернулся, пряча непрошеные слезы.— Прошлого не изменишь, — вздохнул Медвежий Коготь. — Так зачем же его ворошить? Мы ведь думали, что ты погиб…— Вам этого очень хотелось! — обернувшись, поправил Обри, сверля врага презрительным взглядом. — Любопытно узнать, как долго вы меня дожидались? Неделю? Месяц? Я считал тебя другом, доверял тебе, а ты меня предал!Обри расправил плечи, гордо вздернул подбородок и сжал руку Розалин. Его дочери незачем присутствовать при этой ссоре, тем более что Ястреб, кажется, не посвятил ее в его тайну.— Не пытайся переубедить меня, Бодлер! Я не желаю видеть ни тебя, ни твоего сына. Условия договора выполнены, и я больше не считаю себя ни перед кем обязанным и забираю дочь в Сент-Луис. А тебе, Ястреб, не советую появляться на ярмарке будущим летом! Никто не купит у тебя ни шкурки. Да и другие товары покупать у тебя не станут.Ветер донес его резкие слова до ушей Аракаше. Старый вождь насупился: он молил духов, чтобы Дюбуа зарыл топор войны и положил конец старой вражде. Увы, тот, кто не может отпустить грехи самому себе, не простит и других.Медвежий Коготь хотел догнать отца с дочерью, поговорить с ними по душам, но Ястреб удержал его:— Пусть уходит! Обри слишком упрям, чтобы прислушаться к голосу разума. — Говоря это, Ястреб не отводил взгляда от любимой. — Его сердце зачерствело и, как высохший желудь, гремит в его груди. Ты слышишь?— Я спустился с гор и попытался с ним примириться ради вас с Розалин, — недоуменно посмотрел старик на сына. — Вот уж не ожидал, что ты сдашься без боя! Ну и черт с тобой! Упустил девчонку — теперь страдай!— Без боя? — прищурился Ястреб. — По-твоему, я должен был выхватить пистолет и поднять пальбу? А если бы Розалин погибла в перестрелке? У Дюбуа тоже есть оружие. Или ты посоветуешь нам с Обри выяснить отношения на уступе над водопадом? Если схватимся мы с Дюбуа, начнется война между его прислужниками и охотниками. А разве счастье можно построить ценой чужой жизни?— Ты прав, — понурился Медвежий Коготь. — Но я хотел, чтобы у вас с Розалин получилось то, что не вышло у нас с твоей матерью…— Не ты ли говорил, что рано или поздно нам придется расстаться? Так и случилось… — Ястреб умолк, охваченный воспоминаниями о счастливых днях с любимой. И вот теперь Обри уводил ее к своему фургону, готовому тронуться в путь.Если бы только Ястреб знал, чего стоило Розалин сдержать обещание и не оглянуться! Она была готова вырваться из рук отца и побежать к Ястребу. Но поступи она так, отец был бы вне себя от гнева. И тогда ярмарка превратилась бы в поле сражения.Обри тащил дочь к фургону, проклиная свалившегося как снег на голову Медвежьего Когтя: и дернул же его черт появиться здесь в самое неподходящее время! Обри отдал распоряжения своим людям, суетящимся у повозок, груженных пушниной и другими товарами, и усадил Розалин в один из фургонов.— Лучше сразу признайся, если тебя обидели или оскорбили! — прорычал он, пытливо глядя на дочь. — Я позабочусь, чтобы виновник жестоко поплатился!— Нет, отец, не беспокойся: все хорошо! — заверила его Розалин. — Ястреб оберегал меня от опасностей, а индейцы кроу оказали мне радушный прием, Можешь везти меня домой!Обри снова внимательно посмотрел на дочь, хотел было что-то сказать, но передумал и, кивнув, пошел к своему фургону в голове каравана.В пути отец почти не разговаривал с дочерью. Он распоряжался, орал на возниц и, словно торопясь скорее уехать подальше от ненавистных Бодлеров, гнал караван все дальше и дальше, почти не делая остановок.Изнурительные дневные переходы складывались в недели, люди и лошади выбились из сил. Розалин изнывала от тоски и одиночества. И поэтому она вздохнула с облегчением, когда на горизонте наконец-то показался Форт-Уильям: там она по крайней мере сможет отдохнуть, пока рабочие будут перегружать товары на лодки.Однако засиживаться в форте не входило в планы Обри: после ужина он приказал приступить к погрузке ящиков и тюков на лодки, с тем чтобы утром отчалить.В дверь каюты Розалин постучали, и, когда она отозвалась, перед ней предстал ее хмурый папаша. Розалин была удивлена его визитом: он избегал ее уже почти две недели. Она молча встала и вопросительно взглянула на отца.— Я полагаю, Ястребу и Медвежьему Когтю вряд ли хватило такта, чтобы не посвятить тебя в обстоятельства трагедии, случившейся со мной много лет назад, — напыщенно заявил он, не глядя на дочь.— Ты знаешь, что я любопытна, отец, — ответила Розалин. — Разумеется, мне захотелось выяснить причину ссоры, вспыхнувшей в тот вечер, когда меня похитили из Сент-Луиса. До этого мне не доводилось видеть тебя в гневе. И естественно, я постаралась узнать, почему ты так не любишь Бодлеров.— У меня имеются на то весомые основания, — убежденно заявил Обри. — Медвежий Коготь знал, что я влюблен в Бичипе. Но он поступил, как подлый трус! Дождался, пока я уеду, и начал обхаживать мою девушку. Честный товарищ сознался бы в своих чувствах и намерениях, а не обделывал бы свои грязные делишки у меня за спиной. И пока я искал деньги, чтобы начать свое дело, он развлекался с Бичипе. А я день и ночь думал только о ней! Мне пришлось задержаться в Сент-Луисе: торговля пушниной — дело не простое! И когда я наконец вернулся в горы, чтобы жениться на любимой, меня там ждало страшное разочарование. Обри махнул рукой и заметался по каюте.Розалин подумала, что Бичипе вряд ли соблазнилась бы деньгами Обри: она привыкла жить в горах, среди бедных соплеменников.— Ты не можешь себе представить, как я рыл потрясен! Аракаше сказал, что его дочь стала женой моего друга — Медвежьего Когтя и родила ему сына. Я не мог в это поверить, не допускал даже мысли о том, что мой лучший друг способен на такую подлость! — Обри перевел дух, несколько успокоился и продолжал: — После гибели Бичипе я покинул горы, надеясь забыть о прошлом. Но трагедия с Бичипе и предательство друга так глубоко меня задели, что я страдал от этого всю жизнь…— Папа! Если тебе тяжело об этом говорить, не будем вспоминать прошлое, — заметила Розалин, щадя чувства отца.— Но я хочу, чтобы ты знала все об этой скверной истории, — не унимался Обри, пытливо заглядывая дочери в глаза. — Так вот, я решил жениться. И тоже в основном ради того, чтобы забыть прошлое. Твоя мать была прекрасной женщиной, аристократкой…— Именно этим она тебя и привлекла, насколько я понимаю, — вставила Розалин. — Ты хотел придать своему делу аристократический лоск, не так ли?Обри резко обернулся и с негодованием посмотрел на дочь. Она поняла, что причинила отцу боль, и пожалела об этом. Обри разразился гневной тирадой:— Вступая в брак с Жаклин, я надеялся, что мы будем чудесной парой. Искренне верил, что со временем я ее полюблю. Но всякий раз, когда я глядел на твою мать, у меня перед глазами возникала Бичипе. А вспомнив о ней, я, разумеется, не мог не вспомнить и о том, что с ней случилось… Я думал, что сумею себя обмануть, притворяясь счастливым, старался, чтобы вы с Жаклин ни в чем не нуждались! Но муки совести не давали мне покоя. И тогда я решил переложить вину на бывшего друга Бодлера.Ведь что ни говори, именно он вывел меня из терпения своим предательством. Из-за него я впал в ярость и случайно толкнул Бичипе. Она погибла и унесла на тот свет мое сердце. Вот почему я не мог полюбить свою жену. Да, в этом моя вина…На глаза Обри навернулись слезы, но он взял себя в руки и, тряхнув головой, продолжал:— Возможно, тебе не удастся понять, почему меня так бесит уже сама фамилия Бодлер. Ты вдумайся, Дочка, ведь именно из-за Медвежьего Когтя моя жизнь стала адом. Я назвал тебя Розалин в память о своей любимой женщине, надеясь, что буду любить тебя так же, как любил ее… Но и здесь я столкнулся с неожиданностью: всякий раз, называя тебя по имени, я начинал думать о Бичипе. Между прочим, вы с ней похожи характерами: обе чересчур свободолюбивы и независимы. Теперь мне порой кажется, что я зря назвал тебя Розалин. Ты стала живым памятником той, которую я потерял.Розалин растерялась, не зная, как ей дальше вести себя с отцом. Между ними всегда было мало общего, а его откровенное признание причинило ей сильную боль. Разве можно наладить добрые отношения с человеком, если даже твое имя его раздражает?— Я догадываюсь, о чем ты думаешь, — сказал Обри, продолжая расхаживать взад и вперед по тесной каюте. — И я презираю себя за свое отношение к тебе, моей родной дочери. Я не хотел быть жестоким, но не мог и…Настойчивый стук прервал его на полуслове. Розалин показалось, что отец даже обрадовался этому. Вошел один из его помощников и вызвал Обри на палубу. Обри пожелал дочери спокойной ночи и поспешно вышел.Розалин села на койку и жалобно застонала. Она возлагала большие надежды на откровенный разговор с отцом. Но теперь ей стало ясно, что не стоит рассчитывать на перемены в их отношениях по возвращении в Сент-Луис. Ей суждено всегда вызывать у него только отрицательные эмоции. Попытка объясниться обернулась разочарованием. По щеке Розалин скатилась слеза, за ней — другая. Силы ее покинули, она уже не могла, как раньше, бороться за себя и свою любовь. Утрата любимого ее подкосила. И, пытаясь облегчить душевнее боль, которую она упорно скрывала на людях, Розалин наконец дала волю слезам. Глава 30 Устроившись в закутке между тюками с пушниной и бочками, Розалин уныло созерцала густые заросли на берегу и тусклые солнечные блики на темной воде. Вечерело. Вот уже два дня их торговая флотилия шла по Миссури. Все это время Розалин испытывала глубокую тоску. Неожиданно она услышала отдаленный рев и повернула голову: вниз по течению русло перекрывали два громадных валуна, а с них в глубокую пропасть низвергался водопад в седой пене. За ним Розалин увидела подстерегавшие их многочисленные отмели и пороги. Только бывалый лоцман мог провести их караван через этот каменный лабиринт.Розалин успокоилась, лишь услышав, как Обри отдает приказ стать на якорь: слава Богу, подумала она, отцу хватило ума не рисковать на ночь глядя. Разбив на берегу палаточный лагерь, путешественники сели ужинать у костра. Розалин, устроившись поодаль от других, первая услышала подозрительный треск и шорох в зарослях. Она насторожилась, предчувствуя недоброе: месяцы, проведенные в глуши, развили в ней шестое чувство.Обернувшись на шум, она вздрогнула и вскочила: тишину прорезал боевой клич индейцев, от которого кровь стыла в жилах. Обри и его люди тоже вскочили, но было поздно: не успели они схватиться за оружие, как их окружили индейцы кроу.Розалин попыталась спрятаться, но на нее навалился один из индейцев и связал ей руки. Лицо краснокожего было в устрашающей боевой раскраске. Розалин поняла, что эта встреча не сулит ей ничего хорошего. На поляну выехал вождь индейцев кроу Аракаше. На нем была накидка из разноцветных перьев, а морщинистое лицо покрывал замысловатый узор. В одной руке он держал круглый щит из шкуры бизона, в другой — копье, украшенное перьями и бусами. Вид у старца был грозный и решительный. Было ясно, что кроу ступили на тропу войны.В его глазах удивленная Розалин не уловила ни капли теплоты: они были холодны и враждебны и казались черными и бездонными. Взор вождя обратился на Обри. Воины вытащили его из толпы и, швырнув к ногам коня Аракаше, заставили опуститься на четвереньки.— Апица! — обратился к нему Аракаше. — Тридцать зим я оплакивал утрату своей дочери. Великий Дух нашего народа велел мне смириться с прошлым. Но ты, Апица, забыл о его заветах. Твое сердце полно ненависти, ты злее раненого зверя. Ты не хочешь забыть прежнюю боль, бередишь свою старую рану и разжигаешь злобу. Я объявляю тебе и твоим людям войну. Когда-то я называл тебя другом и радушно принимал в своем вигваме. Но ты поддался ярости и лишил жизни мою единственную дочь.Аракаше замахнулся копьем, словно намеревался пронзить им Апицу.— Ты отверг протянутую тебе руку дружбы, и я не могу тебя простить за все твои грехи. До поры я терпел чужеземцев вроде тебя и других бледнолицых, явившихся на нашу землю без приглашения. Но вы, пришельцы, привыкли брать, ничего не давая взамен. Кроу изгнали тебя со своих земель, но ты осмелился объявиться здесь со своим караваном, распугиваешь зверей и птиц, на которых мы охотимся. Вот за это и за все твои прежние провинности перед нашим народом ты будешь наказан.Вождь произнес несколько слов на своем языке, и воины принялись приторачивать к своим седлам тюки с мехами и бочонки с припасами. Аракаше махнул копьем на Розалин и, метнув огненный взгляд на Обри, произнес по-английски:— Отныне она будет моей дочерью, заменив погибшую по твоей вине, Апица! Ты узнаешь, что испытывает отец, лишившийся единственной дочери. Меха, которые ты скупил у трапперов и моих братьев, мы сами продадим и на вырученные деньги купим необходимые припасы и распределим между собой, как и другие твои товары.Великий вождь гортанно приказал своим воинам усадить Розалин на коня рядом с ним, посмотрел на Обри и добавил:— На рассвете тебя, Апица, и всех твоих людей посадят в лодки и пустят их по течению. Но все шесты и весла останутся на берегу: вашу судьбу решит Великий Дух. Аракаше указал копьем на ревущий у порогов водопад. — Я даю тебе шанс. Ты не смирился с тем, что Бичипе предпочла другого. Будет справедливо, если сам Великий Дух решит вашу судьбу. Если он проявит великодушие и ты останешься жив, не вздумай вновь объявляться в этих местах! Запомни, Апица: мои воины нападут на твоих людей, если они осмелятся нарушить границы земель кроу. Лишь тем из бледнолицых, кто будет жить в мире с нашим народом, мы разрешим охотиться и ставить капканы на зверя. Ты же не способен жить в ладу с самим собой и никогда больше не станешь другом кроу.С этими словами Аракаше взял лошадь Розалин за повод и поскакал по тропе вдоль берега, оставив своих воинов охранять пленных до рассвета.Розалин молчала, пока они с вождем не удалились на приличное расстояние от реки. Но вскоре ее терпение лопнуло, и она выпалила:— Я думала, что кроу — мои друзья! И поэтому разговаривала с Великим вождем от чистого сердца. Я понимаю, какая печаль живет в вашем сердце!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33